Ольга сидела неподалеку от нее на скамье.
Елена Алексеевна. Мы любим, когда кто-нибудь присутствует. Пусть учатся преодолевать стеснительность. Обрати внимание вот на эту, третью справа, Флора. Когда был фестиваль, она покорила Москву.
Флора закинула ногу на палку, внимательно глядя на себя в зеркало.
Галя, брызгая из лейки на пол, шла вдоль станка.
Елена Алексеевна. Почему, Галя, ты так тяжело ходишь? Десять пудов прошло.
Галя смотрела на мать, безмятежно улыбаясь.
Елена Алексеевна (хлопнула в ладоши). Приготовились. Стали по четыре. Флора, поменяйся, пожалуйста, с Ирой местами. Плие… Руки – это главное. Руки и глаза. Руки вздохнули! Отдаетесь нам! Арабеск, акарте назад, гран батман жете и – плие. Начали!
…Веками отлитые движения, повороты, округло плывущие руки («ручки» называют здесь), взлеты медлительных «вывернутых» ног («ножки» называют их здесь) и взлет, полет, перелет по воздуху над землей, отдельно, оторванно от земли, заодно с воздухом, почти с небом, когда «спинка» выгнута и «ручки» округлы и «ножки» словно одна продолжение другой летят, стелются параллельно далекой, забытой на пять мгновений, земле…
Елена Алексеевна. На Флору, на Флору смотри. У нее нет таких уж особых данных. Шаг – средний и прыжок средний. У нее душа не средняя.
Девочки отдыхали. Южный мальчик отошел в сторону, стоял, облокотясь на палку, как будто попал сюда случайно и не имел к ним никакого отношения.
Елена Алексеевна. Плохо, что у нас нет мальчиков. Трудно придумывать номера. Нашего Резо в школе дразнят балериной. По-моему, он ходит сюда только из-за Ани, у них, кажется, роман. Резо и Флора, приготовились. Вступление к танцу.
Пианистка заиграла вступление к танцу.
– Резо, не тащи ее за руку. Не приказчик идет – интеллигент девятнадцатого века. Веди ее внимательно, восхищайся ее красотой. А ты идешь впереди, будто муж уже сорок лет, собственник. Тебе что, она не нравится? Нет, нет, она тебе не нравится. Смотри, что ты делаешь.
Елена Алексеевна изобразила, как девушка летит, волоча за собою оглядывающегося по сторонам партнера.
– На нее смотри, не на меня.
Резо. Я в зеркало смотрю.
Елена Алексеевна. Я-то воображаю, что он на меня смотрит, а он, оказывается, на себя. Так, начали. Торжественный, праздничный польский, чуть-чуть надменный танец…
Флора шла, подав руку Резо. Не шла, а гордо и счастливо ступала.
Елена Алексеевна. Оля, тебе не скучно?
Ольга. Что вы!
Елена Алексеевна засмеялась, отвернулась, сказала что-то девочкам, показала слегка, особенно не стараясь, новую комбинацию. Понаблюдала, что у них получается, обругала, снова засмеялась…
В сквере на скамейке сидели Резо и Аня. Обоих припорошил снег. По другую сторону дорожки сидела Галя.
Аня. Иди сюда!
Галя. Чего это я буду вам мешать!
Аня. Резо, ну позови ее, что она там сидит.
Резо. Галя, ну что ты в самом деле!
Галя (встала, быстро подошла к ним). Атас! Вон она идет.
Резо. Что она за нами таскается, честное слово.
Аня. Мы сами за собой ее таскаем, мать велит.
Резо. Скоро уедет?
Галя. Мы так хорошо ее развлекаем, что, боюсь, она останется здесь навсегда.
Аня. Одно спасает: когда она начинает выхваляться, можно отдохнуть. Ее надо только навести на тему.
Резо. Хотите, я приведу ее в норму?
Галя. Ее нельзя обижать, она сирота.
Аня. Главное, никуда не спрячешься, у нее нюх какой-то.
Ольга (еще издали). Это вы? А я иду и думаю: вы или не вы?
Галя. Это мы. Как ты нас нашла?
Ольга. А я иду, иду, просто гуляю. И вдруг вижу: кто-то сидит…
Галя. Познакомьтесь – это Реваз. Вам есть о чем побеседовать, он тоже собирается поступать в ПТУ.
Ольга. Правда?
Резо. Мечтаю. Правда, еще не выбрал, в какое.
Ольга. Тут самому надо разобраться, к чему у тебя наклонность. Но в принципе – очень советую.
Аня. Расскажи ему про свое училище. Ты знаешь, им присвоили звание «Училище высокой культуры».
Ольга. Что там! Наше училище – вообще лауреат премии Ленинского комсомола.
Галя. Только понимаешь, Оля, какая сложность, у него главная склонность – это литература. Он даже воплотил это в стихотворной форме. «Люблю урок литературу, она нам всем дает культуру, писателей мы узнаем и все хорошее от них берем».
Ольга. А у нас литература очень хорошо поставлена, мы же проходим все общеобразовательные предметы! За три года ты получаешь законченное среднее образование и в то же время у тебя специальность. Ты уже самостоятельный человек!
Галя. Если бы я была самостоятельный человек, я поступила бы на курсы кройки и шитья.
Аня. А я бы лучше устроилась в гормясорыбторг.
Резо. Тогда уж лучше в горплодоовощ.
Галя. На худой конец в горвторсырье.
Аня. Или в горснабпотребсоюз.
Резо. Или в торгпосредконтору…
Ольга. А пошли вы к едрене фене.
Голос у нес сделался хриплый, блатной.
Резо. Пардон?
Ольга. Отвали, мон шер.
Резо. Вас плохо вижу. Прием.
Ольга. Очки надень, мышь белая. Балерина из Берлина.
Елена Алексеевна возила по полу воющий пылесос и потому плохо слышала, что говорил ей муж. Пришлось выключить.
Вадим Антонович. Где моя рубашка, не видела?
Елена Алексеевна. Тебе сейчас, в эту минуту нужна рубашка?
Вадим Антонович. Если бы я был уверен, что к нам сегодня никто не придет…
Елена Алексеевна. Кто к нам сегодня придет, ты болен.
Вадим Антонович. Тогда я не буду одеваться. Буду жить в пижаме.
Елена Алексеевна. Живи в пижаме.
Позвонили в дверь.
Вадим Антонович. Вот она, идет.
Елена Алексеевна. Кто идет?
Вадим Антонович. Эта, твоя.
Елена Алексеевна. Почему она моя?
Вадим Антонович. Она к тебе ходит, а не ко мне. Тогда что, одеваться? Где что? Где рубашка? Рубашки нет. Где свитер?
Елена Алексеевна. Ничего не надо, сиди у себя. Я скажу, у тебя разболелась голова.
Вадим Антонович побрел в свою комнату.
Елена Алексеевна (впустила Ольгу). А где девочки?
Ольга. В кино пошли.
Елена Алексеевна. А ты почему не пошла?
Ольга. У них было только три билета. Но это ничего, фильм я и дома увижу, а к вам уж оттуда не доберешься.
Елена Алексеевна. Почему три билета? А кто третий, Резо? Я же им сказала!
Ольга. Елена Алексеевна, честно говоря, мне даже лучше посидеть с вами. Если только я вам не помешаю.
Елена Алексеевна. Конечно, посиди.
Ольга. Вадим Антонович дома?
Елена Алексеевна. Он лежит, у него голова разболелась.
Ольга. А что такое?
Елена Алексеевна. Ничего страшного, у него это бывает.
Ольга. Значит, мигрень.
Елена Алексеевна. Ему в таких случаях нужен только покой.
Ольга. Но есть простое средство! Я вас научу, и вы всегда будете им пользоваться. Это массаж. От переносицы вниз и под глазом.
Елена Алексеевна не успела остановить ее. Ольга постучала в дверь.
– Вадим Антонович!
Вадим Антонович (болезненно). Да.
Ольга. Можно к вам?
Вадим Антонович. Заходи…
Ольга зашла.
Вадим Антонович в пижаме лежал на кожаном диванчике.
Ольга. У вас мигрень?
Больной смотрел на жену, которая стояла позади. Она дала глазами понять, что ничего не могла поделать.
Ольга придвинула стул к диванчику.
– Закройте глаза, будем делать массаж.
Вадим Антонович. Зачем?…
Ольга. Я в детдоме всех лечила, даже врача. У вас с обеих сторон болит или с одной?
Вадим Антонович. С одной.
Ольга (растирая руки). Вам будет только приятно. (Приступив к массажу.) Разговаривать не надо.
Вадим Антонович. Спасибо, уже прошло.
Ольга. Не могло пройти так быстро.
Вадим Антонович. Но я говорю, что прошло, мне же лучше знать!
Ольга. Это обманчивое впечатление.
Зазвонил телефон.
– Ничего, я возьму трубку… Алло. Вадим Антоновича? Сейчас. Лежите, я вам поднесу.
Вадим Антонович (в отчаянии, что придется с кем-то разговаривать, но произнес приветливо и весело). Да?… Ах, это ты!
Он даже приподнялся на диване, как будто собеседник мог его видеть.
– Живу ничего, живу ничего. Ты когда приехал?
Елена Алексеевна (приоткрыла дверь). Кто это?
Вадим Антонович (замахал на нее рукой, чтоб уходила). К нам-то, к нам когда? А ну, давай! Давай, ждем!
Елена Алексеевна. Кто, кто?
Вадим Антонович (опять замахал на нее рукой). Привет тебе тут!… Да, да, и нам привет. Словом, приходи…
Он положил трубку и сказал, досадливо перекосившись:
– Петр приехал.
Елена Алексеевна. Боже мой.
Вадим Антонович. Что такое? Что – боже мой?
Елена Алексеевна. Обед же нужно!
Вадим Антонович. Какой обед! Через двадцать минут он будет здесь. Да он и всего на час, от самолета до самолета.
Елена Алексеевна. Да ведь надо же как-то принять.
Вадим Антонович. Что же я должен был сказать? «Посиди в самолете, мы еще не готовы»?… Можешь не беспокоиться, он принесет барана, разведет на кухне костер и станет делать шашлык.
Вадим Антонович. Что же я должен был сказать? «Посиди в самолете, мы еще не готовы»?… Можешь не беспокоиться, он принесет барана, разведет на кухне костер и станет делать шашлык.
Елена Алексеевна. Оля, пошли на кухню.
На кухне все было домашнее, уютное. Не интернатские котлы и чаны, а семейные кастрюльки и сковородки. Ольга была весело деловита – рядом с Еленой Алексеевной, вокруг Елены Алексеевны, – и все получалось у них слаженно и быстро.
Ольга. А кто придет?
Елена Алексеевна. Это крупный ученый, знаменитость. Они вместе учились с Вадимом Антоновичем, были друзьями. Вадим Антонович – он ведь тоже очень одаренный человек. Когда мы с ним познакомились, он был еще аспирантом, но уже тогда от него много ждали, я имею в виду научные способности. И у него прекрасный голос, он поет! То есть пел, теперь уже перестал. Он сочинял экспромты, причем не каламбуры какие-нибудь, а настоящие стихи! Да что там…
Это была больная для нее тема.
– Беда в том, что Вадим Антонович не волевой человек. Как только родились наши девочки, а я еще с утра до ночи в театре, все легло на него. Он растерялся, бросил свою диссертацию. И вот теперь, когда к нам залетает Петр, мне кажется, что Вадим Антонович немного расстраивается. А я чувствую себя виноватой.
Ольга. Вы-то при чем? Вы-то при чем?
Елена Алексеевна. Я виновата, что ему пришлось жениться на мне. И главное – две девочки, вот чего он не ожидал.
Ольга. Какая разница, ей-богу, где один, там и двое.
Елена Алексеевна. Где один, там и две, где двое, там и трое, все так…
Ольга. Странно. Вы такая интересная женщина, а так унижаетесь. Что ни говорите, ваш супруг мрачный, нелюдимый человек. Вы совсем другая. Ведь я сама такая же, как и вы. Мне необходимо, чтобы вокруг были люди. Я не могу без людей. Я другой жизни не понимаю.
Елена Алексеевна. У тебя, наверно, в Свердловске много друзей?
Ольга. У меня со всеми хорошие отношения, я хорошо контачу. Но с кем-то дружить отдельно от всех – это я не люблю. Потому что тогда возникают секреты от других. А я за глаза ни о ком не говорю. Все равно дойдет до человека, только в искаженном виде. Я все в глаза говорю. Потому я и с вашими дочками не могу найти общий язык. Если бы нас связывала учеба или комсомольские дела – тогда все стало бы на свои места.
Елена Алексеевна. Кажется, мои злодейки пришли.
Вошли Аня, Галя и Реваз.
Елена Алексеевна. Почему вы не взяли Олю в кино? Прошу вас…
Галя. Будет сделано.
Елена Алексеевна. Теперь так. Приехал Петр.
Аня. Приехал Петр.
Галя. Его глаза…
Аня. Сияют. Лик его ужасен.
Галя. Движенья быстры. Он прекрасен.
Резо. Он весь, как божия гроза.
Теперь к приему гостя стали готовиться все члены семьи. Вадим Антонович вышел из своей комнаты уже в костюме, постоял, посмотрел и вдруг начал суетиться, бегать, поднял парусом скатерть, перестелил ее, сдвинул и снова раздвинул шторы. Жена смотрела на него с укором.
Вадим Антонович. Есть хочется.
Елена Алексеевна. Я пока могу что-нибудь тебе дать. Только не наедайся, скоро будем обедать.
Он стал шататься по комнатам, изображая предстоящий разговор.
Вадим Антонович. А где вам больше понравилось, Петр Никанорович? В Англии или во Франции? Но вам, наверно, надоели такие вопросы? А помните, как вы?… А помните, как мы?… Все помнит, подумать только! Нисколько не зазнался, просто поразительно! Смотрите, какой он скромный, смотрите, как он стесняется!
Елена Алексеевна. Не мешай, Вадим. Выбери себе какое-нибудь место и посиди спокойно.
Вадим Антонович подчинился, выбрал стул в углу комнаты и продолжал, обращаясь уже к одной Ольге.
Вадим Антонович. А помните, Петр Никанорович, как вы забегали сюда пообедать, в таком вот пальтишке, а вот у этого окна вам ставили раскладушку, она так и называлась: Петина раскладушка. Запомни, Оля, эти слова и потом проверь. Запомнишь?
Зазвонил телефон.
– Иногда хочется подключить к телефону пленку с записью: «Вадим Антонович просит считать его несуществующим».
Елена Алексеевна. Подойди же!
Вадим Антонович. Сейчас он перестанет.
Но звонки продолжались.
– Иду, иду. Вот я уже беру трубку, вот я уже улыбаюсь, черт побери! (В трубку.) Слушаю вас… Петя? Лена, это Петр! Так мы ждем! Что?… Лена, он не может!
Елена Алексеевна. Как не может! Спроси почему.
Вадим Антонович. Лена спрашивает почему! То есть это мы спрашиваем почему!… У него конференция: это постоянно с ним происходит.
Елена Алексеевна. Скажи, пусть хоть покажется.
Вадим Антонович. Петр, ты хоть покажись! Все хотят тебя видеть!… Говорит, не может.
Елена Алексеевна. Какая досада!
Вадим Антонович. Какая досада! Ну что делать – беги. (Лене.) Он бежит. (Положил трубку.) Кто же будет есть мамонта!
Елена Алексеевна. Ты нехорошо говорил с ним. То, что вы друзья, еще не дает тебе права…
Вадим Антонович. Да, начинаешь понимать, как это важно: уменье все делать вовремя.
Елена Алексеевна. Что ты имеешь в виду?
Вадим Антонович. Я никогда не умел вовремя улыбнуться, отпустить невольный комплимент… Ведь впоследствии, через какое-то время, необходимость в этом отпала бы. Но зато тебя уже все уважают. И улыбаются уже тебе…
Елена. Господь с тобой! Ты считаешь, что это Петр улыбался?
Вадим Антонович. А может, как-нибудь ненароком и улыбнулся? А? Незаметно для себя?
Ольга. Известных людей легко критиковать. Всем почему-то хочется выискивать недостатки. Отсюда и анекдоты. Хотя вообще-то я люблю анекдоты. Например, пьесу «Горе от ума» народ растаскал на анекдоты.
Галя. На пословицы.
Елена Алексеевна. Она оговорилась.
Ольга. Я что-то не так сказала?
Аня. Все так.
Вадим Антонович. Ну кто же в этом городе достоин съесть этого мамонта?
Ольга. Может, позвать кого-нибудь в гости?
Резо. Можно позвать девочек.
Ольга. А тебе только девочек. Елена Алексеевна, интересно, почему грузины…
Елена Алексеевна. Остановись. Была не была, звоните девочкам.
Вадим Антонович. Вы считаете, что девочки достойны?
Ольга. Девочки неплохие.
Вадим Антонович. Звонить буду я. Легче жить надо, товарищи, легче.
Пошли звонить в прихожую. Елена Алексеевна и Ольга остались.
Ольга. Нет, Вадим Антонович тоже неплохой человек. Непьющий, нескандальный.
Хореографические девочки сидели вокруг стола тихие, пряменькие и по глоточку отпивали из рюмок, по кусочку брали из тарелок.
Елена Алексеевна. Катя, Вера, Аня, Галя, Флора пьют только лимонад. Остальным можно немножко вина.
Вошел Вадим Антонович, приодетый, веселый.
– Салют.
Сел рядом с женой, быстро разлил, выпили вдвоем.
Елена Алексеевна. Надо хотя бы раз в полгода вот так собираться. Кто никогда не веселится, тот обкрадывает себя.
Вадим Антонович. Внимание! Мамонт остается на столе – небольшой танцевальный антракт!
Он пригласил Елену Алексеевну, стал танцевать с нею современное, да так лихо, будто он прошел у нее балетный тренинг. За ними поднялись и девочки. Только Резо и Флора остались за столом, у них свой неслышный разговор.
Вадим Антонович, подражая жене, восклицал:
– Спинки держите! Улыбаться, улыбаться! Головки красивые, девочки, не халтурьте! Гран батман жете и плие!
Елена Алексеевна. Вот сейчас ты хороший. Запомни, какой ты сейчас, и постарайся таким быть всегда.
Ольга перенесла свой стул к двери в прихожую и села там, чтобы никому не мешать.
Но Елена Алексеевна и здесь углядела ее и сказала укоризненно:
– Оля!
Ольга замотала головой, что ей, мол, очень хорошо, и не скучно, и все в порядке. Елена Алексеевна подтолкнула к ней мужа.
Вадим Антонович. Приглашаю.
Вадим Антонович стоял перед нею, ухмыляясь, как гуттаперчевый клоун, от уха до уха.
Ольга. Я не умею так!
Вадим Антонович. А мы будем так, как вы.
С ней Вадим Антонович плясал еще потешнее – делал вид, что швыряет через плечо один ботинок, потом другой ботинок, потом пиджак…
Галя и Аня, обе хмурые, вышли в прихожую и там о чем-то совещались.
Резо сидел рядом с Флорой. Оба были прижаты столом к стенке и выбираться оттуда не собирались.
Вадим Антонович проводил Ольгу к столу, усадил.
Ольга. Вы развеселились.
Вадим Антонович. Потому что я понял, в чем главная беда человечества. В пожизненной конкуренции. В детские годы – кто выше подпрыгнет, кто быстрее добежит. Потом – конкуренция по поводу служебных успехов и жизненных благ, то есть опять-таки кто выше подпрыгнет… Нет! Отметаю своды правил, условий и другой муры. На этом точку я поставил и с богом вышел из игры. Кто хочет – ловит, салит, тащит, кто хочет – бьется в стенку лбом. Отныне скромный и молчащий, поставил точку я на том.
Ольга. Елена Алексеевна говорит, что вы целиком зависите от своих настроений.