Валька Граната открывать магазин категорически откалывается. Требует, чтобы участковый публично извинился перед ней. Староста Ложкин пробовал вразумить её вожжами, да без толку.
В церкви икона «Спас в силах» со вчерашнего дня плачет кровью, и это очень плохой знак. Кто-то обязательно умрёт или случится реформа.
На обед сегодня будет куриная лапша, свиные ножки с горохом, ячменная коврижка и брусника с мёдом.
Сделав контрольную вылазку к магазину, на котором продолжал висеть замок, Цимбаларь отправился к фельдшерскому пункту, называвшемуся здесь на лагерный манер «больничкой».
Пятистенная изба, много лет до этого пустовавшая, успела порядком обветшать, и сейчас местные строители пытались навести в ней мало-мальский порядок — меняли подгнившие доски пола, стеклили окна, подмазывали безбожно дымившую печку.
Сим Кондаков, облачённый в белый халат, сидел в отдельной комнате, где на полках уже были расставлены аптечные склянки и разложены простейшие медицинские приборы вроде термометров, фонендоскопов, спринцовок и кружек Эймарха. Здесь же находилась ещё не распакованная экспресс-лаборатория.
Они обнялись и вполголоса заговорили.
— Как доехали? — первым делом осведомился Цимбаларь.
— Это особый рассказ, — от воспоминаний Кондакова даже передёрнуло. — Было пару моментов, когда мы уже и с жизнью прощались, но, слава богу, пронесло. Только сейчас я начинаю понимать весь ужас, пережитый экспедицией капитана Скотта в Антарктиде.
— Где же вы эти снегоходы раздобыли? Они же, наверное, сумасшедших денег стоят.
— Их не мы раздобыли, а попутчица наша, Изольда Марковна, фамилию, каюсь, забыл. Она получила грант от Британского королевского общества на исследование фольклора угро-финских народов. Есть тут такие?
— Предостаточно... Сколько же она заплатила за поездку?
— Сумма не озвучивалась, но, судя по всему, счёт идёт на тысячи долларов.
— Зажиточная бабёнка... Вас она, стало быть, взяла с собой в качестве бесплатного приложения?
— Нас она взяла за компанию. Согласно правилам техники безопасности в плохих метеоусловиях снегоходы могут ходить только попарно. Как видишь, за всё было заранее заплачено.
— Повезло вам... Как Людочка с Ваней себя чувствуют?
— Молодцами держатся. Хотя и намучились, конечно... А вот у тебя вид нездоровый. Наверное, выпил вчера? Давай давление померяю.
— Обойдусь. — Цимбаларь отодвинулся подальше. — Ты местным бабам мозги компостируй. А я-то знаю, какой из тебя доктор.
— Зря-зря. — Кондаков, похоже, обиделся. — Я уже многое умею. И банки могу поставить, и клизму, и укол сделаю.
— Ты лучше Людку с Ванькой сюда вызови, — попросил Цимбаларь.
— Да они сами скоро придут. Якобы лечить гайморит у ребёнка... Ты посиди здесь, а я их встречу.
Теперь обнималась уже целая толпа (больше трёх человек — всегда толпа), причём на разных уровнях, поскольку Ваня, даже встав на цыпочки, мог обнимать своих друзей только за чресла.
Затем все расселись на несуразных табуретах, и Кондаков откупорил шампанское, прибывшее сюда вместе с медицинским оборудованием.
— Как тебе здесь? — спросила Людочка. — Уже освоился?
— Хвалиться пока нечем, — честно признался Цимбаларь. — Соглашаясь на командировку, мы не учли специфики захолустного населённого пункта, практически изолированного от внешнего мира. В этой среде сложились весьма своеобразные человеческие отношения, и каждый новый индивид волей-неволей вносит в здешнее общество некий дисбаланс.
— Эк ты завернул, — покачал головой Кондаков. — А нормальным языком это можно сказать?
— Постараюсь, — кивнул Цимбаларь.
Он вкратце поведал о своём знакомстве со старостой Ложкиным, сыроделом Страшковым, отцом Никитой, продавщицей Деруновой, библиотекаршей Почечуевой, лицом без определённых занятий Ширяевым и некоторыми другими жителями Чарусы. Естественно, речь зашла и о конфликтах, возникших У новоиспечённого участкового с отдельными представителями местной элиты.
— Три дня в должности, а дров уже наломал, — с неодобрением заметила Людочка. — Ох, горяч ты для этой работы. Здесь хитрить надо, а тебе лишь бы хватать да не пущать.
— Я же говорил, что участковым надо было меня поставить! — чуть ли не с упрёком напомнил Кондаков. — А из Саши вышел бы распрекрасный фельдшер. Мне, кстати, предлагали взять с собой гинекологическое кресло. Еле отговорился. А ему бы оно пригодилось. Открыл бы частную практику по лечению бесплодия и женских неврозов.
— И стал бы добрым доктором Айлюблю, — подхватил Ваня. — А спустя некоторое время угро-финское население Чарусы сменилось бы на цимбаларско-цыганское.
— Спасибо за моральную поддержку, — Цимбаларь поочерёдно пожал всем руки. — Большое спасибо! Всегда знал, что в трудную минуту вы мне поможете.
— Ты в бутылку-то не лезь, — Ваня похлопал его по колену. — Лучше опиши здешнюю оперативную обстановку.
— Обстановка как обстановка, — Цимбаларь пожал плечами. — Бывает и хуже.
— А всякие там массовые психозы?
— Не знаю... Люди, с которыми я пробовал говорить на эту тему, сами смотрели на меня, как на психа. Складывается впечатление, что все горемыкинские страшилки — полная туфта. Его кто-то ввёл в заблуждение. Чаруса — обыкновенная деревня, пусть и неблагоприятная в криминогенном отношении. На то есть свои исторические, географические и социальные причины. Что касается мистики, то здесь ею и не пахнет. Если, конечно, не считать мистикой всякие бабские сказки, которых я успел вдоволь наслушаться.
— Тебе виднее, — сказала Людочка. — Хотя после изучения всех следственных материалов, касающихся Чарусы, у меня сложилась иная точка зрения. В череде насильственных смертей, случившихся за последние годы, прослеживается странная закономерность, кстати сказать, имеющая место и в индейском посёлке Похоак. Шестьдесят процентов погибших составляют приезжие, можно сказать, чужаки. Следующие двадцать процентов — это люди, родившиеся в Чарусе, но на длительное время покидавшие отчий дом. Имеется в виду служба в армии, тюремное заключение и так далее. Ещё двадцать процентов — это коренные жители, в цветущем возрасте перенёсшие какую-нибудь тяжёлую болезнь. Все указанные лица погибали в течение одного-двух лет после приезда, возвращения или выздоровления. Причём два года — максимальный срок. Чаще всего трагедия происходила в первые шесть-десять месяцев. Участковый инспектор Черенков погиб через восемь месяцев, учительница Решетникова через десять... Создаётся впечатление, что здешнее общество отвергает людей, не соответствующих каким-то неведомым нам стандартам.
— С участковым всё ясно, — сказал Кондаков. — Его любое общество старается отвергнуть. Но чем не угодила этим баранам девчонка-учительница, желавшая всем только добра?
— По последним смертям я имею вполне конкретных подозреваемых, — сообщил Цимбаларь. — Перспектива раскрытия имеется, надо только дожать свидетелей.
— Думаю, что ты заблуждаешься, — возразила Людочка. — При желании какую-то подоплёку можно найти почти в любом преступлении. Каждая здешняя трагедия тоже имеет свои особые мотивы. Но взятые в комплексе, они представляют загадку, у которой нет ни логического, ни статистического объяснения. Я почему-то уверена, что у всех этих смертей есть некая общая причина. И ты зря отбрасываешь мистическую, то есть иррациональную версию. Вспомни, этот путь нередко приводил нас к успеху.
— Ничего я не отбрасываю, — буркнул Цимбаларь. — Я вашу мистическую версию просто не вижу, ни в упор, ни с дистанции. Вот поработаем всей компанией, может, что-то и нароем.
— Конечно, нароем, — с энтузиазмом подтвердил Кондаков, всё время перебиравший свои медицинские инструменты. — Но как я понял, пока ты не обнаружил здесь никаких странностей?
— Почему же, обнаружил, — усмехнулся Цимбаларь. — Приехав из города в глухую деревню, всегда столкнёшься с кучей странностей. Почему, например, сельские жители пользуются так называемым отхожим местом, а не благоустроенным клозетом? Его ведь нетрудно сделать... Впрочем, есть одна странность, непосредственно касающаяся твоей новой профессии. Если вынести за скобки трагические происшествия, окажется, что в Чарусе очень низкая смертность, особенно детская. Люди почти не пользуются лекарствами, но до глубокой старости сохраняют завидное здоровье. Одна старуха Парамоновна, у которой я столуюсь, чего стоит! Да на ней вместо трактора пахать можно.
— Изучая статистические отчёты, я уже взяла это обстоятельство на заметку, — сказала Людочка. — По уровню детской смертности, а также по средней продолжительности жизни Чаруса резко выделяется среди других населённых пунктов не только района, но и области. Кстати, эта тенденция в равной мере касается как местных жителей, так и приезжих.
— Стало быть, не все приезжие находят здесь свою могилу? — Похоже, что это известие очень обрадовало Кондакова.
— Стало быть, не все приезжие находят здесь свою могилу? — Похоже, что это известие очень обрадовало Кондакова.
— Конечно, не все, — кивнул Цимбаларь. — Священник живёт в Чарусе уже пятнадцать лет, библиотекарша — пять, а участковый Докука, которого сменил Черенков, благополучно отбарабанил все двадцать лет и уехал в тёплые края.
— Как видно, поведение этих людей укладывалось в параметры, удовлетворяющие некие тайные силы, взявшие Чарусу под свою опеку, — сказала Людочка. — Кстати, пару слов об участковом инспекторе Докуке. Я внимательно изучила официальные бумаги, к которым он имел отношение в последние годы службы. Возможно, виной тому моя предвзятость, но возникает впечатление, что он делал всё возможное, дабы сбить следствие с верного следа. В интерпретации Докуки даже явные убийства представлялись несчастными случаями.
— А вдруг он имел от этого какую-то выгоду? — предположил Ваня.
— Вряд ли, — возразила Людочка. — Некоторые жертвы находились на низшей ступени здешней иерархии. Взять с них просто было нечего. Да и мешать они никому не могли.
— Ты противоречишь сама себе. Это с нашей точки зрения они никому не мешали, — Ваня сделал ударение на слове «нашей». — А поскольку вероятность бессмысленных убийств мы исключили с самого начала, из твоих слов следует, что уже двадцать лет назад существовало нечто такое, чему эти несчастные стояли поперёк дороги.
Людочка ещё не нашла достойного ответа, когда Цимбаларь задал ей новый вопрос:
— У меня не было времени заниматься материалами по американской теме. Есть там зацепки, которые могут помочь нам?
— Трудно сказать... Какие-то аналогии, конечно, просматриваются, но я пока не знаю, как связать их с Чарусой. В силу ряда обстоятельств нашим американским коллегам приходится гораздо сложнее, чем нам. Индейцы навахо живут в замкнутом мирке. Внедрить туда тайного агента практически невозможно. Более того, они даже не позволяют белым свободно посещать их селения. Остаётся только наблюдать со стороны и пользоваться разными непроверенными слухами.
— Вот они, издержки гнилой демократии! — посетовал Ваня. — Почему же молчит мистер Кольт?
Не обратив внимания на эту реплику, Людочка продолжала:
— Но если говорить откровенно, больше всего меня заинтересовали традиционные верования тамошних индейцев, подробное описание которых приложено к докладу. Их сказки, легенды, ритуальные песни...
— И ты туда же! — патетически воскликнул Кондаков. — Если запала на сказки и песни, то лучше помогай Изольде Марковне. Глядишь, хоть какую-нибудь копейку сшибёшь. А то и медаль Британского королевского общества заработаешь.
— Вы, Пётр Фомич, отстали от жизни. — Людочка с укором посмотрела на него. — Мифология бесписьменных народов является чуть ли не единственным источником, позволяющим познакомиться с их историей, культурой, мировоззрением... Вот послушайте одну легенду. Наряду с другими богами, навахо поклонялись и Женщине-пауку, проще говоря, Паучихе. В незапамятные времена она соткала из самой себя много полезных вещей, в том числе мировые законы и Великий крест, навсегда определивший расположение сторон света. Чтобы контролировать подвластный ей мир, Паучихе приходилось постоянно метаться между землёй, небом и преисподней. Это её очень утомляло, и тогда Паучиха создала людей, предназначенных стать как бы её глазами. Одно человеческое племя озирало горы. Другое — прерии. Третье — океанское побережье. Потом люди появились на небе и в преисподней. Так Паучиха сделалась всевидящей и всезнающей. Это очень не понравилось другим богам. Но поскольку вступать с ней в открытую схватку никто не решался, завистливые боги стали потихоньку вредить людям. Напустят на посёлок болезнь — и его обитатели либо ослепнут, либо начинают видеть совсем не то, что есть на самом деле. Когда вследствие этих коварных происков Паучиха утратила былое могущество, боги скопом напали на неё и, оторвав лапы, поместили на небосвод, сделав тем самым ночным светилом. Люди, оставшиеся без покровительницы, вынуждены были пойти в услужение к богам-победителям. Но семь глаз Паучихи всё же уцелели, и временами, втайне от врагов, она озирает мир, которым некогда владела.
— Что же здесь такого поучительного? — после некоторой заминки осведомился Кондаков.
— Интересна сама идея того, что некое человеческое сообщество может стать носителем каких-то сверхъестественных способностей, — пояснила Людочка. — Для посторонних эти люди, конечно же, будут казаться выродками.
— По дороге в Чарусу я слышал сказку о зырянском боге Омоле. Чем-то она перекликается с индейской легендой. — Цимбаларь вкратце рассказал о громадной зловредной жабе, тело которой целиком составлено из множества людей, ныне уже потерявших связь со своим создателем.
— Слушай, давай продадим эту сказку Изольде Марковне! — загорелся Кондаков. — Хотя бы за сто баксов.
— Возьми да продай, — милостиво разрешил Цимбаларь.
— Мне веры нет. Она же знает, что я не угро-финн. А ты за него запросто сойдёшь.
— Я подумаю над твоим предложением, — пообещал Цимбаларь. — Но не сейчас. Лучше скажите, что из обещанной оперативной техники вы привезли с собой.
— Во-первых, спутниковый телефон, — с гордостью сообщила Людочка. — Но с ним я ещё до конца не разобралась. Во-вторых, специальные рации, посредством которых мы будем общаться между собой. Вот смотрите.
Девушка достала из сумки приборчик, отдалённо напоминающий мобильник среднего класса. Вручая его Цимбаларю, она сказала:
— Твой позывной — «Первый». В честь того, что ты приехал сюда раньше всех. Позывной Петра Фомича — «Второй». Мой, соответственно, — «Третий». Ване, как малолетке, рация не полагается. Считается, что он всегда должен находиться рядом с матерью. Дальность связи около трёх километров, но капитальные стены и другие препятствия несколько снижают мощность. Не забывай регулярно подзаряжать аккумулятор. Желаешь проверить рацию в работе?
— Да не мешало бы... Можно прямо здесь?
— Нет, вблизи друг от друга рации генерируют. Отойди от дома метров на сто.
Цимбаларь так и сделал. Обменявшись с Людочкой, а потом и с Кондаковым парой ничего не значащих слов, он вернулся в больничку.
Чем-то недовольная Людочка трясла свою рацию, издававшую странные хрипы.
— Не пойму, в чём тут дело, — пожаловалась она. — Слышишь эти шумы? Такое впечатление, что нас кто-то подслушивает.
— Это тебе кажется, — сказал Цимбаларь. — Кому нас здесь подслушивать? В деревне есть несколько стационарных радиостанций, но они используются только в случае повреждения проводной связи... А шум — это голос так называемого солнечного ветра. Когда стемнеет, вы воочию увидите его сияние. Зрелище, я вам скажу, незабываемое.
— Ну ладно, погостили, пора и честь знать, — сказал Кондаков. — Не забывайте, что все мы познакомились только вчера. На людях нам вместе лучше не появляться. Хотя бы первое время.
— Верно, — Людочка легонько подтолкнула Цимбаларя к дверям. — Ты как отсюда выйдешь, сразу топай к нашей бывшей попутчице. И построже с ней. Дескать, проводится сплошная проверка приезжих.
— Как хоть её фамилия? — спросил он.
— Архенгольц... Изольда Марковна Архенгольц.
Глава 7 ЧТО СГОРИТ, ТО НЕ СГНИЁТ
Цимбаларь, успевший исходить деревню, что называется, вдоль и поперёк, в избе старосты ещё ни разу не был, да его туда, честно сказать, и не тянуло — не хотелось лишний раз встречаться с психованной Валькой Деруновой.
К счастью, дверь открыла старуха с суровым лицом инокини — наверное, жена Ложкина.
Вежливо поздоровавшись, Цимбаларь спросил:
— Гражданка Архенгольц здесь проживает?
— Нету у нас таких, — недружелюбным тоном ответила старуха.
— Я про вашу новую жиличку спрашиваю, — пояснил Цимбаларь.
— А-а-а... Тогда заходи в горницу, — старуха отступила, пропуская его в сени. — Только снег с сапожищ не забудь обмести.
Изольда Марковна занимала одну из лучших комнат в избе, но своё присутствие в ней ничем пока не обозначила — кроме собственной персоны, конечно. Нe видно было ни багажа, ни всяких милых безделушек, которыми любая женщина спешит украсить своё жильё, хотя бы и временное. Даже знаменитый оранжевый комбинезон, вызвавший у деревенской публики столько пересудов, не мозолил сейчас глаза. Вся утварь в комнате, включая столовую посуду и домашние тапочки, принадлежала хозяевам. Это обстоятельство можно было объяснить двояко — либо фольклористка путешествует налегке, либо не собирается здесь долго задерживаться.
Цимбаларь ещё не успел толком поздороваться, как Изольда Марковна, имевшая вид пресыщенной жизнью оперной дивы, осведомилась:
— Сказки будете рассказывать или песни петь?
Цимбаларь, несколько уязвлённый такой бесцеремонностью, позволил себе резкость:
— Басни буду слушать. Ваши. Изложите цель своего приезда сюда и предъявите соответствующие документы.