– Я предупреждала тебя насчет графа де Токоли, – сказала она с легкой ноткой осуждения в голосе.
– Когда такой мужчина оскорбляет даму во время танца, он почти не оставляет ей выбора, кроме как устроить сцену.
– Не смеши нас, Хью, – упрекнула его Августа. – Любая хорошо воспитанная девушка знает, как поступать в подобных случаях. В таких случаях лучше всего сказать, что тебе нездоровится, и вызвать экипаж.
Хью не стал возражать, он понимал, что его тетка права. И снова Августа испугалась, что напряжение стихнет и об инциденте со временем забудут. Но Джозеф все еще сердился и сказал Хью:
– Бог знает сколько вреда ты сегодня нанес семейству и банку.
Хью покраснел.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил он сухо.
К удовлетворению Августы, переча Джозефу, Хью делал себе только хуже. Ее племянник все-таки слишком молод и не догадывается, что сейчас лучше всего замолчать и уехать домой, не говоря ни слова.
– У нас определенно сорвалась сделка с Венгрией, и нас уж точно не позовут второй раз на такой бал с членами королевского семейства.
– Это я понял, – сказал Хью. – Я не понял, почему вы сказали, что виной всему был я.
«Еще лучше!» – со злорадством подумала Августа.
Хью побагровел от негодования, но еще держал себя в руках.
– Позвольте мне кое-что уяснить. Получается, что жена Пиластера должна терпеть оскорбления и унижения во время танцев и покорно молчать из страха, что сорвется ценная сделка? Такова ваша философия?
Джозеф от такого вопроса пришел в ярость.
– Ты нахальный щенок! – взорвался он. – Я хочу сказать, что, взяв себе в супруги выскочку из низов, ты испортил себе карьеру в банке! Никаким партнером тебе теперь не быть.
«Наконец-то! – поздравила себя Августа. – Наконец-то он произнес слова, которые я так долго из него вытягивала!»
Хью замолчал. В отличие от Августы он не подготовился заранее и не продумал все возможные возражения. Он только сейчас начал осознавать всю серьезность ситуации. Выражение гнева на его лице сменилось обеспокоенностью, затем пониманием, а под конец отчаянием.
Августа с трудом подавила торжествующую улыбку. Она получила то, что хотела. Она выиграла очередное сражение. Пусть Джозеф позже и пожалеет о своих словах, но вряд ли он от них откажется. Уж слишком гордым он был для этого.
– Значит, вот как, – сказал Хью наконец, поглядывая чаще на Августу, чем на Джозефа.
Она с удивлением заметила, что он едва сдерживает слезы.
– Ну что ж, тетушка Августа. Вы победили. Не знаю, как у вас это получилось, но то, что за всем случившимся стоите вы, – это несомненно.
Он повернулся к Джозефу.
– А вы, дядюшка Джозеф, должны хорошенько подумать о том, кто искренне радеет о банке… – он снова бросил взгляд на Августу и добавил: – И кто его настоящий враг.
III
Новость о том, что Хью впал в немилость, разлетелась по Сити за несколько часов. На следующий день клиенты, которые в последнее время буквально осаждали банк, чтобы встретиться с ним по поводу финансирования железных дорог, сталеплавильных заводов, верфей и пригородной застройки, один за другим отменяли встречи. Клерки, до этого относившиеся к нему с почтением, как к партнеру, едва лишь удостаивали его кивка головы, как обычного распорядителя. Если раньше всякий раз, стоило ему выйти на улицу, его сразу же окружали незнакомцы, желавшие узнать его мнение об американской компании «Грэнд Транк Рейлроуд», о цене облигаций Луизианы и о государственном долге США, то теперь он мог совершенно свободно прогуляться до любой кофейни в соседних с банком переулках.
В кабинете партнеров долго спорили. Когда Джозеф заявил, что Хью не будет партнером, дядя Сэмюэл возмутился. Но Молодой Уильям поддержал своего брата, как и майор Харстхорн, поэтому при голосовании Сэмюэл оказался в меньшинстве.
О том, что произошло в кабинете, Хью с мрачным видом рассказал главный клерк Джонас Малберри.
– Должен признаться, что крайне сожалею о принятом решении, мистер Хью, – сказал добродушный лысеющий мужчина, искреннее выражая свое сочувствие. – Когда вы в юности работали под моим началом, вы никогда не сваливали свою вину на меня, как это делали некоторые другие представители вашего семейства.
– Мне никогда и в голову не пришло бы, мистер Малберри, – с грустной улыбкой сказал Хью.
Нора проплакала неделю. Хью ее не обвинял в том, что произошло. Никто не заставлял его жениться на ней, он принял самостоятельное решение и должен сам нести ответственность. Рассчитывать на поддержку родственников, как можно было бы надеяться в более дружных семьях, он не мог.
Немного успокоившись, Нора, казалось, охладела к нему. Она не понимала, как много для него значила должность партнера. С некоторым разочарованием он понял, что его супруга не умеет сочувствовать другим – наверное, потому что росла без матери и вынуждена была всегда заботиться прежде всего о себе. Ее отношение к жизни немного раздражало Хью, но по вечерам, когда они ложились вместе в большую мягкую кровать и предавались страсти, он забывал обо всем.
Внутри Хью росло разочарование в работе, но сейчас, когда он содержал жену, большой дом и шесть слуг, он был вынужден оставаться в банке. Ему выделили отдельный кабинет на том же этаже, что и кабинет партнеров. Он повесил на стене большую карту Северной Америки и каждый понедельник составлял отчет о своей деятельности, отсылая его по телеграфу Сидни Мадлеру в Нью-Йорк. На второй понедельник после бала у герцогини Тенби в телеграфной комнате на первом этаже Хью увидел незнакомого молодого человека примерно двадцати с небольшим лет. Хью улыбнулся и поприветствовал его.
– Добры день. Вы кто?
– Саймон Оливер, – ответил молодой человек с легким акцентом, похожим на испанский.
– Должно быть, вы новичок, – сказал Хью и протянул руку. – Приятно познакомиться, я Хью Пиластер.
– Мне тоже приятно познакомиться, – отозвался новичок и замолчал.
– Я занимаюсь кредитами по Северной Америке, – продолжил Хью. – А вы чем?
– Я помощник мистера Эдварда.
– А вы, случайно, не из Южной Америки? – догадался Хью.
– Да, из Кордовы.
Поскольку Эдвард заведовал операциями в Южной Америке, и в Кордове в частности, то для него имело смысл нанять уроженца этой страны, тем более что сам Эдвард не говорил по-испански.
– Я учился в одной школе с посланником Кордовы, Мики Мирандой, – сказал Хью. – Вы, должно быть, знаете его.
– Это мой кузен.
– Ах, вот как.
Между ними не было семейного сходства, но внешне Оливер выглядел безупречно: идеально сидящий костюм, начищенные до блеска туфли, тщательно приглаженные волосы. Наверняка он старался подражать своему более удачливому старшему родственнику.
– Надеюсь, вам понравится работать у нас.
– Благодарю вас.
Вернувшись в свой кабинет, Хью задумался. Эдварду, конечно, были необходимы помощники, но Хью беспокоило то, что родственник Мики занимает такую довольно влиятельную должность в банке.
Через несколько дней его опасения подтвердились. Джонас Малберри опять рассказал ему о том, что происходит в кабинете партнеров. Он зашел к Хью, чтобы передать расписание платежей, которые банк должен был совершить в Лондоне от имени правительства США, но на самом деле ему хотелось поговорить. Его вытянутое, похожее на морду спаниеля лицо вытянулось еще больше, когда он сказал:
– Не нравится мне это, мистер Хью. Южноамериканские облигации никогда не считались надежными.
– Но мы же не делаем никаких займов для Южной Америки, разве не так?
– Таково было предложение мистера Эдварда, и партнеры с ним согласились.
– И что же он предложил финансировать?
– Строительство новой железной дороги из столицы Пальмы в провинцию Санта-Мария…
– Губернатор которой – Папа Миранда.
– Совершенно верно. Отец приятеля мистера Эдварда, сеньора Миранды.
– И дядя помощника Эдварда, Саймона Оливера.
Малберри неодобрительно покачал головой.
– Я работал здесь клерком пятнадцать лет назад, когда правительство Венесуэлы отказалось платить по своим облигациям. Мой отец, успокой Господь его душу, помнил отказ от обязательств Аргентины 1828 года. И посмотрите на мексиканские облигации – выплаты по ним проводятся нерегулярно, как пожелает правительство. Кто вообще так поступает?
Хью кивнул.
– И вообще, если инвесторы могут получать пять-шесть процентов, вкладывая в акции железнодорожных компаний США, зачем им рисковать своим капиталом в Кордове?
– Вот именно.
Хью задумчиво потер лоб.
– Ну что ж, я постараюсь выяснить, что они задумали.
Малберри положил на стол целую кипу документов.
– Мистер Сэмюэл попросил передать ему доклад по дальневосточным обязательствам. Можете передать эти бумаги ему.
Хью усмехнулся.
– А вы все продумали.
Он взял бумаги и направился в кабинет партнеров. Там он застал лишь Сэмюэла и Джозефа. Джозеф диктовал письмо стенографистке, а Сэмюэл склонился над картой Китая. Хью положил доклад на его стол и сказал:
111Он взял бумаги и направился в кабинет партнеров. Там он застал лишь Сэмюэла и Джозефа. Джозеф диктовал письмо стенографистке, а Сэмюэл склонился над картой Китая. Хью положил доклад на его стол и сказал:
– Малберри попросил передать вам.
– Спасибо, – Сэмюэл поднял голову и улыбнулся. – Что-то еще?
– Да, хотелось бы узнать, почему мы финансируем железную дорогу в Санта-Марии.
Джозеф на мгновение замолчал, потом продолжил диктовку.
– Да, это не самое привлекательное капиталовложение за последнее время. Но имя Пиластеров придает ему вес, и, я думаю, в конечном итоге оно окажется неплохим.
– Но то же самое можно было бы сказать о любом сделанном нам предложении, – возразил Хью. – Мы сохраняем свою высокую репутацию только потому, что никогда не предлагаем инвесторам облигаций, которые всего лишь «неплохие».
– Ваш дядюшка Джозеф полагает, что Южная Америка готова к финансовому возрождению.
Услышав свое имя, Джозеф вставил слово:
– Это пробный шар. Мы просто хотим проверить обстановку.
– И все равно дело рискованное.
– Если бы мой прапрадед не отважился на риск и не вложил все свои средства в один невольничий корабль, то никакого Банка Пиластеров сейчас бы не существовало.
– Но с тех пор Пиластеры всегда оставляли разведку на усмотрение более мелких банков, склонных к спекуляциям.
Дядя Джозеф не хотел вступать в спор и ответил раздражительно:
– Одно исключение не помешает.
– Но готовность делать исключения может дорого нам стоить.
– Об этом не тебе судить.
Хью нахмурился. Его инстинкты подсказывали ему, что инвестиции не имеют коммерческого смысла и что даже Джозеф не может объяснить толком, что они с этого получат. Тогда каков же истинный смысл авантюры? Задавая себе этот вопрос, Хью уже знал ответ на него.
– Это Эдвард вам предложил? Вы хотели поощрить его, показать, что не зря сделали его партнером? И потому приняли его первое предложение в новой роли, даже несмотря на то, что оно было непродуманным?
– Я не обязан отчитываться перед тобой в своих решениях!
– А вы не вправе рисковать деньгами других людей только из желания оказать услугу своему сыну. Если сделка не оправдает ваших ожиданий, небольшие инвесторы из Брайтона и Харрогита лишатся всех своих средств.
– Ты не партнер, и твое мнение по этому вопросу не имеет значения.
Хью не нравилось, когда в разговоре собеседники меняют тему, и он раздраженно возразил:
– Тем не менее я тоже Пиластер, и когда вы принимаете необдуманные решения от имени банка, страдает и мое имя.
Сэмюэл попытался успокоить его:
– Мне кажется, сказано достаточно, Хью…
Хью понимал, что лучше всего ему сейчас замолчать, но уже не мог остановиться:
– Боюсь, недостаточно.
Он сам услышал, как кричит, и понизил голос:
– Вы подрываете твердые принципы банка. Наш самый ценный актив – это наше доброе имя. Использовать его во всяких сомнительных предприятиях – все равно что мотовство, пустая трата капитала.
Дядя Джозеф уже не думал о правилах приличия.
– Да как ты смеешь читать мне лекцию в моем же банке, ты, молокосос! Вон из кабинета! Чтобы ноги твоей здесь не было!
Хью замолчал, но долго не сводил глаз с дяди. Его трясло от гнева и обиды. Идиот Эдвард стал партнером и заключает необдуманные сделки, пользуясь покровительством своего отца, а он, Хью, совершенно ничего не может поделать. В ярости Хью повернулся и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Через десять минут Хью уже спрашивал Солли Гринборна, нельзя ли устроиться на работу в их банке. Он не был уверен, что Гринборны возьмут его; да, благодаря своим связям в Соединенных Штатах и Канаде он считался бы ценным сотрудником в любом банке, но среди банкиров бытовало мнение, что переманивать ведущих сотрудников друг у друга – это не по-джентльменски. Кроме того, Гринборны могли опасаться, что Хью разболтает их коммерческие тайны за обеденным столом в кругу своей семьи, и тот факт, что он не был евреем, только усиливал их подозрения.
Вместе с тем Хью нисколько не сомневался в том, что его карьере в Банке Пиластеров настал конец. Больше ему там делать нечего.
С утра шел дождь, но к полудню из-за туч выглянуло солнце, и от куч навоза, усеивавших лондонские улицы, пошел пар. В деловом районе Сити строгие здания в классическом стиле соседствовали с обветшалыми постройками. Внешне Банк Гринборнов совершенно не походил на Банк Пиластеров, располагавшийся в роскошном здании. Несведущий прохожий, взглянув на старый дом на Темз-стрит, ни за что бы не сказал, что перед ним главный офис еще более крупного и влиятельного банка, а ведь именно здесь три поколения назад располагалась контора торговцев мехом, с которой все и началось. Когда Гринборнам требовались новые помещения, они просто покупали следующий дом по улице, и теперь банку принадлежали четыре примыкавших друг к другу здания и еще три на другой стороне. В этих унылых с виду постройках проворачивались дела, нисколько не уступавшие, а порой и превосходящие по масштабу финансовые операции Пиластеров.
Внутри царила суматоха. Хью пришлось прокладывать себе путь в тесном помещении среди шумных посетителей, похожих скорее на средневековых ходоков к королю. Каждый из них утверждал, что стоит ему перемолвиться парой слов с самим Беном Гринборном о его деле, как на него сразу же свалится целое состояние. Извилистые коридоры и узкие лестницы преграждали жестяные ящики со старыми папками, коробки с письменными принадлежностями и огромные бутыли с чернилами. Любой мало-мальски свободный закуток был переоборудован под кабинет клерка. Хью нашел Солли в большом помещении с неровным полом и перекошенным окном, выходящим на реку. Грузное тело Солли было наполовину скрыто за столом с кучей бумаг.
– Живу во дворце, а работаю в хлеву, – грустно пошутил Солли. – Постоянно убеждаю отца заказать постройку нового здания, как у вас, но он говорит, что никакой доли прибыли он от этого не получит, так что это всего лишь пустая трата денег.
Хью сел на комковатый диван и взял предложенный ему бокал с дорогим хересом. Ему было немного не по себе – отчасти потому, что никак не удавалось избавиться от посторонних мыслей о Мэйзи. Он совершенно точно знал, что, представься ему подходящий случай, он снова бы соблазнил ее, как несколько лет тому назад. Как тогда в загородном доме, если бы она позволила ему войти. «Но все теперь в прошлом», – повторял он себе. В Кингсбридж-Мэнор Мэйзи заперла дверь на замок, а он женился на Норе. Ему не хотелось примерять на себя роль неверного мужа.
И все же неловкость оставалась.
– Я пришел обсудить с тобой кое-какое дело, – произнес он наконец.
– Весь в твоем распоряжении, – добродушно отозвался Солли.
– Как тебе известно, я занимаюсь Северной Америкой.
– Еще бы мне этого не знать! Вы там все так плотно захватили, что нам и не сунуться!
– Вот именно. И в результате вы теряете большое количество крайне выгодных сделок.
– Не наступай на больную мозоль. Отец постоянно пилит меня, почему я не похож на тебя.
– Вам нужен человек, имеющий опыт ведения дел в Северной Америке. Было бы неплохо, если бы он обосновался в Нью-Йорке и руководил вашим филиалом там.
– Да. А еще волшебная фея, которая все это сделает.
– Я серьезно, Гринборн. Я такой человек.
– Ты?!
– Я хочу работать на вас.
Солли замолчал в изумлении и только таращил глаза сквозь очки, словно проверяя, настоящий ли Хью сидит перед ним. Потом он покачал головой и сказал:
– Это из-за того случая на балу Тенби, я полагаю.
– Мне сообщили, что из-за жены мне не быть партнером.
Хью подумал, что Солли должен посочувствовать ему, ведь он и сам выбрал себе жену из низов.
– Мне искренне жаль.
– Но я не прошу меня жалеть. Я знаю себе цену, и вам придется ее заплатить. Сейчас я получаю тысячу в год, и я надеюсь, эта сумма с каждым годом будет увеличиваться по мере того, как я буду увеличивать благосостояние банка.
– Ну, это не вопрос, – сказал Солли, немного подумав. – Предложение более чем щедрое. Я рад, что ты пришел ко мне. Ты хороший друг и великолепный финансист.
При словах «хороший друг» Хью снова вспомнил о Мэйзи и почувствовал угрызения совести.
– Работать вместе с тобой – что может быть лучше! Я бы и мечтать об этом не смел, – продолжал Солли.
– Ты о чем-то недоговариваешь, или мне кажется? – спросил Хью.
Солли покачал своей совиной головой.
– Нет-нет, я полностью согласен. Насколько это в моей власти. Конечно, я не могу нанять тебя, как нанимаю письмоводителя. Мне нужно обсудить это дело с отцом. Но ты же сам знаешь, что для банкиров самый главный аргумент – это выгода. Отец в любом случае не захочет упускать такую возможность – прибрать к рукам значительную долю североамериканского рынка.
Хью не разделял уверенности своего товарища, но все же спросил:
111