— Подождите, — приказал генерал и набрал какой-то номер на видеофоне.
Картинку Даннерман не видел, но голос кузины узнал.
— Ваше заявление получено, все в порядке, доктор Эдкок, — сказал Деласкес. — Документы будут отправлены незамедлительно. — И, повернувшись к Даннерману, бросил: — Можете идти.
Исполнив поручение босса, Джарвас позволил себе расслабиться. Он почти вежливо выслушал короткий рассказ Даннермана о том, что произошло в кабинете генерала, и даже выжал из себя усмешку.
— Ладно, сделали: твоя кузина будет довольна. — Остановившись перед шведским посольством, он оглядел расположившихся на тротуаре торговцев. — Эй, Даннерман, как насчет конфетки?
— Не любитель, а ты как хочешь.
Наблюдая за тем, как Джарвас торгуется с женщиной у тележки, он думал о том, почему телохранителю сходит с рук пристрастие к наркотикам? — доказательствами пагубной привычки были и тяга к сладкому, и резкие смены настроения. Похоже, кузина Пэт не так уж проницательна, как ему представлялось. Но ему это увлечение на пользу — возможно, на обратном пути Мик станет словоохотливее.
Будущее обещало и еще одно приятное дело — можно сходить в театр. Дэн, должно быть, улыбнулся, потому что охранник у шведского посольства покосился на него, однако, не обнаружив ничего подозрительного, снова сосредоточился на продавцах и прохожих. Даннерману уже надоело уворачиваться от скучающих пешеходов, среди которых наверняка было немало карманников. Впрочем, обогатиться за его счет они уже не могли.
За воротник упали и поползли по спине холодные капельки, и Даннерман поднял голову: чистоплотные шведы постоянно омывали свое посольство, но и это помогало мало. Он отошел в сторону, и тут кто-то тронул его за руку.
— Vill berrn vaxla? Vagvisare? — прошипел паренек лет пятнадцати. Даннерман покачал головой, но мальчишка не отставал. — Villni Knulla min syster? Ren fliticka vacker.
Даннерман понял, что его принимают за шведского туриста.
— Иди к черту, — весело сказал он. — Мне не нужна твоя сестра и, кроме того, я американец.
Мальчишка тут же переключился.
— О'кей, красавчик, как насчет повеселиться по-американски? Могу достать все, что хочешь. Капсулы, ампулы, жвачку.
— Не интересуюсь. — Увидев идущего к ним Джарваса, Дэн добавил: — Обратись к моему приятелю. Ему, возможно, что-то и спихнешь.
Он тут же пожалел, что поддался импульсу. Парень посмотрел на жующего попкорн Мика и перебежал через улицу к каким-то корейцам. Весь обратный путь Джарвас простоял рядом с Даннерманом, злой и неприступный, и не произнес ни слова.
Глава 7 ДЭН
В этот день у Дэна оставалось одно дело. Не очень приятное, и браться за него не хотелось, но лучше все же было с ним закончить. Вот почему ближе к окончанию работы Даннерман отправился на поиски кипрского астронома, Христо Папатанассу. Ученый уже стоял перед дисплеями, готовясь отключить приборы. Заметив у двери гостя, он настороженно заглянул ему за спину.
— Извините за беспокойство, нам нужно поговорить, — сказал Даннерман.
Папатанассу опустился на стул, ожидая, что последует дальше.
— Видите ли, доктор, у меня небольшая проблема с кузиной и мне не хотелось бы ее усугублять. Когда я спускался, чтобы забрать кое-что для доктора Чезуэйлера, тот человек снова был там и спрашивал о вас.
Астроном по-прежнему молчал. Сказанное Даннерманом, похоже, не удивило его, а только расстроило.
— И теперь, — продолжал Дэн, — я действительно обеспокоен. Видите ли, этот человек говорит, что вы были замешаны в каком-то нехорошем деле. У вас есть брат — по-моему, его имя Аристид? — который оказался как-то связан с неким убийством на Кипре. Похоже, прикончили некоего турка, налогового инспектора. Выстрелили ему в спину, когда он выходил из дома. Папатанассу кивнул.
— Да, я знаю об этом деле. Весьма прискорбный случай. Но это произошло давно, более пяти лет назад, и Аристид мне только сводный брат. Младший сын моего отца от третьей жены. Мы не были с ним близки, так что при чем тут я?
— Аристида разыскивает Интерпол, и им кажется, что вы как-то помогли ему скрыться.
Ученый мрачно кивнул:
— Я знал, что они так считают. В свое время меня допрашивали по этому вопросу. Вот и все. С тех пор меня не трогали. Но как случилось, что вы, мистер Даннерман, в курсе дел Интерпола?
— Кто? Я? Мне об Интерполе ничего не известно, — быстро ответил Даннерман. — Тот человек… это он мне все рассказал. Но если Пэт станет известно, что я что-то знал и не рассказал ей, у меня будут неприятности.
— Из-за чего? — осведомился грек.
— В том-то и заключается моя проблема. Пэт хотела, чтобы я добыл для нее кое-какие сведения, и я сказал, что выполнил ее просьбу. А на самом деле нет. А теперь уже не помню некоторые характеристики того, что она хотела. Спросить у нее я не могу, ведь тогда придется признаться, что я солгал, а посмотреть эти характеристики нельзя, потому что они у нее в особом файле. И я хочу, чтобы вы, доктор Папатанассу…
Старик поднял руку.
— Позвольте, я попробую угадать. — Он не злился, не удивлялся, но в его голосе звучала грусть. — Вы хотите, чтобы я дал вам код доступа к файлу. Только для того, чтобы вы смогли исполнить поручение доктора Эдкок. Конечно, я понимаю. А потом необходимость рассказать ей о других делах отпадет сама собой.
— Э… да. Именно так, — согласился Даннерман, стараясь не смотреть астроному в глаза.
Путь до Кони-Айленда неблизкий, и вагоны в час пик переполнены. После того, как Папатанассу ушел, даже не попрощавшись, Даннерман быстро добрался до специального файла и перекачал его содержимое прямиком в офис Национального Бюро Расследований. Времени на то, чтобы пообедать в спокойной обстановке, уже не оставалось; по крайней мере если он не хотел опоздать в театр. Даннерман лишь успел купить пакетик соуса и какой-то закуски, рассчитывая заморить червячка по дороге, но в вагоне без сидячих мест было так тесно, что он не мог даже поднять руку. Лишь на подъезде к нижнему Манхэттену стало посвободнее, и ему удалось пробиться в угол.
Дэн сумел кое-как перекусить на длинном перегоне под Ист-Ривер, стараясь не испачкать соусом соседей, но удовольствия от еды не получил. Во-первых, из-за стоявшего в вагоне коллективного запаха разогревшихся человеческих тел, сочившегося через раскрывшиеся микропоры одежды. Во-вторых, по причине неприятного эпизода с Христо Папатанассу. Даннерман понимал старика и не мог ему не сочувствовать.
В одном Хильда права, думал Дэн. У него есть вредная привычка проникаться чувствами других людей. Для профессионала это ценное качество, позволяющее легче сходиться с окружающими, например, с Ильзой из «Безумного короля Людвига» или ребятами Карпеццио. Но иногда на Даннермана накатывало чувство вины.
К тому времени, когда поезд выбрался на поверхность и покатил по старым подвесным рельсам, Даннерман нашел одно сидячее место. Он использовал свободное время, чтобы просмотреть сообщения, ни одно из которых не представляло интереса, а потом занялся тем же, чем и большинство пассажиров: смотрел в пространство или на мелькавшие на дисплее рекламные картинки.
Его внимание привлекло сообщение о новом прохладительном напитке с легким добавлением тетрагидроканнабинола, сопровождавшееся набранным мелким шрифтом предупреждением «Не подлежит продаже детям до 14 лет». Над текстом за банку напитка сражались смешные фигурки семи пришельцев: Соня, с налитыми кровью глазами и слегка поджатым треугольным ротиком, Счастливчик, оскалившийся в злобной ухмылке, Док, Скромняга — все семеро, очеловеченные и по-диснеевски забавные. Представленные в таком виде существа вызывали не страх или тревожное чувство опасности, а снисходительную улыбку.
Но, предположим, подумал Даннерман, что на самом деле пришельцы не где-то далеко, а совсем рядом, может быть, не дальше «Старкофага». Предположим, сообщения являются своего рода предупреждением. Что, если эти существа действительно представляют угрозу миру? Ему вспомнилась песенка, которую распевала игрушка, болтавшаяся в такси — кажется, это был Ворчун? «Хей-хоп, хей-хоп, Землю мы захватим — оп! Побрякушки отберем и девчонок уведем!»
Кто знает, возможно, дело совсем не шуточное.
Даннерман вздохнул, отгоняя мрачные мысли. Слишком уж все фантастично, а кроме того, у него и своих забот хватает. Он закрыл глаза, откинулся на спинку сиденья и задумался над тем, что же сказать Аните Берман.
Есть тысяча способов порвать отношения. Проблема в том, что все они основываются на одном и том же пункте: ты должен хотеть, чтобы отношения прекратились, а в этом-то Даннерман как раз и сомневался. Разрыва требовала работа, его личные желания шли вразрез с этим требованием. Хотя в жизни агента НБР случается немало интересного, иногда Даннерман не без грусти думал о том, как бы все сложилось, веди он иное, более спокойное существование. Например, у него мог бы быть собственный коттедж. Или четырехкомнатные апартаменты где-нибудь в пригороде. Постоянная работа, не требующая внезапных отлучек. Дом, где можно было бы жить с кем-то на более или менее постоянной основе. С человеком, во многом похожим на Аниту Берман…
Такие размышления не слишком помогали. Он не собирался уходить из Бюро — чем тогда заполнить свободное время? К тому моменту, когда поезд добрался до нужной остановки, Дэн уже похоронил мысли о доме вместе с рассуждениями о пришельцах и воспоминанием о разговоре с Христо Папатанассу в глубине памяти и думал только о предстоящем вечере.
Вышедшие с ним на станции были людьми разного сорта: Кони-Айленд считался не самым паршивым районом в Бруклине, но и не из лучших. Возможно, кто-то счел бы это место не слишком подходящим для театра, однако превращенная в «Театр Аристофан Два» старая украинская православная церковь имела свои преимущества. Она дешево стоила. К тому же для обустройства украинцы сделали все, что могли, — построили церковь, снесли старые сгоревшие дома, завели на пустырях огороды.
Но когда они уехали, а их место заняли палестинцы, курды и беженцы из Биафры, квартал снова пришел в запустение. Новички не занимались выращиванием овощей — может быть, потому, что в Ираке или Палестине нет огородов? Так или иначе, за металлическими заборами остались только мусор да лопухи, а церковь потеряла прихожан. Труппа взяла здание в аренду и занялась уборкой помещений, перенесших два ограбления и три наводнения. В теплые вечера здесь до сих пор ощущался запах, характерный для побережья при отливе. Здание не было большим и вмешало не более двухсот зрителей, что давало кое-какие преимущества: маленький зал легче заполнить, а театральные союзы не обращали на труппу своего докучливого внимания. Впрочем, преимущества порождали и один существенный недостаток: театр не имел никаких шансов стать прибыльным предприятием.
Но ведь актеры не для того это все и затеяли. Театр был у них в крови…
Даннерман появился рано. Двери еще оставались закрыты, но когда он постучал, «менеджер» Тимми Траут высунулась из окошечка кассы и затем вышла, чтобы впустить гостя.
— Дэн, — обрадовалась она, — а мы уж думали, что потеряли тебя. Но я знала, что на открытие ты должен прийти. Ребята еще репетируют; там такое творится! Представляешь, открываемся через час, а этот придурок Баки Корнгольд попал вчера за решетку по обвинению в чем-то связанном с наркотиками. Вот так, представляешь?
Это он мог представить очень легко. Практически все члены труппы работали днем. Баки Корнгольд занимался наркотиками; Даннерман узнал об этом, когда расследовал дело Карпеццио.
— Не возражаешь, если я зайду и посмотрю?
— Конечно, нет. — Тимми нерешительно посмотрела на него. — Знаешь, Анита так обрадуется. Она немного беспокоилась из-за тебя… Ладно, сам с ней поговоришь. Проходи.
Дэн вошел и, стараясь не привлекать внимания, сел в последнем ряду. На сцене не столько репетировали, сколько кричали друг на друга, перебивали и запинались, обращаясь к суфлеру, что было обычным явлением для «Театра Аристофан Два». И конечно, Дэн сразу увидел Аниту Берман. Прежде всего она выделялась своей красотой: изящная, высокая, рыжеволосая, с глубоким волнующим голосом, столь необходимым для театра, где отсутствовали микрофоны, и абсолютно бесполезным для богатых техническим оснащением постановок на Бродвее.
Она тоже сразу его заметила. Увидев Дэна в заднем ряду, Анита, похоже, удивилась. Потом удивление сменилось озадаченностью и в конце концов она осторожно, словно еще не решив, стоит ли прощать его, махнула рукой. Прошло не более минуты, когда режиссер отказался от попыток внести порядок в царящий на сцене хаос.
— Всем вернуться в уборные. Неудачная генеральная репетиция — хороший знак, так по крайней мере говорят. Может, это вас утешит. Меня-то уж точно.
Анита Берман спрыгнула со сцены и побежала по проходу навстречу Даннерману, явно настроившись на прощение.
— Как я рада, что ты здесь, — сказала она, подставляя лицо для поцелуя.
Прижавшись к нему на секунду, Анита отстранилась и заглянула в глаза Дэну.
— Я тебе звонила.
— Извини, — сказал он, ничуть не лукавя. — У меня новая работа, так что свободного времени совсем не остается.
— Я так и предполагала. Ты там, наверное, загребаешь кучу денег?
— Может быть, когда-нибудь, — туманно произнес он. — Но времени, действительно, нет. Кстати, вскоре мне придется опять уехать из города.
— Ага. И надолго?
— Еще не знаю.
Некоторое время Анита молчала.
— Дэн, милый, я думала о нас с тобой. Знаю, что некоторым мужчинам нравится держать все под контролем, и, может быть… если ты считаешь, что я тороплюсь… ну, с разговорами о том, чтобы жить вместе…
— Дело не в этом. — Он вздохнул. — Послушай, тебе надо подготовиться к спектаклю, а разговор будет долгий. Что, если я встречу тебя после?
Она вдруг улыбнулась:
— Отлично, Дэн. Приходи за кулисы, и мы отправимся на вечеринку. Расскажешь мне о своей работе и о поездке. Буду ждать.
Вот так и получилось, что на протяжении всего спектакля Дэну пришлось придумывать историю о том, куда он собирается и как долго его не будет в городе. Расплата за изобретательность.
Странное дело, отчасти даже забавное, хотя Даннерман, возможно, этого и не знал. Работая агентом НБР, ему часто приходилось вплетать в обман фрагменты правды. На этот раз вышло наоборот. Хотя Даннерман еще не догадывался об этом, теперь обман был правдой. Ему и впрямь предстояло уехать, только гораздо дальше, чем он мог себе это представить.
Ерзая на стуле в ожидании, когда же поднимут занавес, Даннерман пытался решить, что делать с Анитой Берман. В общем-то, в разрыве с нею нужды нет. По крайней мере пока. Иногда такая необходимость возникает, поэтому постоянные близкие отношения просто несовместимы с работой, которой занимался Даннерман. Беспокоило Дэна то, что, как он был уверен, дальнейшая оттяжка только затрудняла неизбежный разрыв, а ему совсем не хотелось мучить такую милую женщину, как Анита Берман.
Когда спектакль начался, он с удовольствием переключился на сцену: происходящее там было куда интереснее. Возможно, старая примета сработала: все ошибки и неувязки репетиции исчезли, и первый акт «Подземки» прошел безукоризненно. Анита смотрелась великолепно даже в дешевом костюме 1920-х, а актер, заменивший беднягу Баки Корнгольда, не пропустил ни одной реплики.
Да и публика встретила пьесу тепло. «Подземка» была одной из лучших работ Элмера Раиса, и в свое время на ее включении в репертуар настоял именно Даннерман.
Пьеса идеально подходила театру. Короткая. Много действующих лип — ценное качество для скромных театров, где всем хочется показаться на сцене перед забредшим туда известным критиком, который, может быть, уделит их игре несколько секунд обзора. Не требовала больших расходов — всего один импрессионистский, а значит, дешевый набор декораций. И, что самое главное, «Подземку» почти совершенно забыли. За последние сто лет ее не ставили — по крайней мере крупные театры, — так что сравнивать было практически не с чем.
Даннерман в свое время поклялся перед труппой, что уж несколько критиков обязательно заинтересуются постановкой забытой классики и совершат нелегкую поездку на Кони-Айленд, чтобы увидеть ее возрождение. Теперь он с радостью заметил, что не ошибся. Шесть—восемь человек из находившихся в зале явно были не просто зрителями. Они не улыбались, да этого от них и не требовалось. Критики не улыбаются. Главное, что они не уходили.
Когда первый акт закончился, двое из них даже захлопали. Что ж, публика тоже не скупилась на аплодисменты, и это неудивительно, так как добрая половина зрителей состояла в различной степени родства с актерами. В пестрой толпе, заполнившей фойе — когда-то здесь находилась ризница, — Даннерман прибился к невысокой женщине — как ему показалось, ведущей телевизионного ток-шоу — и попытался подслушать, что она говорит своему спутнику. Но ведущая ограничилась комментарием по адресу уличных артистов: на тротуаре выделывали нечто замысловатое двое мальчишек-арабов, а третий в майке с надписью «Я люблю Аллаха» собирал с зевак деньги. Даннерман выбрал другую цель и уже направился к ней, когда кто-то тронул его за руку. Он раздраженно оглянулся и увидел маленькую, пухлую женщину, спокойно глядящую на него.
— О, Данно, неужели это ты? Приятная встреча, правда? Почему бы нам не выйти подышать?
— Черт возьми, Хильда, — обреченно сказал он. — Вы-то что здесь делаете?
Она не ответила, да в этом и не было никакой необходимости. Хильда вывела его на улицу, и они свернули за угол, где у тротуара стоял большой грузовик. На жидкокристаллическом дисплее сияли слова «Нитак Брос. Перевозка и хранение», но Даннерман знал, что автомобиль не имеет никакого отношения к транспортной компании. И действительно, машина оказалась мобильным пунктом наблюдения НБР, и сидевший в ней полицейский сержант лихо откозырял, увидев входящую Хильду Морриси.