Так сказал ему Альтаир той ночью, когда они расставили все по своим местам. Рустам не знал, что сказал агент ассасинов Зерибу, раз тот, запоздало узнав в Рустаме человека, которого должно убить, без колебаний предпринял попытку сделать это. Впрочем, Рустам ведь знал, что ассасины не всегда убивают собственными руками – порой для этого куда проще использовать руки тех, кого жертва давно и хорошо знает. Но зачем, думал Рустам, пока копыта его коня грохотали по мостовой, зачем ассасинам теперь его убивать? Ради тела кошки? Нелепость... Альтаир?.. Еще большая нелепость – он сам бы давно освободился, если в хотел, к тому же Рустам ясно видел, что на этот раз стреляли и в него. И хотели убить всех. «Надеюсь, он ушел от них, как и я», – подумал Рустам – и поразился, осознав сущность этой мысли. В конце концов, что ему до этого раба? Этого безумно опасного, неуправляемого раба, который твердо намерен добраться до Ибрагима-паши? И что с того, что этот раб спас Рустама от клинков ассасинов и бесовских когтей...
Дворец паши высился на самом видном месте города, огромные купола его закрывали небо. Подъезжая к мосту, пересекавшему ров перед воротами, Рустам заставил коня сбавить шаг. Следовало успокоиться. Как шимран охраны паши, он имел право являться к владыке в любое время. Но все, что происходило сейчас, было слишком странно, и он не хотел вызывать лишних подозрений.
И все же дыхание его оборвалось, а руки сами собой натянули поводья, когда он увидел человека, небрежно опиравшегося о колонну в основании моста и явно поджидавшего кого-то...
– Рад видеть тебя в добром здравии, – сказал Альтаир, когда они поравнялись. – Ты отменно скачешь даже на полузагнанной лошади.
– А ты отменно скачешь даже по наклонным карнизам, – сказал Рустам. – Как ты добрался сюда?
– По крышам. Если за что и стоит любить ваш напыщенный город, так это за крыши, очень удобные для быстрого бега.
Рустам лишь в молчаливом удивлении покачал головой. Ассасин ухмыльнулся.
– Но довольно любезностей. Дай-ка я теперь возьмусь за твое стремя и смиренно пойду рядом, как подобает покорному рабу.
– Ты что, всерьез думаешь, что я проведу тебя во дворец?!
– А ты всерьез думаешь, будто у тебя есть выбор? Что ты скажешь своему господину? Что раб, за которого он отдал десять тысяч золотом, хотел следовать за тобой к трону великого паши, а ты его прогнал?
Рустам скрежетал зубами, глядя в это улыбчивое, безмятежное лицо.
– Держись за стремя и не поднимай головы, – процедил он наконец, и Альтаир без единого слова подчинился ему с покорностью, которой и наруч повиновения не смог бы обеспечить.
– Стой, кто идет! – окликнула его стража, лишь только копыто коня ступило на мозаичные плитки моста.
– Я Рустам иб-Керим, шимран Ибрагима-паши! – крикнул Рустам в ответ, изумляясь твердости своего голоса. – Веду к нему раба, за которым ездил в Ильбиан. Паша пожелает немедленно узреть его, так что не смей задерживать меня!
Разумеется, они не посмели. Только спросили, не изволит ли сиятельный шимран препоручить заботам дворцового конюха лошадь, которая явно выбилась из сил, и предложили позвать слугу, чтобы помог нести груз. Но Рустам лишь молча взвалил закутанное в покрывала тело кошки на плечо. Оно было совсем легким.
Во внутреннем дворике, открывавшемся за воротами, было тихо и пусто – лишь величавый павлин гордо прохаживался по портику. Дворец отходил ко сну, передняя, мужская половина опустела; если паше и его приближенным угодно развлекаться в это время, то делают они это не здесь, а в задней части дворца. Впрочем, тогда приглушенный шум доносился бы и сюда – а раз ничего не слышно, должно быть, паша сегодня один предается утехам в своем гареме... или в спальне с наложницей... или, быть может, заканчивает разбирать государственные дела в одной из палат и готовится вскоре отойти ко сну.
Караульные стражи неподвижными статуями стояли попарно у каждой двери, и, проходя мимо них, Рустам скрежетал зубами, борясь с желанием приказать им немедленно схватить человека, идущего рядом с ним, и связать его. Останавливало шимрана лишь то, что Альтаир наверняка не сдастся без боя, и даже если не сбежит, как в прошлый раз, то с большой вероятностью будет убит, а этого Рустам никак не мог допустить. Довольно и того, что он не уберег наложницу своего владыки.
Журчали фонтаны внутренних двориков, чирикали канарейки в развешенных под потолком клетках, гравий шелестел под ногами.
– Твоя взяла, во дворец ты пробрался, проклятый, – сквозь зубы проговорил Рустам, когда они миновали последний караул и оказались во внутренней части дворца. – Но дальше ты...
И тут он понял, что вот уже несколько мгновений по гравию шелестит не две пары сапог, а одна.
Резко обернувшись, Рустам окинул взглядом дворик, в котором оказался. Он был один.
– Альтаир!
Ни тени, ни шороха. Ассасин как сквозь землю провалился – хотя на самом деле, конечно, просто скользнул в один из множества боковых коридорчиков. Что ж... Он не знает как следует лабиринта здешних переходов. А Рустам знает. И теперь ему ничто и никто не возбранит поднять тревогу...
Он развернулся, чтобы шагнуть к двери, через которую вошел, и застыл, занеся ногу для шага.
Бронзовый наруч, лежащий на полу среди гравия прямо на его пути, матово отблескивал в свете настенных ламп. Рустам медленно наклонился и поднял его. Металл был теплым, еще не остывшим от жара человеческого тела.
Стиснув зубы, Рустам вновь развернулся и решительно зашагал в глубь дворца.
Он прошел несколько темных, неосвещаемых галерей, не слыша иных звуков, кроме собственных шагов. Затем толкнул створчатые двери – и оказался лицом к лицу с низкорослым кряжистым человеком. Красное перо на шлеме отличало иншара, высший чин в охране паши. Надменное скуластое лицо его было незнакомо Рустаму – должно быть, тот вошел в должность, пока он отсутствовал. Иншара сопровождали двое солдат в форме личной охраны Ибрагима. Завидя Рустама, иншар поднял руку, и длинные наконечники копий со звоном скрестились за спиной шимрана.
– Стой и отвечай! Кто ты и как оказался здесь? – властно спросил иншар, смерив Рустама презрительным взглядом.
Рустам склонил голову, дернул было правой рукой, привычно готовясь сложить ладони в жесте наивысшего уважения, – но совсем позабыл, что левая его рука удерживает на плече тело кошки. Пришлось ограничиться простым поклоном, что, похоже, лишь увеличило презрение, с которым иншар глядел на Рустама.
– О иншар-бей, я – Рустам иб-Керим, старший шимран. Десять дней назад был послан в Ильбиан нашим владыкой с особой миссией, о выполнении которой уполномочен доложить в любое время дня и ночи. Я должен немедленно видеть пашу, о иншар. Но прежде позволь сообщить тебе, что во дворец проник...
– Рустам иб-Керим, – протянул иншар, и его пальцы, придерживавшие кушак, скрючились, будто когти коршуна, загребающие добычу. – Как же, как же, наслышан о тебе. Что-то ты задержался в пути.
– На то были причины. Прошу, выслушай меня. Сейчас здесь находится...
– А что это ты несешь? – Прищуренные глаза остановились на подозрительном свертке, тонкие ноздри брезгливо затрепетали.
– Да послушай же ты меня! – взорвался Рустам, взбешенный тем, что на него, шимрана, смотрели будто на последнего из рабов. – Сейчас где-то в этих галереях скрывается ассасин! Ибрагим-паша в опасности! Подними тревогу и вели обыскать дворец, пока...
– Ассасин, – кивнул иншар, прищурясь еще сильнее. – Ну да, разумеется. Ты опоздал со своим донесением, шимран – ассасины здесь со вчерашнего дня и с ведома нашего владыки. Так что выслужиться тебе не удастся. Отвечай, что ты несешь.
Рустам стиснул зубы. Стражники за его спиной не шевелились, но явно были готовы выполнить первый же приказ иншар а.
– Я не могу сказать тебе, – тихо проговорил он. – И никому, кроме Ибрагима-паши. Вели проводить меня к нему.
– Всенепременнейше, – протянул иншар, и прищур его совершенно скрыл хищно поблескивающие глаза. – Именно таков был приказ нашего владыки – едва объявится Рустам иб-Керим, в сей же час препроводить его к сиятельнейшему паше... Только прежде отдай мне свой ятаган.
Рустам застыл. Обычных просителей, разумеется, обезоруживали, прежде чем допустить пред очи владыки, но на Рустама, как офицера паши, это не распространялось. Однако не было времени спорить – Альтаир, может статься, уже теперь ближе к покоям Ибрагима, чем Рустам, а этот заносчивый болван с красным пером ничего не желает слушать. Почти не скрывая досады, Рустам сорвал с пояса ятаган и заставил себя как можно почтительнее протянуть его иншару. Тот взял оружие, чуть выдвинул клинок из ножен, окинул оценивающим взглядом – и Рустам понял, что, скорее всего, своего меча больше никогда не увидит.
– Хорошо. Идем, – сказал иншар и сделал чуть заметный знак своим сопровождающим. В спину Рустама грубо ткнулось древко копья. Он пошел вперед, крепко придерживая труп демоницы, так и норовивший соскользнуть с плеча.
Иншар шел впереди, и все двери, словно по волшебству, распахивались перед ним. Рустам старался не оборачиваться, хотя мрачный грохот сапог стражей за спиной изрядно действовал ему на нервы. Все это было весьма странно, и чем дальше, тем меньше ему нравилось. Проходя мимо галерей, он окидывал их взглядом в поисках малейшей тени, но так ничего и не увидел.
– Иншар-бей, – вдруг вспомнив что-то, окликнул Рустам шагавшего перед ним человека. – Ты сказал, что ассасины здесь со вчерашнего дня...
– Уж не знаю, откуда тебе это известно, – не оборачиваясь, процедил иншар. – Но даже если так, это не твоего ума дела.
Рустам умолк, лихорадочно соображая. Могло ли быть так, что нападение на него у ворот Аркадашана также произошло с ведома паши? Или ассасины всего лишь пытались замести следы своего провала? Но тогда они вряд ли бы стали осведомлять Ибрагима о своем присутствии в городе...
– Стоять, – приказал иншар, и Рустам огляделся. Ему был незнаком коридор, которым его провели, и дверь, перед которой они стояли. Вокруг располагался широкий предпокой с высоким потолком и рядами ниш вдоль стен. Должно быть, это один из личных покоев Ибрагима...
– Теперь, – маслено улыбаясь и подергивая большими пальцами отворот кушака, проговорил иншар, – ты отдашь мне свой сверток.
– Иншар-бей...
– Ты понимаешь, что мне ничего не стоит отобрать его у тебя силой, однако я не хочу поднимать шум и тревожить нашего владыку. Слушайся, шимран, – быть может, это отчасти облегчит твою участь.
«Мою участь?» – мысленно повторил Рустам, чувствуя, как по спине пробегает холодок.
– Иншар-бей, молю вас, позвольте мне поговорить с Ибрагимом-пашой.
– До чего упрямый щенок, – ни к кому не обращаясь, недовольно сказал иншар и, подняв правую руку, чуть заметно шевельнул кистью.
Рустам знал, что он сделает это, еще прежде, чем его пухлая ладонь покинула пояс, – никогда не подводившее чутье вновь исправно ему послужило. Он рванулся в сторону, одновременно откидывая корпус назад – так, что сам едва устоял на ногах, – и услышал сдавленный вопль стражника, которому смердящий труп, завернутый в одеяла, саданул по голове. Рустам отпрыгнул, ожидая удара, и, перехватив мертвую кошку, сбросил ее со своего плеча наземь. Облегчение, которое он ощутил, когда трупный запах перестал бить ему в лицо, улетучилось, когда он увидел лицо иншара, по-прежнему стоявшего у двери с приподнятой рукой и выражением непередаваемого изумления на лице.
Из правого глаза его торчало оперение дротика.
Стражи – оглушенный Рустамом успел подняться и начал было браниться, но тут же смолк – смотрели на своего иншара с таким же потрясением, что и Рустам. Затем оба, как по команде, уставились на него, видимо, пытаясь сообразить, как он умудрился пронести оружие и, главное, когда и каким образом его использовал. Задача эта явно была не под силу их умам, поэтому они оставили попытки решить ее и разом выхватили ятаганы.
Но, разумеется, не успели ими воспользоваться.
Рустам смотрел, как от стены отделяется тень, еще мгновенье назад от нее неотличимая. Ниша! О богиня Аваррат, ну конечно же... Меч Рустама был на поясе иншара, рухнувшего наконец на пол, – слишком далеко, так что шимрану оставалось лишь наблюдать за стремительным танцем стального пера по багровой бумаге, выводящего смертельно прекрасные письмена.
Когда два тела без звука осели на пол, человек, убивший их, резким движением стряхнул кровь с меча. Веер алых брызг оросил дверь в покои Ибрагима-паши. Знакомая белозубая улыбка приветливо сверкнула в полутьме.
– И вновь рад тебя видеть, шимран-бей, – вкрадчиво сказал Альтаир.
Увы, на сей раз Рустам не мог ответить ему тем же.
– Вижу, ты не поблагодаришь меня...
– Благодарить тебя? – дрожащим от гнева голосом повторил Рустам. – Ты только что пытался меня убить. Этот дротик, – он указал на окровавленную глазницу иншара, – предназначался мне. Если бы я в тот миг не ушел с пути, он вонзился бы в мой затылок.
И снова он слышал довольный смех ассасина – тот самый смех, что порой удивлял его, но сейчас был ему ненавистен.
– Жаль, что Старый Ястреб не обратил на тебя внимания, пока ты был ребенком, – все еще смеясь, сказал Альтаир. – Из тебя мог бы выйти недурной ассасин.
– Я никогда не стал бы таким, как ты, – огрызнулся Рустам.
– Это верно, – широко улыбнулся Альтаир. – Ты все же не настолько хорош. У тебя есть мозги, но недостает твердости. Ты не заметил, что с тех пор, как мы пересекли черту города, я выполнял за тебя всю грязную работу? Сперва у ворот, теперь здесь... Стыдно, шимран!
«Он пытается отвлечь мое внимание», – сказал себе Рустам, изо всех сил стараясь не отводить глаз, хотя то, что он сейчас ощущал, более всего походило на замешательство.
Он знал, что должен кричать, должен поднять тревогу – ведь за этой дверью наверняка стоят охранники паши. Впрочем, тогда бы они уже прибежали на шум... и лишили бы его последнего разговора с человеком, который смотрел на него сейчас взглядом кота, уставшего забавляться с мышью и наконец загнавшего ее в угол. Рабское клеймо на щеке ассасина искажалось от улыбки и в неверном свете ламп непостижимым образом делалось похожим на изображение ястреба.
– Почему? – спросил Рустам. – Почему они пытались меня убить?
– А то ты еще не понял! – насмешливо сказал ассасин. – Ну же, не разочаровывай меня – ты решал задачки и посложнее. Вся вина твоя в том, что ты узнал слишком много – и, с твоим умом, способен понять еще больше. Я говорил тебе, паше не нужны умные рабы.
– Он мог бы сперва хотя бы выслушать меня...
– А зачем? Чтобы отбиваться от твоих упреков? Чтоб посмотреть в глаза тому, кто верно служил ему и кого он с легкостью предал? Он не настолько отважен, Рустам.
– Ты лжешь. Все это лишь твои домыслы...
– Да, – согласился Альтаир. – Строить домыслы – это то, чему также обучают ассасина. Иногда это бывает полезно.
Он убрал ногу с тела иншара, в которое упирался все это время, и оно грузно осело еще ниже.
– Но тебе, Рустам-бей, я поистине благодарен. Без тебя я не зашел бы так далеко. Без тебя я вряд ли нашел бы путь сюда – говоря по правде, я не знал, где сейчас находится Ибрагим, и не был уверен, что отыщу его прежде, чем меня самого отыщут стражники, когда ты поднимешь тревогу... К слову, почему ты этого не сделал?
– Я пытался, – мрачно ответил Рустам.
Изогнутые брови ассасина удивленно приподнялись – и дрогнули, когда он вновь беззвучно расхохотался.
– Но этот дурень тебе не поверил, верно? – он пнул сапогом поверженного иншара. – Ты был бы куда лучшим иншаром, чем он. Но увы... Прощай, шимран-бей.
И он повернулся, чтобы войти в покои владыки Аркадашана.
Клинок Рустама оставался вне досягаемости, но тело одного из солдат лежало совсем рядом. Лишь только взгляд ассасина отпустил Рустама, шимран согнулся и кинулся в сторону, на бегу подцепляя с пола копье. Он был быстр, очень быстр, ни один из шимранов Ибрагима-паши не сравнился бы с ним в этот миг, и, выпрямляясь, он метнул копье вперед, в спину человека, стоявшего меж ним и дверью...
Только человека этого уже не было у двери.
Копье гулко врезалось в ажурную сталь и со стуком упало на пол. Не теряя ни мгновенья хотя бы на то, чтоб осмотреться, полностью доверившись инстинкту, Рустам метнулся вперед и сорвал с пояса мертвого иншара свой ятаган. Еще мгновенье – и он загородил дверь, вжавшись в нее спиной и выставив перед собою клинок.
Альтаир стоял в пяти шагах дальше по коридору, возле тела женщины-кошки, и смеялся со смесью одобрения и удивления.
– Ах, как хорош! – восхищенно проговорил он, блестя в полумраке белками глаз. – Еще один такой трюк, и я пожалею, что собирался тебя убить. Но довольно глупостей, маленький шимран. Когда вас было десятеро против меня одного, у тебя еще оставался шанс. Но теперь его нет. Мой путь идет дальше, а твой окончится здесь. И я даю тебе право выбрать, завершишь ли ты его живым, если уйдешь с дороги, или мертвым, если продолжишь упорствовать.
Рустам слушал его спокойную, нарочито витиеватую речь, глубоко и тяжело дыша. Рукоять меча взмокла в руке. Он знал, что каждое слово ассасина было истиной.
И все же не мог выбирать.
– Я не предам моего господина.
– Почему? Он ведь первый осквернил себя вероломством.
– Это всего лишь твои слова. Но даже если и так, сам я не оскверню себя клятвопреступлением.
– Это гордыня, Рустам, – смеясь, сказал Альтаир. – Разве этому тебя учит Аваррат?
– А чему она учит тебя? – выпалил тот. – Бессмысленной мести, которая никому не принесет облегчения? Ты же не выйдешь живым отсюда, Альтаир, и сам это знаешь. Никто не выживет – ни Ибрагим, ни я, ни ты сам.
– Что с того? – с холодной беспечностью отозвался Альтаир. – А хотя, впрочем, тебя мне немного жаль. Потому еще раз предлагаю: уйди с дороги.
– Я знаю, – лихорадочно продолжал Рустам, – что воины Ибрагима убили твоих близких... что он взял твою сестру. Но мир так устроен, Альтаир. Была война, и она велась так, как войны всегда велись и всегда будут вестись. Твой гнев понятен, но несправедлив. Если бы родные всех тех, кого ты убил, начали на тебя охоту, во что превратилась бы твоя жизнь?