Я ловлю себя на том, что мне грустно, а еще скучно. Еще я думаю, что с куда большим удовольствием находилась бы сейчас на работе, разговаривала бы с Пашей и занималась бы каким-нибудь делом, принося в расследование посильную помощь.
— Моя дочь — страшный романтик, — говорит мама. — Знаешь, Родион, для чего она пошла в полицию? Ей всегда хотелось написать детектив, как Агата Кристи…
— У-у-у, — говорит Родион, и в его глазах за стеклами очков зажигаются огоньки. — Так вы, значит, писательница?
Глупо называть писателем человека, у которого до сих пор не опубликовано ни одной книжки. Но если я скажу им это, то надолго стану темой для обсуждения. Нет уж, лучше промолчать и подождать, когда они заговорят о другом.
— А много интересных дел вам попадается? — не унимается Родион. — Достойных вашего пера?
— Сейчас все пишут на компьютерах, — довольно сухо напоминаю я.
— А все-таки?
— Достаточно. Вчера, например, убили банкира Лазарева, мужа певицы.
— О! И вы будете заниматься расследованием?
Меня так и подмывает опрокинуть блюдо с салатом ему на голову — до того у него спесивый, пренебрежительный тон.
— Я уже некоторым образом им занимаюсь.
Зачем я только это сказала? Теперь он точно от меня не отвяжется.
— Я читала, что вроде как была угроза убить Алису, а не ее мужа, — замечает Марика. — Поэтому за ним не уследили.
Родион пожал плечами:
— Не знаю. Лично я не стал бы покупать детектив, в котором убивают очередного банкира, это как-то… обыденно, что ли… И вы всерьез собираетесь стать писателем?
— А почему нет?
— Сейчас все пишут, — вздохнул Родион. — И чем менее грамотны, тем больше сочиняют.
И он прочел мне целую лекцию, из которой следовало, что настоящие писатели — это уважаемые люди, которые творят для вечности, а не для читателей, и, например, авторы детективов никоим образом к писателям не относятся.
— Ну да, ну да, — хмыкнула я. — Почему-то вопрос о том, что будет, если даже вечность не захочет иметь с настоящими писателями дела, всерьез обычно не рассматривается.
— Тем не менее Толстой, Чехов и Достоевский…
— Может, хватит ссылаться в литературе на достижения позапрошлого века? — не выдержала я. — Вообще, из трех писателей, которых вы назвали, двое были профессиональными литераторами и сочиняли за деньги, а значит, для того самого презираемого читателя. А что касается Толстого, то меня всегда занимал вопрос: как бы писал этот богатый граф, если бы ему пришлось жить в условиях того же Достоевского?
Марика фыркнула. Родион поглядел на меня укоризненно, как, наверное, миссионер смотрел бы на язычника, которого ему никак не удается обратить в истинную веру. По-моему, он собирался продолжить наш спор, но тут в дискуссию вклинился переливчатый звонок в дверь.
Так, прикинула я, поднимаясь с места, если это Ласточкин, то я сошлюсь на какое-нибудь неотложное дело и сбегу. Конечно, это вряд ли может быть он, но я когда-то назвала ему все адреса, по которым меня можно найти. И потом, Паша бы сначала позвонил, прежде чем идти меня искать. А вдруг приключилось что-то экстраординарное?
…Если вы никогда не замечали, некоторые вещи обладают ярко выраженной способностью показывать свою симпатию или антипатию. Например, зеркало в бабушкиной квартире всегда рисует меня красавицей, хотя я совершенно точно знаю, что это не так. А вот тумбочка в передней маминой квартиры меня ненавидит, и, когда я прохожу мимо, она специально — я не шучу — перемещается так, чтобы толкнуть меня.
Короче, я налетела на острый угол тумбочки, едва не свалилась, потеряв тапочку, и с чертыханьем ухватилась за дверной косяк.
— Кто там?
— Служба доставки!
Я распахнула дверь. За нею обнаружился огромный букет орхидей, красивее которых я в жизни ничего не видела, а также держащий этот букет Юрий Арбатов, который все тем же внимательным взглядом смотрел мне в лицо.
Клянусь, три поросенка, увидевшие на пороге своего домика волка с полным набором посуды для свиного шашлыка, и те были куда менее ошеломлены, чем я. Следует отдать Арбатову должное, он умел преподносить сюрпризы.
— Можно войти? — ласково осведомился он. И, прежде чем я ответила: «Нет, нельзя», он уже оказался в передней.
— Это вам, — добавил он, вкладывая мне в руки букет, и бросил через плечо взгляд на своих охранников. По-моему, в то же самое мгновение они растворились в воздухе с легким шипением, похожим на то, какое издают в воде таблетки французского аспирина.
— Зачем? — в легком остолбенении спросила я, кое-как нашарив ногой слетевшую тапочку.
— Так вы же говорили, что любите орхидеи, — объяснил Арбатов.
Во мне взыграла здоровая злость.
— Могли бы не тратиться, — бросила я.
— А я захотел.
— Кто там, Лиза? — крикнула мама.
— Э… Так, один знакомый, — отозвалась я.
Меж тем Арбатов снял пальто, — хотела бы я быть так же хорошо скроенной, как это пальто, — и шагнул в комнату так запросто, будто его там ждали. Мне не оставалось ничего другого, кроме как проследовать за ним. Машинально я отметила про себя контраст между нашей маленькой, с низкими потолками, квартиркой и неожиданным гостем, при виде которого на ум приходило полузабытое слово «денди». О, он обитал в совершенно другом мире, можете мне поверить, — мире, где украшенные лепниной потолки парили в нескольких метрах над полом, где стены утекали прочь, сколько хватает глаз, и где вещи были прекрасны и бесполезны, как мечта, а не вымученно-утилитарны. Войдя в комнату, он одним взглядом охватил ее всю — с пятнами на обоях возле батареи, видом в унылый двор и безликой, тусклой мебелью. Конечно, я давно привыкла ко всему этому, но сейчас у меня возникло такое ощущение, словно я впервые увидела эту комнату его глазами, и, признаться, оно вовсе не было приятным.
…Ну зачем, зачем он пришел? Чтобы напугать меня и показать, что ему все обо мне известно?
— Боже! Какие цветы! — закричала моя мама, завидев орхидеи. — Кто это, Лиза?
— Юрий, — сказал Арбатов. — Просто Юрий. А вы Татьяна Борисовна, мать Елизаветы?
Но тут он увидел выражение моего лица, а оно — могу сказать без всякого зеркала — должно было быть чертовски красноречивым.
— Кажется, я не вовремя…
— Нет, что вы, что вы! У нас тут семейный ужин… почти семейный, не правда ли?
Мама перечислила всех, кто находился в комнате, и принесла пятый прибор. Марика подала мне вазу для орхидей, и их поставили в центр стола. Я села, и Арбатов как-то чрезвычайно ловко ввинтился на стул возле меня. Чем дальше, тем больше мне все это не нравилось.
— Однако, дорогая, ты никогда нам не рассказывала о Юре! — сказала моя мать, не без некоторого кокетства поглядывая на него. — Неужели вы работаете вместе?
Салат, который я машинально жевала, попал мне не в то горло, и я закашлялась.
— Ну, это слишком сильно сказано, — проворчала я, откашлявшись.
— У нас общее дело, — заметил Арбатов, который явно забавлялся.
— Что ж, я очень рада, — заявила моя мама. — Наконец-то ты нашла себе приличного человека!
Не вытерпев, я пнула ее ногой под столом, но, похоже, промахнулась, потому что Родион взвыл так, словно повздорил с асфальтовым катком.
— Что такое, Родион? — обеспокоилась мама.
— Ногу свело, — пробормотал тот, незаметно под столом растирая колено.
К счастью, разговор вскоре принял совершенно иное направление. Марика заговорила о курорте, на котором она недавно отдыхала. Мама поддержала тему. Родион рассказал, как он в прошлый отпуск ездил в Испанию, и заметил, что таких жлобов, как каталонцы, свет не видел — даже за вход в церковь ухитряются драть с туристов деньги.
— А во Франции все церкви бесплатные, хочешь осмотреть — пожалуйста, сколько угодно.
— Кроме Сен-Дени, — напомнила я. — Чтобы как следует осмотреть королевские надгробия, лучше заплатить и пройти через музейный вход. Из основного зала они тоже видны, но плохо.
— Ну вот, а вы говорите, что хотите писать детективы, — вздохнул Родион. — У вас же совершенно другой уровень — гораздо выше, раз вы интересуетесь Сен-Дени!
Я помрачнела. Положительно, сегодня был не мой день.
— Кстати, раз уж вы оба работаете в полиции, может быть, дадите мне совет? — продолжал Родион. — У одного моего знакомого возникли неприятности, на него хотят повесить серьезное преступление.
— Что за преступление? — поинтересовался причисленный к полицейским Арбатов.
— Нападение на женщину. Но он совершенно не такой человек.
— Какой ужас! — вздохнула Марика.
— Я ничего не могу советовать по поводу дела, к которому не имею отношения, — сказала я. — Защита подследственного — вообще-то задача адвокатов. И что вообще значит — повесить? У тех, кто ведет дело, были какие-то основания для обвинения?
— Никаких. Этот человек просто оказался поблизости, когда было совершено преступление. Вот менты… простите, ваши коллеги и лезут вон из кожи, чтобы его засадить. А мы бы хотели прекратить дело. Скажите, Лиза, сколько в таких случаях составляет обычная взятка?
Клянусь, я всегда считала, что за словом в карман не лезу, но тут я просто опешила:
— Слушайте, Родион…
— Она взяток не берет, — тихо, но веско промолвил Арбатов. — Так что оставьте ее в покое.
— Да бросьте! Все в полиции берут взятки, для этого туда и устраиваются… И я не вижу смысла притворяться, тем более что тут все свои. Взять, к примеру, вас, Юрий… Вы меня простите, конечно, но для скромного полицейского вы слишком хорошо одеты.
— Ваш сарказм не по адресу, — вмешалась я. — Юрий вовсе не полицейский, он бандит. Да, Юрий Данилович?
Молчание, пронизанное оторопью, обволокло присутствующих, и я почти физически ощутила, как оно сгущается в комнате. К своему удивлению, я заметила, что Арбатов кусает губы, чтобы не засмеяться.
— Лиза, — несмело начала моя мама, — что это за шутки…
— Раз уж меня разоблачили, я, наверное, все-таки дам вам один совет. — Арбатов перестал улыбаться, его темные глаза в упор смотрели на Родиона. — Пусть ваш брат напишет чистосердечное признание.
— При чем тут мой брат? — пролепетал тот, покрываясь пятнами.
— Потому что вы именно о нем спрашивали совета. Только вот то, что вы назвали нападением на женщину, было покушением на убийство. Она дала ему в долг слишком много денег, а возвращать их он не спешил. Немолодая дама, — тут он почему-то покосился на мою мать, — лет сорока пяти, если мне не изменяет память… Тогда он попытался ее убить, но неудачно. Кстати, его предыдущая спутница тоже умерла как-то странно, и полицейские, которые ведут дело, уже до этого докопались. Так вот, пусть ваш братец пишет чистосердечное. По крайней мере, получит на пару лет меньше.
Родион открыл рот. Лицо его перекосилось так, что я даже на мгновение испугалась, что нашего гостя вот-вот хватит инсульт. В наступившей внезапно тишине мы услышали, как скребут по паркету ножки стула. Это Марика поспешно отодвинулась от сидящего рядом Родиона.
— Всего хорошего, — вежливо сказал Арбатов, поднимаясь с места. — Спасибо за приятный вечер.
— Я вас провожу, — бодро сказала я.
По правде говоря, мной руководила не столько любезность, сколько желание удостовериться, что этот милый человек не оставил в нашем доме какую-нибудь адскую машинку. Однако в передней я не выдержала:
— Послушайте, откуда вы узнали про его брата?
— А я вообще любознательный, — хмыкнул мой собеседник.
— И нарочно пришли сюда?
— Нет. Я понятия не имел, что увижу его здесь. Мне просто хотелось поглядеть на вас — в обычной обстановке.
— Вы пытаетесь мне угрожать?
— Я? Да бросьте! Если я угрожаю, Лиза, то делаю это совсем иначе.
— Неужели? — сердито спросила я.
Арбатов усмехнулся.
— Жаль, — сказал он, глядя на меня своим прямым внимательным взглядом, от которого мне делалось не по себе. — Очень жаль.
— Что жаль, простите? — насторожилась я.
— Что вы терпеть меня не можете, — просто ответил он. — Хотя я ничего вам не сделал.
— Слушайте, — проговорила я, — к чему эти игры? Вы хотите расположить меня к себе, чтобы я служила вам источником информации, но это просто неумно. Неужели вы думаете, я не поняла, куда вы клоните? Да и цветы — это, простите, явный перебор.
— Хорошо, — равнодушно отозвался Арбатов. — Значит, будем считать, что я недооценил вас. — Он протянул мне руку, и я неловко протянула ему свою.
— Но мы пока в одной связке? — спросил он, не отпуская мои пальцы. — Я имею в виду, в деле Парамонова.
— Пока — да, — отозвалась я, пожимая плечами. — Тогда до свидания. — Он улыбнулся мне на прощание и вышел. Телохранители замкнули его со всех сторон, и в их плотном кольце он спустился по лестнице. Не без облегчения я затворила дверь.
Глава 13
Воскресенье, 7 апреля. Утро
Ритм большого города. Цокают каблучки по тротуарам. Хмурое небо глядится в хмурые лужи. Шелестят шины машин. «Уууу!» — поезд метро уползает в тоннель. «При выходе из вагона не забывайте свои вещи». И хотя это воскресенье, но нашу работу все равно никто не отменял.
Отделение живет своей привычной жизнью. Кого-то ведут в наручниках, гремит решетка «обезьянника», за дверью одного из кабинетов кто-то взволнованно кричит, кто-то у него что-то украл. Гудит успокаивающий голос Морозова.
Дверь нашего кабинета приоткрыта, я толкаю ее и вижу Пашу Ласточкина, который сидит за столом, грызя заусенец, и о чем-то сосредоточенно думает.
— Здорово, напарник! — говорю я. — Новости есть какие-нибудь?
Капитан бросает на меня хмурый взгляд.
— Главная новость — нас оставляют, — говорит он.
Должно быть, у меня озадаченное выражение лица, потому что я не сразу понимаю, о чем идет речь.
— В смысле… ты это о чем? — осторожно спрашиваю я.
— Нас ведь собирались вытурить, — говорит мой напарник спокойно. — Убитый банкир плюс жалоба от матери Парамонова… Мир держится на козлах отпущения, Лиза, а мы как раз идеально подходили на их роль.
Я шмыгаю носом.
— Так в чем же заминка?
Ласточкин вздыхает.
— Ни в чем, — рассудительно отвечает он. — Просто Юрий Данилович Арбатов пустил в ход все свое влияние, чтобы нас оставили. И нас оставили.
— Это не очень-то на него похоже, — говорю я, мучительно пытаясь сообразить, какую выгоду преследует Арбатов в этом деле. Ну да, он хочет поймать Парамонова, а мы — разобраться с человеком, который присылает вдове последнего дикие письма, но мы вовсе не друзья, и даже союзниками нас можно назвать с натяжкой. Мы не доверяем ему, а он не доверяет нам, — впрочем, вряд ли он вообще кому-то доверяет.
— Это совсем на него не похоже, — поправляет меня Паша. — Кстати, это не он, часом, прислал тебе те цветы?
Пришлось мне расколоться и рассказать не только о цветах, но и о вчерашнем визите. Ласточкин выслушал меня очень внимательно, не перебивая, и вид при этом у него был самый непроницаемый. Улыбнулся он только раз — когда я рассказала о феерической ссоре между Родионом и моей матерью после ухода Арбатова.
— Все это очень мило, — наконец сказал капитан, — но приходил-то он к тебе, а не к этому Родиону. Вопрос: зачем?
Я пожала плечами:
— Хотел, наверное, посмотреть, легко ли будет ему меня купить.
Ласточкин вздохнул и почесал мочку уха.
— Не хочу тебя обижать, Лиза, но мы с тобой не на том уровне, который может его интересовать. Арбатов пачками скупает высокопоставленных чиновников, и мы для него — мелкие сошки.
— Однако же не поленился он прийти к нам совсем недавно, — парировала я. — Значит, этот Владислав Парамонов ему позарез нужен, и он рассчитывает, что только мы с тобой в состоянии ему помочь. Не будут же чиновники за ним бегать, в самом деле!
— Ну, может быть, — нехотя соглашается Ласточкин, — хотя лично я не слишком в это верю. Да, кстати… — Он полез в стол и вытащил оттуда бумагу, снабженную несколькими подписями и печатями. — В два часа мы с тобой и спецкомандой едем заниматься делом.
— Каким еще делом? — насторожилась я.
— Гробокопанием, — буркнул Ласточкин. — Разрешение дали уже на следующий день, и мало того — в воскресенье выделили людей, чтобы они нам помогали. Нет, ну ты где-нибудь видела такое?
— Да, Арбатов мне говорил, что мы быстро получим разрешение, — отозвалась я, и тут Ласточкин взглянул на меня как-то необыкновенно пристально и остро:
— Да? А что еще он тебе говорил?
Я почувствовала, как у меня заполыхали щеки. Однако от ответа меня спас вовремя очнувшийся от спячки телефон. Паша схватил трубку:
— Капитан Ласточкин! Да? Нет, не звонила. Что? Когда? Не отвечает? Вот черт! Ждите нас там, ничего не предпринимайте!
Он грохнул трубку на рычаг и сорвался с места.
— Что случилось, Паша?
— Лариса Парамонова. Она звонила вчера Рыбникову. Он говорит, она была в такой панике, что он даже не узнал ее голоса. Он понял только, что кто-то звонил ей и напугал ее до смерти. Николай примчался к ней и вроде сумел ее успокоить, но потом ему надо было ехать на работу. Утром он позвонил ей, как только освободился, но она не ответила. Он приехал к ее дому и стал звонить в квартиру, но никто ему не отвечает. Теперь он звонит нам, спрашивает, что делать.
— Там железная дверь, — напоминаю я. Похоже, мы все-таки научились понимать друг друга с полуслова.
— Значит, придется ее вскрывать. Едем!
* * *
Взламывание железной двери — удовольствие не из приятных, и хорошо еще, что Шура, к которому мы не раз прежде прибегали в подобных ситуациях, управился сравнительно быстро. Потому что, ворвавшись в квартиру, мы обнаружили Ларису Парамонову лежащей на кровати в одежде. Около кровати на тумбочке стоял пустой стакан и лежала записка: «Прошу никого не винить в моей смерти, я приняла это решение из-за обстоятельств, повлиять на которые не в моих силах».