– Взболтнешь и окунешь в него кусочек мяса, только не весь, самую малость. Если попадет на руки, сразу помой их хорошо, – проинструктировала старуха, улыбаясь многозначительно, будто принесла мне любовный напиток. – Человек от него умирает долго и пятнами покрывается, сразу поймут, что отравлен, – на всякий случай предупредила она.
– Людей я убиваю оружием, – сказал ей, заплатив серебряный шиллинг. – Так быстрее и надежнее.
По имеющимся у меня сведениям, граф Жоффруа Анжуйский должен сейчас осаждать город Шербур на полуострове Котантен. К «Шербурским зонтикам» этот город вроде бы не имеет никакого отношения. В двадцать первом веке здесь будет небольшой порт. Я в нем не бывал, но несколько раз проходил мимо, имел возможность рассмотреть в бинокль. И в двенадцатом веке проходил, но, так как бинокля не имел, ничего толком не увидел. На этот раз подошли к городу близко, поэтому и невооруженным глазом было видно, что осажден он вооруженными людьми. Как ни странно, в гавани безбоязненно сновали рыбацкие баркасы и лодки.
Я поставил шхуну на якорь на приличном расстоянии от берега, потому что сизигийские приливы здесь разгоняются до семи узлов. НЕ успеешь оглянуться, как окажешься выброшенным на берег. Матросы спустили ял, на котором я отправился на берег. Меня сопровождали Умфра и Джон. Отлив только начался, поэтому догребли быстро. На берегу сразу собралось с полсотни солдат. По ним было заметно, что воюют с наступления тепла: на лицах усталость, через которую прорывалась только раздражительность. Нас встретили не очень приветливо, но, узнав, кто я и зачем прибыл, сразу подобрели и даже проводили к шатру графа Жоффруа.
Шатер был из толстого холста, когда-то, наверное, желтовато-белого, а теперь коричневато-серого. Возле входа стояли в карауле шесть копейщиков. Меня они остановили шагов за десять до шатра. Только после того, как обо мне доложили графу и тот разрешил впустить, мне предложили отдать оружие и войти в шатер. Хорошо, хоть не обыскивали!
Внутри прямо на земле были постелены два ковра, больших, края которых у стенок шатра загибались вверх. Посередине стоял прямоугольный стол на четыре ножках, покрытый скатертью из того же, как мне показалось, материала, что и шатер, только почище. Вдоль длинных его сторон стояло по лавке, а у дальней короткой – стул с очень высокой, сантиметров на тридцать выше головы сидящего на нем человека, спинкой в форме стрельчатой арки. На стуле сидел Жоффруа, граф Анжуйский. На лавках – несколько его рыцарей, в том числе и Филипп, который не знал, как разместить на столе перед собой свои длинные руки. Его подопечный, который не мог усидеть на одном месте больше пары минут, позади отца играл к котенком, грязным и худым. Наверное, естественный цвет шерсти животного был белый, но сейчас казался серым. Не пойму, почему здесь все становится серым, ведь земля коричневая?!
– А-а, Византиец! – радостно закричал виконт Генрих, сразу позабыв о котенке. – Теперь ты будешь заниматься со мной!
– Боюсь, что у меня не останется на это время, – попытался я уклониться от этой обязанности.
– Все равно тут делать нечего. Мы ждем, когда они сдадутся. Это будет долго тянутся, – сообщил Генрих и добавил тоном бывалого солдата: —Мы с тобой воевали интереснее.
Вместе со мной улыбнулись все сидевшие за столом.
– Генрих рассказывал нам, как вы с ним чуть не захватили в плен Вильгельма Ипрского, – шутливо произнес граф Анжуйский.
– Нам лень было гоняться за ним, – в тон графу сказал я.
– Ты с посланием или хочешь повоевать? – серьезным тоном спросил граф Жоффруа.
– Повоевать, – ответил я. – У нас там затишье, все занимаются грабежом деревень друг друга. Это не так интересно, как у вас, – закончил я, с улыбкой посмотрев на виконта Генриха.
– Сколько у тебя людей? – поинтересовался Жоффруа Анжуйский.
– Четыре рыцаря и шестьдесят лучников, – ответил я.
– Ты ведь на своем корабле приплыл? – задал вопрос граф.
– Да, – подтвердил я.
– Для тебя и твоего корабля есть задание. Надо перекрыть снабжение города продовольствием. Местные рыбаки подвозят морем еду осажденным, – рассказал граф Жоффруа.
– Это несложно, – согласился я. – Только хотелось бы высадить на берег наших лошадей.
– Не проблема, – заверил граф Анжуйский. – Будут пастись вместе с моими.
Мы обговорили оплату экипажа и корабля и снабжение нас едой и вином. Условия были стандартные, поэтому договорились быстро, и я поклялся графу воевать на его стороне шестьдесят дней. С возможным продлением. Еще узнал новость, что император Византии Иоанн Комнин был ранен во время охоты и вскоре умер, оставив трон младшему сыну Мануилу в обход старшего Исаака. Охота для важных персон опаснее войны.
Остаток дня заняла высадка лошадей на берег и погрузка на судна еды и вина для экипажа. К тому времени закончился отлив и начался прилив. Когда он начал набирать силу, я приказал сниматься с якоря. К гавани с востока подбиралась целая флотилия рыбацких лодок и баркасов. Собирались ночью выгрузиться в порту, продать груз осажденным. Видимо, цены на продукты в городе сильно подросли, поэтому рыбаки из соседних деревень позабыли о ловле рыбы и стали перекупщиками. Мы встретили их на походе к городу. Я не цацкался с этими новоявленными купцами. Мои матросы расстреливали всех, кто стоял или сидел в лодках и баркасах, разрешалось только лежать, ожидая, когда мы возьмем на абордаж. Успели захватить два баркаса и две большие лодки. Остальные быстро оценили соотношение сил и дали деру.
В баркасах и лодках было зерно в мешках или бочках, свежие овощи в корзинах и вяленая рыба. Продукты перегрузили в трюм, а баркасы и лодки повели на буксире к месту нашей якорной стоянки.
Утром передали пленных и трофейные плавсредства людям графа Анжуйского, чтобы сами могли нападать на снабженцев. Те, правда, больше не приближались к городу. На следующий день повертелись на приличном расстоянии и ушли ставить сети. Рыбалка – занятие менее прибыльное, зато больше шансов остаться живым и сохранить лодку. Снабжение города с моря мы перекрыли наглухо.
Полтора месяца понадобилось жителям города, чтобы понять бесперспективность дальнейшей обороны. Затем начались переговоры. Торг был долгим и эмоциональным. Как я понял, торговались ради самого процесса. Графу Жоффруа не было смысла отдавать на разграбление город, который станет его собственностью, а горожанам хотелось хоть как-то скрасить горечь поражения. В конечном итоге они открыли ворота.
Как мне рассказали позже, Жоффруа, граф Анжуйский, въехал в город только со своей свитой. На городской площади у собора жители города поклялись служить ему верой и правдой и исправно платить налоги. Граф Жоффруа подтвердил их самоуправление и еще какие-то привилегии, данные предыдущими правителями. После чего был пир для избранных и народные гуляния для остальных. Мы в это время стояли на якоре на рейде, подсчитывая, сколько денег заработали, ничего не делая.
19
После трех дней отдыха (интересно, от чего это они отдыхали?!), армия отправилась в сторону Руана. По пути нам попадались небольшие крепости, которые сдавались через три дня плюс минус пара дней. Я сопровождал армию по морю. Когда она находилось недалеко от берега, перебирался на сушу и вместе со своими рыцарями принимал участие в грабеже деревень несговорчивых сеньоров. Боевых действия не было, если не считать болтов из арбалета в спину зазевавшемуся солдату. Это крестьяне благодарили за грабежи.
К Рождеству добрались до самого Руана. Я бывал в этом порту в двадцать первом веке. Помню, что высота прилива здесь всего метра два, а вот в Гавре, который расположен возле впадения Сены в пролив Ла-Манш – семь с половиной. Сена в то время превратилась в безжизненную сточную канаву, в которой не водились ни рыба, ни лягушки, ни пьяных русских туристов, а Руан – в столицу заштатной провинции. О былых временах напоминал лишь кафедральный собор Нотр-Дам – впечатляющий образец готики. В свое время он послужил натурой для Клода Моне. Как я понял со слов экскурсовода – пахнущей фиалками, пожилой дамы, внучки белоэмигрантов, – именно для этого собор и был построен.
Интересно складывается судьба у разных город. На месте столицы огромного государства остаются одни руины, а на месте зачуханной деревеньки появляется столица. Кто в двенадцатом веке знал о существовании Москвы? Разве что боярин, которому она принадлежала. А сколько человек за пределами Франции в двадцать первом веке знают о существовании Руана? Я имею в виду не само слово «Руан», а что из себя представляет этот город. Наверное, через несколько веков и Москва превратится в провинциальный городишко. Земля не может долго переносить такое скопление мерзости в одном месте.
В двенадцатом веке Руан – столица герцогства Нормандия, один из крупнейших городов Европы, по крайней мере, северной ее части. И Сена полна рыбы. Мы ставили сети, и каждый день ловили столько рыбы, что сами объедались, угощали графа Анжуйского и часть меняли у маркитантов на вино. Располагался город на правом берегу Сены, там, где в нее впадала небольшая речушка. Он вытянулся вдоль берега. Чуть выше города река делала поворот влево, и в том месте образовались два острова: верхний – узкий и более длинный, нижний – короче и шире. Городские стены были каменные, сложенные из песчаника, высотой метров десять, с круглыми и прямоугольными башнями, которые были выше метров на пять. Говорят, стены толщиной метров пять, так что баллистам графа Анжуйского здесь нечего делать, а требуше пока не изобрели или я их просто не видел. Еще у графа Жоффруа были «инженеры» с отрядами землекопов, которые должны были сделать подкопы. На эти подкопы и делалась основная ставка.
В двенадцатом веке Руан – столица герцогства Нормандия, один из крупнейших городов Европы, по крайней мере, северной ее части. И Сена полна рыбы. Мы ставили сети, и каждый день ловили столько рыбы, что сами объедались, угощали графа Анжуйского и часть меняли у маркитантов на вино. Располагался город на правом берегу Сены, там, где в нее впадала небольшая речушка. Он вытянулся вдоль берега. Чуть выше города река делала поворот влево, и в том месте образовались два острова: верхний – узкий и более длинный, нижний – короче и шире. Городские стены были каменные, сложенные из песчаника, высотой метров десять, с круглыми и прямоугольными башнями, которые были выше метров на пять. Говорят, стены толщиной метров пять, так что баллистам графа Анжуйского здесь нечего делать, а требуше пока не изобрели или я их просто не видел. Еще у графа Жоффруа были «инженеры» с отрядами землекопов, которые должны были сделать подкопы. На эти подкопы и делалась основная ставка.
Я поставил шхуну на якорь ниже островов, чтобы контролировать сообщение между городом и левым берегом. Для этого у нас был ял и пара трофейных баркасов, которые мы притащили с собой.
Армия начала осадные работы: вырыли ров и насыпали вал там, где город не защищала река, чтобы осажденные не могли напасть внезапно, и такой же вал для защиты от нападения с тыла. Две команды землекопов под руководством «инженеров» делали подкопы. Как я понял, пока неудачно, потому что мешали грунтовые воды. Работы продолжались с утра до вечера и велись в спокойном, размеренном темпе, словно занимались не осадой, а прокладкой дорог и канализации. Горожане тоже не проявляли особой воинственности. Видимо, обе стороны понимали, что рано или поздно город падет. Может быть, горожане надеялись, что холодная зима заставит нас снять осаду. Но зима, назло им, была теплая.
Больше всего воинственности проявил Галеран де Бомон, граф де Мёлан. Большая часть его владений находилась в Нормандии и Иль-де-Франсе. Как только старший из братьев де Бомонов узнал, что его владение захватил Жоффруа Анжуйский, сразу перешел на сторону императрицы Мод. Галеран де Бомон принёс ей присягу верности и вернулся в Нормандию, где получил обратно свои земли, а также Эльбёф, бывшее владение его матери. Чтобы укрепить свои позиции в Нормандии, он женился на Агнессе де Монфор, дочери Амори де Монфора, графа д’Эврё. В самом начале осады Галеран де Бомон захватил и сжёг руанский пригород Эмандревиль и церковь Святого Севе́ра, в которой погибло множество людей. Они были уверены, что их противники – христиане, не тронут церковь. Ха-ха! Когда запертые в горящей церкви люди начали кричать, призывая во имя бога спасти их, Галеран де Бомон произнес насмешливо:
– Неужели они думают, что бога интересуют такие ничтожные людишки?!
Когда мой контракт закончился, граф Жоффруа попросил остаться до захвата Руана, и я согласился. Мы вроде бы выполняли очень важную работу, но при этом ничего не делали, ничем не рисковали. За это нам обещали заплатить столько же, сколько и тем, кто воевал. Плюс немалая надбавка за шхуну. Только вот в последнее время возникли проблемы с оплатой. Подозреваю, что графу Анжуйскому надо как можно скорее захватить столицу и особенно казну герцогства, чтобы расплатиться со своей армией и с нами в том числе. Это одна из причин, почему я решил остаться. Уходить, не получив деньги, глупо, а ссориться с графом Анжуйским – еще глупее. Он ведь без пяти минут герцог Нормандский.
Прошло Рождество и Новый год. Второй праздник здесь пока не отмечают. Точнее, год у них начинается после Пасхи. Только я в гордом одиночестве в полночь по русской привычке выпил и закусил при свете свечи. Загадывать ничего не стал, потому что не мог определить, чего я хочу в эту эпоху. Вроде бы у меня есть всё, чтобы достойно встретить старость. Точно знаю, чего я пока не хочу – возвращаться в двадцать первый век. Отвык я от чиновничьего беспредела, суеты технического прогресса и химизации природы и общества. В Европе двенадцатого века я дышу чистым воздухом, ем натуральные продукты, и не надо никаких паспортов, виз, лицензий, справок. Да, войны здесь случаются чаще, но они не такие беспощадные и бессмысленные, как войны «цивилизованных людей». Нации пока не сформировались, и всем до задницы, кто я по национальности. Важно, что ты за человек: подонок или не очень, боец или нет, лидер или исполнитель. По заслугам и награда. Есть, конечно, элемент случайности, но не так высок, как будет через несколько веков, когда ты мог ничего не добиться в жизни только потому, что родился не в той стране. Я помню, как моя мечта стать капитаном дальнего плавания разбивалась о нежелание кагэбэшников выпускать меня заграницу. Боялись, что не вернусь в родную навозную кучу. А ведь не вернулся бы…
Потом мне стало скучно осаждать Руан. Где-то годам к сорока в моей будущей жизни я пришел к выводу, что в основе русского менталитета лежит фраза одного из героев Пушкина: «Мне скучно, бес». Видимо, классик основывался на традиционной русской отговорке «бес попутал». Хотя я уверен, что страдающей стороной был всё-таки бес. В общем, решил я ускорить взятие столицы Нормандии. Заметил, что во время прилива, когда река затапливала берег до самых стен, стража с приречных куртин уходила отдыхать. Этим я и решил воспользоваться. Днем высадился на берег, чтобы обговорить детали с графом Жоффруа.
– А как ты на стены заберешься? – недоверчиво спросил граф Анжуйский.
– С божьей помощью, – ответил ему. – Главное, чтобы на рассвете подмога пришла.
– Это я тебе гарантирую, – пообещал граф. – Выделю самых лучших своих бойцов.
При этом он смотрел на меня так, будто ждал, что я заявлю, что пошутил. Я не заявил. Взамен спросил, зная на горьком опыте, что по таким вопросам надо договариваться заранее:
– Какая награда ждет меня в случае успеха?
Только после этого вопроса он поверил, что я не шучу.
– Сеньорию из десяти «кольчужных» ленов с замком и сто фунтов серебра, – быстро ответил Жоффруа, граф Анжуйский.
Я ожидал получить вдвое меньше. То ли недооцениваю себя, то ли Руан нужен графу позарез.
– Где-нибудь рядом с морем, чтобы я мог на шхуне приплывать.
– Неподалеку отсюда, чуть ниже по реке, тебя устроит? – спросил он.
– Вполне, – согласился я.
Ночью, в конце прилива, мы на яле и двух баркасах подошли к стене. Дул сырой и холодный ветер. Руки у меня были в кожаных перчатках, но все равно быстро замерзали. Не понимаю, как мои матросы не мерзли? Перчатки они не признавали. Пока часть команды удерживала шестами на месте ял и баркасы, остальные, закинув на стену «кошки», начали подниматься наверх. Я, Умфра, Джон, Нудд и Рис были в бригантинах, наручах и поножах, в которых по канату не полазаешь, поэтому нас подняли, обвязав веревками. Я пару раз стукнулся о стену с таким звоном, что должен был разбудить все население города Руан. Однако этого не случилось. Даже караул не услышал.
Наверх поднялись тридцать лучников и пять рыцарей. Стена была, действительно, шириной метров пять. Зубцы делали проход по верху ее метра на полтора уже. Мы пошли к угловой прямоугольной башне, которая располагалась выше по течению реки. Впереди двигались три человека, которые лучше всех орудовали ножами. Они сперва сняли двух дозорных наверху башни, а потом зачистили внутренние помещения. Внутри башни было три яруса. На верхнем, освещаемым почти догоревшей лучиной, стояли двухъярусные деревянные койки для солдат, на которых теперь лежали семь трупов с перерезанными глотками. В центре стоял стол на козлах, рядом с которым валялся восьмой труп – пожилой, седой мужчина с открытым, беззубым ртом. На лбу и щеке еще не сошли вмятины, потому что заснул за столом, положив голову на руки. Во сне и умер. На среднем уровне, обогреваемом и заодно освещаемом камином, лежали на широкой кровати два командира. На обоих длинные кольчуги, но я был уверен, что они не рыцари. Округлые шлемы и мечи лежали на столе. Рыцарь разместил бы меч рядом с кроватью, под рукой. На нижнем ярусе была кладовая с запасами продовольствия, дров, булыжников, кольев и большим, законченным, бронзовым котлом, который предназначался для горячей встречи нападающих. Дверь из кладовой выходила на каменную лестницу, которая вела внутрь города. Нам пока туда не надо.
– Джон, возьми пять человек и забаррикадируй надежно дверь, заставь ее бочками и заложи камнями, – приказал я. – Здесь и будете держать оборону. Если будет совсем туго, сообщишь мне.
Еще один отряд под командованием Умфры оставил защищать башню наверху. Они должны были вытащить трупы и мебель на стену и сделать завал, чтобы легче было отбиваться.
Со второй половиной десанта пошел к следующей башне. Там уже поработали мои ребята, зачистили территорию. Башня была круглая, поменьше, в ней несли службу восемь солдат и один командир. Тоже не рыцарь. На его ярусе стоял такой тяжелый перегар, будто здесь выпили и потом заснули не меньше сотни человек. А нашли всего один пустой мех емкостью литра на три. Нудда с пятью человеками я оставил охранять нижнюю дверь, а сам с Рисом поднялся наверх, где мои матросы делали на стене перед башней баррикаду из трупов, кроватей, стола. Затем я расставил людей, чтобы могли обстреливать все походы к башне. Теперь осталось дождаться рассвет и реакцию жителей города на непрошенных гостей.