– Бог на стороне правого! – произнес Генрих, епископ Винчестерский, и перекрестился.
Его примеру последовали все присутствующие, в том числе и я.
Теперь в холле на третьем этаже освободился стул, который король Стефан предложил занять мне. Я поставил стул посередине, напротив королевского, чтобы видеть всех присутствующих. Разговор предполагался нелегкий.
– Сколько у тебя было людей при нападении в Уилтоне? – первым делом спросил король Стефан.
– Девяносто рыцарей и две с половиной сотни сержантов, – ответил я.
Они переглянулись, причем лицо короля выражало торжество, как будто сражение под Уилтоном выиграл он.
– Я же вам говорил, что это весь отряд, а не авангард! – воскликнул король Стефан. – Надо было биться!
Слова его в первую очередь относились к графам Кентскому и Ричмондскому. Первый смотрел на меня очень внимательно. Наши судьбы чем-то похожи. Мы оба оказались в чужой стае и добились чего-то, только благодаря умению воевать и преданности; мы оба – сторонники жесткой дисциплины и не очень уважительно относимся к тяжелой коннице. К сожалению, судьба развела нас по разные стороны баррикады, и порой удача одного оказывается неудачей другого.
– После драки кулаками не машут, – примирительно сказал я.
– Но теперь мы будем знать, как бороться с тобой, – заявил король Стефан.
– Я никогда не повторяюсь, – возразил ему. – Всегда исхожу из того, что противник не глупее меня, умеет делать правильные выводы из предыдущих ошибок.
– Похвальное качество, – согласился король и резко сменил тему разговора: – Переходить на мою сторону не собираешься?
– Когда кончится эта война, с удовольствием перейду, – ответил я и, усмехнувшись, добавил: – Но слишком многие заинтересованы в том, чтобы она не кончалась.
– Кто именно? – спросил король.
Было видно, что ему очень хочется найти источник зла. Не понимает, что он сам, точнее, королевская власть, и есть этот источник.
– Пожалуй, кроме короля Стефана и императрицы Мод, она нужна всем, в том числе и мне, – ответил ему.
Еще война не нужна была крестьянам тех территорий, где проходили боевые действия, но их мнение здесь не учитывалось.
– Пока идет война, мы все, – показал я двумя руками на сидевших по обе стороны от короля, – нужны, следовательно, нам надо платить деньгами, землями, титулами, привилегиями. То же самое и в противоположном лагере.
Король Стефан тяжело вздохнул. Война ему надоело. Так часто бывает после проигрыша.
– А чего хочешь ты? – спросил он меня.
– Привилегии и титулы меня не интересуют, деньги, – я улыбнулся королю, – тоже пока есть, так что остаются земли. Где-нибудь в Ланкашире, на северном берегу реки Мерси, неподалеку от моего замка.
– У тебя есть замок? – удивился король Стефан.
– Построил с разрешения графа Честерского, – ответил я. – Все-таки в соседях у меня валлийцы, а они порой бывают очень назойливыми.
Шутку мою оценили, хотя у большинства не было владений по соседству с Уэльсом.
– Не такой большой и неприступный, конечно, – показал я на стены холла, подразумевая весь Винчестерский замок, – но и не обычный манор. Скажем так: каменный дом с каменными стенами и башнями, огораживающими двор, расположенный на холме, который окружен рвом.
– Сколько у тебя земли сейчас? – спросил король Стефан.
– Девятнадцать «кольчужных» ленов, – ответил я. «Кольчужными» называли лены, за которые надо было выставлять на службу рыцаря. – Хотелось бы, чтобы их стало тридцать. Уильям Мартел божился, что за него дадут десять и еще один – за сундуки со свитками.
– Но тогда ты станешь моим вассалом, – с усмешкой произнес король Стефан.
– А я и не отказываюсь быть вассалом такого смелого рыцаря, – лизнул я. Судя по поступкам Стефана, в первую очередь он считает себя рыцарем, а королем – во вторую. – Только после того, как будет заключен мир с императрицей Мод. Тогда я принесу королю тесный оммаж (высший по отношению к другим сеньорам) и буду служить ему, не нарушая клятвы, данной ранее другим сеньорам. Но до этого буду сражаться на их стороне и платить щитовые деньги за маноры от короля.
– Так будет справедливо, – вдруг поддержал меня епископ Генрих.
Мне показалось, что поединок произвел на него неизгладимое впечатление. Видимо, не так уж часто и кроваво убивают на его глазах в честном поединке. Большой физической силы ему бог не дал, а в детстве, видать, мечтал стать рыцарем, как и старший брат. Теперь, наверное, представляет себя на моем месте.
– Пусть так и будет, – решил король Стефан.
Вскоре я обрел еще одного сеньора, короля Стефана, и стал лордом сеньории Чейлдвол, расположенной в графстве Ланкастер, на правом берегу устья реки Мерси. В сеньорию входил Чейлдвол, тянувший на три лена, и восемь деревень, в том числе и Лиуерпул, которому предстоит превратиться в Ливерпуль. Теперь я с полным правом мог называться бароном, потому что имею более двадцати ленов.
После совершения оммажа я был приглашен на пир. Обслуживали нас монахи. Они приносили блюда из кухни расположенной во дворе. Это уже были не просто куски зажаренного на вертеле мяса, а, скажем так, переходный вариант к будущей французской кухне. Подали даже острый соус темно-коричневого цвета. Единственным достоинством соуса была его острота.
Я сидел рядом с епископом Генрихом, который попросил Роберта де Бомона уступить мне это место на один вечер. Братья не рискнули ссориться с ним. Папскому легату хотелось расспросить меня о Византии. Я исправно отвечал на его вопросы, хотя мало что мог рассказать. Ведь по легенде я служил в пограничной провинции, а не в Константинополе. Рассказывая о крещении кочевников (не стал говорить, что аланов), не нашел подходящего слова и употребил греческое. Епископ понял меня. Мы поговорили на греческом, затем перешли на латынь, которую понимал кое-кто из сидящих за столом. Только не король Стефан, поэтому, по моему предложению, вернулись на норманнский.
Короля удивило, что я держу вилку в левой руке. Точнее, это была бабушка вилки – двузубый предмет с рукояткой из черного дерева. Такую подали только епископу Генриху.
– А для меня такой не найдется? – спросил я.
– Принесите и ему, – приказал епископ толстому монаху с круглым лоснящимся лицом.
Тот поклонился, показав капельки пота на гладко выбритой тонзуре, и засеменил в угол у камина, где стояло подобие буфета. Бабушка вилки была со стальными зубьями, круглыми и очень острыми. Подозреваю, что прототипом послужили крестьянские вилы. Я взял ее в левую руку, нож – в правую и начал быстро разрезать и поглощать мясо, макая его в соус, отлитый из золотого судка в форме гуся на край моей серебряной тарелки, мелкой, но большой. У епископа, который держал вилку в правой руке не получалось так ловко, как у меня левой. Остальные вообще ели руками.
– Ты левша? – спросил король Стефан.
– Нет, – ответил я, – но меня научили биться и левой рукой. Просто нож сейчас выполняет более важную работу, поэтому держу его в правой.
Епископ Генрих взял вилку в левую руку, но получалось плохо.
– Всё дело в тренировке, – поделился я опытом. – Через несколько дней будет получаться не хуже, чем у меня.
– Начну тренироваться с завтрашнего дня, – решил епископ и пошутил: – а то сегодня останусь голодным.
Все засмеялись, кроме короля. Во-первых, ему незачем было подлизываться к брату; а во-вторых, шутки он понимал с трудом. Зато был отменным едоком. Я не съел и половины того, что умолотил он. Наевшись, король Стефан завел разговор о Нормандии. Дела там у него шли неважно. Жоффруа Красивый отхватывал один кусок за другим с завидной скоростью.
– Что бы ты сделал на моем месте? – спросил меня король Стефан.
– Если потеряешь Нормандию, все равно останешься королем. Если потеряешь Англию, то и герцогом Нормандии пробудешь не долго, – ответил я.
– Это я и сам понимаю, – немного раздраженно произнес король.
– Жизнь устроена так, что мы не можем всегда быть сильными, – продолжил я. – Это касается и наших врагов. Хороший полководец умеет дождаться момента, когда он силен, а враг слаб.
– Ты командовал большими армиями? – просил король.
– Нет, – ответил я. – Самое большее – тремя тысячами.
– Разве это маленькая армия?! – удивился Вильгельм Ипрский, граф Кентский.
– По византийским меркам – да, – ответил я.
– Вильгельм Завоеватель с пятью тысячами рыцарей захватил Англию, – вставил епископ Генрих.
– Он напал вовремя, когда враг был слаб, – произнес я.
– Так ты предлагаешь подождать, когда Жоффруа захватит всю Нормандию и ослабеет? – вернулся король Стефан к интересующему его вопросу.
– А есть выбор? – спросил я в ответ. – Если все пути ведут к проигрышу, то минимальный проигрыш – это выигрыш. Не стоит менять Лондон на Руан.
– Вот и они мне тоже самое говорят, – кивнул король на сидевших слева от него графов Кентского и Ричмондского.
– Вот и они мне тоже самое говорят, – кивнул король на сидевших слева от него графов Кентского и Ричмондского.
– Советники иногда дают хорошие советы, – шутливо произнес я.
Значит, король Стефан в Нормандию не сунется в ближайшее время. По крайней мере, пока не избавится от армии Роберта, графа Глостерского.
17
Что я и рассказал графу Роберту через два дня, когда вернулся к Шерборну.
– Сегодня же отправлю сообщение графу Жоффруа, – решил граф Глостерский. – Чем быстрее он захватит Нормандию, тем быстрее поможет нам.
– Как бы не пришлось нам помогать ему захватить Англию, – предположил я.
Точно помню, что Плантагенеты будут править Англией. Может, придется стать участником этого перехода власти от одной династии к другой?!
– Он убеждал меня, что Англия ему не нужна, – рассказал Роберт Глостерский.
– Аппетит приходит во время еды, – поделился я на латыни древней мудростью.
– Ну, что ж, я не удивлюсь, – сказал граф. – Только вряд ли его здесь ждет теплая встреча. Как бы большая часть наших сторонников не перешла сразу на строну Стефана. Жоффруа ведь в первую очередь будет награждать анжуйских рыцарей.
И тех, кто примкнет к нему в самом начале. Надо бы мне познакомиться с графом Жоффруа поближе. Мне понравилось получать землю в собственность. Может, потому, что в двадцать первом веке ее не имел, не считая приусадебного участка в деревне.
Срок моей ежегодной службы подходил к концу, в том числе и на графа Глостерского за его пять ленов, но отпустят меня не раньше, чем возьмем Шерборн. Не хотелось мне сидеть под его высокими стенами и ждать, когда осажденные решат, что достаточно настрадались, чтобы сдаться без потери чести. Замком командовал рыцарь Генрих де Феррарс. Говорят, усердный и упрямый служака, не очень умный и поэтому, видимо, не продажный. Несколько дней я ездил вокруг замка, выискивал слабые места. Их не было. Разве что со стороны реки будут меньше всего ожидать нападение.
Мои парни раздобыли две лодки, спрятали их неподалеку от замка. Я договорился с графом Глостерским о поддержке, и ночью с частью своего отряда отправился к замку Шерборн. На лодках мы перебрались из реки в ров, а потом на холм под стеной. С этой стороны было всего две башни, расположенные по углам. У нас были две «кошки», которые удачно закинули на стены. Первая и вторая пары забрались удачно. А вот когда начали подниматься мы с Умфрой, во дворе залаяла собака. Не просто тявкнула пару раз и смолкла, а прямо таки захлебывалась от злости или страха, учуяв чужих. Ее поддержала вторая, третья, четвертая… Видимо, в замке держали целую свору. Тут же послышались встревоженные, человеческие голоса. Я как можно скорее поднялся наверх. Едва мои руки уцепились за каменный зубец, шершавый, крошащийся, как меня подхватили две пары рук и помогли подняться на стену. Еще двое стояли с луками наготове, потому что на стену поднимались по лестнице солдаты с факелами. Два отряда шли с двух сторон. В каждом не меньше десяти человек. А во двор выбегают из донжона еще.
– Стреляйте по ним, пока мы не спустимся, и сразу за нами, – приказал я.
Мы с Умфрой начали спускаться первыми. Добравшись до земли, я потряс веревку, давая сигнал, что можно спускаться следующему. Третья пара задержалась. Мне даже пришлось прикрикнуть:
– Спускайтесь!
Мы сели в лодки и поплыли к городу.
На стенах замка появилось много людей с факелами. Огоньки быстро перемещались в разные стороны, пока не собрались в том месте, где остались висеть две «кошки».
– Много убили? – спросил я парней, которые слезали последними.
– Много, – ответил один из них.
Значит, больше десяти. Не плохая плата за две «кошки».
Роберт Глостерский не спал, ждал моего возвращения.
– Увы, судьба решила, что я в этом году получил уже достаточно земли! – шутливо сказал я графу. – И теперь они будут еще лучше нести службу, врасплох не застанешь.
– Зато быстрее измотаются, – утешил меня граф Роберт.
Я решил уже, что придется сидеть под стенами замка до конца лета, то есть до зимы, когда защитники начали переговоры. Оказывается, мои ребята ранили славного рыцаря Генриха де Феррарса, который на четвертый день отдал богу душу. Остальным незачем было умирать за короля Стефана. Условия им предложили самые что ни на есть прекрасные: уйти со своими семьями, лошадьми, доспехами, оружием и ручной кладью. Граф Глостерский назначил в Шерборн своего кастеляна – коменданта крепости, оставив ему сильный отряд. Остальная армия двинулась грабить деревни сторонников короля Стефана. Я же со своим отрядом и тремя рыцарями, порекомендованными Тибо Кривым, отправился домой.
Там отмылся и отдохнул пару дней, заплатил рабочим за сделанные участки дороги, а затем переправился на правый берег устья реки Мерси, чтобы поставить в известность обитателей одиннадцати ленов о том, что у них новый сеньор.
Прибережные деревни, в том числе и будущий Ливерпуль, были валлийские. Там знали, кто я такой, поэтому первым делом спросили, когда пойдут со мной в поход?
– Когда пройдете обучение под руководством моих сержантов, – ответил я и оставил в каждой по одному опытному бойцу, чтобы научил их всему, что умеет сам.
Деревни вдали от реки Мерси были англосакские. Там не обрадовались смене собственника, но и роптать не стали. Я объяснил, что будут платить денежный оброк и привлекаться только на строительство дороги от деревни к Лиуерпулю, которая пригодится и им самим. Собираюсь испросить у графа разрешение проводить в Беркенхеде еженедельную ярмарку и завести паром, соединяющий оба берега реки Мерси, чтобы увеличить товарооборот. Три дальних манора, которые прикрывали мои остальные восемь с севера и востока, отдал во владения трем рыцарям, приятелям Тибо Кривого. С юга и запада их прикрывала река Мерси, которую буду контролировать я. Сам Тибо не захотел становиться владельцем манора.
– Были бы у меня дети, тогда другое дело, – сказал он. – В замке мне спокойнее.
И мне спокойнее, когда он командует гарнизоном замка в мое отсутствие и наблюдает за работами. Я подождал, когда мои бойцы соберут урожай овса и большей части овощей, и, взяв шестьдесят человек и по паре верховых лошадей для себя, Умфры, Джона, Нудда и Риса и тягловых для трех кибиток, отправился в Нормандию.
18
В проливе Святого Георга, под проливным дождем, который вымыл из нас жару летних месяцев, мы повстречали ирландский драккар, который шел со свиньями в сторону Англии. Догнали его быстро. Они и сами решили не тратить зря силы, когда поняли, что не смогут убежать. Убрали весла, спустили парус и принялись спокойно ждать, когда я ошвартуюсь к их борту. Ни намека на сопротивление, даже оружие попрятали. Видимо, у меня уже есть своеобразная репутация, а мое судно узнают по парусам. Второго такого здесь точно нет.
Я не стал искать их оружие, приказал заняться перегрузкой скота. Взяли всего двенадцать свиней, потому что в трюме было мало места, а разводить бардак на палубе я не хотел. Когда сказал, что хватит, больше не будем брать, шкипер не поверил своим ушам. Мы оставили ему большую часть груза. Только корм для свиней – траву, уже подсохшую, – забрали всю.
Резали по две свиньи в день. Сало солили и складывали в бочку, а мясо варили. Повару Морканту приходилось стоять у печи с утра до вечера, потому что в котел вся свинья, даже порубленная на куски, не влезала, приходилось варить по частям. С утра и до полудня – одну, после полудня и до вечера – вторую. Ребята быстро отъелись, перестали с нетерпением ждать, когда будет следующая кормежка.
Даже оба мои пса не бросались жадно на каждую брошенную им кость. Подойдут нехотя, обнюхают и, если на ней много осталось мяса, обгрызут, а если нет, возьмут в зубы и пойдут искать место, куда ее закопать. Поскольку на судне таких мест нет, собаки долго ходят с костью в зубах. Оба Гарика заматерели. Они теперь отцы семейства и вожаки замковой стаи. Их дети и жены оставлены охранять мою крепость. Я сделал некоторые выводы из собственных нападений на другие замки и заставил на ночь на каждой башне привязывать по собаке. Еще во дворе на ночь оставляем гусей. Они, кстати, используются вместо сторожевых собак во всех валлийских деревнях и, говорят, даже в замках. Гусь – не собака, сколько его не корми, все равно подаст голос, когда будешь приближаться к нему. И отравить его труднее. Это я к тому, что сделали мне яд для устранения сторожевых собак в замках. Я объяснил кузнецу Йоро, что и зачем мне надо. Валлийцы иногда использовали отравленные приманки для истребления волков. Вскоре в замок пришла старая валлийка с глиняным кувшинчиком, оплетенным лозой и заткнутым деревянной пробкой, обмотанной материей. Это напомнило мне дешевое вино, которое советские моряки покупали в испанских портах. Оно продавалось в трех-пяти литровых стеклянных бутылях с узким горлышком, оплетенных лозой, и стоило сущие гроши. Советские моряки валюты получали очень мало, а выпить были не дураки.