Грейс во всем винила «американскую кровь» Луизы, хотя американки, которых Луиза встречала во время путешествия, отнюдь не были так глупы, как когда-то она. На самом деле Луиза ими восхищалась. Их отличали свежий цвет кожи, уверенность в себе и жизнерадостность. И смелость тоже, потому что нужно набраться немалой смелости, чтобы покинуть своей дом где-нибудь в Бостоне, Нью-Йорке или Филадельфии ради того, чтобы выйти замуж за лорда из какого-нибудь обедневшего захудалого рода. Деньги за титул – именно такую цель ставили себе мать Луизы и кузина Изобел два десятилетия назад, во время первой волны американских невест, хлынувшей на английские берега. У Байрона Стрэттона не было титула. Тем не менее, ему удалось покорить сердце ее матери.
Может быть, Луизе стоит поступить наоборот – отправиться в Америку, найти молодого человека из хорошей семьи среднего класса и поселиться в одном из зеленых пригородов, которые повсеместно строились, казалось, за одну ночь. Города-сады, где все дышало новизной, и прошлое никого не связывало по рукам и ногам.
Как только она отделается от Максимилиана Норвича! Макс неизбежно должен погибнуть, как и планировалось первоначально. Возможно, он свалится с лестницы в своем замке, как бедняга Антуан, – только сломает шею, а не ногу. Печально, однако, что ей необходимо отделаться от него – капитан Купер кажется человеком весьма лихим. Она надеялась, что он сумеет выстоять под натиском тети Грейс и Изобел. Сидеть между двумя этими дамами – за один этот вечер он достоин щедрого гонорара.
За столом внезапно наступила тишина, и Луиза подняла взгляд от своего фруктового мороженого с шампанским. Глаза всех присутствующих были устремлены на нее. Что такое?
– Луиза, твой муж только что рассказал мне в высшей степени шокирующую историю о твоем пребывании в Монте-Карло. Пожалуйста, скажи, что это неправда, – звенящим голосом произнесла тетя Грейс.
Луиза наклонилась вперед, но поймать взгляд Чарлза ей не удалось.
– М-Макс, как правило, не лжет. Ведь так, дорогой? – Она села, выпрямившись, насколько возможно, но поверх перьев миссис Мервин смогла увидеть лишь макушку его темноволосой головы.
– Я лгу лишь тогда, когда вы мне велите, дорогая, – ответил он, поворачиваясь, чтобы она могла его видеть. Выражение его лица Луиза могла бы описать как «нехорошее» и сразу же поняла, что у нее неприятности.
– Почему бы вам не сказать мне, что вы там рассказали? Тогда я смогу вынести суждение о вашей правдивости.
– О, вы рассказываете эту историю гораздо лучше меня, мой ангел!
Луизе хотелось убить его прямо на месте, в Роузмонте. Интересно, сумеет ли он задержать дыхание настолько, чтобы обмануть владельца похоронного бюро?
– Раньше она мне этого не рассказывала, и теперь я понимаю почему, – заметила Грейс.
– О, все было не так уж плохо, миссис Уэстлейк. Если подумать, так это могло бы показаться весьма милым и забавным.
– Ну же, Луиза, не нужно тайн, – злорадно усмехнулся сэр Ричард. – Нам всем очень хочется знать, что вы на самом деле вытворяли, пока вас тут не было.
– Мы… Мы проводили в Монте-Карло медовый месяц, – начала Луиза. По крайней мере, так она писала тете Грейс.
– Как вам известно, мы познакомились в Лувре, – вмешался Чарлз. – Возле той безобразной, мрачной картины Рембрандта. Не правда ли, Лулу?
О да. Смерть Максу. И возможно даже, Чарлзу Куперу.
– Однако ни она, ни я не видели этой дурацкой картины – прошу прощения, дамы, этой благословенной картины. Из-за чего столько шума, кстати? Сплошь черный да коричневый, будто смотришь на дно бочки. Мы немного посмеялись над этим, а потом одно привело к другому. Я был счастливейшим человеком в мире, когда убедил ее выйти за меня, и после брачной церемонии мы отправились прямо в Монте-Карло.
– А где свершилась церемония? – поинтересовалась миссис Нейсмит, как и положено хорошей супруге викария.
– В церкви Святого Георгия на улице Огюста Вакери, – быстро ответил Чарлз. – Это старейшая англиканская церковь в Париже, хотя, разумеется, здание не всегда стояло на этом месте.
Значит, он все-таки слушал Луизу.
– Разумеется, машину вела Луиза. Должен признаться, к тому времени, как мы добрались до цели нашего путешествия, я был готов целовать землю. За рулем она сущий маленький дьявол, совершенно не соблюдает правил. Но у меня ограниченное боковое зрение – в нашей семье автомобильные очки будет носить именно она.
– Я бы ни за что не позволил своей жене водить автомобиль, – заметил сэр Ричард.
– Можно подумать, моя жена будет спрашивать разрешения, – усмехнувшись, ответил Чарлз. – Она во всех отношениях современная, независимая дама. Оригиналка.
Луиза была готова его простить, да не знала, что еще ей предстоит услышать. Поэтому она, не желая тратить свой запас доброжелательности, принялась разглядывать серебряную вилку в собственной руке. Какой прихотливый узор, бесконечные завитки и прорези. Должно быть, лакеям стоит немалого труда отмыть и навести блеск на такие столовые приборы.
– К делу! Будет вам пикироваться! – Доктору Фентрессу не терпелось услышать продолжение истории.
– Ах да. Пикировка. Как удачно вы выразились, доктор Фентресс, потому что все дело было в пиках, вернее, в их отсутствии. Видите ли, мы играли в бридж в нашем гостиничном номере. Дружеская встреча с другой супружеской четой, с которой мы только что познакомились. Барон и баронесса фон Штойбен.
– Немцы? – Карминного цвета губы тети Грейс сложились в презрительную гримасу. Ей следовало бы подать к столу немецкое мозельское вино, но она питала презрение к этой стране.
– Австрийцы, кажется. Очаровательная пара, не правда ли, Луиза?
Луиза ни разу в жизни не играла в бридж. Она знала, что эта игра набирала популярность и была похожа на вист, но даже в вист она не играла. Ум ее не был приспособлен для карт – почти все время в Монте-Карло она посвятила тому, что восхищалась драгоценностями и нарядами других путешественниц да гуляла по пляжу вместо того, чтобы сидеть за карточным столом.
– Они были очень милы. Хотя Ганс немножко зануда. – Почему бы ей не приукрасить рассказ яркими подробностями.
– Но они с Минной просто созданы друг для друга, не правда ли, дорогая? Прямо яблочный штрудель, такая аппетитная. Так вот, пики были козыри, но Луиза просчиталась. Она проиграла на трех последних взятках и была вынуждена заплатить штраф.
– Тебя могли видеть! – Грейс схватилась за сердце.
О господи. Теперь и Луизе стало интересно, что за скандальную выходку она совершила.
– Макс, вам придется сказать самому. Мне слишком стыдно.
– Чепуха. Вы среди друзей и родных. Что бы ты ни сделала, Лулу, мы уже ничему не удивимся. Ты так похожа на свою дорогую матушку, – защебетала Изобел. – Просто разбойница!
Чарлз, наконец, пришел к ней на выручку:
– Не волнуйтесь, дорогая. Я закончу историю. Мы заключили пари – проигравший должен был сделать что-то возмутительное в общественном месте – любое, что велит победитель.
Луиза закрыла глаза. Если сейчас Чарлз Купер заставит ее плясать канкан, она даст ему пинка в самое уязвимое место его тела, как только они останутся наедине.
– Барон потребовал, – продолжал Чарлз, – чтобы Луиза пробралась на сцену оперного театра Монте-Карло и спела. Разумеется, в здании никого не было, кроме уборщиков. Но они побросали свои метлы и щетки, а потом стали божиться, что Луиза пела лучше Нелли Мельба. Они никогда не слышали столь своеобразного исполнения «Славного короля Венцеслава».
Вот как? И это все? Луиза была глубоко разочарована в себе.
– Рождественская песня в августе. Как вам не стыдно, дорогая, – шутливо укорил ее мистер Нейсмит. – Всего через несколько дней у вас будет возможность распевать рождественские гимны, сколько душе угодно. – Он поднял бокал с вином. – Тост за возвращение нашей блудной дочери и ее молодого супруга. Пью за здоровье мистера и миссис Максимилиан Норвич! Да встретят они много-много дней Рождества вместе!
– Правильно! Правильно! – Даже дядюшка Филипп поднял свой бокал. Чарлз поднялся и пошел вдоль стола, чтобы встать рядом с Луизой, его теплые ладони легли на ее обнаженные плечи. – Моя дорогая певчая птичка! Благодарю вас всех за теплый прием! Мне кажется, благодарность просто переполняет меня. Настолько, что я хочу поцеловать мою жену при всех, даже если этого не требует барон фон Штойбен.
Луиза запрокинула голову, чтобы изумленно взглянуть в его лицо. Ей хотелось попросить его немедленно вернуться на место. Но она слишком долго собиралась с духом. Он сломил ее сопротивление с непринужденностью опытного хищника, и их губы соприкоснулись.
Пусть так. Это было совсем неплохо. Быстрый, легкий поцелуй.
Пусть так. Это было совсем неплохо. Быстрый, легкий поцелуй.
А затем его язык нахально раздвинул ее губы.
О-о. Вот это оказалось очень, очень неплохо. Ее сомкнутые ресницы затрепетали, и она потянулась ему навстречу – вопреки здравому смыслу. Впрочем, тетя Грейс говорила, что у нее его нет и в помине. Так зачем же противиться? Капитан Купер целовался прекрасно, нежно, однако настойчиво, его губы были влажны, но в меру – в общем, без излишней сентиментальности. Казалось, он точно знал, где коснуться языком ее языка, и Луиза почувствовала, что тает, как ее сорбе в шампанском.
Боже, это было просто божественно. Целую вечность она не позволяла целовать себя ни одному мужчине. Луизу бросало то в жар, то в холод, и температура в обеденном зале была тут ни при чем. Она отняла руку от скатерти, чтобы коснуться его лица, почувствовать, как колются темные щетинки, уже пробивающиеся на скулах, невзирая на то, что он брился не далее как сегодня днем.
Стол зазвенел – серебряные ложечки стучали о хрусталь, но восхитительный, коварный поцелуй капитана продолжался, Луиза понимала, что она-то может остановиться, но не могла придумать, как заставить отступить собственный язык и остановить сладкую дрожь, что пронзила ее до самых кончиков пальцев ног. Она вообще не могла думать. Да и захочется ли ей снова думать?
О, вот досада. Этот поцелуй ничего не значил для него – капитан просто отрабатывал свой гонорар. Но не перестарался ли он?
Глава 10
Луиза благоухала фиалками и на вкус была, как изысканное вино. Чарлз понимал, что идет против всяких правил, но ему было безразлично. Она сказала – никаких публичных проявлений нежности, но эти люди были обязаны получить урок. Они все смотрят на Луизу сверху вниз, полагая, что она все та же неисправимо грубая, дурно воспитанная девица, которой была в юности. Как же они не видят, что она выросла, что у нее ясный ум? Да, от ее болтовни можно оглохнуть; вероятно, им нравится далеко не все, что она говорит и во что верит.
Они все здесь ее гости, живут в ее доме, едят ее еду, пьют ее вино. Но почти каждое слово, что он сегодня услышал из уст тех, кто сплетничал о Луизе, было, можно сказать, уничижительным. Оскорбительным. Даже Изобел, которая, казалось, питала к Луизе подобие добрых чувств, наболтала такого, чего говорить не следовало.
Было сущим озорством выставить ее напоказ с этой историей про Монте-Карло, но миссис Уэстлейк со своей ядовитой любезностью просто заманила его в ловушку. И Чарлз должен был что-то придумать. Несколько раз он тянул шею, выворачивал голову, точно дверную ручку, чтобы увидеть Луизу – она с понурым видом сидела там, на другом конце стола. И ему не нравилось, как этот слизняк сэр Ричард разговаривает с ней. У него на лице было написано – что бы там ни связывало их в прошлом, все еще болело, как старый нарыв. Должно быть, Луиза сказала баронету что-то неприятное, чтобы положить беседе решительный конец, потому что три последние перемены блюд его внимание было всецело обращено на жену викария.
Сейчас озорство Чарлза начинало заходить слишком далеко. Ему пришлось ухватиться за спинку стула Луизы, чтобы не упасть на ковер, увлекая за собой и ее. Он не мог припомнить, чтобы простой поцелуй производил на него столь разрушительное действие. Да и когда вообще он в последний раз целовал девушку?
О нет, он вспомнил. Пошатнувшись, Чарлз медленно оторвался от губ Луизы и ее запрокинутого лица.
Она залилась ярким розовым румянцем. Карие глаза смотрели, не видя. Ресницы трепетали, как крылья бабочки.
– Мистер Норвич!
– О Грейс, не топорщи перышки. В конце концов, они – молодожены, – рассмеялась Изобел, но в ее голосе Чарлз услышал истерические ноты. Должно быть, обитателям Роузмонта попытки идти против Грейс стоили недешево.
– Извините мое столь возмутительное поведение. Мне нет оправданий, за исключением того, что я влюблен в свою жену, – услышал Чарлз собственный голос.
– Ба, – проворчал пожилой джентльмен, сосед Луизы. – Вы задерживаете следующую перемену блюд. Сядьте же на место!
– Простите, – шепнул Чарлз Луизе. – Не знаю, что на меня нашло.
Она расправила плечи и протянула дрожащую руку, чтобы взять стакан с водой.
– Не придавайте значения. И я не буду.
Лгунья. Но они не могут рисковать и целоваться снова. Чарлз вернулся на свое место. Сейчас Изобел начнет приставать к нему, а Грейс обрушит град упреков! И ему не пришлось долго ждать. Сумев кое-как устроить ноги под столом вне досягаемости цепких рук Изобел, он обратился к Грейс Уэстлейк:
– Полагаю, вы решили, будто я развязный грубиян, раз позволил себе подобное неприличие?
– Грубиян? – Грейс вытерла губы салфеткой с кружевными краями, оставив на ткани малиновый след. Какой-то бедной прачке придется приложить немало усилий, чтобы его отстирать. – Нет. Скорее как болван. Кому-то следовало предостеречь вас насчет моей племянницы, прежде чем вы на ней женились, мистер Норвич. Вы, молодежь, слишком склонны поддаваться порыву. С Луизой всю жизнь было трудно. Когда она сбежала, я всерьез опасалась за состояние ее рассудка.
– Прошу прощения?
– Она всегда была своевольна. Надеюсь, за сегодняшний вечер вы поняли, что на самом деле думают о ней друзья и родные?
– Я понял, что среди родных у нее мало друзей, – выпалил он напрямик.
Грейс вздохнула:
– Да, вам может показаться именно так. Вы – пришелец и никого из нас не знаете. Осмелюсь предположить, что и Луизу вы по-настоящему не знаете.
– Я знаю ее достаточно.
– О-о. Страсть! – Грейс пренебрежительно махнула рукой. – Это быстро пройдет. И когда страсть поблекнет, вы обнаружите, что навеки связали себя с женщиной, которая не сможет дать вам настоящее счастье. Она ни на что не способна. Извращенный разум. Все эти разговоры насчет того, чтобы идти работать, о правах женщин и что там еще ей взбредет в голову – она не обеспечит вам домашнего уюта, мистер Норвич.
– Люди склонны преувеличивать значение таких вещей, как домашний уют. – А ведь и правда! Луиза уже перевернула его мир вверх дном, хотя вовсе не по той причине, которую имела в виду Грейс.
– Это вы сейчас так говорите. Попомните меня через несколько месяцев, когда ваш замок потеряет очарование и она захочет отправиться в Индию, в Африку или к черту в пекло.
– Путешествия очень расширяют кругозор, миссис Уэстлейк. – Чарлзу-то они открыли глаза, это точно.
– У вас на все есть ответ. Вы умеете вывернуться, мистер Норвич. Надо отдать вам должное!
Чарлз разорвал последнюю нить своего терпения:
– Но вот чего я никак не пойму. Луиза сказала мне, что ваш сын хотел на ней жениться. Если она… такая несносная… Зачем тогда?
– Родные знают ее лучше, чем кто бы то ни было. И могут защитить ее от собственных губительных порывов. Для бедняжки Хью это была бы жертва, но он был готов ее принести. Да и сейчас не отказывается.
– Но Луиза уже стала моей, – твердо сказал Чарлз.
– Вам незачем упорствовать в своем роковом заблуждении, мистер Норвич. Я готова предложить вам щедрые условия, чтобы покончить с этим браком. Жаль, что вы обвенчались в англиканской церкви, но и это можно устроить, предложив хорошую цену. Ведь все имеет свою цену, согласны? Я собиралась переговорить с вами завтра, с глазу на глаз, но почему бы не сегодня? Изобел заигрывает с престарелым мистером Бакстером и нас не слышит, хотя ему уже известен мой замысел. Эта беспутная дама готова броситься на любого, кто носит брюки, даже если мужчина годится ей в отцы, – презрительно заметила Грейс. – Доктор Фентресс может ознакомить вас с медицинской историей Луизы. Вы и сами должны знать, что она вовсе не была непорочной невестой. Вас одурачили, молодой человек, предложив нарядную коробку с гнилым содержимым.
Чарлз бросил салфетку на стол.
– Прошу меня извинить, миссис Уэстлейк, но мне что-то нездоровится.
Грейс хитро улыбнулась ему:
– Представляю! Обдумайте то, что я вам сказала. Завтра в одиннадцать жду вас у себя. Нам многое предстоит обговорить.
Чарлз встал. Ноги были как ватные. Луиза взглянула на него с испугом. Наверное, подумала, что он подойдет и снова ее поцелует. Он виновато пожал плечами.
– Боюсь, разболелась голова, – сказал он, обращаясь сразу ко всем, кто сидел за столом. – Прошу меня извинить.
Это было самое большее, что он смог сделать, чтобы придать отступлению видимость достоинства. Спокойно выйти из этой пещеры с хищниками, хотя следовало бы в ужасе бежать. Поплутав по коридорам, Чарлз снова оказался в своей комнате, умирая от желания напиться. Но сегодняшнего вечера не утопить в вине. Во что он ввязался? И как ему выпутаться? Чарлз тер виски, потому что и вправду почувствовал, как разболелась голова.