Он заставил меня вылезти из машины и подойти к нему. Люди двигались быстро, не было слышно ни единого звука во всем окружающем нас белоснежном просторе.
Они подобрались очень близко: возможно, ярдов на тридцать от входа. Я не видел, разверзлась ли земля, но вдруг между ними и мной что-то выстрелило из ледяной поверхности, серебристое и скоростное, словно блестящая пуля размером с человека. Через мгновение раздался вой моторов, и затем я увидел, как нечто тяжело ударилось о землю и устремилось под углом вправо от меня; за рулем компактного снегохода кто-то сидел. Все немедленно бросились в погоню по леднику.
Я видел вспышки, слышал звуки столкновений. Оружие стреляло, посылая яркие пунктиры вдоль ледяного пространства. Раксби придержал меня, хотя я даже не осознал, что подался вперед.
Прицелиться в Старика (если это он) было нелегко, поскольку тот зигзагами уходил вдаль. Вдруг за спиной раздалось рычание моторов, и этот звук пробрал меня насквозь: из нашего транспорта появились два снегохода. Я посчитал, что они не догонят Старика, но через пару секунд в некоей точке пересечения огня их орудий и оружия пехотинцев снегоход беглеца резко подскочил и несколько раз перевернулся. Человек поднялся, шатаясь, и попытался бежать, окруженный разрозненными вспышками.
— Получилось. Они его завалили, — неясно возликовал Раксби сквозь шарф, верхнюю часть его лица скрывал бинокль.
Вдали я увидел шевелящиеся кучки людей; чем дальше, тем больше их появлялось, словно творилось нечто легендарное. Мы отправились к месту действия, но теперь Раксби позволил мне обогнать себя.
Солдаты догнали Старика, но все еще не схватили. Я видел, как люди отлетают прочь, словно пустые тряпичные оболочки.
— Господи боже! — проговорил Раксби.
На искрящемся снежном поле снова замелькали вспышки, люди роились тесной толпой, и наконец действие слиплось в дрожащий шар, постепенно успокаиваясь.
Все время люди переговаривались через шлемофоны. Но до меня дошел истинный смысл происходящего только теперь, когда кто-то доложил:
— Он повержен. Дело сделано.
Потом задрожала земля, и в месте, где находилась тайная крепость Старика, раздался чудовищный рокот, словно перемешивались камни. Я услышал проклятья Раксби. Из-под ледяной горы вырвалась яркая вспышка, словно столкнулись две звезды, и все мы тут же утратили точку опоры, когда мощнейшая воздушная волна потащила нас вперед. Я упал на локти. Люди закричали. Приподняв голову, я увидел, как исчезает целая гора. Мое воображение нарисовало картинку происходящего внутри: купольный свод обрушивается, веками скапливавшийся поверх геологических напластований лед заполняет пространство, которое Старик создавал для себя: лаборатории, арсеналы, хирургический отсек, библиотеку. Когда все будет истреблено эксцентрическим взрывом его собственного изобретения, там будет ужасный запах. Представлять себе звук не было необходимости: он явился мне через пустоту — грохот, похожий на кашель; по сути, ничего больше и не было, словно мгновенно возникшая аномалия, которую можно столь же быстро ликвидировать.
Едва выпрямившись, я проверил, где Старик, но он никуда не делся, видимо, солдаты по-прежнему вжимали его коленями в снег. В двухстах ярдах впереди на льду появилась черная заплата.
Разражаясь многоступенчатыми проклятьями, Раксби сломя голову бросился к удерживаемому Старику, но его слова уносило в сторону. Потом они протащили Старика мимо, спеленав его так плотно, чтобы он не мог использовать кулаки, а я постарался спрятать от него лицо и отвернулся.
Я направился к «своей» машине, пока Старика тащили к другой, но как только прикоснулся к ручке, оказавшись спиной ко всем, я услышал чей-то голос около правого плеча: «Хорошая работа, Лэнни», — прозвучало пронзительно и беззаботно. Рядом никого не было. Слезы навернулись на глаза, когда я дернул дверцу и запрыгнул внутрь. Водитель, остававшийся в машине, выглянул оценить обстановку. Он посмотрел на меня, моргнул, но не обмолвился ни единым словом. Наши нашлемные фонари выхватывали маленькие кусочки льда, падающего с размытого неба. Я хотел оказаться дома. Потом, когда отдохну, непременно пойду в магазины и библиотеки и сожгу книги о приключениях Старика, потому что случившееся сегодня само по себе предало огню его историю.
Дверца около меня распахнулась.
— Что было внутри? — кричал Раксби. — Что он уничтожил?
— Не знаю, — ответил я. — Я вам все рассказал.
— Газы? Думаешь, следует проверить это место на токсины или еще какие химикаты? Черт побери, что это был за взрыв?
— Не знаю! — гаркнул я, по-настоящему повысив голос, вусмерть уделанный тем, что случилось, разрушенный самим собой и пришедший на собственные руины.
Раксби лишь бросил взгляд в сторону черной метки на льду.
— Вот дерьмо! — выругался он, приказал: — Подвинься. — И я переместился в середину. Он ткнул большим пальцем в сторону другого транспорта: — Он оттуда сможет выбраться?
Не подумав, я брякнул:
— А ты уверен, что он все еще там?
Он тут же нажал кнопки на дверце.
— Эй, лейтенант, — позвал он в микрофон. — Вы уверены, что он у вас?.. — Потом передал мне с ненавистью во взгляде: — Он сказал, что смотрит на него… Ладно, спасибо… Хорошая попытка, — кивнул он мне.
Наша машина рванулась вперед и мерно заколыхалась, нагоняя предыдущую: всю дорогу к самолетам я наблюдал зад первого транспорта, словно его задняя дверца могла чудесным образом раскрыться и явить группу вооруженных людей, глазеющих в светлое пустое пространство посередине.
* * *Держась за дверной косяк, я все равно не сумел достаточно отклониться, когда Моравиа выбросила вперед маленький костистый кулачок, и получил прямо в челюсть. Я отлетел назад. Жена окликнула меня с кухни. Вместо того чтобы выставить защитный блок руками, я попытался перевернуться. Но не успел: Моравиа рванула меня за рубашку, и я оказался уже на ногах. Где-то поблизости раздался крик Клары, и я постарался какими-то словами успокоить ее, а Моравиа в этот момент врезала мне так, что голова ударилась о косяк.
В глазах мелькнули белые вспышки, и я завалился на журнальный столик, который рухнул на пол вместе со мной. В сознание проникли неясные вопли жены. Пронзительные.
— Уйди! Уйди! — кричала ей Моравиа.
Пробормотав что-то вроде: «Все нормально», я оставался на месте, мое поверженное тело не оставляло никакого выбора.
Очевидно, Клара не обратила внимания на совет моей соратницы, подбежала ко мне, распростертому на полу, и обхватила поперек груди. Я продолжал успокаивать ее. На мой взгляд, худшее осталось позади, но она судорожно выдыхала, повторяя: «О Господи! О Господи!». Когда она приподняла меня и помогла встать на колени, я увидел, что Моравиа уселась на подлокотник дивана в гостиной.
Мне пришлось зажмуриться; дневной свет показался слишком ярким.
— Это Моравиа, — сообщил я. — От Старика.
Бывшая коллега потребовала рассказать о произошедшем. Она кое-что об этом знала: во всех сетевых газетах прошла туманная информация о рейде по захвату логова полярного террориста.
— Понимаешь, Моравиа, он прятался там. И зачем рушить базу? С какой целью? Что ему надо было утаить?
— Ты придурок. Уж от тебя-то я этого совершенно не ожидала, но ты придурок. Ты все понял не так. Думаешь, этот Раксби и его команда столь надежны, что им можно доверить все знания Старика? И они всегда будут поступать правильно? Полагаешь, будут бережно относиться к человеческой жизни? Пораскинь мозгами. Подумай о его неудачной попытке сбежать, — с иронией произнесла она. — Ты действительно считаешь, что он не смог бы справиться, если бы захотел? А как ты думаешь, почему он увел всех на лед, подальше от базы?
— Он… увел их?..
— Разве кто-нибудь остался внутри, когда раздался взрыв? — наклонилась она вперед. — Нет. Верно? Не было никого! — Она снова выпрямилась. — Он удостоверился, что никто не пострадает. Старик сдался, чтобы не навредить никому. Все, что он делал, — это защищал людей. Если бы он не хотел быть пойманным, его бы никогда не нашли. Он знал, точно знал, что ты расскажешь им о цитадели.
— Я?
— Или еще кто-нибудь… Но в любом случае не я. Он дал им понять, что всему конец. Нас больше никогда не будут преследовать. В этом нет необходимости. Мы ничего не знаем, Старика поймали, все секреты взлетели на воздух, прежде чем они кинули на них хотя бы беглый взгляд. Но спецслужбы захотят эти секреты выведать. Значит, их внимание сосредоточится на дознании. Представь себе, что они будут делать. Люди запуганы. Нет никаких гарантий безопасности. Нет никакого порядка… И теперь, — сделала она вывод, — ни один из нас не защищен.
— Ты говоришь…
— Я не имею в виду нас с тобой и других, кто работал со Стариком. Я имею в виду — ВСЕ. Люди, которые приходили за помощью. Понимаешь? Кто теперь будет присматривать за людьми? К чему это приведет?
— Ты говоришь…
— Я не имею в виду нас с тобой и других, кто работал со Стариком. Я имею в виду — ВСЕ. Люди, которые приходили за помощью. Понимаешь? Кто теперь будет присматривать за людьми? К чему это приведет?
Что-то в ее словах показалось… Клара тоже это услышала и взглянула на меня. Определенно, моя соратница неуравновешенна, ее мысли затуманены. Когда я посмотрел на Моравиа, ее рука двигалась от нагрудного кармана рубашки… Ее пальцы коснулись губ…
— Какая жизнь без него? — сказала она и крепко сжала зубы.
Когда я нетвердо встал на ноги, ее голова откинулась назад, а тело выгнулось мучительной дугой. Годы несколько замедлили мою реакцию, но даже в славные дни моей молодости, когда я выдерживал гонку с великими, я все равно бы не успел.
* * *Отчасти она была права. В последовавшие за этим дни все казалось иным: менее выразительным, более жестким, тяжелым, непереносимым. Хотя долгие годы перед печальным событием я с ним не пересекался, вера в Старика и его секретные труды укрепляла меня, повышала мою самооценку. Теперь я это прочувствовал.
Старик взял на себя обязательство, принял присягу, которую сам и сочинил. Я однажды прочитал ее: она висела в рамке над его рабочим столом, написанная от руки печатными буквами на небольшом желтоватом листе бумаги, озаглавленная просто — «Клятва». Не вспомню ее дословно, но там было что-то о поддержке любого, кому потребуется помощь, об использовании любой возможности и каждой способности, которой он обладает, для служения людям, о дальнейшем совершенствовании этих способностей. В последних строках говорилось о мире и воздержании от неоправданной жестокости.
Никогда за все мои годы работы со Стариком ни один из нас, его команды, не декламировал «Клятву» и не давал обязательства проявлять лояльность. Мы не подписывали никаких соглашений и не заключали контрактов. Полагаю, имелось в виду, что мы просто следовали за ним. Возможно, он рассуждал так: несмотря на наши многочисленные слабости, в нужный момент мы делали все правильно или, на худой конец, учились делать это лучше.
Я формулировал эти мысли, стоя студеным вечером на лужайке позади дома, уже в отставке, уже женатый. Но не мертвый, а следовательно, не был глух к голосам людей, страждущих милосердия.
* * *Только я не знал, что делать.
И пришел к пониманию того, что имела в виду Моравиа: логика Старика — математика его морального сознания — была далека от моей. Когда он заставил правительство продолжать охоту, то скрупулезно рассчитал человеческие потери. В том числе, как и я, он должен был принять в расчет жизни своих бывших помощников. Самым приемлемым и обоснованным действием было бы сдаться.
Однако это не все, что он совершил. Он дрался с этими людьми, словно был всего лишь одним из них, одним из нас, позволяя им играть роль великолепных охотников; торжествующие представители закона смело могут похвастаться победоносной операцией в завтрашних газетах. В воображении масс необходимо нарисовать великую битву с впечатляющими эффектами и триумфом. Старик видел только Дело, труд дней и жизней, некую абстракцию, составленную из несвязанных между собой событий, в которую каждый человек вносит свой вклад, даже если порой его размер невозможно определить.
* * *Прошло три года. Наступила весна. Размышляя о вечном, я стоял на крыльце, когда около дома остановился грузовичок доставки. Из него выпрыгнул молодой человек в типовой коричневой форме, подошел поближе, помахивая руками в такт шагам, и обратился ко мне, глянув на планшетку:
— Мистер Лэнаган?
— Да.
Он указал на грузовик.
— У меня для вас энциклопедии.
Я моргнул.
— Люди все еще их заказывают?
— Гм… Вы же заказали…
— Ну, на самом деле нет. Можно взглянуть? — Он тут же вручил мне планшетку с прикрепленным списком адресов развоза. — Это не… — начал было я, но тут же захлопнул рот.
Можно было высказаться по поводу того, что там проставлено не мое имя. Вместо «Брайан» указано «Лэнни». Я взглянул на грузовик, словно он был битком набит взрывчаткой, достаточной, чтобы поднять на воздух все окрестности.
— И что вы надумали? — спросил курьер.
Я внимательно вгляделся в его лицо на предмет выявить хоть какие-то признаки обмана. Его открытый взгляд лучился честностью. Он казался частью ясного и теплого дня. Возможно, он был тем, кем представился, а может, и нет — в любом случае я почувствовал, что все в порядке, и перестал тщательно изучать его.
— Конечно, — откликнулся я, передавая планшетку обратно. — Заносите.
Ящик размером со стиральную машину, привязанный ремнями к ручной тележке, закачался, когда курьер покатил его по вымощенной плиткой дорожке, потом повернул и поднял ее на две ступеньки в дом. Я велел ему оставить груз посередине гостиной. Руководствуясь стрелками на внешней стороне ящика, он опустил его длинной стороной на пол.
И вытащил двадцатку.
— Мы не берем чаевых, — покачал он головой.
— Мне не часто доставляют посылки. Сделай милость.
Он взял банкноту, причудливым движением прикоснулся к кепке и ушел, мягко прикрыв дверь. Через фасадное панорамное окно я наблюдал, как отъехал грузовичок, заурядный и удивительный одновременно.
Естественно, обратный адрес был размыт водой. Я разрезал липкую ленту ножом для бумаг со стола жены, и в щелочку, где соединяются края картона, проглянул корешок книги. Вклинив туда нож, я поднажал и распечатал посылку. Там оказался целый ящик толстых коричневых немаркированных фолиантов. Я опустился на колено и вытащил один из пары десятков томов.
Открыл наугад исписанную от руки страницу и прочел дату: 7 февраля 1968 года. Стал читать, вернее, декламировать. Кроме дат и имен, все было начертано фонетическим письмом Тергена. Я положил открытую книгу на пол и стал мысленно проговаривать текст, слушая щебет птиц, движение воздуха в кронах деревьев, рокот разбивающихся камней. Последний по времени том слишком быстро кончился, затем другой. Просматривая страницу за страницей, я добрался до своего имени. Уселся поудобнее, и ящик с книгами полностью поглотил меня.
Он оставил мне несколько долговечных знаков своего существования: мои ненадежные воспоминания, стоящий на каминной полке свадебный подарок с выгравированным важнейшим в жизни словом, а также эти дневники, зашифрованные в сказки избранных. И внезапно мир — его видимые и невидимые проявления — предстал предо мной во всей своей полноте.
Перевела с английского Татьяна МУРИНА
© William Preston. Helping Them Take the Old Man Down. 2010. Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2010 году.
СТИВ РЭСНИК ТЕМ ПИСЬМО ИМПЕРАТОРА
Иллюстрация Владимира ОВЧИННИКОВАНесчастный случай произошел за четыре фазы сна до приземления. Джейкоб записывал свои наблюдения в бортовой журнал, как вдруг услышал сигнал тревоги. К тому моменту, как он спустился в грузовой отсек корабля, все стихло. Через стекло он посмотрел на приоткрытую дверь отсека и на переключатель. Дверь была открыта изнутри. Все, что до этого находилось в грузовом отсеке, унесло в космос.
— Андерс! — позвал Джейкоб по радиосвязи, подождал мгновение, но ответа не последовало. В ухе зажужжал передатчик, и командование корабля сообщило:
— Исходя из наших данных, Андерс Нильс…
Джейкоб прервал радиосвязь. Он не хотел слышать, что скажет ему командование. Он пошел искать Андерса.
Передняя кабина, предназначенная для команды корабля, была пуста. Также пустыми оказались туалеты, душевые кабинки, отсеки навигации, инженерный, отдыха и общий. Когда раздался сигнал тревоги, Джейкоб находился в отсеке звукозаписи. Он методично проверил каждое помещение, каждый проход, каждую трубу и даже мусорный отсек. Больше искать негде.
— Андерс, пожалуйста, доложите о вашем местонахождении, — произнес он по радиосвязи.
В ответ — тишина.
Он подождал и все-таки включил связь с командованием.
— Пожалуйста, сообщите о местонахождении Андерса Нильса, — громко потребовал он.
— Андерса Нильса на корабле нет, — ответил мягкий женский голос. — По инструкции, в случае если дверь грузового отсека оказывается открытой без соответствующего приказа, вы обязаны тут же сообщить об этом командованию корабля. Почему вы этого не сделали? Почему вы отключили связь с командованием?
Джейкоб ничего не ответил. Он не мог объяснить, почему пренебрег инструкцией. Может, потому что уже понимал: Андерса нет на корабле — и не хотел слышать подтверждения. В этом ли была причина? Но он же все-таки не сумасшедший… И потом: несмотря на то что они с Нильсом долгое время бок о бок несли службу на космических кораблях, занимающихся сбором и отправкой информации, друзьями, как ему казалось, они не были.