– Наверное, это разбило ее сердце.
– Нет, – продолжила мать. – Не разбило. А привело в бешеную ярость. Всю жизнь она получала то, что хотела. Тогда же более всего на свете она хотела Стрэнга, но не могла его получить.
– И вышла замуж за дядю Джозефа «назло», как говорится.
– Я бы сказала, что она вышла замуж за него в припадке негодования. Он был старше ее на семь лет, что много, когда тебе семнадцать, и даже тогда он не отличался красотой, как и теперь. Но он был богаче, даже богаче Стрэнгов. Нужно отдать ей должное, она старалась быть ему хорошей женой. Но она до сих пор злится при мысли об упущенной возможности стать графиней Стрэнг.
– А что стало с самим Стрэнгом?
– Женился на французской графине и погиб в результате несчастного случая на охоте.
– Теперь мне даже почти жаль Августу.
– Что бы с ней ни происходило, она всегда желает большего: больше денег, более важной должности для мужа, более высокого положения для себя. Причина всех ее честолюбивых замыслов – будь то в отношении себя, Джозефа или Эдварда – то, что она до сих пор тоскует по тому, что ей мог бы предоставить Стрэнг: титул, фамильное поместье, беззаботная жизнь, богатство без необходимости работать. Но в действительности Стрэнг ей предлагал не это, а свою любовь. Именно любовь и стала ее главной потерей в жизни. И ничто не сможет ей возместить эту потерю.
Никогда у Хью еще не было настолько доверительной беседы с матерью. Он почувствовал, что готов открыть ей свое сердце.
– Мама, – начал он. – Кстати, о Мэйзи…
– О Мэйзи? – непонимающе посмотрела на него мать.
– О той девушке… из-за которой все произошло. Мэйзи Робинсон.
Лицо матери прояснилось.
– Августа ни разу не назвала ее имени.
Хью помедлил, затем выпалил:
– Она вовсе не падшая женщина.
Было видно, что мать смутилась. Обычно мужчины не заводили со своими матерями речь о проститутках.
– Понятно, – сказала она, отводя глаза.
Хью решил не сдаваться.
– Да, она из низших классов, это верно. И еврейка.
На лице матери отразилось удивление, но отвращения заметно не было.
– Кроме этого, ничего плохого про нее сказать нельзя. На самом деле… – он замялся.
Мать посмотрела ему прямо в глаза.
– Да? Говори.
– На самом деле она была… девственницей.
Мать покраснела.
– Извини, что говорю такое, мама, но если я не скажу, то ты будешь все знать только со слов тети Августы.
– И… она тебе нравилась? – спросила мать, чтобы не допустить неловкого молчания.
– Да, очень. – Хью почувствовал, что на глазах у него выступают слезы. – Не понимаю, почему и куда она исчезла. Я не знаю, где она живет. Я спрашивал слугу в конюшнях, где она работала, спрашивал в «Аргайл-румз», где мы с ней познакомились. Она нравилась и Солли Гринборгу, но он тоже в растерянности, как и я. Тонио Сильва был знаком с ее подругой Эйприл, но он вернулся в Южную Америку, а сам я Эйприл найти не могу.
– Как загадочно…
– Я уверен, что к ее исчезновению каким-то образом приложила руку Августа.
– Не сомневаюсь. Не понимаю, как именно, но в хитроумии ей не откажешь. Как бы то ни было, но теперь ты должен смотреть в будущее, Хью. В Бостоне перед тобой откроется столько возможностей, если только работать усердно.
– Она необычайная девушка, мама!
Было заметно, что мать ему не совсем верит.
– Рано или поздно ты ее забудешь.
– Даже представить себе не могу!
Она поцеловала его в лоб.
– Забудешь, обещаю.
II
На стене чердачной комнаты, которую Мэйзи делила с Эйприл, висел только один плакат, на котором была изображена она, Мэйзи, в плотно обтягивающем трико, стоящая на спине мчащейся в галопе лошади. Внизу красными буквами было написано: «УДИВИТЕЛЬНАЯ МЭЙЗИ». Картинка не совсем соответствовала действительности, потому что в цирке не было белых лошадей, да и ноги у Мэйзи были не настолько длинными. Тем не менее плакат ей нравился. Это было ее единственное напоминание о том времени.
В комнате стояли только одна узкая кровать, умывальник, стул и трехногая табуретка. Платья висели на гвоздях, вбитых в стены. Занавесками служила грязь на стеклах. Они пытались поддерживать чистоту, но все было без толку. Из дымохода летела сажа, сквозь трещины между половицами пролезали мыши, в промежутки между оконной рамой и кирпичной кладкой проникали насекомые и пыль с улицы. Сейчас шел дождь, и потому вода бежала струйкой с подоконника и капала сквозь щель в потолке.
Мэйзи одевалась, стараясь придать себе как можно более нарядный вид. Сегодня евреи отмечают Рош-Ашану, когда открывается Книга жизни, и в этот праздник Мэйзи всегда задумывалась над тем, что в этой книге записано про нее. Она никогда не молилась по-настоящему, но в глубине души надеялась, что на ее странице записано что-то хорошее.
Эйприл пошла приготовить чай на общую кухню, но быстро вернулась с газетой в руках.
– Тут про тебя, Мэйзи! – воскликнула она.
– Что?
– В «Ллойд уикли ньюз». Послушай: «Вниманию мисс Мэйзи Робинсон, урожденной Мириам Рабинович. Если мисс Робинсон свяжется с господами Голдманом и Джеем, адвокатами, в их конторе в Грейс-инн, то узнает нечто весьма важное для себя». Это ведь ты!
Сердце Мэйзи забилось сильнее, но она старалась держаться и не подавать виду, что волнуется.
– Это Хью. Я не пойду.
Эйприл казалась разочарованной.
– А вдруг тебе оставил наследство какой-нибудь давно потерявшийся родственник?
– Да пусть хоть королева Монголии, в Грейс-инн я все равно не пойду.
Всем своим тоном она пыталась выразить равнодушие, но сердце ее сжималось. О Хью она вспоминала каждый день и каждую ночь, глубоко переживая свое несчастье. Они едва друг друга знали, но забыть его оказалось невозможно.
А забыть его следовало бы. Она знала, что Хью ее ищет, ведь он едва ли не каждый день справлялся о ней в «Аргайл-румз», расспрашивал владельца конюшни мистера Сэммелза и обошел половину домов в Лондоне с дешевыми комнатами внаем. Потом поиски прекратились, и Мэйзи решила, что он сдался. Но, похоже, он просто сменил тактику и пытается теперь привлечь ее внимание, размещая объявления в газетах. С таким упорством скрываться от него очень трудно, тем более что она и сама страстно желает с ним увидеться. Тем не менее она твердо решила – раз она любит его, то не имеет права разрушать ему жизнь.
– Помоги мне одеться, – попросила она Эйприл, обхватывая руками корсет.
Эйприл принялась зашнуровывать корсет сзади.
– Мое вот имя никогда не печатали в газетах, – сказала она завистливо. – А твое уже целых два раза, если считать Львицу именем.
– И какая мне от этого польза? Ах, бог ты мой, ну я и растолстела.
Эйприл затянула шнурки потуже и помогла Мэйзи влезть в платье. Сегодня вечером они собирались повеселиться в мюзик-холле, куда их пригласил новый ухажер Мэйзи, редактор журнала средних лет, проживавший в Клэпхеме с женой и шестью детьми.
До ужина они еще хотели прогуляться по Бонд-стрит и полюбоваться витринами модных магазинов. Покупать они ничего не собирались. Скрываясь от Хью, Мэйзи отказалась работать на мистера Сэммелза – к его большому сожалению, ведь благодаря ей он продал пять лошадей и одного пони, и полученные от него деньги быстро таяли. Но Мэйзи, несмотря на непогоду, уж очень хотелось выйти на улицу – сидеть дома было просто невыносимо.
Платье показалось Мэйзи узковато в груди, и когда Эйприл натянула его повыше, она поморщилась. Эйприл посмотрела на нее с удивлением и сказала:
– У тебя что, соски болят?
– Да. Интересно, почему?
– Мэйзи, – обратилась к ней Эйприл озабоченным тоном. – Когда у тебя в последний раз были неприятности?
– Я не считала.
Она задумалась на мгновение, и по ее спине вдруг пробежал холодок.
– О боже…
– Когда?
– Вроде бы еще до скачек в Гудвуде. Ты думаешь, я беременна?
– У тебя распухли груди, соски болят, и неприятностей не было вот уже два месяца, – обеспокоенно перечисляла Эйприл. – Ты что, совсем глупая? И кто же это был?
– Хью, конечно. Но он сделал это только один раз. Разве можно забеременеть от одного раза?
– Всегда все залетают от одного раза.
– О бог ты мой…
У Мэйзи было такое чувство, что ее сшиб с ног поезд. В ужасе и смущении она села на кровать и заплакала.
– И что мне теперь делать? – беспомощно спрашивала она.
– Для начала пойти в контору к адвокатам.
Неожиданно все изменилось.
Сперва Мэйзи испугалась и рассердилась. Затем поняла, что теперь она просто обязана встретиться с Хью, хотя бы ради ребенка, которого носила под сердцем. Признавшись себе в этом, она ощутила не столько испуг, сколько облегчение и радость. Ее действительно хотелось увидеться с ним, несмотря на все доводы против. Ребенок все меняет. Теперь ее обязанность – не скрываться от Хью, а, наоборот, искать с ним встречи. От этой мысли она испытала одновременно облегчение и слабость.
Вместе с тем, когда Эйприл помогала ей подняться по лестнице в контору адвокатов в Грейс-инн, Мэйзи не могла сдерживать волнения. А вдруг объявление подал не Хью? Она бы не удивилась, узнав, что он отказался от попыток найти ее. Ни один мужчина не станет искать женщину вечно, если она этого не хочет. Возможно, объявление как-то связано с ее родителями, если они до сих пор живы. Вдруг они в последнее время разбогатели и теперь у них есть деньги на поиски? Она даже не знала, как к этому отнестись. Она часто мечтала о том, чтобы снова увидеть маму с папой, но стыдилась своего нынешнего образа жизни.
Добравшись до верхней площадки, они вошли в приемную. Там их встретил помощник адвокатов, молодой человек в горчичного цвета сюртуке и с дежурной улыбкой. Девушки вспотели, покраснели и едва дышали, но это нисколько не мешало ему флиртовать с ними.
– Добро пожаловать, дамы! – воскликнул он. – Как могли такие богини снизойти до того, чтобы воспользоваться услугами господ Голдмана и Джея? Чем могу быть полезен?
– Ах, от вашего сюртука у меня в глазах рябит, – поспешила воспользоваться случаем Эйприл. – Не могли бы вы его снять?
Мэйзи сегодня была не в настроении разводить церемонии.
– Меня зовут Мэйзи Робинсон, – заявила она прямо.
– Ага! Пришли по объявлению. Как удачно, что разыскивающий вас джентльмен как раз находится в кабинете мистера Джея!
От волнения Мэйзи едва не лишилась сознания.
– Скажите… – замялась она и умоляюще посмотрела на помощника. – Скажите, а этого джентльмена случайно зовут не Хью Пиластер?
Он заметил ее встревоженный взгляд и ответил, не меняя восторженного тона:
– Ах, бог ты мой! Разумеется, нет!
Надежда в душе у Мэйзи погасла вновь. Она присела на жесткую деревянную скамью у двери, едва сдерживая слезы.
– Значит, не он, – пробормотала Мэйзи.
– Нет, – повторил помощник. – Сказать по правде, я знаком с Хью Пиластером. Мы вместе учились с ним в школе в Фолкстоне. Сейчас он отбыл в Америку.
Мэйзи подалась назад, как будто ее ударили.
– В Америку? – прошептала она.
– В Бостон, штат Массачусетс. Корабль отплыл две недели назад. А вы его знаете, верно?
Мэйзи не ответила на вопрос. Ей вдруг показалось, что у нее вместо сердца камень, тяжелый и холодный. Уплыл в Америку. А она вынашивает его ребенка. От отчаяния она теперь даже не могла плакать.
– И кто же там тогда? – не церемонясь, спросила Эйприл.
До помощника, похоже, дошло, что его фиглярство сейчас неуместно. Он сразу принял серьезный вид и сухо сказал:
– Позволю ему самому представиться. Извините, я на минуту.
И с этими словами скрылся за дверью в кабинет.
Мэйзи невидящим взглядом уставилась на ящики для бумаг с табличками: «Поместье Бленкинсоп», «Королева против уилтширских мельников», «Южная железная дорога», «Миссис Стэнли Эванс (усопшая)». Ей вдруг подумалось, что эта контора была свидетелем многочисленных страданий: смерть, банкротство, развод, проституция.
Когда дверь распахнулась вновь, из-за нее вышел незнакомец довольно необычной наружности – ненамного старше Мэйзи, но с лицом библейского пророка, с темными глазами, сверкающими под кустистыми бровями, с раздувающимися ноздрями на большом носу и с окладистой бородой. Он показался Мэйзи смутно знакомым, и через несколько мгновений она поняла, что незнакомец походит на отца, только у отца никогда не было такого резкого и сурового выражения.
– Мэйзи? – спросил он. – Мэйзи Робинсон?
И одежда его была немного странной, как будто купленной в другой стране, и говорил он с американским акцентом.
– Да, я Мэйзи Робинсон, – ответила она. – А вы кто будете и что вам угодно?
– Ты меня не узнаешь?
Перед ее внутренним взором вдруг всплыл образ тощего босого мальчишки, с едва заметным пушком на верхней губе и отчаянным блеском в глазах.
– О боже мой! – воскликнула она. – Дэнни!
На мгновение она забыла о всех своих тревогах и бросилась в его объятия.
– Дэнни, неужели это ты?
Он крепко обнял ее.
– Конечно, я.
– Кто это? – спросила Эйприл.
– Мой брат! – радостно ответила Мэйзи. – Тот самый, что уплыл в Америку. Он вернулся!
Дэнни отстранил ее немного, чтобы осмотреть.
– Ты-то как похорошела. Настоящая красавица. А ведь была такой худышкой!
Она дотронулась до его бороды.
– Без вот этих кустов я бы тебя быстрее узнала.
За спиной Дэнни послышался вежливый кашель, и Мэйзи увидела стоящего в дверях пожилого мужчину, наблюдавшего за всей этой сценой с легким пренебрежением.
– Очевидно, дело закончилось успехом, – сказал он.
– Позвольте представить вам мою сестру, мистер Джей, – сказал Дэнни. – Мисс Робинсон.
– К вашим услугам, мисс Робинсон. Могу ли я предложить вам один совет?
– Почему бы и нет? – сказал Дэнни.
– На Теобальд-роуд, буквально в нескольких шагах отсюда, есть кофейня. Там можно посидеть и поговорить.
Ему явно хотелось побыстрее выпроводить их из своей конторы, но Дэнни не понимал его намеки. За все эти годы он так и не научился уделять внимание условностям.
– Ну что скажете, девочки? Хотите побеседовать здесь или пойдем выпьем кофе?
– Выпьем кофе, – предложила Мэйзи.
– И, возможно, вы предпочли бы вернуться через некоторое время, чтобы уладить вопрос с оплатой, – добавил мистер Джей.
– Да-да, я не забуду. Пойдем, девочки.
Они вышли из конторы и спустились по лестнице. У Мэйзи на языке вертелась куча вопросов, но она сдерживала любопытство, пока они не дошли до кофейни и не уселись за столик. Наконец она спросила:
– Так чем же ты занимался последние семь лет?
– Строил железные дороги, – ответил Дэнни. – Так получилось, что я приплыл в Америку в самое подходящее время. Только что закончилась Гражданская война, и начался железнодорожный бум. Железнодорожным компаниям отчаянно требовались рабочие руки, и они даже выписывали людей из Европы. Работу легко мог получить и такой четырнадцатилетний тощий паренек, как я. Мы строили самый первый стальной мост через Миссисипи в Сент-Луисе. Потом переехал в Юту и работал на компанию «Юнион Пасифик». В девятнадцать лет я стал уже путевым мастером, вступил в союз рабочих и вывел их на забастовку.
– А почему ты вернулся?
– На фондовом рынке произошел крах. У железнодорожных компаний закончились деньги, а банки, дававшие им кредиты, разорились. Тысячи, даже сотни тысяч людей оказались без работы. Вот я и решил вернуться домой и попробовать все сначала.
– И чем же ты будешь здесь заниматься? Тоже строить железные дороги?
Он покачал головой.
– У меня другая мысль. Понимаешь, я уже дважды пострадал от финансовых крахов. Владеющие банками люди – худшие в мире глупцы. Они ничему не учатся и постоянно совершают одни и те же ошибки. А страдают от их ошибок рабочие. Никто и никогда не помогает рабочим. Никому это даже в голову не приходит. Рабочие должны объединиться и помочь друг другу сами.
– Никто друг другу не помогает, – вмешалась Эйприл. – Все в этом мире сами по себе. Нужно заботиться в первую очередь о себе, а то потеряешь и последнее.
Мэйзи вспомнила, что Эйприл постоянно так говорила, хотя в действительности была отзывчивой девушкой, готовой всегда прийти на помощь своим подругам.
– Я хочу основать своего рода клуб для рабочих, – продолжил Дэнни, не обращая внимания на слова Эйприл. – Они будут платить шесть пенсов в неделю, а когда лишатся работы не по своей вине, то клуб будет выплачивать им фунт в неделю, пока они не найдут новую работу.
Мэйзи смотрела на своего брата с восхищением. Да, план его чересчур смел, но ведь когда он в четырнадцать лет задумал сбежать в Америку, то тогда его план тоже казался ей несбыточным. Она вспомнила его слова: «В гавани стоит корабль, который утром отправляется в Бостон. Я проберусь на него по веревке и спрячусь на палубе под одной из шлюпок». И он добился своего. И следовательно, может добиться и на этот раз. Он сказал, что выводил рабочих на забастовку, а это значит, что он умеет повести людей за собой.
– Но что же с мамой и папой? – спросил он. – Ты ничего не знаешь о них?
Мэйзи помотала головой и вдруг неожиданно для себя самой разрыдалась. Ей вдруг именно сейчас стало особенно горько оттого, что она потеряла семью. Столько времени она сдерживала себя, но боль наконец-то прорвалась наружу.
Дэнни обнял ее за плечо.
– Я поеду на север и попробую их разыскать.
– Надеюсь, ты их найдешь. Я так по ним скучаю!
Перехватив удивленный взгляд Эйприл, она добавила:
– Но, боюсь, они будут недовольны мной.
– С чего это вдруг? – спросил Дэнни.
– Я беременна.
Лицо его покраснело.
– И не замужем?
– Нет.
– А собираешься выйти замуж?
– Нет.
– Так кто же этот мерзавец? – сердито воскликнул Дэнни.
– Пожалуйста, не надо ругаться, – повысила голос Мэйзи.
– Да я ему шею переломаю!