У нее на миг замерло сердце, подскочив в груди. И чего только не привидится глубокой ночью!
Вдоль подъездов проехала машина, высвечивая фарами занесенную снегом колею и распугивая стелющуюся по земле поземку. Та, словно огрызаясь, с еще большей силою набросилась на капот машины.
Девушка вернулась глазами к крыше. Точно, показалось — всего лишь мираж, игра света и тени. На самом деле это снег скопился у подветренной стороны шахты.
Вдруг снежная гора стремительно ухнула вниз. В три взмаха ресниц — и к земле. Лада в испуге зажмурила глаза, закрыв для верности ладонями. Разобьется ведь!
Вот смешная. С чего бы и кому бы?
Отняла руки от лица — и не поверила своим глазам. Странные шутки играет зрение глубокой ночью. В свете подъездного фонаря девушка разглядела неподвижную темную фигуру в балахоне с непокрытой головой. Длинные светлые пряди развевались на ветру, а лицо было сокрыто в тени. Но Лада точно знала, что незнакомец смотрел на нее.
Она отпрянула от окна с колотящимся сердцем. Опрометью бросилась в прихожую, проверила замки, прислушалась к шорохам за входной дверью. На цыпочках вернулась в комнату, выключила ночник. Чуть дыша, тихонько выглянула в окно, прячась за шторой.
Безлюдно на улице. Лишь ветер играл с проводами, извлекая стонущие звуки.
Лада судорожно вдохнула и выдохнула несколько раз, приводя дыхание в норму. Потерла виски.
Вспомнила, что сегодня ходила в аптеку за витаминами, как вдруг поднялась метель и, швыряя в лицо горсти снега, норовила утянуть в глубокий снег, повалить в сугробы. Но, странное дело, вскоре ветер и снег будто стали обходить девушку стороной. Вроде и не стихла пурга, а умело огибала ее, позволив с комфортом дойти до аптеки. Лишь зайдя в помещение, Лада, машинально протянув руку к воротнику, заметила, что стряхивать нечего — на пуховике не было ни капелюшечки снега.
Домой она дошла, чувствуя себя более чем странно. Вокруг бесновалась непогода, а девушка, словно в незримом коконе, без приключений добрела до дома, если можно считать приключением отсутствие неприятностей. Правда, у подъезда она все же умудрилась едва не упасть, но какой-то неведомой силой удержала равновесие. Сквозь завывания ветра ей послышался рядом, над ухом, тихий шепот: «Не обиж-жу…», и легкое дуновение погладило щеку.
Отгоняя воспоминания, взбудоражившие не на шутку, Лада вновь обратила взгляд в окно.
А там господствовала неукротимая стихия, устроившая настоящий разгул. Клубились снежные пушинки, завиваясь в спирали, стягиваясь в косы, соединяясь в завихрения снежных россыпей. Собирались снежинки — а потом бросались врассыпную.
Вот и на перилах соседского балкона закрутилась воронка. И почудилось девушке, будто в снежной круговерти наметились слабые контуры человеческого лица, по крайней мере, отдельных его черт. Вот проявились брови, линия носа, глазницы, очертания улыбающегося рта. Пляшут, вертятся снежные вихорьки — то соберутся в лицо, то снова рассыпаются.
Как завороженная смотрела она на это зрелище. Уже и слабый абрис человеческой фигуры, сидящей на перилах, привиделся. Вскинуло кипенное облако снежную бровь, и снежная улыбка съехала на бок. А в её голове прошелестело: «Я не х-хотел напугать…»
Докатилась! Уже и голоса мерещатся!
Но почему-то было совсем не страшно, а таинственно, и пахнуло … чем-то странно знакомым? В груди защекотало, и защипало глаза.
Ну, и пусть почудилось, ну, и пусть потом окажется, что сон! Зато в этом сне царапало где-то там, в глубине, немыслимой нежностью, и ноги дрожали от непонятного смятения, накатившего высокой волной. Поэтому Лада, сглотнув, молчала, крепко вцепившись в штору, и зачарованно смотрела на снежный танец.
«А ты з-забавная…»
— Почему? — хриплый голос прозвучал нелепо в темной комнате.
«Не з-знаю. Не такая, как все. И я з-знаю, как тебя з-зовут».
— Мне не нравятся, когда за мной следят, — нахмурилась она.
«С-следить? Нам это не интерес-сно…», — с тихим присвистом отозвалось в голове.
— Кому это «нам»? — спросила с неприятным осадком.
«Ну, нам… мне…»
Фигура то рассыпалась в снежную пудру, то воссоединялась вновь, поигрывая теперь снежком.
«Точно, крыша поехала», — подумала Лада, потирая виски, лоб и крепко зажмуривая глаза.
«Не-ет, крыш-ша на месте. Но и там скуш-шно», — заверил голос в голове.
Снежный собеседник склонил голову набок, словно изучая девушку и перестав подкидывать шарик. А может, все это игра ее разнузданного воображения? И чужой голос в голове — сплошной бред?
«Ты грустишь?»
— Я спать хочу.
«Так спи-и…»
— Не спится.
«Почему-у?»
— Не знаю.
«Ты боиш-шься?»
«Кого?» — почти выкрикнула она. Хорошо, что мысленно.
«Не бойс-ся…»
— Я и не боюсь.
«Боиш-шься. Закроешь глаза, и што-то прис-снится. А што долж-жно прис-сниться?» — допытывался голос.
— Кошмар, наверное, — уныло согласилась Лада. — Мне часто снятся кошмары.
«Я их прогоню, — уверенно заявил голос в голове. — Я с-смогу. Не вериш-шь?»
Призрачная снежная рука отшвырнула в сторону шарик, и эфемерный собеседник развернулся лицом к окошку. Девушка почувствовала волну азарта, выплеснувшуюся от снежной галлюцинации.
«Я поймаю твой с-сон, и он до тебя не доберется. Я умею. Иди с-спать и не бойс-ся».
— Ну-ну, — скептически отозвалась она, — а зачем тебе это все?
«Ш-што все?»
— Ну, это… Зачем ты мне помогаешь?
Снежная физиономия смутилась, не торопясь с ответом.
«Я бы хотел… Я думал….»
Так это ОН?!
«Мы могли бы быть друз-зьями…» — неуверенно закончил снежный силуэт, рассыпавшись на круговерть снежинок, а затем вновь собравшись в призрачную фигуру.
— А тебе с таким другом не скучно будет? — добродушно спросила Лада, зевая.
«Не-ет, што ты, што ты? — замахал снежный Он руками. — Я беш-шено… то есть, без-зумно рад!» — Рассыпался поземкой, а потом опять уселся на перилах.
Девушка пожала плечами, прикрывая рукой рот, грозивший разорваться от сладкой сочной зевоты. Глаза начали слипаться.
«Лож-жись с-спать, а я немнож-жко погуляю».
* * *Впервые за долгое время Лада уснула глубоким и крепким сном, пришедшим на удивление быстро и незаметно. Уснула под завывание ветра в вентиляционной шахте, не обращая внимания на тени деревьев, пугающе метавшиеся по обоям.
Она не знала, что все это время новый знакомый чутко охранял ее сон, отгоняя неспокойные видения, пытавшиеся прокрасться внутрь, и улыбался вслед своим мыслям — значит, поиски были не напрасны. Он нашел своё, и оно того стоило.
Следующим утром Лада пробудилась, словно от толчка, с отличным настроением и невыразимой легкостью во всем теле. Вспорхнула, подбежала к окну, раздвинула шторы. И ахнула в удивлении.
А там!
Ясное тихое утро…
И изумительное по своей красоте прозрачное нетканое полотно, будто созданное талантливой рукой мастера, покрывавшее всю поверхность оконного стекла. А за льдистой красотой пробивался диск восходящего солнца.
Худшее позади! — промелькнула в голове шальная мысль. И верно — согласилась с ней Лада, лучась от счастья. Да, отныне всё будет отлично. Теперь она не одна.
Amberit Последняя жрица Асиэль
http://lady.webnice.ru/harrypotter/?act=article&v=1229Горячие капли пота скатывались по моему лицу, смешиваясь с солеными слезами. Юбка задралась вверх, обнажая ноги, но у меня не было времени остановиться и разорвать ее для большего удобства, или хотя бы прикрыться, чтобы не подставлять ноги, обутые только в легкие тапочки, укусам морозца. Плащ, накинутый второпях, принадлежал, скорее всего, дайне Леанне, женщине шире меня минимум в полтора раза и ниже на голову, поэтому рукава на добрую ладонь не доходили до моих запястий. Кое-как сколотые волосы давно растрепались, и теперь серебристые пряди рассыпались по спине, постоянно попадая то в рот, то в глаза. Я практически не замечала этого, прижимаясь к спине скачущей во весь опор лошади и мысленно умоляя ее двигаться быстрее, еще быстрее, насколько можно быстрее… Касса делала все, что было в ее силах. Вряд ли она, конечно, откликалась на мои просьбы — ее подстегивали собственный страх и желание оторваться от погони.
К счастью, поздно наступившая в этом году зима была малоснежной, и лес, по которому мы неслись, был только слегка прикрыт тонким белым слоем слежавшегося снега. Но и Бездушным, несшимся сейчас за мной на своих странных двурогих конях с волчьими клыками, он не мешал, и, если бы не тот факт, что я всю свою жизнь провела в Храме и знаю эту местность как свои пять пальцев, они уже давно настигли бы меня.
Мы скакали между деревьев, руководствуясь внутренним чутьем и слабым светом луны во второй четверти, уверенно огибая толстые, покрытые остатками мха сосны, перепрыгивали через поваленные стволы и небольшие овражки. Лес словно бы вымер. Не было слышно ни бодрого уханья совы, ни скорбного подвывания волков, ни надсадного рева потревоженного ксора. Только стук копыт по твердой, замерзшей земле и мое тяжелое дыхание, перемежающееся редкими всхлипами.
Я старалась держать себя в руках. Мне не пристало плакать и рыдать, как деревенской девчонке, которую бросил ветреный парень — мне, последней жрице Асиэль. Мне требовалось выжить во что бы то ни стало, а слезы при этом не то что не помогут — только помешают.
Да, я была уверена, что осталась одна из Храма. Мне мало что удалось заметить за то короткое время, пока меня поднимали с постели, наскоро одевали во что попало и быстро выпихивали через потайной ход, о котором знала только Мать Алисия, но эти картины всю жизнь будут стоять у меня перед глазами и приходить в ночных кошмарах.
Широко распахнутые ворота, сквозь которые врываются белоснежные кони с двумя винтообразными рогами на лбу, на которых сидят угловатые всадники в ослепительно-белых плащах.
Три дайны-Настоятельницы, пытающиеся закрыть Храм от нападавших полупрозрачной стеной, потрескивающей от вспыхивающих в ней синеватых молний, и бессильно падающие, когда их силы иссякли.
Толстая повариха Маркела, сковородкой охаживающая наседающую на нее высокую фигуру в белом плаще.
Дайна Леанна, с неожиданной ловкостью эльфа всаживающая в Бездушных одну стрелу за другой и нецензурно ругающаяся, потому что стальные наконечники не пробивали окаменевшую кожу живых мертвецов, а серебряные давно кончились.
Молоденькая послушница, только недавно поступившая в Храм, распростертая на ступенях лестницы, и темное пятно, расползающееся из-под нее.
— Мать Алисия, — торопливо заговорила я, буквально уткнувшись в до боли знакомую тунику, пахнущую лавандой и тысячелистником. — Я тоже могу помочь. Пусть у меня слабые способности к магии, но…
— Нет. Ты должна выжить, дитя мое, — жестко произнесла она и поцеловала меня в макушку. — Ты — наша последняя надежда. Иди же, и пусть Асиэль будет с тобой.
Я всхлипнула и со злостью отогнала назад слезы, мешавшие различить высокие сосны, мелькающие по сторонам. Мать Алисия умерла ровно через две секунды после того, как я вылетела через узкий проход в стене. Заклинание, висевшее на кончиках ее пальцев и грохот, раздавшийся за моей спиной, не давали повода сомневаться в этом. Она взорвала и себя, и стену, завалив дорогу, по которой я умчалась. Но Бездушные каким-то образом нашли способ перебраться через груду камней и сейчас догоняли меня. Я еще не видела и не слышала их, но каким-то внутренним чувством понимала, что это так.
— Касса, быстрее… Ты же не хочешь оказаться разорванной клыками двурогов?
Кобылка всхрапнула и прыгнула, перелетая через подозрительный сугробчик, могущий оказаться как медвежьей берлогой, так и обиталищем кого-то пострашнее, к примеру, химеры. Еще несколько минут мы летели по зимнему лесу, прислушиваясь к звукам за своей спиной — не подобрались ли преследователи? Во мне начинала расцветать слабая надежда — может быть, мне удастся выжить? Скоро лес закончится и останется лишь пересечь долину, а там уже близко граница с соседним государством, где мне обязательно помогут. Местные жители с уважением относились к Храму Асиэль, жрицы которой лечили всех нуждающихся, а женщины считали, что наша богиня может избавить от бесплодия, и небеспочвенно считали, надо сказать. В Храме никогда не было охраны, потому что никому и в голову не могло прийти, что на него могут напасть.
И вот теперь он разрушен… Разрушен Бездушными — противоестественными тварями, созданными Повелителем ради собственного удовольствия. Чем темному магу, выбравшему такое претензионное имя, помешал мирный Храм, служащий только делу света?
Я еще раз шмыгнула носом, отгоняя навернувшиеся слезы, и вдруг замерла. К стуку копыт и биению сердца прибавился еще один звук — приглушенное рычание.
— О нет, только не это, — простонала я. — Касса, быстрее, пожалуйста!
У лошади, тоже услышавшей страшный звук, с каждой секундой становившийся все громче, словно выросли крылья, и она буквально летела над поверхностью земли, едва касаясь ее копытами, но огонек надежды заменился отчаянием — не успеваем, не успеваем, не успеваем…
Мы миновали последние сосны и выскочили в долину, покрытую белоснежным, отливающим серебром в неверном лунном свете, снегом. Я натянула поводья.
— Стой, Касса. Мне все-таки придется поработать…
Я спешилась и повернулась лицом к лесу, спокойному на вид, но навевающему такой ужас, что кровь стыла в жилах. Рычание принадлежало Костяным Псам — еще одна милая зверушка Повелителя. Немногие видели их, и еще меньшее количество свидетелей доживало до того, чтобы поделиться своими наблюдениями. По внешнему виду Псы совершенно не были похожи на собак, хотя, возможно, при их создании собаки все-таки участвовали. Это были громадные, доходившие взрослому человеку до плеча, скелеты без малейших признаков плоти. В пустых глазницах вытянутого, удлиненного черепа с оскаленными острыми зубами красным огоньком горело подобие глаз. Магия, создавшая их, снабдила адские создания потрясающим нюхом, который невозможно было отбить обычными способами — водой, пахучими травами или «красной отравой». Но, что сделано магией — магией же может быть и устранено…
Я сосредоточилась, взывая к Асиэль. Меня не обучали магии целенаправленно, как других послушниц, поскольку Мать Алисия не нашла во мне особых способностей к ней. Но, увидев мои слезы — а что еще могла сделать пятилетняя девочка, узнав, что не предназначена для жизни в Храме, где провела всю свою короткую жизнь и предполагала оставаться там и дальше, как не расплакаться? — улыбнулась, погладила по голове и успокоила, сказав, что зачатки есть, а остальное может прийти с возрастом.
— И с помощью Асиэль, — она возвела очи к небу, — ты сможешь колдовать, девочка…
Так и произошло. С течением времени я стала способна плести небольшие заклятия, как правило, бытовые — отогнать комаров или призвать к себе потерянную вещь. Но сейчас мне требовалось воздействовать на Псов и хотелось верить, что принцип будет тот же самый, что и с кровососущими тварями — не дать им почувствовать твой запах. Но ничего больше я все равно не умела делать…
— Dargast vlenn shahatenn… — мои руки вытянулись вперед, и на них начало формироваться светло-зеленое туманное облачко. Меня несколько удивило, что оно значительно темнее и, если можно так выразиться, плотнее, чем прошлым летом, но сейчас некогда было обращать на это внимание.
— Harast tar ga'sten! — я тряхнула руками и сбросила облачко, увеличившееся в размерах, в сторону леса, и оно, не торопясь, поплыло к высоким соснам.
— Все, Касса, поехали, — заторопилась я, взлетая в седло и вновь не позаботившись поправить юбку. — Быстрее, пожалуйста!
Конские копыта ударяли о снег, взметая вокруг мелкую пыль. Я прислушивалась к звукам за спиной, отчаянно надеясь, что мое неумелое колдовство сработает, что Псы потеряют свою жертву или хотя бы отвлекутся на несколько минут, так необходимых мне…
Размытая тень ударила сбоку. Касса запнулась и полетела на снег, придавив меня своим телом. Я не успела сгруппироваться и ударилась при падении головой, но, к несчастью, не потеряла сознание и с нарастающей безнадежностью во взгляде наблюдала, как шею моей лошади перегрызают острые клыки, еле заметно фосфоресцирующие в лунном свете, заливая все вокруг темно-багровой кровью.
Пес был один. Пока один, по крайней мере. Жуткая тварь, которой не должно быть места на земле, стояла рядом со мной, издавая глухое рычание и вгрызаясь в теплую, испускающую пар на морозе плоть лошади. Выбеленные кости, крепящиеся друг к другу только магией, при каждом движении Пса со скрежетом скреблись друг о друга, вызывая инстинктивное желание поежиться и закрыть уши руками. Но я боялась двигаться, чтобы не спровоцировать существо на нападение, собрав вместо этого всю свою смелость и заворковав:
— Хороший песик…
Тварь насторожилась и повела мордой — точнее, черепом — в мою сторону. Я повторила свои слова, лихорадочно прикидывая вероятность того, что Пес не кинется на меня, если я начну вылезать, раз уж не порвал мне горло в первые же секунды, как несчастной Кассе.
Пес зарычал громче, но не сдвинулся с места. Я начала осторожно подтягивать к себе ногу, с трудом вытаскивая ее из-под тяжелого тела кобылы и тихо радуясь, что не успела натянуть сапоги. Бежать в легких тапочках по снегу, конечно, не так удобно, но зато они не могут застрять в стремени. Если мне удастся выбраться… если Пес так и будет занят телом Кассы… если не погонится за мной… и если вот те всадники, которых я слышу, подъедут чуть-чуть позже, чем мне кажется…Асиэль, помоги мне!
Я рывком вскочила, чуть поморщившись от боли в ушибленной голове и коленке, ободранной о снег, и со всех ног понеслась к границе. Ну же… мне осталось пробежать всего три сотни шагов…
Меня ударило в спину, я кубарем покатилась по земле, ощущая каждую кочку и бугорок на ней, и осталась лежать, успев заметить на бархатно-черном небе еле заметные гвоздики звезд и луну, похожую на неправильный овал. Больше мне ничего не удалось увидеть. Все заслонил фосфоресцирующий белый череп, раскрывший пасть и приставивший острые зубы к моему горлу.