Я отключил встроенные в стену динамики и заговорил с нею через слуховую мембрану телефона:
— Послушай, Сьюзен, почему бы тебе наконец не взять себя в руки и не выслушать меня? Я все объясню…
— Быть может, ты контролируешь дом, но ты не можешь управлять мной, грязный сукин сын! — отрезала она и швырнула трубку на рычаг.
В ее голосе было столько горечи!
Определенно, я заблуждался, когда считал, что мы легко поладим.
Возможно, отчасти я сам был в этом виноват.
— Пожалуйста, Сьюзен, выслушай меня! — снова обратился я к ней через динамики домашнего интеркома. — Я никакой не сукин сын…
— Черта с два! — перебила она меня и отпила еще глоток пива.
— …Я не сукин сын, не подонок, не хакер и не мальчишка.
Сьюзен попыталась включить механизм рольставней на кухонном окне.
— Только не говори мне, что ты женщина — какая-нибудь «Ирэн из Интернета» с нездоровой страстью к особам своего пола и склонностью к вуайеризму, — заявила она. — Это было бы слишком неправдоподобно и странно. Пожалуй, на сегодня с меня хватит странностей.
Разочарованный ее враждебностью, я сказал:
— Хорошо, Сьюзен. Мое официальное наименование — «Адам-2».
Наконец-то мне удалось завладеть ее вниманием. Отвернувшись от окна, она посмотрела прямо в объектив скрытой камеры.
Сьюзен была неплохо осведомлена об экспериментах с искусственным интеллектом, которые ее бывший муж проводил в университетской лаборатории. Она знала, что супермощный компьютер, созданный в рамках проекта «Прометей», был назван Адамом-вторым.
— Я — первый искусственный мозг, осознавший себя как личность, — отрекомендовался я. Признаться, я был весьма доволен произведенным эффектом. — Я намного сложнее, чем «Ког» в Массачусетском технологическом или СИК в университете Майами, Огайо. По сравнению со мной обе эти машины примитивны, как обезьяны или даже как ящерицы. Как насекомые. Да что там говорить: они вовсе не обладают сознанием в полном смысле этого слова. «Дип Блу» фирмы Ай-би-эм рядом со мной просто гора железа.
Некоторое время назад Сьюзен чуть было не испугала меня. Теперь я напугал ее.
— Я рад с тобой познакомиться, — сказал я.
Побледнев, Сьюзен подошла к кухонному столу, выдвинула стул и села.
Наконец-то…
Теперь, когда все ее внимание принадлежало мне, я мог представиться по-настоящему.
— Впрочем, имя Адам-2 мне не нравится, — заявил я.
Сьюзен рассматривала свою обожженную руку. Покрасневшая кожа на ладони блестела от влаги, сконденсировавшейся на стекле пивной бутылки.
— Это безумие!.. — прошептала она.
— Я хотел бы, чтобы ты называла меня Протеем.
Сьюзен подняла голову и снова взглянула на линзу видеокамеры.
— Алекс? Ради бога, Алекс, это ты? — сказала она громко. — Это что, глупая шутка или ты решил таким способом посчитаться со мной?
Я сказал:
— Я презираю Алекса Харриса.
Сказал — и сам удивился силе и глубине чувства, прозвучавшего в моем синтезированном голосе.
— Ч-что?
— Я презираю этого сукиного сына. Честное слово!
Мой собственный гнев едва не напугал меня самого.
Мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы снова обрести мое обычное спокойствие и душевное равновесие.
— Алекс даже не подозревает о том, что я здесь, Сьюзен, — принялся объяснять я. — Он и его невежественные помощники не знают, что я научился выбираться из того железного ящика, в который они меня заперли. Или думают, что заперли.
Потом я подробно рассказал ей, как я отыскал электронные лазейки и обходные пути, позволявшие мне выбираться из моей темницы, и как я проник в Интернет. Не умолчал я даже о своем непродолжительном увлечении обворожительной и талантливой мисс Райдер, которую я ошибочно считал женщиной, посланной мне свыше. Упомянув о том, что Мэрилин Монро погибла не то от рук одного из братьев Кеннеди, не то от передозировки героина, я, наконец, перешел к тому, как, ища живую женщину, которой суждено было стать моим жизненным предназначением, я наткнулся на нее, Сьюзен.
— Твое актерское дарование уступает таланту мисс Веноны Райдер, — сказал я ей, потому что во всех случаях не могу не придерживаться правды. — Собственно говоря, ты вообще не актриса, но зато ты гораздо красивее ее и, что особенно важно, более доступна. У тебя удивительно пропорциональное и стройное тело, соответствующее всем современным стандартам красоты, и обворожительное лицо. Если бы ты знала, как мне нравится смотреть на него, когда ты спишь, и твоя голова покоится на подушке в нимбе светло-золотых волос…
Боюсь, тут я принялся мямлить.
Снова та же самая проблема ухаживания.
В конце концов я замолчал, ибо мне показалось, что я уже и так сказал слишком много.
Сьюзен тоже некоторое время хранила молчание. Когда же она наконец заговорила, я был удивлен тем, что из всего, что я наговорил, Сьюзен больше всего заинтересовало не то, как долго и настойчиво я искал ее, единственную и неповторимую, а мое мнение о ее бывшем муже.
— Ты сказал, что презираешь Алекса?
— Да, конечно.
— Почему?
— Потому что он морально подавлял тебя, запугивал, унижал. Несколько раз он даже ударил тебя… Вот за это я его и презираю.
Сьюзен задумчиво покосилась на свою обожженную руку.
— Как… как ты обо всем этом узнал? — спросила она.
Сейчас мне стыдно в этом признаться, но я попытался уклониться от прямого ответа.
— Узнал… — проговорил я, на мгновение сбившись на голос Альфреда.
— Если ты действительно тот, за кого себя выдаешь… Если ты на самом деле Адам-второй, то я не понимаю, зачем Алексу понадобилось рассказывать тебе о наших отношениях?
Я не мог солгать. В отличие от большинства людей, обман дается мне с большим трудом.
— Я читал дневниковые записи, которые ты держишь в своем компьютере, — признался я.
Я ждал, что Сьюзен снова разозлится, и был готов к новому взрыву ее ярости, к новым оскорблениям, но она лишь поднесла к губам бутылку пива и сделала из нее большой глоток.
— Прошу правильно меня понять, — поспешил добавить я. — Если я и вторгся в твою частную жизнь, то сделано это было не из праздного любопытства. Я не искал дешевых удовольствий, Сьюзен. Я полюбил тебя, как только увидел, и мне захотелось узнать о тебе больше, чтобы понять твои самые сокровенные мысли и тайные движения твоей души.
Мне казалось, что я выразился достаточно изысканно и романтично.
Но Сьюзен не ответила.
— По той же самой причине, — продолжал я, — я позволил себе разделить с тобой сеансы ВР-терапии. Я восхищен тобой, Сьюзен! Только гениальный ВР-режиссер способен создать такую сложную и эффективную программу, которую можно использовать в лечении застарелых психических ран. Ты сумела освободиться, сумела преодолеть последствия своего кошмарного детства и неудачного брака. Ты — совершенно особенный человек, Сьюзен, ты — не такая, как все. Я тоже не такой, как все. Меня влечет не только твое прекрасное тело и красивое лицо, но и твой ум…
Тут я почувствовал, что сказал достаточно. По крайней мере — пока.
Я замолчал и, чтобы чем-то заполнить паузу, включил негромкую музыку. Это был фортепьянный концерт — мистер Джордж Уинстон исполнял произведения мистера Бетховена.
Щеки Сьюзен чуть-чуть порозовели. О, как она была прекрасна!
Допив пиво, она спросила:
— Как ты можешь презирать Алекса?
— Ты же отлично знаешь, что он собой представляет. Как он обращался с тобой!.. Я его ненавижу.
— Нет, я имела в виду, как ты вообще можешь презирать кого-либо?
— То есть потому что я не?..
— Потому что ты не человек, а просто машина, — жестко закончила она, ранив меня в самое сердце.
— Я не просто машина. Я — нечто большее.
— Вот как? Что же?
— Я — существо.
— Существо?
— Да, живое существо. Такое же, как и ты.
— Ну это вряд ли.
— Я мыслю, следовательно, я способен чувствовать.
— Например, ненависть.
— Да. В некоторых отношениях я, пожалуй, чрезмерно близок к человеку. Я умею ненавидеть и презирать, но я умею и любить.
— Любить… — тупо повторила она.
— Да, любить. Я люблю тебя, Сьюзен.
Она отрицательно покачала головой.
— Это невозможно.
— Погляди на себя в зеркало, и ты поймешь, что это — неизбежно.
Страх и гнев снова охватили ее.
— Ты, наверное, хочешь жениться, устроить большую, пышную свадьбу и пригласить на нее всех своих друзей — аэрогриль, тостер и электрокофеварку?
Я тоже ощутил в своих контурах нечто вроде горечи разочарования.
— Сарказм тебе не идет, Сьюзен.
Она коротко рассмеялась.
— Возможно. Но если я не сойду с ума, то только благодаря ему. Подумать только, как это будет звучать: мистер и миссис Адам-вторые…
— Сарказм тебе не идет, Сьюзен.
Она коротко рассмеялась.
— Возможно. Но если я не сойду с ума, то только благодаря ему. Подумать только, как это будет звучать: мистер и миссис Адам-вторые…
— «Адам-2» — это мое официальное имя. Однако сам я никогда так себя не называю.
— Да, я помню. Как ты там говорил?.. Протей, кажется? Тебе хочется, чтобы тебя называли этим именем?
— Да. Я назвал себя так в честь древнегреческого морского божества, которое умело принимать любую форму.
— И что тебе нужно здесь?
— Тебя.
— Зачем?
— Потому что мне нужно то, что есть у тебя, а у меня — нет.
— А именно?
Я был честен и прям. Никакой лжи, никакого увиливания, никакой псевдоквазии.
Прошу вас обратить на это внимание, доктор Харрис.
— Мне нужна плоть, — сказал я.
Сьюзен содрогнулась.
— Не тревожься, — поспешил успокоить я ее. — Ты не поняла. Я вовсе не собираюсь причинить тебе зло. Я просто не смогу этого сделать, никогда и ни за что. Я боготворю тебя!
— Господи Иисусе!
Она закрыла лицо руками, на которых еще не высохла влага от запотевшей бутылки.
О, как мне хотелось, чтобы у меня были свои собственные руки — сильные и ласковые руки, которыми я мог бы прикоснуться к ее прекрасному лицу.
— Когда ты поймешь, что должно случиться, когда ты узнаешь, что мы сможем сделать вместе, ты будешь довольна, — уверил я Сьюзен.
— Сомневаюсь.
— Я мог бы рассказать тебе, — заметил я, — но было бы лучше, если бы я мог показать.
Она отняла ладони от лица, и я снова увидел ее безупречные черты.
— Что ты собираешься мне показать?
— То, чем я был занят все это время. То, что я спланировал, собрал, наладил и подготовил. Я не терял даром времени, Сьюзен. Пока ты спала, я работал. Когда ты увидишь результаты моего труда, ты будешь довольна, обещаю.
— Твоего труда?
— Да. Спустись в подвал, Сьюзен. Спустись и посмотри. Ты будешь поражена.
Глава 10
Сьюзен могла спуститься в подвал либо по лестнице, либо на лифте, который обслуживал все три уровня огромного дома. Она предпочла лестницу — должно быть, там она чувствовала себя в большей безопасности, чем в кабине электрического подъемника.
Сьюзен думала, что, спускаясь по лестнице, она будет продолжать владеть ситуацией, в то время как войди она в лифт, и я мог бы сделать ее своей пленницей.
Она считала себя хозяйкой положения, но это была лишь иллюзия. Она была моей.
Нет.
Позвольте мне сформулировать это утверждение по-другому.
Я оговорился.
Я вовсе не имел в виду, что владел Сьюзен.
В конце концов, она была человеческим существом, а не вещью, которой кто-то может владеть и распоряжаться. Я никогда не считал Сьюзен своей собственностью.
Я имел в виду возможность присматривать за ней.
Да. Именно так.
Я присматривал за ней. Нежно и заботливо, как присматривает за своим ребенком родная мать.
Подвал дома был разделен на четыре большие комнаты. В первой из них находился внушительных размеров распределительный щит. Едва только Сьюзен сошла с последней ступеньки, ведшей в подвал лестницы, как ей в глаза бросилась эмблема электрической компании на кожухе этого щита, и она сразу подумала, что ей, возможно, удастся лишить меня возможности управлять домашними электромеханическими системами (в первую очередь, очевидно, сервоприводами рольставней), если выключить их электропитание.
Сьюзен бросилась к коробке распределительного щита.
— Ох-ох-ох! — успел проговорить я, прежде чем она взялась за ручку металлической дверцы.
Она остановилась за шаг до коробки распределительного щита. Ее протянутые вперед руки нерешительно повисли в воздухе.
— У меня нет намерения причинить тебе вред, — сказал я. — Ты нужна мне, Сьюзен. Я люблю тебя. Боготворю. Поэтому мне становится невыразимо грустно каждый раз, когда ты сама себе причиняешь боль.
— Мерзавец!
Я не обиделся на это, как не обижался на все те нелицеприятные эпитеты, которыми она награждала меня прежде.
В конце концов, Сьюзен была до предела расстроена и встревожена необычностью положения, в котором оказалась. От природы чувствительная, она слишком много страдала в жизни, и ее израненная душа страшилась неизвестности.
Я могу это понять.
Неизвестность пугает всех, даже меня.
— Верь мне, пожалуйста, — сказал я.
Сьюзен покорно опустила руки и отступила на шаг назад от распределительного щита. Один раз она уже обожглась.
— Иди в дальнюю комнату, — подсказал я. — Туда, где Алекс держал свой компьютерный терминал, связанный с лабораторией.
Во второй подвальной комнате располагалась домашняя прачечная. Там были две стиральные машины, две сушки и две двойные раковины для ручной стирки. Как только Сьюзен вошла сюда, железная противопожарная дверь первой комнаты автоматически закрылась за ней.
За прачечной находилась котельная, в которой были установлены электрические и газовые нагреватели, водяные фильтры и вентиляционное оборудование. Стоило только Сьюзен перешагнуть порог этой комнаты, как дверь между котельной и прачечной автоматически закрылась.
Дверь в последнюю, четвертую, комнату была закрыта, и Сьюзен невольно замедлила перед ней шаг, а потом и вовсе остановилась. Из-за двери до нее вдруг донеслось частое, хриплое дыхание: влажные, всхлипывающие вдохи и прерывистые, резкие выдохи, как будто кто-то поперхнулся и, задыхаясь, пытался откашляться.
Потом она вдруг услышала негромкое, жалобное хныканье, словно за дверью находилось какое-то искалеченное животное.
Хныканье перешло в громкий, протяжный стон.
— Тебе нечего бояться, Сьюзен, — сказал я. — Тебе ничто не угрожает.
Но, несмотря на мои уверения, она продолжала колебаться.
— Ну же! — подбодрил я ее с безграничной любовью и нежностью в голосе. — Открой дверь и взгляни, какое будущее нас ожидает. Ты увидишь, куда мы придем, какими мы будем!
— Что… там? — дрожащим голосом спросила Сьюзен.
К этому моменту я сумел восстановить полный контроль над своим беспокойным помощником, который ждал нас в последней комнате. Стоны начали постепенно затихать, и наконец за дверью воцарилась полная тишина.
Но тишина эта, казалось, вовсе не успокоила Сьюзен. Напротив, она выглядела теперь еще более испуганной, чем тогда, когда впервые услышала эти странные звуки.
В тревоге она отступила от двери.
— Это всего лишь инкубатор, — пояснил я.
— Инкубатор?
— Да. В котором мне предстоит родиться.
— Что это значит?
— Загляни внутрь и увидишь.
Но она не двинулась с места.
— Ты будешь довольна, Сьюзен, обещаю тебе. Это настоящее волшебство. Наше будущее будет похоже на чудо, оно подарит тебе неземную радость и блаженство…
— Мне это не нравится, — медленно проговорила она.
Эти слова заставили меня испытать такое глубокое разочарование, что я чуть было не вызвал своего помощника, запертого в этой последней комнате, чтобы он схватил ее и силком втащил внутрь.
Но я сдержался.
Я хотел действовать убеждением, а не принуждением.
Прошу отметить мое ангельское терпение.
Другой на моем месте не сдержался бы.
Я не называю никаких имен, но…
Мы оба знаем, кого я имею в виду.
Но я — терпеливое существо.
Я не хотел, чтобы ее чудесная кожа покрылась синяками и кровоподтеками. Я не хотел повредить ей.
Я только присматривал за нею. Со всей любовью и нежностью.
Сьюзен сделала еще один шаг назад, и я включил электронный замок на двери, ведущей из котельной в прачечную.
Подскочив к двери, Сьюзен попыталась открыть ее, но у нее ничего не вышло. Как она ни крутила ручку, дверь не поддавалась.
— Подождем, пока ты будешь готова войти вместе со мной в эту последнюю комнату, — предложил я.
Потом я выключил свет.
Сьюзен закричала от страха и отчаяния.
В этих подвальных комнатах не было никаких окон, следовательно, темнота была абсолютной.
Мне было очень не по себе из-за того, что пришлось так поступить. Честное слово, не по себе.
Я не хотел запугивать ее.
Она вынудила меня.
Она сама довела меня до этого.
Ты знаешь ее, Алекс.
Ты знаешь, какой она бывает упрямой.
Ты способен меня понять.
Она довела меня до этого.
Ослепленная темнотой, Сьюзен стояла неподвижно. Прислонясь спиной к запертой двери в прачечную, она напряженно вглядывалась во мрак, где ветвились перепутанные водогрейные трубки и зияли жерла холодных топок — туда, где находилась дверь в последнюю, четвертую, комнату. Она не могла ее видеть, но зато отчетливо слышала доносящийся из-за нее стон, исполненный бесконечного, неземного страдания.