На следующий день перед дверями больнички выстроилась очередь, в основном состоявшая из представителей старшего поколения. Ближе к полудню стали подтягиваться мужики и бабы цветущего возраста. Всех манил главный приз, в эквиваленте равный двум удоистым коровам или мотоциклу «Урал». Да и сто рублей на дороге тоже не валялись.
Кондаков брал у сельчан пробы крови, а за ширмой сидел Цимбаларь, вооружённый берёзовым поленом. Людочка еле успевала проводить анализы. Экспресс-лаборатория сильно упрощала дело, но девушке всё равно пришлось задержаться далеко за полночь.
Обобщённый результат был готов уже на следующий день. В целом он подтверждал информацию, полученную из Америки. Кровь жителей Чарусы, за исключением двадцати-тридцати человек, успевших постранствовать по свету, была свободна от антител, призванных бороться с вирусом гриппа.
И «испанка», и «гонконгский штамм», и все другие аналогичные эпидемии обошли этот медвежий угол стороной. Ломать голову над причиной подобного явления не приходилось — в конце зимы, когда по городам и весям России начинает свирепствовать грипп, Чаруса была напрочь отрезана от внешнего мира.
— Сейчас я скажу вам одну очень важную вещь, — коверкая слова на кавказский манер, произнёс Цимбаларь. — Но сначала вы все лучше сядьте.
— Да уж ладно, говори, — махнул рукой Ваня. — Мы люди крепкие.
— Нас может спасти только грипп, — уже совсем другим тоном продолжал Цимбаларь. — Когда им переболеют все частички дьявольского ока, оно или помутнеет, или вообще лопнет.
— Надеюсь, это шутка? — холодно поинтересовалась Людочка.
— Нет, крик души.
— А ты хоть понимаешь, что некоторым жителям Чарусы грипп грозит фатальным исходом?
— Понимаю, — кивнул Цимбаларь. — Жертвы, конечно, возможны. Но мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы их избежать. Пётр Фомич, у тебя есть лекарства от гриппа?
— Более чем достаточно, — буркнул Кондаков, которого новая идея Цимбаларя тоже не привела в восторг.
— Вот видишь! — обрадовался Цимбаларь. — И тебя вылечат, и меня вылечат... Тем более наши действия оправданны в юридическом плане. Защищая собственную жизнь, пострадавшая сторона имеет право на упреждающий удар.
— Имеет, — подтвердила Людочка. — Но пределы допустимой обороны строго очерчены законом. Нельзя поджигать дом, в котором обитает твой обидчик. Нельзя защищаться с помощью отравляющих веществ и биологического оружия. Между эпидемией гриппа и эпидемией сибирской язвы нет принципиального различия.
— А ты случайно не утрируешь? — Цимбаларь снисходительно прищурился.
— Нет! Нас обвинят в смерти каждого, кто станет жертвой гриппа. Кроме того, мы замахиваемся на явление, значение которого даже не можем осознать. Где гарантия, что, погубив дьявольское око, мы совершим благой поступок? А если это и в самом деле зародыш будущего борца со вселенской энтропией?
— Ничего страшного, — беззаботно ответил Цимбаларь. — В штате Юта останется его брат-близнец.
Услышав это, Кондаков забеспокоился.
— Разумно ли будет лишать себя этого природного феномена, когда аналогичное создание находится под контролем американских спецслужб? Тут попахивает политической близорукостью.
— Да нам не о политике думать надо, а о том, как прервать череду убийств, следующими жертвами которых станем мы! — в сердцах воскликнул Цимбаларь.
— Нет, я на себя такую ответственность взять не могу, — заявил Кондаков самым категоричным тоном. — Решение по этому вопросу должна принять коллегия Министерства внутренних дел или даже правительственная комиссия.
— Пусть принимают! Но уже после того, как мы вырвем у змеи жало.
Ваня, до этого разглядывавший иллюстрации в медицинском атласе, неожиданно для всех стал на сторону Цимбаларя.
— Когда я, бывало, выходил на охоту за маньяком-сериальщиком, мне всегда ставили одно непременное условие: задержать его живьём, — сообщил он. — Дескать, это нужно не только для соблюдения юридической процедуры, но и для научных целей. В институте Сербского такие типы нарасхват. Я никогда прямо не перечил, но при первой же возможности мочил гада, особенно если заставал на месте преступления. Пусть его, думаю, лучше в морге изучают. Здесь то же самое. С корнем этот проклятый глаз рвать надо, чтобы и воспоминаний о нём не осталось.
Наступила тягостная тишина, которую первым прервал Цимбаларь.
— Жаль, что мы не достигли согласия, — сказал он. — Рад бы пойти на уступки, да не могу. Это не какие-нибудь капризы, а совершенно сознательное решение. И я буду следовать ему, если только вы не помешаете мне силой.
— Тебе разве помешаешь! — усмехнулась Людочка. — Утешает меня лишь одно обстоятельство. Тебе просто неоткуда взять этот грипп. Птичка в клюве его не принесёт, а все другие пути для вирусоносителей заказаны. Мы опять завели пустопорожний спор.
— Можешь оставаться при своём мнении, — отрезал Цимбаларь. — А я лучше займусь делом. У тебя видеокамера есть?
— В мобильнике имеется.
— Она согласуется с компьютером?
— Наверное.
— Одолжи мне её, пожалуйста.
— А зачем, если не секрет?
— Хочу кое-куда позвонить. Видеокамера должна засвидетельствовать мою личность.
— Бери, — Людочка положила мобильник на стол. — Чую, ты опять задумал какую-то афёру.
— Скоро вы всё поймёте, — пообещал Цимбаларь. — Не пройдёт и пары дней.
— Очень печально, что в нашем дружном коллективе возникли вдруг дрязги и разногласия, — с удручённым видом произнёс Кондаков.
— Так ведь без этого в жизни нельзя, — возразил Ваня, настроенный сегодня на философский лад. — Пресловутое единодушие завело нашу страну сами знаете куда. А благодаря парламентским дрязгам и спорам Англия процветает уже целую тысячу лет.
Вежливо попросив всех удалиться, Цимбаларь подсоединил мобильник к компьютеру, а компьютер к спутниковому телефону. Затем он позвонил Михаилу Анисимовичу Петрищеву, в прошлом боевому лётчику, а ныне заместителю председателя районного потребительского общества.
Петрищева на месте не оказалось, но, когда Цимбаларь представился по всей форме, кто-то из сослуживцев отправился на его поиски.
Спустя минут десять в трубке раздался знакомый бодрый голос:
— Слушаю вас!
— Привет. Это тебя из Чарусы беспокоит майор милиции Цимбаларь. Помнишь такого?
— Ещё бы! Весёлая тогда получилась поездка. Месяца через два-три ожидай нас опять.
— А раньше нельзя увидеться?
— Если только во сне, — рассмеялся Петрищев. — Причём кошмарном.
— Ты ещё на вертолёте летаешь?
— Последнее время как-то не приходилось. С горючим перебои, да и погода, сам видишь, какая... Ты почему про это спросил?
— Хочу, чтобы в Чарусу прилетел вертолёт и забрал меня отсюда.
— Ты случайно не хлебнул лишку?
— Трезв как стёклышко. А сейчас ты в этом убедишься... У вас мобильник с дисплеем есть?
— Кажется, есть, — чуть-чуть замешкавшись, ответил Петрищев. — У председательской секретарши.
— Одолжи его на минутку и сообщи мне номер. Я тебе сейчас перезвоню.
— У нас мобильная связь неустойчивая.
— Это уже мои проблемы.
Цимбаларь сел так, чтобы оказаться перед объективом видеокамеры, вмонтированной в мобильник. Когда соединение состоялось, он сказал:
— Включай изображение. Я посылаю его тебе через компьютер и спутниковый телефон.
После короткой заминки Петрищев с восторгом воскликнул:
— Вижу тебя! Прекрасно выглядишь. Только вся рожа исцарапана.
— С медведем в лесу повздорил... Кстати, грипп до вас ещё не добрался?
— Бог миловал. Но в Москве и Питере, говорят, бушует. Школы собираются закрывать.
— Там чуть ли не каждый год эпидемия, — посочувствовал Цимбаларь. — А теперь повторяю свою просьбу. Плачу в оба конца, как на такси.
— Уж прости, но никто сейчас в твою Чарусу не полетит.
— Спорю на десять тысяч баксов, что желающие найдутся, — Цимбаларь продемонстрировал пухлую пачку долларов и для вящей убедительности развернул её перед видиокамерой.
— Ничего себе, — удивился Петрищев. — Настоящие?
— Обижаешь!
— Хорошо, я переговорю с нужными людьми. Хотя заранее ничего не обещаю. Как тебе звонить?
— Сейчас продиктую. Номер у меня не совсем обычный...
Сутки прошли практически без происшествий. Людочка перешла жить в школьное здание и на улице почти не показывалась. Цимбаларь большую часть времени проводил возле спутникового телефона, находившегося сейчас на опорном пункте, а если и шёл куда-нибудь, то только в сопровождении Кондакова.
Печку ему теперь топила Валька Дерунова, а готовила грудастая заведующая фермой, бравшая за свою стряпню чуть ли не ресторанную цену.
Обе дамы выказывали участковому преувеличенные знаки внимания, однако он делал вид, что этих ухаживаний не замечает, и даже отказался от предложения попариться в баньке, поступившего как с той, так и с другой стороны. (Хотя пообщаться с голой заведующей стоило бы ради одного лишь спортивного интереса — даже её левая грудь, пышностью слегка уступавшая правой, превосходила весь бюст хвалёной Памелы Андерсон.)
Петрищев позвонил спустя два дня.
— Ещё не передумал? — поинтересовался он.
— Наоборот, — ответил Цимбаларь. — Жду не дождусь.
— Вертолёт вылетает через час. Считается, что он уходит на плановый облёт тайги. Добавь ещё минут сорок и выходи встречать. Сядет он за деревней, на речном льду. Снег там глубокий?
— Я бы не сказал. От силы по колено.
— Хорошо бы расчистить небольшую площадку. Метров так пять на пять.
— Будет сделано. Ты сам прилетишь?
— Нет. Считается, что я к этой затее вообще никакого отношения не имею.
— Тогда передай с пилотом комплект гражданской одежды. Размер пятьдесят второй, рост четвёртый.
— Фрак или смокинг? — пошутил Петрищев.
— Лучше что-нибудь спортивное. Куртку, джинсы, свитер, берцы.
— Надоело в форме ходить?
— Вроде того.
— Деньги отдашь штурману Анзору. Это он всё организовал. Но сначала положи их в меховую рукавицу. На этом всё. Мне пока больше не звони...
После того как Валька Дерунова во главе десятка крепких мужиков отправилась расчищать посадочную площадку, Цимбаларь по рации связался с Кондаковым и Людочкой.
— Сейчас за мной прилетит вертолёт, — безо всяких предисловий сообщил он. — Отлучусь денька на два. Могу взять с собой любого, кто не хочет оставаться в Чарусе. Мне вы в общем-то уже и не нужны. Поживёте пока в районной гостинице или инкогнито вернётесь в Москву.
— Предложение заманчивое, — сказала Людочка. — Но боюсь, что оно продиктовано ущемлённым самолюбием, а не здравым смыслом. Сюда нас направило руководство особого отдела, оно нас в положенное время и отзовёт. Тем более мне нужно довести до конца прграмму третьей четверти. А там уже и четвёртая не за горами.
Кондаков высказался ещё более категорично:
— У меня под наблюдением пять тяжелобольных и ещё семь на амбулаторном лечении. Как я их сейчас брошу? Уж подожду до весны. Отдел здравоохранения обещал прислать в мае настоящего фельдшера... А своими амбициями особо не козыряй. Без нас ты, может, и справишься, но дров наломаешь. Уж я-то тебя знаю. Если получится, раздобудь новый тонометр, мой что-то барахлит. И попроси в районе побольше перевязочных материалов. Бинтов, салфеток... Но обязательно стерильных.
— Тогда до скорой встречи, — глянув на часы, сказал Цимбаларь. — Жаль, что с Ваней поговорить не удалось...
Однако с Ваней он встретился на берегу реки, где тот, вместе со своей компанией, наблюдал за странной суетой взрослых, расчищавших посередине реки что-то похожее на каток.
Возле костра, на котором жарились шашлыки, лежал раздувшийся от бутылок вещмешок — гонорар за ударный труд. Валька, уже пропустившая стопарик и закусившая свиным рёбрышком, покрикивала на всех, кто попадался ей на глаза.
Обменявшись с Цимбаларем рукопожатием, которое можно было расценить и как приветственное, и как прощальное, Ваня задушевным голосом пропел:
— «И куда ж ты, сука, лыжи навострила?»
— Послезавтра вернуть, — ответил Цимбаларь. — Если есть желание, лети со мной.
— Желание-то есть, да нет возможности. — Ваня скорчил кислую гримасу. — Без меня всех наших лохов передушат. Мы ведь ведём постоянную слежку и за Людкой, и за Кондаковым. В случае малейшей опасности сразу придём на помощь... Верно я говорю, Фимка? — обратился он к стоявшему поодаль малолетнему богатырю Хмырёву.
— А то! — солидно ответил тот и погладил увесистую дубинку, на которую сейчас опирался.
— Ну, тогда я покидаю Чарусу со спокойной душой, — сказал Цимбаларь.
Вдали, над кромкой леса, показалась крохотная зелёная капелька.
Прежде чем сесть, вертолёт наделал много бед — поднял винтами настоящую снежную бурю, погасил костёр, опрокинул мангал с шашлыками, посрывал с детей шапки и завернул полы шубы прямо на голову Вальке Деруновой.
Похоже было, что пилот и не собирается глушить двигатель. Из распахнувшейся дверцы призывно махали рукой — сюда, сюда, сюда!
С трудом преодолевая рукотворную бурю, Цимбаларь добрался до вертолёта, и сильные руки тут же втащили его внутрь. Дверца кабины ещё не успела захлопнуться, а винтокрылая машина, издали похожая на зелёного пузатого головастика, уже пошла вверх.
В кутерьме, творившейся на земле, Ваня успел слямзить пару пузырей водяры и половину всех шашлыков.
— Вах! И откуда только в здешней глуши берутся такие деньги! — воскликнул штурман Анзор, рассматривая на свет стодолларовую купюру, наугад взятую из пачки. — Воистину земля русская полна чудесами!
Цимбаларь не отрываясь смотрел на уплывающую вдаль Чарусу — россыпь кукольных домиков, брошенных среди бескрайней тайги, лишь кое-где прорезанной белыми ленточками замёрзших рек. Даже не верилось, что люди могут существовать в этом суровом, неприветливом мире, которым по-прежнему правил много раз битый, но так до конца и не побеждённый Омоль — бог зла, мрака, холода и метели.
На болотах деревья росли пореже да и выглядели похуже. Незамерзающие бочаги выделялись на белом снегу жёлтыми пятнами. От некоторых валил пар. Однажды Цимбаларь видел стаю волков, гнавших по кочкарнику молодую лосиху.
И опять внизу плыла тайга, тайга, тайга...
Лишь спустя час впереди показалась очищенная от снега дорога, по которой время от времени сновали автомобили.
— Куда держим курс? — поинтересовался штурман Анзор.
— К ближайшей железнодорожной станции, — ответил Цимбаларь. — Но не забывайте, что через двое суток вы должны доставить меня обратно.
— Никаких проблем, дорогой! Почаще подкидывай нам такую работёнку...
Поезд на Москву останавливался через четыре часа, а на Санкт-Петербург — всего через пятьдесят минут. Именно это обстоятельство и определило выбор в пользу Северной столицы. То, что искал Цимбаларь, наверное, можно было найти и где-нибудь поближе, но он хотел действовать наверняка.
Игнорируя услуги билетной кассы, он обменял в буфете сотню баксов и вскочил в первый подвернувшийся вагон петербургского поезда.
— Ну спасибо, — сказала проводница, принимая от нового пассажира тысячерублёвую бумажку. — Идите пока в служебное купе.
Всю дорогу Цимбаларь мужественно отказывался от предложений попутчиков выпить водочки. Спиртное — великий дезинфектор — могло помешать чистоте эксперимента, который он собирался поставить над самим собой.
В Санкт-Петербург поезд прибыл незадолго до полуночи. Цимбаларь, успевший поотвыкнуть от шума и суеты большого города, был поначалу ошарашен толпами людей, спешащих неведомо куда, беззвёздным небом, полыхающим от огней рекламы, а главное — промозглым ветром, дувшим, казалось, со всех сторон сразу.
Радовало лишь одно — в толпе самосильно кашляли.
Высмотрев среди таксистов самого бедового на вид, Цимбаларь сказал ему:
— Отвези меня, братан, к девочкам.
Покосившись на небритую, задубевшую от мороза рожу Цимбаларя и на его неношеный прикид, таксист доверительно поинтересовался:
— Никак из зоны откинулся?
— Есть такое дело, — ответил Цимбаларь. — Но это не тема для базара.
— Тогда всего один вопрос: какие девочки нужны?
— Да что-нибудь попроще. Рублей за пятьсот. Душа, понимаешь, горит, а в карманах ветер гуляет.
— Э-э, браток, давненько ты в наших краях не бывал! Сейчас за пятьсот рублей даже поганку трипперную не снимешь. Готовь как минимум штуку. Ничего не поделаешь — инфляция.
— Твоё дело — до места довезти, а уж я как-нибудь сторгуюсь.
Это был совсем не тот Петербург, который запомнился Цимбаларю во время его последнего визита сюда — величественный, загадочный, изысканный, одетый в серебро и нежный пурпур белых ночей. Сейчас его окружал угрюмый одичалый город, объятый сырым мраком, продуваемый гнилыми ветрами, утонувший в ядовитых миазмах и чёрной слякоти.
Поплутав в узких улочках Выборгской стороны, такси остановилось возле сквера, где не горел ни один фонарь и ветер раскачивал голые ветки деревьев. Вокруг не было видно ни единой живой души, но таксист тем не менее посигналил.
Из темноты, на манер привидения, вынырнула женщина с бледным, испитым лицом и ярко-оранжевыми волосами.
— Во! — указывая на неё пальцем, сказал таксист. — Бандерша. Ходячий красный фонарь.
Не выпуская изо рта сигарету, женщина простуженным голосом поинтересовалась:
— Кого ищем, касатики?
— Тебя, мамаша, — ответил таксист. — Со мной клиент. При бабках. Зови своё войско на дефиле.
Бандерша свистнула в два пальца, и в свете автомобильных фар, словно по мановению волшебной палочки, возникла шеренга девиц если и имевших сходство с феями, то лишь по части фривольности нарядов. Несмотря на скверную погоду, все были в коротеньких юбках, ажурных колготках и изящных сапожках, а иные даже на шпильках.
Кашлять никто не кашлял, но иные шмыгали носами.
— Выбирай, — облокотясь на капот машины, сказала бандерша. — Девушки на любой вкус. Лучшего товара и в Голливуде днём с огнём не сыщешь.