Большой схожести с действиями гитлеровцев частям НКВД придавали и показательные процессы над «врагами народа». Гитлеровцы устраивали публичные повешения партизан и коммунистов, и сталинские «соколы» точно так же принародно казнили активистов ОУН: «С целью запугать подполье и все население региона, следственные органы НКВД отобрали среди арестованных одиннадцать руководителей Организации для публичного суда. Националистов судили 29 октября 1940 г. открытым судом во Львове и всех, кроме одного, приговорили к смертной казни. Приговор исполнили 20 февраля 1941 г. С этой же целью в 1941 г. был проведен еще ряд показательных процессов по делу арестованных членов ОУН»[236].
К началу войны с Германией тысячи арестованных продолжали томиться в застенках НКВД. С ними нужно было что-то делать (нельзя же было их просто выпускать на свободу), и во Львове аппарат НКВД принял на себя роль Господа Бога, когда решил уничтожить этих людей прямо на месте, в подвале тюрьмы. Выстраивали в ряд людей, сколько уместится в тюремном коридоре, расстреливали, затем прямо перед погибшими выстраивали следующий ряд обреченных… Так были уничтожены три с половиной тысячи человек.
Во Львове аппарат НКВД принял на себя роль Господа Бога, когда решил уничтожить три с половиной тысячи человек в подвале тюрьмы…
…В годы краткой ресталинизации в СССР, когда главой коммунистического ЦК в результате подковерных интриг был избран Никита Хрущев, стали известны подробности того, как незадолго до описанных выше событий во Львове, в самом СССР в конце 1930-х гг. решали «проблему» с большим количеством «врагов народа». На Бутовском полигоне НКВД в Москве были вырыты рвы, в которые ежедневно сваливали друг на друга убитых. Тела слегка присыпали песком, поутру на бруствере выстраивали следующую партию «врагов», расстреливали, присыпали песком…[237] Когда ров заполнялся доверху, рядом выкапывали новый. Одно отличие: в подвале Львовской тюрьмы не было песка. Но и там, и там, как выяснилось впоследствии, мертвых часто сваливали на живых — на тех, кто не сразу погибал от расстрела: эти люди затем медленно умирали от удушья…
Именно такие особенности советского «освобождения» служили плодородной почвой для разрастания украинского национализма: после многочисленных бессудных расстрелов никого из тех украинцев, которые это видели и остались живы, а особенно тех, у кого от рук военных и НКВД погибли родные и близкие, уже не нужно было специально агитировать против советской власти. Причиной были зверства советской военщины, следствием — активизация и пополнение рядов ОУН. Совершенно неудивительно, что, по данным А. Гогуна, «на протяжении 1939–1941 гг. ОУН продолжала успешно набирать силу. Боевики, небольшие военно-терроритические группы ОУН участвовали в стычках с НКВД и даже РККА, а иногда проводили и теракты против представителей советской власти на местах»[238].
Причиной были зверства советской военщины, следствием — активизация и пополнение рядов ОУН.
Но не вся интеллигенция Западной Украины не приняла советскую власть: много было и тех, кто добровольно пошел на сотрудничество. Сложным оказалось положение духовенства. Митрополит Андрей Шептицкий в своем обращении к священнослужителям заявил: «Настала новая эпоха… Будем повиноваться власти, подчиняться законам настолько, насколько они будут не противны Божьему закону, не будем вмешиваться в политику и светские дела»[239]. Но именно о. Шептицкий повел мужественную борьбу за сохранность церковных приходов на Западной Украине: протестовал против закрытия монастырей, непосильных налогов на духовенство… Авторитет, которым пользовался митрополит, не позволял новой власти отважиться на прямые репрессии против него.
Политика и идеология влияли на экономику региона: советская власть привнесла на Западную Украину хозяйственную разруху и безработицу. В начале октября цена хлеба была в три раза выше, чем до прихода Красной армии, мяса — в 3,5 раза, возникли серьезные трудности со снабжением людей товарами первой необходимости. Во Львове без работы остались 27 тыс. человек, в Тернополе — 15 тыс., в Дрогобыче — 3 тыс.[240] и т. д.
Параллельно тоталитарные режимы Гитлера и Сталина делили, — как до того Финляндию, Польшу, Прибалтику и Галицию — другие части Европы: Вячеслав Молотов вдруг потребовал Буковину — для присоединения ее к Большой советской Украине. Ни Германию, ни СССР при этом не слишком интересовало ни мнение Румынии, в составе которой тогда находился этот край, ни тем более — проживавших там людей. Молотова, впрочем, совершенно не интересовало и то, что Буковина до того никогда не входила в пределы исторической Российской империи (и с чего, стало быть, ей входить теперь в империю СССР?).
Румынам пришлось в июне 1940 г. оставить административный центр Буковины — Черновцы, куда тотчас вступили советские войска. Всенародная поддержка «присоединения» здесь прошла с еще большим успехом для советской власти — даже быстрее, чем в Галиции. Повсеместно всех заподозренных в националистических настроениях арестовывали, расстреливали или, в лучшем случае, отправляли в лагеря на территории СССР. В поддержку практической реализации этих масштабных задач сталинского тоталитарного режима на оккупированных территориях 14 мая 1941 г. было выпущено постановление ЦК ВКП(б) «О выселении социально-чуждого элемента из республик Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Молдавии».
На стороне Германии: «Нахтигаль», «Роланд» и другие официальные части
В течение всего периода оккупации Украины германскими войсками с нацистской администрацией сотрудничали, по данным украиниста Джона Армстронга, около 220 тысяч украинцев[241], по сведениям Андрея Боляновского — 250 000[242]: в любом случае количество, которое вряд возможно назвать случайным.
С авангардом продвигавшихся на восток германских войск на землю Украины вступили и части ОУН «Нахтигаль» и «Роланд»: первая принимала участие во взятии Львова, вторую немцы отправили через Венгрию в румынскую Буковину. Офицерам этих украинских частей параллельно с национальными воинскими званиями присваивали воинские звания вермахта и даже вручали германские боевые награды: так, Роман Шухевич располагал званием капитана абвера (германской военной разведки) и был награжден двумя немецкими крестами и медалью[243]. Однако никакой экзотики в таком отношении германского командования к этническим украинцам не было: напомним, что многие уроженцы Западной Украины, принадлежавшие к старшим поколениям, еще до начала Второй мировой войны проходили обучение и службу в германской армии; кроме того, большинство из них в прошлом были подданными Австро-Венгрии. Тот же Роман Шухевич еще в 1938 г. добровольно прошел в Мюнхене курс подготовки при военной академии и получил начальный офицерский чин в германской армии.
Батальон «Нахтигаль», которым командовал лично Шухевич, 24 июня «участвовал в прорыве советской обороны… потом маршем, не вступая в бои, пошел на Львов и 29 июня рано утром вошел в город, где сразу же взял под охрану ряд объектов, в том числе и радиостанцию»[244]: именно с помощью оборудования этой радиостанции на следующий день, 30 июня, будет провозглашен Акт о независимости Украины.
На украинской земле сами бандеровцы и многие местные жители безусловно приветствовали новую германскую власть. Многочисленные кадры кинохроники, фотографии и документы подтверждают это. Именно на основании этих свидетельств, которые ни у кого, кажется, не вызывают сомнений в своей подлинности, бандеровцев и тех, кто их поддерживал на украинской земле, принято называть «предателями».
Однако возмущаться появлением на улицах галицийских городов транспарантов с приветствиями Гитлеру и вермахту, особенно после близкого знакомства их жителей с НКВД, по меньшей мере бессмысленно. Джон Армстронг, например, подтверждает, что именно «ужас последних дней советской оккупации» заставил этих людей «смотреть на немцев как на ниспосланных провидением освободителей», а «тесная связь бандеровских лидеров с одетыми в серое солдатами вермахта весьма повышала их престиж в глазах соотечественников»[245]. Иными словами, жители Галиции в первую очередь сами приветствовали германские войска и уже во вторую — бандеровцев, которые, таким образом, лишь оказались «в нужное время в нужном месте» и потому получали моральное право говорить от имени Западной Украины.
При этом еще до формирования военных частей «Роланд» и «Нахтигаль» Роман Шухевич инициировал создание отрядов Дружины украинских националистов (ДУН). Позиция ОУН заключалась в том, чтобы «использовать возможность организовать и обучить с помощью немецких военных чиновников украинские отряды. Предполагалось с началом военных действий широко развернуть собственную антибольшевистскую борьбу, перейдя с революционно-подпольных к повстанческим действиям. Для этого необходимо было формировать свои собственные военные силы. На территориях, очищенных от большевистских оккупантов, провозгласить восстановление независимости Украинской державы, создать ее правительство и начать строить независимую государственную жизнь, не оглядываясь на планы Гитлера»[246] — наивные предположения, особенно в той части, где речь идет о нежелании «оглядываться на Гитлера». Но именно с этими целями Бандера и другие лидеры ОУН неоднократно встречались с высшими офицерами вермахта и политического руководства Германии. Напомним, что по данным Николая Посивнича, Степан Бандера встречался 3 июля 1941 г. в Кракове с заместителем государственного секретаря Германии Эрнстом Кундтом: Кундт тогда будто бы (хотя это очень похоже на правду) без обиняков заявил, что право формировать новое государство принадлежит только фюреру и его вермахту.
При этом еще до формирования военных частей «Роланд» и «Нахтигаль» Роман Шухевич инициировал создание отрядов Дружины украинских националистов (ДУН). Позиция ОУН заключалась в том, чтобы «использовать возможность организовать и обучить с помощью немецких военных чиновников украинские отряды. Предполагалось с началом военных действий широко развернуть собственную антибольшевистскую борьбу, перейдя с революционно-подпольных к повстанческим действиям. Для этого необходимо было формировать свои собственные военные силы. На территориях, очищенных от большевистских оккупантов, провозгласить восстановление независимости Украинской державы, создать ее правительство и начать строить независимую государственную жизнь, не оглядываясь на планы Гитлера»[246] — наивные предположения, особенно в той части, где речь идет о нежелании «оглядываться на Гитлера». Но именно с этими целями Бандера и другие лидеры ОУН неоднократно встречались с высшими офицерами вермахта и политического руководства Германии. Напомним, что по данным Николая Посивнича, Степан Бандера встречался 3 июля 1941 г. в Кракове с заместителем государственного секретаря Германии Эрнстом Кундтом: Кундт тогда будто бы (хотя это очень похоже на правду) без обиняков заявил, что право формировать новое государство принадлежит только фюреру и его вермахту.
…И ведь не только жители Западной Украины охотно сотрудничали с вермахтом и частями СС: для сотен тысяч и даже миллионов представителей других народов приход германских войск представлялся освобождением от большевистского ига. И далеко не только попавшие в плен солдаты и офицеры вынужденно переходили на сторону врага: часто люди брали в руки оружие, чтобы воспользоваться германской оккупацией для возвращения всего того, что было отнято у них во времена СССР. Так, из 2 000 000 иностранных граждан, воевавших на стороне вермахта, 310 000 были этническими русскими; вторыми по численности (по данным Боляновского) были украинцы — 250 000 человек[247] — при том, что это был более-менее точно учтенный «официальный» контингент. На самом деле участников всех украинских частей, тем более сформированных из гражданского населения, было значительно больше, многие из них вели борьбу на несколько фронтов, включая противостояние одновременно и Германии, и СССР. Фактически все эти люди — как воевавшие официально на стороне вермахта, так и самочинно взявшие в руки оружие, отстаивали независимость своей Украины — так, как они ее себе представляли.
Многие участники украинских формирований вели борьбу на несколько фронтов, включая противостояние одновременно Германии и СССР. Но фактически все они отстаивали независимость Украины.
В том, что касается Западной Украины, то все усилия по фальсификации выборов, подготовке «добровольного» присоединения ее территорий и вся тщательная, проведенная накануне германского вторжения «работа» НКВД и советской пропаганды пошли прахом: оказалось, что «врагов народа» на Западной Украине оказалось намного больше ожидаемого — практически весь народ. Который теперь единодушно приветствовал тех, против кого, по расчетам Сталина, должен был воевать.
С самого начала войны Германии с СССР все говорило о том, что выбор в пользу Германии, который сделали многие простые украинцы (а не только активисты ОУН) был единственно возможным хотя бы на время. Не только на Западной Украине, но и на землях Восточной Украины местные жители при содействии вермахта восстанавливали тот уклад и порядок жизни, от которого они не успели отвыкнуть даже за годы советской оккупации. В Житомире, например, «были вновь открыты школы, включая две гимназии и педагогический институт… экономическую жизнь стимулировало возобновление работы сахаро-рафинадного завода и других промышленных предприятий; были вновь открыты рынки, поощрялось частное предпринимательство»[248]. Кто в здравом уме в таких условиях захочет вернуться к советскому укладу жизни, глубоко чуждому для собственника-украинца? Только те, кто не привыкли сами работать, но стремились пользоваться плодами чужого труда — партийные и советские номенклатурщики, многочисленные представители силовых структур, бездельники всех мастей, процветавшие при советской власти. Режим капиталистического хозяйствования был для них, что кость в горле.
Кто захочет вернуться к советскому укладу жизни, глубоко чуждому для собственника-украинца? Только те, кто стремились пользоваться плодами чужого труда — партийные и советские номенклатурщики, бездельники всех мастей, процветавшие при советской власти.
Были и такие эпизоды, о которых совсем не принято вспоминать в современной России — такие они представляют неудобства для пропаганды официального государственного патриотизма. Например, сразу после начала войны Германии с СССР в июне 1941 г. на территории Западной Украины вспыхнули восстания против советской власти: в районе Самбора, в пригородах Подгайца и Монастыриска активные жители взяли на себя роль полицейских и разогнали колхозы, не ожидая прихода немецких частей[249].
Независимость № 2
Через несколько дней после нападения Германии на СССР, 30 июня 1941 г., ОУН-Б провозгласила по радио из Львова восстановление независимого Украинского государства во главе с соратником Бандеры Ярославом Стецко. Звучали слова о «содружестве» с рейхом. Но, строго говоря, «суверенность» государства, которое пытался возродить в Украине Степан Бандера, можно было бы подвергнуть сомнению с самого начала только из-за того, что когда группа ОУН-Б под руководством Ярослава Стецко попыталась занять для заседания «Народного собрания» и оглашения «государственного акта» здание Львовского государственного театра, ей было в этом отказано: театр использовался под нужды германской армии, а украинцам досталось скромное помещение общества «Просвита»[250], где вечером 30 июня 1941 г. и был провозглашен этот акт.
Из Акта провозглашения украинского государства.
Львов. 30 июня 1941 г.:
«По воле украинского народа Организация украинских националистов под руководством Степана Бандеры объявляет о воссоздании украинского государства… Организация украинских националистов, которая… в течение прошедших десятилетий москальско-большевистского рабства продолжала упорную борьбу за свободу, призывает весь украинский народ не складывать оружия до тех пор, пока суверенное украинское государство не сформируется на всех украинских землях… Да здравствует суверенное украинское государство!.. Да здравствует глава Организации украинских националистов Степан Бандера!»[251].
Провозглашением этого акта Бандера и Стецко явно пытались «бежать впереди паровоза», причем делали это сознательно, поскольку отдавали себе отчет в том, какую это вызовет негативную реакцию нацистского руководства в Берлине: они спешили, потому что хотели поставить государства оси перед свершившимся фактом и, таким образом, не дать им возможности оспорить свое право на лидерство в этом вопросе. Не тут-то было: бонзам рейха, и прежде всего Гитлеру, было абсолютно наплевать на эти жалкие попытки объявить «самостоятельность» на оккупированной территории. Германии вовсе не нужна была самостоятельная Украина, ее территория рассматривалась исключительно как источник человеческих и сырьевых ресурсов, которые следовало беспощадно эксплуатировать для нужд рейха.
Совсем вскоре, 6 июля 1941 г. к Гитлеру письменно обратился лидер старой ветви ОУН — Андрей Мельник. В этом обращении, под которым он подписался как «полковник в отставке» (вместе с ним его подписали также несколько бывших офицеров Украинской республиканской армии), он просил, чтобы ему разрешили принять участие в борьбе с большевизмом.
Из обращения группы офицеров в отставке Украинской республиканской армии к фюреру Германии Адольфу Гитлеру.
Рим. 6 июля 1941 г.:
«Мы, старые борцы за свободу в 1918–1921 годах, просим, чтобы нам вместе с нашей украинской молодежью позволили принять участие в крестовом походе против большевистского варварства. За двадцать один год оборонительной борьбы мы принесли кровавые жертвы и страдаем особенно в настоящее время от ужасного избиения многих наших соотечественников. Мы просим, чтобы нам позволили плечом к плечу с легионами Европы и нашим освободителем — германским вермахтом… создать украинское военное формирование»[252].
В дальнейшем произошло то, чего скорее всего не ожидали ни Бандера со Стецко, ни Андрей Мельник. Во-первых, 9 июля во Львове был арестован Стецко со товарищи, практически одновременно в Польше — сам Бандера, другие его сторонники — в Берлине. Всех свезли в столицу рейха, где долго и тщательно допрашивали: немцы предлагали Бандере отозвать «государственный акт», но он не соглашался.