Кухня, вся в бело-голубых тонах, напоминала медицинский кабинет. Я достал водки, плеснул себе и Саше.
– Говори! Уж не жениться ли надумал? – Усмешка искривила мой рот.
– Это она убила Эмму Китаеву, – вдруг услышал я и на какой-то миг окаменел. Даже шею повернуть не смог.
– Повтори, что ты сказал?
– Мы были там, в Сухово, она все видела, вас и Эмму, вас вместе… Она еще тогда сказала мне, что убьет ее. Я Марину отговаривал, но она… с ней невозможно было спорить, она уперлась… Мы заехали в хозяйственный магазин, и она купила там крысиный мор. Потом всю дорогу домой плакала и планировала, как она ее убьет, как растворит яд в кофе или еще в чем… Она была не в себе. Я с трудом ее успокоил, пришлось даже дать успокоительное. Она уснула. И я вернулся к себе домой. А на следующее утро она позвонила мне и сказала, что мы едем в Панкратово, что Эмма там, ей это точно известно!
– Но как она узнала? Она не могла этого знать! – вскричал я, не желая верить услышанному. – Это просто невозможно! Ты хочешь сказать, что сам отвез ее туда?
– Да. – Он опустил голову. – Она сказала мне, что хочет просто поговорить с ней. Ну я и подумал, что в этом нет ничего страшного…
– А ты не подумал, почему она не может поговорить с ней здесь, в Москве?
– Если бы она сказала мне полететь в космос, я бы полетел с ней, – буркнул он.
– Когда это было?
– Третьего августа.
– Куда ты ее привез?
– В Панкратово, в лес. Я хотел подождать ее там, но она сказала, что ее не нужно ждать, что разговор будет долгим и что потом, когда все будет кончено…
– Она так и сказала: кончено?
– Да, она так сказала, но я сначала не понял… Ну не мог я поверить, что она способна на такое…
– Она была не в себе? Ты видел, что она не в порядке, и что? Ты уехал?
– Да она так орала на меня! Оскорбляла, наговорила мне кучу гадостей… Я разозлился и уехал. Подумал, что, может, это и к лучшему, что меня там не будет. Я вообще ни при чем. Я просто привез ее. Это мог сделать любой таксист.
– Значит, ты уехал, и что потом? – Новая беда наваливалась на меня всей тяжестью, мой мозг отказывался воспринимать картину убийства в лесном доме, где моя женушка, исполняя главную роль, орудует окровавленным ножом, всаживая его в разные части двух ни в чем не повинных молодых женщин. – Ты хотя бы знал, Эмма уже там или нет?
– Я не знаю… Мы въехали в лес, я высадил Марину и по ее просьбе уехал.
– И что было потом? Она тебе звонила? Ты видел ее после этого?
– Да, на следующий день. Но, думаю, и вы тоже видели ее, уже четвертого, утром?
– Я не видел ее, – заскрежетал я зубами, вспоминая, как, договорившись о встрече с Эммой на пятое августа, у нее в кафе, я весь остаток дня, вечер и половину ночи провел за компьютером, работая над ее усадьбой. Я позвонил домой и предупредил Марину, что не приеду ночевать, что посплю в своем кабинете на диване. Марина еще возмутилась, сказала, что не уверена, что я буду на работе, на что я смалодушничал, ответив ей, что она всегда может позвонить мне по стационарному телефону и проверить. Получается, мы обменялись с ней саркастическими шутками. Но факт оставался фактом – меня не было в ночь с третьего на четвертое дома. И ко мне еще придут (просто время еще не пришло, все силы сейчас брошены на ближний круг моей возлюбленной), станут задавать вопросы, а не убил ли я Эмму, ну-ка, признавайтесь, господин Болотов, и где это вы были в ночь с третьего на четвертое? И получается, что ни у меня, ни у моей жены нет алиби!
– Вас не было дома? – Саша обхватил руками голову. – Значит, вы не сможете подтвердить ее алиби…
– Не то говоришь, мальчик, – прорычал я. – Значит, ее не было дома и она убила Эмму.
– Но почему? Вы же сами только что сказали, что вас не было дома, а что, если она вернулась, после Панкратово? Поговорила с Эммой и вернулась?
– Ночью? На перекладных? Или на помеле, как ведьма? Или ты думаешь, что она нашла в деревне такси?
– Я тоже уже ничего не понимаю… – выдохнул воздух Саша, как если бы он был резиновым проколотым мячом. – Вот вы мне теперь хоть что говорите, но я сделал правильно, что послушался ее и уехал из Панкратово. Иначе я пошел бы как соучастник.
Кровавая туча нависла над нашей семьей или тем, что от нее осталось. И мне меньше всего хотелось, чтобы Марина оказалась в тюрьме. И, конечно, самое главное – я не верил, что это она зарезала Эмму и ту, другую женщину, Зосю.
Однако если Саша откроет рот и расскажет следователю о том, что сам лично отвозил Марину в Панкратово, после чего Эмма, потенциальная ее соперница, была убита, этого будет вполне достаточно для того, чтобы сначала завели на нее дело, а потом и повесили на нее два убийства. Понятно же, что она хотела лишь поговорить с Эммой, возможно, даже покричала, пошумела, устроила сцену, но потом-то ушла, уехала, убежала… Села на электричку и вернулась домой.
– Я должен позвонить Марине, – подумал я вслух.
– Не надо этого делать.
– Но где она сейчас?
– Я думаю, что она спряталась… Затаилась. Она боится, понимаете? И вы не должны показать ей, что вы знаете о том, где она была в ночь убийства.
– Саша, обещайте мне молчать!
– Но меня же вызовут к следователю… Подруги Эммы расскажут следователю о вашем романе…
– У нас не было никакого романа, что это еще за глупости!
– Борис Константинович… Вы были влюблены в Китаеву, и многие видели вас вместе. К тому же у Марины есть снимки, сделанные в Сухово…
– Но она ж не идиотка, чтобы показывать их следователю? Постой… Ты зачем пришел сюда, ко мне? Где Марина?
– Я не знаю, но как я уже вам только что сказал, я предполагаю, что она где-то прячется… Вы ее муж, вы должны ей помочь. Вы должны хотя бы поговорить с ней, тогда и вы тоже будете в безопасности: она подтвердит ваше алиби. А вы – ее.
– Так зачем ты пришел ко мне?
– Я вообще не имею к этой истории никакого отношения. Я хочу уехать. Подальше от Москвы. У меня еще вся жизнь впереди, не надо вмешивать меня в ваши любовные отношения и убийства!
– И это говоришь мне ты – любовник моей жены, который столько времени выдавал себя за ее ученика? – Я едва сдерживался, чтобы не схватить его за ухо и не потрепать как следует.
– Мы никогда не были с ней любовниками. Я этого хотел, это правда, а она – нет. Она всегда любила только вас. Борис Константинович, помогите мне уехать. Вам же будет спокойнее.
– Так кто тебя держит?
– Но у меня нет денег.
– Так ты пришел ко мне за деньгами?
– А вы как думали? Ваша жена втянула меня в эту историю, и теперь вы отказываетесь дать мне денег, чтобы я мог уехать? Вы что, серьезно? Пускай вы не любите вашу жену и вам все равно, что с ней будет. Возможно, вы даже вздохнете с облегчением, когда ее посадят в тюрьму, но как же ваша репутация? Ваша жизнь рухнет, все от вас отвернутся… Газеты будут пестреть вашими с Мариной фотографиями… «Известный архитектор Борис Болотов нанял самого лучшего адвоката для своей жены – убийцы его любовницы…»
– Послушай, сучонок, я тебя сейчас убью! Ну, чтобы газеты «пестрели», как ты говоришь, заголовками… «Муж убил любовника своей жены, маленького и гадкого альфонсишку…»
– Девять тысяч евро, и вы не увидите меня в ближайшие двенадцать месяцев, – произнес он довольно уверенно, как человек, знающий достаточно много для того, чтобы не сомневаться в благополучном исходе дела.
И тут до меня дошло, что он пришел просто развести меня на деньги. Решил воспользоваться ситуацией и на гребне всех этих волнений, сомнений и переживаний нажиться еще и на мне, словно моей жены ему было мало.
– Нет, милый Саша, мы поступим по-другому. Это ты мне раздобудешь десять тысяч евро, чтобы я помалкивал о том, что это ты отвез Марину в Панкратово. Больше того, если меня спросят, кто ты такой и что тебя связывает с моей женой, я отвечу, что вы любовники и что вы вместе с Мариной спланировали это убийство… Да, я признаюсь в том, что мы с Эммой собирались пожениться, и я сообщил Марине о том, что мы с ней разводимся и что я намерен оставить ее без средств к существованию, и вот поэтому вы решили убить Эмму, чтобы помешать нашим планам… И вообще я сейчас озвучил тебе план, который созрел в моей голове буквально за несколько секунд, а представляешь себе, что я смогу еще выдумать, если хорошенько подумаю? Так где сейчас Марина?
– Я не знаю… – кисло промямлил он, как-то обмяк и теперь сидел за столом с видом разочарованного в первой любви подростка. – Ее телефон не отвечает. И уже давно.
– Ты про Панкратово все выдумал?
Он кивнул.
– Тебе нужны деньги?
Он снова кивнул.
– На операцию бабушке или маме, как обычно говорят в таких случаях?
Он замотал головой.
– Тогда чего? Что случилось?
– Мне за учебу надо платить… Куртку купить. Я дурак, короче.
– Приходи ко мне завтра в офис, устрою тебя курьером. Будешь бумаги развозить, кофе варить, еду из ресторана приносить, прибираться, машину мою мыть, возить меня пьяного, заработаешь на свою учебу и куртку, ты понял? А от Марины отстань.
– Мне за учебу надо платить… Куртку купить. Я дурак, короче.
– Приходи ко мне завтра в офис, устрою тебя курьером. Будешь бумаги развозить, кофе варить, еду из ресторана приносить, прибираться, машину мою мыть, возить меня пьяного, заработаешь на свою учебу и куртку, ты понял? А от Марины отстань.
– Правда?
– Кривда. Выпьешь?
Он пожал плечами, я плеснул ему водки.
– Так где же она?
12. Людмила Евсеева
Я не понимаю некоторых женщин, жен следователей, полицейских, «оперов» и представителей подобных, связанных с правоохранительными органами профессий, которые превращают жизнь своих мужей в настоящий ад. Град упреков обрушивается каждый раз на их и без того больные головы, мол, дома не бываешь, постоянно на работе и все такое. А о чем они думали, когда выходили за них замуж? Вот лично я всегда знала и понимала, кем работает мой Миша. И, быть может, именно это и решило мою судьбу: я совершенно осознанно вышла замуж за человека умного, решительного, отважного, смелого, ответственного, за следователя. И я сразу же сказала ему, что буду его во всем поддерживать, что он от меня ни слова упрека никогда не услышит. И что ревновать я его не буду ко всем тем женщинам, с которыми ему придется сталкиваться по службе, будь то коллеги по работе, свидетельницы или преступницы. Все знаю, все понимаю, что он мужик, что его может потянуть к кому-то, но мы с ним договорились, если такое случится, чтобы он сам мне все рассказал. Измену не прощу, сказала я, расстанемся спокойно, без скандалов. Ты мне оставишь дом и хозяйство, а сам иди туда, где тебя пригрели. Вот так с ним и порешили. Но прошло уже больше десяти лет, и ничего такого в нашей с ним совместной жизни, к счастью, не наблюдалось. Ни ревности, ни разочарования в нем как в человеке я не испытывала. Мы живем с ним душа в душу. Я – женщина с понятием, знаю, как важна для мужика поддержка друга, коллеги, а потому, чтобы они часть своих дел решали не в мрачных кабинетах за бутылкой водки, да без закуски, встречаю Мишиных гостей как родных. У меня всегда припрятана и бутылочка, и две, и три, причем все разные, от хорошей водочки до дорогих напитков. В морозилке у меня и свиные ребрышки, и голубцы, и пельмени, даже тушеная капуста с гусятиной в контейнерах, чтобы, если вдруг гости на пороге, я – раз, в духовочку или микроволновку, и у меня готова мировая закуска. Капуста и грибочки у меня в погребе не переводятся, я солю много, знаю, что всегда пригодится. Если кто из гостей переберет, у меня и времяночка имеется с электрическим обогревом и мягкой постелью. А уж про баньку я и вовсе молчу – это уж как водится! Правда, банькой занимаются всегда мужики.
Единственно, чего я не люблю, – это когда к нам приезжают с бабами. Накормить – накормлю, а вот спать не положу. Я и Мишу предупредила сразу. Нет, конечно, ситуации бывали разные, и я принимала у нас разных женщин – жертв домашнего насилия, свидетельниц прятала, преступниц кормила-поила, понимая, что они оступились под гнетом обстоятельств… Даже жалела их. Вот как сейчас жалею Таню Ванееву. Да, она убийца, сама во всем призналась, но если бы Миша привел ее к нам и приказал мне ее спрятать, я бы спрятала. И держала бы ее у себя в доме сколько потребуется. И кормила бы ее, и душой согревала, потому как понимаю – убила она мужа ради сына. Она понимала, если не убьет, то сын может погибнуть от руки отца-дебошира. Да все в Панкратово, кого ни спроси, знают эту историю не понаслышке. И все бы ей помогли. Да только созналась она и теперь ждет суда. Жалко ее.
А деревня эта, Панкратово, вообще-то вполне благополучная. Там редко когда что происходит. И тут вдруг – тройное убийство. То есть три убийства за одну ночь! С Ванеевым-то все ясно, сам напросился. А вот Зосю жалко.
Зося. Вот если бы Миша узнал то, что я знаю про Зосю, может, по-другому построил свое следствие. Вернее, я абсолютно точно знаю, в каком направлении бы он двигался и какая версия была бы основной. Вот потому и молчу. Не сказать что это такая уж большая тайна, тем более что рано или поздно все бы все узнали, месяцев через пять-шесть, когда живот бы у Зоси нашей раздулся. Господи, как представлю себе, что с ней сделали, слезы сами текут, и такая тоска берет… Ведь она беременна была, от моего брата Леши. Уж не знаю, чего они скрывали свои отношения, вроде бы и он свободен (с Анжелкой своей развелся еще четыре года тому назад, она, шалава, в город уехала, в магазин устроилась работать, все встречается со своим армянином, который здесь у нас клуб ремонтировал с бригадой), и Зося была свободна. Да, брат у меня очень стеснительный, нерешительный, и очень ему в жизни досталось от Анжелки, которая гуляла от него налево и направо, совсем не уважала мужика. Я уж с ней сколько раз говорила, по-бабски, пыталась ей мозги вправить, объясняла, что горя она еще не хлебнула со своими мужиками, что с Лешкой живет, как за каменной стеной, он и верный и работящий, деньги домой приносит. Но разве ей чего докажешь? Накрасится, приоденется, хвост пистолетом – и в город! Да не на автобусе, а все больше норовит в машину к какому-нибудь луговскому сесть, а то и к заезжему гостю, типа прокурора нашего или к кому-нибудь в администрации. Ладно, не хочу я про нее. Уехала и уехала. Развод они давно оформили. Леша мой свободный был. Поделили они совместно нажитое имущество, Анжелка заграбастала себе однокомнатную квартиру в Теплом Стане, которую бабка Леше по завещанию оставила. Мне-то досталась комната в коммуналке на Цветном бульваре, мы ее с Мишей сдаем. Но не в этом дело. А в том, что Леше остался его большой дом, хозяйство, пасека, все мастерские, лесопилка. Говорю же, он мужик мастеровой, толковый. Он как с Зосей-то познакомился? У Зоси крыша прохудилась, вот кто-то из баб панкратовских и посоветовал ей нанять моего Лешу. Как-то связались с ним, объяснили, что Зося бедная, что с нее нельзя три шкуры драть (как будто Лешка мой крохобор какой!), ну и приехал он к Зосе в лес. Починил ей крышу (это мне Леша потом рассказывал), а она ему щец горяченьких, пирожков, чайку сварганила с травками, да и влюбила в себя моего брата. Нет, я не в том колдовском смысле, просто накормила мужика, да еще и денег дала, правда, он их потом под скатерть ей незаметно положил. Вот тогда-то, думаю, он и разглядел нашу Зосю. Не знаю, почему люди ее бабкой называли, наверное, из-за ее темной одежды. Или из-за ее темного прошлого, ведь никто не знает, откуда она к нам пришла. Она словно родилась в лесу. Вот, значит, мой Леша и зачастил к ней. Но ездил по ночам, потому что днем у нее всегда народ. Она гадает, лечит, словом помогает людям. Вот никто не помнит, как Зося однажды на неделю исчезла. Поговаривали, я знаю, что она вроде бы в город уехала, что лечит какого-то высокопоставленного чиновника или артиста, имя которого держится в тайне. А на самом деле у Леши она жила, он с лестницы упал, спину себе сорвал, мне позвонил, ну, я поехала в Панкратово, в лес к Зосе, рассказала ей все. Она быстро свои травы-склянки собрала, в сумку положила, оделась, села в мою машину, и я отвезла ее к брату. И знаете, такая меня благодать охватила, когда я привезла ее к нему. Вы бы видели, как они посмотрели друг на друга. Сдержанные такие, при мне едва поздоровались, Леша сказал, что ничего страшного с ним не приключилось, просто спина побаливает, но я-то понимаю, что у него защемление спинного нерва. Он лежал, смотрел на нее, и глаза у него были такие, словами не передать! А у нее лицо стало таким нежным, светлым, глаза загорелись, как драгоценные камни, она быстро оглянулась, благодаря меня одним взглядом, и я ушла, оставив их, влюбленных, вдвоем. И ни одна душа тогда не знала, что Зося нашла в доме брата свое счастье, свою надежду и что понесла тогда ребеночка Леши.
Поправившись, он сказал мне, что собирается жениться на Зосе, что увезет ее из леса, что будет беречь ее и сделает так, чтобы она больше никого не принимала. Он был уверен, что ее посетители выпивают из нее энергию и здоровье. Еще сказал мне, признался, что Зося очень красивая, что у нее молодое тело и душа, что она просто богиня. Она сделала моего брата счастливым и собиралась родить ему сына или дочь. Вот кем была для меня Зося из Панкратово. И скажи я об этом Мише, точно отправился бы допрашивать и без того убитого горем Лешеньку. Всю душу бы ему вынул. Вот и молчу я. Никогда не признаюсь в том, что знаю.
В Панкратово бабы пронюхали про беременность Зоси, у нас же в Луговском разве кто может держать язык за зубами, я имею в виду врачей, полицию, да и прокуратуру? Разболтали. И столько ей уже женихов да любовников приписали – мама не горюй!
Конечно, и меня Миша спрашивал, не знаю ли я чего о Зосе. Вот и приходится повторять сплетни, чтобы не узнал он о Леше. Ладно еще мой Миша, а то ведь Кузнецов, если узнает про Лешу, прикажет повесить на него убийство Зоси. Как узнал, мол, о ее беременности, так и решил избавиться или же приревновал ее к кому-нибудь. У них, у прокуроров, разговор с подозреваемыми короткий, это я в иносказательном плане, конечно. Им бы обвинить кого да отдать под суд. Вот и Кузнецов такой же. Он вообще злой на весь белый свет. Говорят, жену свою очень любит, а она ему постоянно рога наставляет.