– Что значит – не будешь? Почему? Так хорошие мальчики не поступают.
– Я пахой, я казал!
– Но почему ты решил, что плохой?
– Тому! Я игал!
– Играл?
– Да.
– Ну и что? Вот то, что ты не отвечал нам с Брунгильдой, когда мы тебя звали и стучали в дверь туалета, – это плохо. Но это вовсе не значит, что ты плохой, ты научишься. Кстати, а почему ты молчал? Ты же слышал, что мы волнуемся.
– Тому что пахой. Тому что игал.
– Играл в туалете? – насторожилась маменька.
– Да. С каником.
И Кай едва удержался от смеха, увидев, как Грета брезгливо не просто отпустила – отбросила его ладонь.
Но один фырк все же прорвался, и пришлось замаскировать его под расстроенное хныканье:
– Я помыт ручки! Помыт! Я все помыт, не тока ручки, таму что…
– Не продолжай! – крикнула Грета, подняв вверх ладони. – Я поняла. Ты молодец, что помыл руки после… гм… но заниматься этим самостоятельно мальчикам нельзя. Для этого и существуют жены. Вот как Брунгильда. Она тебе со временем все расскажет, покажет и научит, но для начала ты должен извиниться. И в будущем быть послушным.
– Ивини. – Эх, не получается соплю пустить по желанию, а то сейчас в тему было бы. Но обслюнявить мы могем. – Я так не буду боше. Ты касивая, да. Дай челюю!
И он, скосив глаза к переносице, потянулся вытянутыми трубочкой губами к скривившемуся в гримасе отвращения рту Брунгильды. Не забыв пустить обильную струйку слюны из левой части трубочки.
– Нет! – шарахнулась нежная женушка. – Не надо! Потом.
– Хотет! Челюю!
– Грета, я, пожалуй, пойду. Пусть Кай успокоится. Кстати, лекарства Краух передал?
– Да, конечно, вот они. Сейчас достану транквилизатор.
– Отлично. Я вернусь вечером.
– Лучше завтра утром.
– Как скажете, – с немалым облегчением кивнула невестка. – Пока, мой родной! Не скучай, я завтра вернусь.
– Пока-пока, – помахал ладонью Кай и повернулся к матери: – Хотет кушат! Мням!
– Да, сейчас принесут обед. Но сначала выпей свои таблетки.
Грета вытащила из пакета коробочку с надписью «день» и вытряхнула на стол несколько капсул и таблеток. Налила в стакан воды и протянула сыну:
– Вот, запить. И аккуратно, не подавись.
Да пожалуйста! Заодно и потренируемся чуток.
Кай стал спиной к фискальным глазкам видеокамер, сгреб таблетки в карман и начал пить воду из стакана.
А Грета с улыбкой наблюдала за сыном, видя, как он старательно проглатывает все лекарства.
Глава 19
Мда. Судя по всему, крошка Бру и ее подручные вовсе не забыли закрыть экранирующим материалом санузел, они искренне считали кафель надежной защитой! Потому что и ванная комната, отделанная мерцающей плиткой насыщенного малахитового оттенка, тоже осталась нетронутой.
Вот ведь кретины, а? Они что, плохо усвоили школьную программу? С чего они взяли, что керамика способна экранировать ментальные волны? И вообще какие-либо волны? Или никогда не пробовали звонить, к примеру, по мобильному телефону из какого-нибудь ресторанного туалета либо из места общественного пользования аэропорта?
Кстати, могли не звонить, поскольку в большинстве своем обитатели подземелья старались как можно меньше бывать на поверхности, среди людей. Только по необходимости. Это он, Кай, с удовольствием мотался в Альпы, выполняя разнообразные поручения Президиума.
Впрочем, какая, собственно, разница, почему ванная и туалет остались нетронутыми? Главное – он сможет попытаться дотянуться до сына. Один он, конечно, не сможет, слишком далеко, но Михаэль уже давно научился «слышать» папу на расстоянии и всегда первым встречал его у ворот, прыгая от нетерпения.
И Кай тоже чувствовал тот момент, когда сын «подключался». Сияющий радужный шарик – сознание Помпошки – с размаху влетал в его разум и начинал прыгать там упругим мячиком, фонтанируя восторгом. Мысли Михаэль пока передавать не научился, а вот эмоции свои, чувства – сколько угодно.
Так что есть шанс, что он сможет дотянуться до ищущего его сына (если малыш, конечно, не забыл о нем и не перестал искать, ведь два месяца в его возрасте – это очень много) и успокоить ребенка – папа никуда не исчез, он скоро придет!
Монотонное гудение, смысл которого не доходил до сознания Кая в связи с блокировкой этого самого смысла, прервалось недовольным окриком:
– Кай! Ты опять отвлекся! Повтори, что я тебе сейчас сказала!
– Каник! – Кай ткнул пальцем в сверкающий хромом смеситель и восторженно продолжил: – Похож! Тока у меня…
– Хватит! – Грета больше не сдерживала раздражение, оно прорвалось довольно увесистым подзатыльником.
– Ай! – вякнул Кай, схватившись ладонями за голову. – Бойна! Вава! У меня там вава! Она боли всида, а ты бьеся!
– Черт, совсем забыла! – Мгновенно побледневшая до синевы женщина испуганно прижала ладонь ко рту. – Вот идиотка! Дай осмотрю шов.
– Нет! – Кай шлепнулся на пол, свернулся клубочком и закрыл руками голову. – Иди! Ты пахая! Мне боит! Иди!
– Сыночек, ну прости меня, пожалуйста! Я больше никогда не трону твою голову, прости! Дай осмотреть, а то придется доктора Крауха звать, и он сделает тебе укол!
– Нет! Дотор нет! Лана, мотри. – И он убрал руки.
Твердые жесткие пальцы, в которых не было ни следа нежности, пару минут ощупывали и крутили из стороны в сторону его голову, словно Грета не швы осматривала, а арбуз на рынке выбирала.
Наконец она облегченно выдохнула:
– Кажется, все в порядке. Но впредь научись слушать, когда тебе что-то объясняют, а не отвлекаться на краники, озабоченный ты мой!
– Бочены? Как это? – Аж закосил от любопытства «малышок».
– Потом объясню. А теперь запоминай, как пользоваться этой штукой, я повторю. – Мать указала на душевую кабину, больше похожую на рубку космического корабля из-за обилия кнопок и регуляторов.
– Я знат! Мне мылся у дотор, я знат!
– Тебя мыл Краух? – нахмурилась Грета.
– Нет! Сам! Я сам! Там, – он ткнул пальцем в душевую насадку, – дождик! Мне нравит! Я любит мыть!
– Это я знаю, ты всегда был очень чистоплотным, – улыбнулась мать. – Но у доктора Крауха обычный душ, а здесь – самый современный, и тебе надо…
– Я знат! Я слышат! Ты говорит!
– Разве? – смутилась Грета. – Ты слушал меня сейчас?
– Да.
– Но мне показалось, что ты… Ладно, давай-ка проверим. Для чего вот эта штучка?
Мать минут десять гоняла его по теории пользования душевой кабиной и джакузи и только потом разрешила приступить к практике:
– Ну что же, ты молодец! Теперь пора мыться и ложиться спать. Сегодня был трудный день, мы все устали, так что надо лечь пораньше. Раздевайся.
Она что, собирается торчать здесь, пока «малыш» будет мыться? Ну уж нет! Мало того, что Грета провела в его квартире полдня, вынося и без того измученный мозг своими наставлениями, так маменька еще и выкупать сынишку решила?
В последний раз это было… А фиг его знает, когда это было, Кай вообще не помнит в своем детстве маму. Может, неразумным младенцем она его и купала, но сейчас мальчонке, на минуточку, тридцатник давно уже стукнул, и раздеваться в присутствии кого бы то ни было он не намерен.
Ну, если только рядом с большеглазым олененком по имени Виктория…
Совершенно неуместная сейчас фривольная мыслишка ужом проскользнула в сознание и немедленно начала разрастаться до полноценного короткометражного (нетушки, вовсе и не короткометражный, а нормальный такой полнометражный) фильма, в котором главными действующими лицами были он и Вика.
На что ренегат и оппортунист, то есть его собственное тело, отреагировало мгновенно.
Будь на нем плотные джинсы, реакцию удалось бы скрыть, но Кай дома предпочитал ходить в трикотажных спортивных брюках (не трениках с пузырями на коленях, а именно брюках, причем брендовых) и майке поло.
Ни то ни другое спрятать выходки тела не смогло.
А что должен делать недоумок в такой ситуации? Проигнорировать ощущения он не может, это было бы странно. Значит, игнор отменяется.
– Мотри! Каник! Я говорит – похож!
Стыдно, конечно, но зато помогло избежать материнского надзора во время помывки – Грета смущенно отвела взгляд и пробормотала:
– Знаешь, сынок, я, пожалуй, пойду. Ты, думаю, и сам прекрасно справишься с купанием. Только не очень брызгайся, хорошо?
– Да!
Он хотел было радостно подпрыгнуть, но это было бы уже слишком большим испытанием для материнской психики, даже для эмоционально инвалидной психики Греты.
«Танцующие Эвридики», ага. Эвридик.
Мать развернулась и почти бегом направилась к входной двери. Торопливо набрала код и, как только дверь отъехала на достаточное расстояние, стремительно вышла, крикнув на ходу:
– Спокойной ночи, Кай! Я приду завтра!
Ну наконец-то он один! Совсем один! И в своей квартире, а не в коробке доктора Крауха!
Ага, разогнался. И вовсе ты не один. Нет, физически, так сказать – да, но за тобой сейчас подсматривает как минимум один человек. Диспетчер видеонаблюдения.
Так что относительное уединение возможно только в туалете и… А как насчет ванной?
Кай закрыл дверь ванной на щеколду и внимательно осмотрелся. Затем облегченно улыбнулся: и здесь, к счастью, обошлись лишь прослушкой. Вон, засунули насекомое в крышку корзины для грязного белья. Не самое удачное место, господа, я ведь на корзину сейчас еще вещичек накидаю.
Не то чтобы собирался план дальнейших действий вслух декламировать, но притворяться придурком осточертело. Хочется реально расслабиться под струями воды, подумать, потом сына поискать или хотя бы Лока, а не гукать и гыкать, изображая купающегося дебила.
Кай пустил воду в джакузи, включил подводный массаж, забросал одеждой бельевую корзину и с наслаждением погрузился в пузырящуюся воду.
И только сейчас почувствовал, как устал за этот длинный-предлинный день…
Так устал, что ни о каком сканировании поверхности и речи быть не может. Все силы уходили на то, чтобы не заснуть в расслабляющих объятиях джакузи.
Потому что утонуть в ванной – не самое правильное решение проблемы.
Ничего, у него теперь достаточно времени для поиска верного решения. Времени и возможностей.
Глава 20
Утро вечера мудренее. Насчет мудрости Кай ничего сказать не мог, в его случае надо было говорить: «Утро вечера здоровее». Или сильнее?
А, неважно. Главное – он отдохнул. Вчера едва дополз до кровати и вырубился еще на лету к подушке. Зато сейчас чувствует себя огурцом.
Ой, нет! Огурцом – вернее, патиссоном, он прикидывается, а сейчас он чувствует себя если не Властелином Вселенной, то уж повелителем этого околотка – точно. Голова была ясной, мышцы тела аж позванивали от переполнявшей их энергии, а мышцы разума – его ментальная сила – буквально кипели, завиваясь невидимым торнадо.
Кай чувствовал, что сейчас он вполне может попытаться дотянуться до владений Степаныча самостоятельно.
Может – попытается.
Он включил воду в душевой кабинке, сел на пол ванной комнаты, прислонился спиной к стене, закрыл глаза и расслабился.
В темпе пересек каменный мешок подземелья, автоматически отметив, что рядом со свинцовым пятном его женушки мерцает чей-то тускло-серый огонек. Очень близко мерцает, очень. Практически вплотную.
Ах ты, моя лапушка! Так тоскует, так тоскует по больному мужу, что вполне заслужила звание потаскухи.
Ну да фиг с ней, едем, вернее – летим, дальше.
Кай еле слышно ахнул, вырвавшись из крысиной норы на волю – он успел отвыкнуть от бескрайности мира на поверхности, от неимоверного количества огоньков всех размеров и видов (птицы, звери, иногда, очень редко – люди, забредавшие в лес на охоту или за грибами).
Так, ставим блок и медленно, методично начинаем сканировать пространство. Не все, разумеется, а только в направлении дома, где живет его семья. Его настоящая семья.
Дальше, дальше, еще дальше. Ну же, ну! Кай почувствовал, как по вискам заструился пот, в голове постепенно нарастал гул, от напряжения затошнило, а в месте травмы заворочался колючий болезненный комок.
Но до сознания Михаэля он так и не дотянулся… Может, слишком рано? И Помпон еще спит? Хотя нет, его малыш вовсе не любитель валяться в кроватке до обеда, топот босых ножек горохом рассыпается по полу с семи утра, а то и с шести. А сейчас уже девять.
Слишком далеко все-таки, слишком…
Кай уже собрался прекратить сканирование и вернуться сюда – скоро должны явиться маменька и женушка, но в этот момент почувствовал сначала недоверчивое, а спустя мгновение – взорвавшееся диким восторгом: «Хозяин?!»
«Да, Лок, да, это я».
И ярко-синий огонек смешно запрыгал и закрутился на месте, выдавая в пространство волны счастья и безумной радости. Кай почти видел, как скачет его пес, несолидно, по-щенячьи, взлаивая от переполнявших зверя эмоций.
Минуты две связных мыслеформ не было, только невразумительные отрывки. А потом огонек угомонился и начал стремительно приближаться:
«Я бежать! Я скоро! Пусть огонь, пусть больно! Я быть рядом! Всегда!»
«Постой, Лок, погоди!»
«Нет! Я скучать! Я рядом!»
Все ближе, ближе, ближе, через полчаса этот мохнатый дуралей примчится к его, Кая, личному выходу из пещер и рванет внутрь, к хозяину, к другу.
И обязательно нарвется на Брунгильду. И снова попытается вцепиться в горло той, кто причинил вред самому главному существу в его жизни.
И на этот раз та тусклая серость, что ублажает сейчас будущую Мать Нации, окажется более меткой…
«Лок, стоять!»
Мысленный окрик был таким сильным, что едва не сбил пса с ног. Лок резко затормозил и недоуменно склонил лобастую голову к плечу:
«Хозяин сердитый?»
«Да».
«Но почему? Лок плохой?»
«Лок хороший. Только разучился слушаться хозяина».
«Я быть рядом?»
«Нет».
«Почему? Я скучать, я очень скучать! Я не нужен хозяин?»
«Нужен, очень нужен, но живой. А здесь опасно».
«Я скучать. Мальчик скучать. Старик скучать. Отец Лок скучать. Все плакать. Мальчик болеть. Сильно болеть. Долго болеть».
«Что?! Мой сын болен?! Что с ним? Где он?»
«Дом. Мальчик дом. Он уже здоровый. Был больной, теперь здоровый. Только плакать. Много плакать».
Михаэль, родной мой! Эмпат мой маленький! Ты, наверное, почувствовал боль отца и не выдержал. Ничего, сынок, папа скоро придет! Очень скоро.
А пока…
«Лок, возвращайся домой. Попытайся успокоить моего сына. Он должен тебя понять».
«Мальчик понимать меня. Я понимать мальчик. Как тебя».
«Ну вот и отлично! Передай ему, что я в порядке, я вернулся. И очень скоро приду к вам. Сможешь?»
«Да».
«Тогда беги! Так быстро, как только сможешь!»
«Ты остаться с нами? Ты не исчезать больше?»
«Никогда! Никто и никогда больше не разлучит нас».
«Я рад! Я побежал».
«До встречи. И запомни – к пещере не приближаться! Здесь опасно. Тебя хотят убить».
«Я знать. Женщина. Она пахнуть смерть. Она делать плохо хозяин».
«Ну вот, ты и сам понимаешь. Подходить можешь вот на такое расстояние, как сейчас, я услышу тебя. Но если не позову, значит, занят. Беспокоиться не надо. Все-все, беги, мне пора».
Синий огонек мгновение оставался на месте, а потом так же стремительно, как приближался, начал удаляться.
А Кай облегченно вздохнул и открыл глаза – получилось! Он нашел своих. Лок передаст радостную новость Михаэлю, а малыш скажет Степанычу. Небось за эти два месяца Помпошка еще лучше говорить научился!
Интересно, а сколько он так просидел? Часы остались в спальне, но, судя по густому пару, заполнившему помещение ванной, «бродил» он неслабо.
И чувствует себя так, словно в каменоломне часок киркой помахал.
Ничего, сейчас под контрастный душ, смоет с себя накопившуюся усталость и – вперед. На сцену. Претворять в жизнь утверждение Уильяма нашего, понимаешь, Шекспира. Насчет того, что жизнь – театр, а люди в ней – актеры.
Тем более что к его апартаментам приближаются сейчас два главных действующих персонажа его пьесы – Грета и Брунгильда. Быстро так приближаются, словно…
Они что, бегут, что ли? Ох ты, наверное, он торчит тут непозволительно долго, и видеонадзиратели всполошились. И передали свою заполошенность выше по инстанции.
Кай в темпе смыл пену с тела, выключил воду и, загудев что-то невразумительное, начал вытираться. Тщательно так, не спеша. До тех пор, пока в дверь ванной не забарабанили (кстати, очень хорошо, что они не сняли внутренние щеколды с дверей туалета и ванной, а ведь вполне могли).
– Кай! – О, Грета солирует, как всегда, а крошка Бру – на бэк-вокале. – Кай, с тобой все в порядке?
– Да-а-а, – побольше удивления в голос и чуточку капризного недовольства в качестве приправы. – А ты зачем идти так рано? Я тока встал! Я мыл!
– Ты встал уже час назад, и все это время торчишь в ванной!
Ох, и ни фига ж себе! Целый час! Надо впредь с собой часы брать и включать таймер, никакой кретин не станет торчать в ванной подолгу ежедневно, а то и несколько раз в день.
– Я мыть! Весь мыть! И волосы помыть, и ручки, и ножки, и животик, и…
– Все-все, хватит перечислять! – А забавно наблюдать, как Грету напрягает увлеченность умственного инвалида собственными гениталиями. – Выходи поскорее, пора завтракать.
– Мням! – жизнерадостно проорал Кай. – Я любит есть!
– Вот и отлично, мы сейчас позавтракаем все вместе – ты, я и твоя жена, Брунгильда. Она тоже здесь.
– Ура! Я хотет ее челювать! Я сичас! Я быстро!
И Кай с топотом начал носиться по ванной, периодически роняя шкафчики и тумбочки. Не забывая при этом возбужденно трубить:
– Челювать-обнимать-трогать! Челювать-обнимать-трогать!
– Ой, я же забыла! – Голоса «его» женщин отдалились от двери ванной, но Кай все равно видел, как Брунгильда с трудом заталкивает внутрь, поглубже, рвущееся наружу отвращение, довольно неуклюже маскируя его озабоченностью. – Мне вчера вечером папа звонил, просил в десять тридцать быть в скайпе. А сейчас уже десять двадцать.