– Ну, я думаю, такой дом сам себя прокормить может, – резонно заметила Катя.
– Ванька-то, Ванька… Сначала бабка, а теперь и мать. Не иначе как умом повредилась с горя…
Светлана Петровна очень сожалела, что вчера у нее был нерабочий день. Вчера и нотариус приезжал, и, говорят, Людмила Федоровна в обморок падала, а она ничего этого не видела, не знает. Сидела дома, борщ варила без всякой пользы. А тут сразу все случилось: и завещание, и все остальное. А потом – такое горе. Господи, в уме не укладывается, что Валерочка-то Аристарховна повесилась! С чего, почему? Ну, умерла мамаша-то ее, так все там будем… Да и старая уж совсем была. А Лера без наследства, говорят, не осталась, так с чего и горевать?
А она отпущена вчера была – ну, какие там уборки-готовки, даже неизвестно, когда похороны. Ариадну Казимировну увезли зачем-то в морг, эта рыжая, что ее сейчас допрашивает – господи, ее допрашивает! – позавчера такое напридумывала! И что хозяйку убили, и что лекарство Ванькино какое-то пропало. Да еще рыжая, как оказалось, в милиции работает, ты смотри – от горшка два вершка! Светлана Петровна думала, что девчонке этой от силы лет восемнадцать-двадцать, а она и институт, поди, закончила, и в милицию подалась. А может, и мать ее такая же, а с виду вроде приличная женщина…
– Елена Аристарховна с сестрой ладила? – вдруг спросила ее рыжая милиционерша.
– Чего ж им не ладить? – Домработница пожала плечами. – Сестры-то родные. Ладили, конечно…
– А Валерия Аристарховна здесь встречалась с кем-нибудь, вы, случайно, не в курсе, Светлана Петровна?
– Что значит встречалась? – насторожилась та.
– Любовника у нее здесь не было… кого-нибудь из местных? – напрямую спросила Катя.
Словоохотливость помощницы по дому как рукой сняло. То ли на нее подействовали покойники, усопшие один за другим, то ли какие другие обстоятельства, но сегодня Светлана Петровна явно была не в ударе. На Катин вопрос о любовнике она просто выкатила глаза, только что для полноты картины рот не открыла.
– А вы и дальше здесь работать будете, Светлана Петровна? – вполне невинно, лишь бы поддержать разговор, поинтересовалась она.
– Дальше? Елена Аристарховна мне вперед за три месяца заплатила, значит, доверяет дом-то, – гордо пояснила домоправительница.
– Но дом по завещанию теперь Людмиле Федоровне принадлежит, ведь так?
– Ну… судиться, должно быть, Елена Аристарховна с ней будет…
– Ничего не отсудит, – заявила Катя авторитетно. – Ариадна Казимировна была в полном уме и твердой памяти. И нотариус им вчера то же самое сказал. Не советую, говорит, судиться, только зря деньги и нервы потратите!
Эх, не было ее здесь вчера! Будь он неладен, этот выходной, с борщом вместе! Все, все пропустила – и нотариуса, и то, что, оказывается, дом теперь точно Людмиле отойдет, а она, Светлана Петровна, что делать теперь будет?.. Елена-то заберет, что ей там положено, да и уедет, поминай как звали, и Ванька уедет, а она же останется! А дом действительно убирать-содержать надо, полы мести, белье менять. Людмила Федоровна старая уж совсем, да и привыкла она к ней, к Светлане-то, зачем ей другую искать? И работа эта легкая, денежная, в шею никто не гонит, не проверяет, как в иных местах, пыль пальцем не щупают, под кровати не заглядывают – все ли чисто? Да Светлана Петровна такую аккуратность блюла, что хоть ешь на полу-то, но неприятно ведь, когда тебя каждую секунду контролируют! А в сезон и от квартирантов перепадает, чаевые прям как в гостинице. И, опять-таки, уезжают – продукты с собой никто не забирает, ну разве сыр там или колбасу, чтоб в поезде съесть… А остальное так все и остается – и пельмени мороженые, и сахар, и овощи всякие, и молочное, – она это домой относила, никто ей никогда и слова не сказал… А Людмила Федоровна, что теперь в доме за хозяйку будет, просто помешана на вареньях всяких: наварит летом-то и говорит: вот девочки наши приедут, возьмут. И Ванечка тоже… Ванечкой всегда называет, Леночкой, Лерочкой… Царство ей небесное, чего натворила! Ой-ой… не приведи господь – повесилась!.. Да, а они-то на Людмилу, как на врага… Да, варенья наварит, а им-то варенье ее разве нужно? И стоит, сахарится, год стоит, два, а она все варит. А потом Ариадна Казимировна, покойница, говорит: «Возьмите, Света, это варенье куда-нибудь…» Она и возьмет, и перегонит дома на фруктовый самогон. Не то чтобы муж у нее пьющий, нет. Но все же полезнее, чем казенка, мало ли что там, в этой водке-то? А тут продукт натуральный. На грецких орехах настоит самогон Светлана Петровна, куда там покупному напитку! Да и фрукты всегда домой носила, сада-то у нее нет, в пятиэтажке живет. Да и зачем ей сад, когда старухи и малой части не съедали… И персики, и инжир… А груши какие! Летние и зимние… Орехи мешками… Тоже говорят: «Заберите их, Светлана Петровна, внукам, а то моль заводится». Орехи она перекупщику на базар сдавала. Вот беда-то теперь… Где еще такую другую работу возьмешь? Елена-то ей заплатила… щедро заплатила, ничего не скажешь, даже больше положенного… Так уедет она, Елена, а эти все равно узнают, чего им надо, и если не она, так другой кто расскажет. А она, получится, сведения скрывала от милиции-то. Еще неприятностей наживешь. В налоговую-то она о своих доходах декларацию не сдает, а говорили, что надо.
– Из местных – не знаю, – с сомнением в голосе начала Светлана Петровна трудный разговор. – Ничего не скажу. Но покойная-то Валерочка Аристарховна, она мужчин очень любила. Ну и красавица ведь к тому ж! Ей-то с виду и сорока не дашь! Почему ей мужчин-то не любить? А вот Елена – нет. Елена – про ту ничего не скажу. Елена тут ни с кем… хоть тоже красавица писаная. Но постарше, конечно, Валерочки-то. И одевается строго. Не молодится, нет. Вот Валерочка любвеобильная, можно сказать, была женщина. Елена с ней даже ссорилась.
– А почему ссорилась? Она что, сама с мужчинами не общается? Или у нее гм… ориентация другая?
– Ну, вы скажете тоже, Катерина… не знаю, по отчеству-то вас как?
– А не надо по отчеству, – ласково сказала собеседница. – Просто Катя, и все.
– Ну, Катя так Катя… Это вы, Катюша, не туда думаете – ориентация другая! Это сейчас только появилось такое – ориентация. А раньше этого и в помине не знали! А Елена – женщина серьезная. Замужем один раз побыла – и хватит. А Валерия-то Аристарховна и замужем, уж не знаю сколько, но раза четыре точно была, это только по паспорту. И так… очень это дело любила. А Елена, та категорически кричала, чтобы сестра сюда никого не водила. Если тебе нужно, говорит, иди куда хочешь, а здесь я этого разврата не потерплю – у матери на глазах и у ребенка… Ну и, конечно, стыдно – Ванька-то уже взрослый, самому жениться пора, а мать такие фортеля выкидывает. Да только это когда они вдвоем приезжали, а Валерия-то чаще тут бывала, раза по два в каждый год, да надолго… чего не жить-то на всем готовом? Наша-то хоть и сердилась на нее, и кричала, что денег не даст, однако давала, я же знаю. Покричит-покричит, сердце отойдет – и даст. Хоть и непутевая, но своя кровинка-то! А Валерочка все норовила подгадать, чтобы одной тут побыть. С сестрой не любила отдыхать, это точно. Хотя Ариадна Казимировна, покойница, – Светлана Петровна перекрестилась, – всегда их всех вместе приглашала. Когда, говорила, родным и повидаться, как не в отчем доме… да. Только Валерия-то с сестрой не хотела вместе, а всегда или раньше приедет, или потом еще останется. Да и Елена не каждый год выбиралась к матери. Так что Валерочка даже иногда с квартирантами связывалась, так вот. – Светлана Петровна осуждающе покачала головой. Таких контактов она явно не одобряла.
– А Ариадна Казимировна замечала, что Валерия Аристарховна?..
– Ну, не знаю, – с сомнением покачала головой домработница. – Насчет наших ничего не скажу, что они про Валерочку-то… Людмиле Федоровне чего надо? Только книжки да на море гулять! А хозяйка никогда в чужую спальную не зайдет, не постучавшись, – воспитание не позволяло. Ко мне даже, в кладовку мою, и то постучит, если слышит, что я там вожусь. Да и гонор не позволял небось ей дочкам-то выговаривать… Одним словом, воспитание. У других, знаете, чуть что – и крик, а эти все молчком, все молчком. Ну, Елена, та, бывало, все же не стерпит – характер мужской, резкий, можно сказать, характер. Ну а я-то вроде мебели, никто на меня не смотрит, привыкли. А я-то не деревянная Буратина – все вижу, все слышу. И прихожу раненько, а когда людей много, сезон, то и каждый день. Бывало, спит-то она еще… не одна. Опять же, белье поменять. – Светлана Петровна стыдливо закатила глаза. – Сразу видно, кто спал, а кто… спал! Однажды такое застала… не приведи господь, стыдоба… думала, плохо кому, а это она так… кричит… Хорошо, что они меня не заметили! И ведь не молоденькая уже… была. Ванька взрослый, того и гляди бабушкой бы стала. А баловалась-то чуть не с Ванькиными ровесниками! Своего-то возраста не признавала. С каждым годом у ней кавалеры-то, смотрю, все моложе и моложе… И чего ей надо-то было! Хотя б этого самого взять, нотариуса, что Ариадне Казимировне-то завещание оформлял… Он за Валерочкой ударял, да. А она хвостом покрутила-покрутила и дала ему от ворот поворот. А мужчина-то какой видный! И в самом солидном возрасте, по девкам-то уж не станет бегать, домовитый, вдовец, – перечисляла достоинства нотариуса Светлана Петровна. – Усадьба своя, машина. Дети уже взрослые, все отдельно. Жила бы с им и горя не знала. А ей все не такой был! Нехорошо про покойницу-то, но все она ухажеров меняла, все меняла… И молодых на совсем молоденьких, да…
– Светлана Петровна, а вы знали, где ключи от сейфа хранятся?
– Какие ключи?! От какого сейфа?! – всполошилась домработница, бледнея на глазах. – Христом-Богом клянусь… восемь лет – копейки не украла!
– Светлана Петровна, голубчик, успокойтесь, ничего не пропало, – заверила ее Катя. – Елена Аристарховна ключи потеряла. Три таких ключика, на колечке, не видели? Два желтых и один белый.
– Когда потеряла? – отдышавшись, спросила домработница.
– Вчера еще.
– Так меня ж вчера и не было, – с облегчением ответствовала та. – Выходная была.
– А знаете, где сейф стоит?
– Какой сейф? – тут же снова затрепыхалась Светлана Петровна.
– Железный, наверное.
– Никакого сейфа никогда в глаза не видала, – заявила та со всей уверенностью. – И в доме, и во флигелях, везде – каждый закоулок знаю. Нет там никакого сейфа!
– А в винном подвале?
– В подвал редко хожу… не знаю. – Собеседница с сомнением покачала головой. – Да там отродясь никакого вина не было, в подвале-то. Паутиной все давно заросло. Там, где полки, в чулане, я-то прибираюсь. И протру, и пол подмету. Хоть чулан, а все ж порядок быть обязан. Только в чулане никакого сейфа нет! Консервации чуток держат, варенья всегда варят – там все и стоит. Да… а что в подвале этом, не знаю. Мне ходить и убираться там не велят, а что мне самой – больше всех нужно? Свет-то я там видала, выключалка на стене. Да лампочка только с краю горит, а дальше темнотища и полки одни пустые. Да и спокон веку туда не ходит никто… Вы Людмилу Федоровну про сейф спросите, – посоветовала прислуга. – От нее-то Ариадна Казимировна ничего не скрывала.
Отпустив наконец Светлану Петровну восвояси, Катя откинулась на спинку стула и задумалась. Времени ушло на этот разговор много, а толку было чуть. Только и узнала, что покойная в связях была неразборчива, а про сейф спросила так, для затравки – вдруг что и выплывет. Ничего не обнаружилось, зря только Светлану Петровну напугала…
* * *В подвале уже работали. Выйдя из второго гостевого флигеля, который Катя определила себе под кабинет и в котором разговаривала с домработницей, она заметила провода, тянущиеся к подвальной двери. Интересно, открыли сейф? И что в этом сейфе? Действительно несметные сокровища или… или уже ничего нет? Однако лезть в подвал, мешать экспертам ради праздного любопытства она не стала. И вообще, это не соответствовало ее принципам. Лейтенант Скрипковская к своим обязанностям относилась строго. Дали тебе кусок работы – будь добра выполняй, считала она. В свое время все узнаешь. Однако это самое время наступило незамедлительно – навстречу ей попалась торопящаяся куда-то Вика.
– Ключи нашлись, – с ходу сообщила она Кате. – В комнате у покойницы, в ящике шкафа, под бельем.
Значит, это Валерия Аристарховна не утерпела, взяла-таки ключи у сестры. Решила сама ознакомиться с содержимым сейфа или боялась, что сестра надует ее с дележкой?
– А пальцевые отпечатки?
– Ну кто тебе так сразу скажет, – устало усмехнулась следователь. – Ключи вытерты, и в комнате местами протерто, однако пальчики все же имеются… Только чьи? Экспертиз одних уже назначила штук двадцать… Когда сделают… Но что любопытно, ключики-то в пластилине! Вытирали их тщательно, даже ножичком, похоже, подчищали, но под лупой все сразу видно. Есть хочется, кофе хочется, – пожаловалась Вика. – Нужно съездить куда-нибудь, перехватить хоть пирожок.
Кате тоже ужасно хотелось есть – целый день она работала, можно сказать, не покладая рук… и языка.
– Слушай, давай ко мне? – вдруг предложила она. – Мама наверняка что-нибудь приготовила.
– Идея – класс, – одобрила Вика. – А я вас не объем?
– Обижаешь.
– Ладно, действительно хорошо придумала. Курить будешь?
Катя не курила уже очень давно, с самой выписки из больницы, когда мама взяла ее под свою опеку. Курить ее научила подруга Наталья – для пользы дела, когда Кате пришлось участвовать в разработке в качестве подсадной утки и она должна была сыграть этакую прожженную стерву[7]. Курение для нее началось как своего рода игра, однако Катя неожиданно быстро втянулась в эту вредную привычку. И даже покуривала в больнице – разумеется, уже пойдя на поправку. Курила втихомолку и от врачей, и от мамы. И сейчас она с благодарностью взяла сигарету.
– Давай присядем где-нибудь, что ли, – предложила Вика, – ноги не держат.
– Тут недалеко скамейка есть, – сказала Катя, – моя любимая.
– Вот и покурим на любимой скамейке, и поговорим. – Вика щелкнула зажигалкой, и Катя с дымящейся сигаретой в руке пошла по тропинке вперед, показывая дорогу.
Как, оказывается, это вкусно – первая затяжка после долгого перерыва! Сигареты были легкие, так называемые дамские, и с ментолом, как она любила. Катя выдохнула дым и отодвинула рукой ветку.
– Пришли, – сообщила она.
На зеленой скамейке под платаном уже кто-то сидел. Увидеть сидящего Катя с Викой сразу не смогли – фигуру загораживало мощное дерево – и поэтому столкнулись, что называется, нос к носу. На скамейке, расслабленно откинувшись на спинку, сидела Ирина Сергеевна и курила. Выражение лица у мамы было задумчивое и грустное. При появлении дочери она поперхнулась дымом и попыталась спрятать сигарету. Кате скрываться тоже было уже поздно. Несколько секунд они остолбенело таращились друг на друга, потом Ирина Сергеевна махнула рукой:
– Все. Спектакль окончен. Все тайное рано или поздно становится явным! Но я не думала, что ты тоже начнешь. Во всяком случае я тебе дурной пример не подавала.
Вика с удивлением смотрела то на одну, то на другую, однако быстро все поняла и захохотала:
– Ну, девушки, ну насмешили! Что, мама до сих пор не знала, что ты куришь?
– Оказывается, я тоже кое-чего не знала, – парировала Катя.
– Я честно пыталась бросить, – оправдывалась Ирина Сергеевна. – На отдыхе, например, ни разу… Даже когда одна!
– Я сама бросала раз пятьдесят, – призналась Вика. – И вредно, и убыток, но когда все в кабинет набьются, курят, а ты сидишь, как дура… да еще и дымом дышишь, безо всякого удовольствия, то…
– Мам, ты нас покормишь?
– Конечно, конечно, – засуетилась Ирина Сергеевна, быстро гася сигарету. – Все давно готово. Не знала только, как тебя вытащить…
– Да, мам, познакомься, это Вика, – спохватилась Катя, – наш следователь.
– Ирина.
– Очень приятно.
– Картошку с мясом будете?
– Мы все будем.
Ирина Сергеевна с затаенной грустью смотрела на дочь. Худющая, бледная, курит, да еще и голова небось болит. Правда, глаза живые, блестят… В какой-то момент Катя с сигаретой в руке и горящими глазами очень напомнила ей бывшего, давно умершего мужа, отца ее единственной дочери.
С завидным аппетитом расправившись со всем, что было на столе, Катя и Вика получили в награду по большой чашке чая. Ирина Сергеевна заявила, что пить кофе в таких количествах вредно, особенно если у кое-кого болит голова. Сервировав чай, она деликатно удалилась.
– Господи, каждый бы день так, – мечтательно произнесла Вика, делая большой глоток чая и заедая его свежей плюшкой.
– Каждый день по трупу, что ли? – осведомилась Катя.
– Нет, конечно, типун тебе на язык… Каждый бы день такое обращение! Катерина, мама у тебя – просто клад.
– Версии есть? – нетерпеливо спросила Катя.
– Версий – как грязи. – Вика покачала головой. – Глаза разбегаются, одна другой краше.
– Озвучишь?
– Давай ты сначала по нашим фигурантам пройдешься, – предложила следователь. – А я пока булку доем.
– У меня не густо. Домработница сперва молчала, а потом все-таки призналась, что Валерия Аристарховна была, назовем это так, весьма неравнодушна к мужчинам. Про сейф ничего не слышала, ключей никогда не видела. Елена Аристарховна ей заплатила за три месяца вперед, якобы за уборку, но мне кажется, по другой причине – чтобы Светлана Петровна держала язык за зубами и про события в доме нигде не распространялась. Сестра ее, Валерия, похоже, была нимфоманка не нимфоманка, но что-то вроде того, и Елена не хотела, чтобы этот сор, так сказать, выносили из избы. Ключи от сейфа вчера Людмила Федоровна при нотариусе передала Елене, та спрятала их в сумку, а родная сестра стащила. Наверное, Валерии Аристарховне очень хотелось побыстрее прибрать наследство к рукам. Именно она настояла, чтобы сейф открыли и посмотрели, все ли на месте. Но Елена сейф открыть согласилась, а доставать из него ничего не разрешила. Тем более что у нотариуса оказалась опись того, что в нем лежит. Когда Ариадна Казимировна составляла последнее завещание, она и передала ему список.