УЖЕ ПОСЛЕ окончания Великой Отечественной войны стала известна статья «Правда о большевизме», написанная умершим в 1943 году Павлом Милюковым незадолго до смерти… Милюков полемизировал в ней со статьёй осевшего в США бывшего эсера М.В. Вишняка «Правда антибольшевизма».
В своей посмертной статье бывший лидер российских кадетов писал:
«Когда видишь достигнутую цель, лучше понимаешь и значение средств, которые привели к ней. Знаю, что признание близко к учению Лойолы… Но… что поделаешь? Ведь иначе пришлось бы беспощадно осудить и поведение нашего Петра Великого…».
Милюков вспоминал Игнатия Лойолу, основателя ордена иезуитов, допускавшего применение «любых средств» ради «вящей славы Божьей», однако эта параллель применительно к Ленину была абсолютно неправомерной. Лишь за несколько месяцев до смерти, в 1943 году, Милюков понял – пусть и очень неполно и куце, но понял – значение «средств» Ленина, которые привели к цели, то есть к новой, небывалой ранее России. Ленин же видел цель, к которой надо вести Россию, даже не в 1917 году! Он увидел её уже в молодости, за тридцать лет до 1917 года…
А средства?
Что ж, средства он вынужден был использовать те, к которым его вынуждал царизм. Средства Ленин использовал не по цели, а по условиям, в которых надо было добиваться цели! Если бы Ленин с его устремлениями, с его альтруизмом, с его калибром души и интеллекта, развивал свою политическую деятельность в России, политический строй которой был бы демократическим на уровне, хотя бы кайзеровской Германии (об Англии не говорю!), то он не стал бы создавать подпольную партию «ленинского» типа. Не было бы тогда нужды ни в подпольной «Искре», ни в шифрованных письмах, ни в нелегальных транспортах литературы и оружия, ни в «экспроприациях»…
Зачем всё это делать, если бы Ленин имел возможность легальной работы в массах? Ведь его «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» не был террористической организацией – члены «Союза» занимались исключительно пропагандой… В республиканских Франции и Швейцарии, в монархических Англии, Швеции, Норвегии, Бельгии, Дании и даже в кайзеровской Германии и императорской Австро-Венгрии власти смотрели бы на «Союз…» Ленина косо, однако на каторгу и в тюрьмы его членов не загоняли бы!
А в России загоняли, преследовали, ломали судьбы…
Так было в старой, царской России. Но и «временная» Россия в системном смысле отличалась от царской лишь тем, что дала Ленину возможность вести пропаганду легально всего-то три (!!) месяца – с апреля по июль!
И вот теперь, осенью 1917 года, «временная» Россия, приняв от царской России эстафету управленческой немочи и человеческой бездарности, поставила нацию на грань катастрофы… Сам же Милюков, бывшая крупная фигура той власти, в 1943 году признавал в своей статье:
«Побеждённая власть (Временное правительство. – С.К.) многократно призывала к восстановлению „государственности“, – но уже после того, как сама же и содействовала её разрушению. Она жаловалась на „хаос“, „разруху“, „анархию“ в стране; но она же и положила начало хаосу…».
Можно привести ещё множество цитат и статистических данных на сей счёт, а можно просто напомнить о той из ленинских работ, в которой Ленин предупреждал, что России грозит неминуемая катастрофа. Эта работа так и называется: «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». Ленин писал её с 10 (23) по 14 (27) сентября 1917 года в Гельсингфорсе, за месяц до окончания своего последнего подполья. И, как это у Ленина бывало неоднократно, он поставил точный политический диагноз не только ситуации в России осенью 1917 года. То, что написал тогда Ленин, может стать если не завтрашним, то послезавтрашним днём уже современной путинской «России» в XXI веке!
В газете «Рабочий путь» № 25 от 14 сентября (1 октября) 1917 года были опубликованы две заключительные главы «Грозящей катастрофы», а через несколько дней вся она была издана отдельной брошюрой. Вот названия её разделов: «Голод надвигается»; «Полная бездеятельность правительства»; «Общеизвестность и лёгкость мер контроля»; «Национализация банков»; «Национализация синдикатов»; «Отмена коммерческой тайны»; «Регулирование потребления»; «Разрушение работы демократических организаций правительством»; «Финансовый крах и меры против него»; «Можно ли идти вперёд, боясь идти к социализму?»; «Борьба с разрухой и война»; «Революционная демократия и революционный пролетариат».
Не могу не заметить, что вопрос: «Можно ли идти вперёд, боясь идти к социализму?», безусловно, будет становиться всё более насущным и для нынешней России – через сто лет после того, как он был поставлен впервые!
Ленин писал (все отточия на месте пропусков убраны для удобства читателя, но он сам может при желании познакомиться с мыслями Ленина, прочтя страницы 151–199 тома 34-го пятого издания Полного собрания сочинений):
«России грозит неминуемая катастрофа. Об этом уже говорилось во всех газетах бесчисленное количество раз.
Все это говорят. Все это признают. Все это решили.
И ничего не делается.
Прошло полгода революции. Катастрофа надвинулась ещё ближе. Дошло до массовой безработицы. Подумать только: в стране бестоварье, страна гибнет от недостатка продуктов, от недостатка рабочих рук, при достаточном количестве хлеба и сырья, – и в такой стране, в такой критический момент выросла массовая безработица! Какое ещё нужно доказательство того, что за полгода революции (которую иногда называют великой, но которую пока что справедливее было бы, пожалуй, назвать гнилой), при демократической республике, при обилии союзов, органов, учреждений, горделиво именующих себя „революционно-демократическими“, на деле ровнёхонько ничего серьёзного против катастрофы не сделано.
А между тем достаточно самого небольшого внимания и размышления, чтобы убедиться в том, что способы борьбы с катастрофой имеются, что меры борьбы вполне ясны, просты, вполне осуществимы, вполне доступны народным силам и что меры эти не принимаются только потому, исключительно потому, что осуществление их затронет неслыханные прибыли горстки помещиков и капиталистов…».
Эти слова написаны как будто сегодня, а скорее даже – как будто завтра. Лишь «помещиков» (до этого «Россияния» ещё не дожила) надо заменить на «олигархов». И далее Ленин писал не менее актуальные сегодня (и завтра) вещи:
«Можно ручаться, что вы не найдёте ни одной речи, ни одной статьи в газете любого направления, ни одной резолюции любого собрания или учреждения, где бы не признавалась совершенно ясно и определённо основная и главная мера борьбы, мера предотвращения катастрофы и голода. Эта мера: контроль, учёт, регулирование со стороны государства, установление правильного распределения рабочих сил в производстве и распределении продуктов, сбережение народных сил, экономия их. <…> Контроль, надзор, учёт – вот первое слово в борьбе с катастрофой. Вот что бесспорно и общепризнанно. И вот чего не делают из боязни посягнуть на всевластие помещиков и капиталистов, на их безмерные, неслыханные, скандальные прибыли, прибыли, которые все знают, все наблюдают, по поводу которых все ахают и охают».
Ну, разве всё это не актуально для путинской «единой» «России»?
Однако не один Ленин предупреждал, что страна сползает к катастрофе. Вот цитата, относящаяся к августу 1917 года: «Эта катастрофа, этот финансово-экономический провал будет для России неизбежен, если мы уже не находимся перед катастрофой…». А написал это Павел Петрович Рябушинский (1871–1924) – почти ровесник Ленина и один из крупнейших российских фабрикантов.
Вот ещё одно мнение лета 1917 года: «Антигосударственные тенденции… ведут страну гигантскими шагами к катастрофе…». Это – Александр Иванович Коновалов (1875–1948), тоже один из крупнейших российских фабрикантов, министр Временного правительства…
Так что – фабриканты мыслили одинаково с Лениным?
Нет, конечно!
Павел Рябушинский рассуждал следующим образом: «Ещё не настал момент думать о том, что нашу экономическую жизнь надо совершенно переиначить (то есть сменить капитализм социализмом. – С.К.)… Думать… что мы можем всё изменить, отняв всё у одних и передав другим, это является мечтою, которая лишь многое разрушит и приведёт к серьёзным затруднениям. Россия в этом смысле ещё не подготовлена, поэтому мы должны ещё пройти через путь развития частной инициативы…».
Но Рябушинский сознательно путал здесь Божий дар с яичницей… Не так он был глуп, чтобы не понимать, что Ленин предлагает не просто «отнять всё у одних и передать другим», а что Ленин предлагает:
1) отнять землю у тех, кто ей лишь владеет и получает от этого доход, на земле не работая, и передать тем, кто на земле работает, ей не владея;
2) это же сделать с промышленными предприятиями, рудниками, шахтами и другими средствами извлечения дохода теми, кто не работает на фабриках, заводах и т. д., то есть передать их тем, кто там работает, передать хотя бы под их контроль со справедливым распределением получаемых доходов;
3) отнять у частных лиц право покупать и продавать землю, отнять у них право единолично владеть богатствами национальных недр и т. д. и передать это право народу, составляющему страну.
Ленин отрицал за рябушинскими и право жить в особняках, в то время как их рабочие ютятся в казармах. Отрицал за ними право дарить жёнам и любовницам бриллиантовые гарнитуры, в то время как дети рабочих не имеют возможности полноценно развиваться, получать хорошее образование…
Род конкретно Рябушинских был старообрядческим, не разгульным, но что это меняло по существу в общей картине свинцовых мерзостей российской полуфеодальной, полукапиталистической жизни? Ну, стала бы российская жизнь полностью капиталистической… Что – старообрядец Рябушинский или фабрикант Коновалов стали бы платить «свободным гражданам свободной России» по тем же ставкам, по которым платили трудящимся в капиталистических Европе или США – там, где уже «живут по-людски»?
Держи карман шире!
Не для того Рябушинский летом 1917 года финансировал «Союз офицеров» и торжественно встречал Корнилова, чтобы материальное положение русских рабочих сравнялось с материальным положением хотя бы французских рабочих, не говоря уже о рабочих американских… Да и были ли в состоянии конкретно братья Рябушинские и вообще все обобщённые рябушинские, вместе взятые, «развивая частную инициативу», построить великую, могучую, экономически развитую буржуазную Россию, тем более после военной разрухи?
Ответ-то на этот вопрос, если знать суть дела, может быть одним: нет!!!
Великий Октябрь. «Промедление… смерти подобно»
А МЕНЕЕ чем через месяц после опубликования «Грозящей катастрофы…», 25 октября (7 ноября) 1917 года, в Петрограде в Смольном открывался уже второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. И по всему выходило, что в предвидении надвигающейся катастрофы надо открывать Съезд при уже низвергнутом Временном правительстве.
Нельзя было ставить делегатов перед дилеммой: брать власть единолично в руки Советам или не брать и погодить до всё ещё не избранного Учредительного собрания… Делегатов надо было поставить перед фактом: Временного правительства нет, провозглашайте власть Советов, товарищи!
Необходимость только такой постановки вопроса Ленин понимал лучше, чем кто бы то ни было. Во всяком случае, точку зрения Ленина мог довести до уровня действий только сам Ленин – лично! Находясь всё ещё в подполье, на конспиративной квартире, Ленин весь день 24 октября (6 ноября) 1917 года посылает записки в ЦК, а затем пишет знаменитое письмо к членам ЦК в Смольный:
«Товарищи!
Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.
Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь всё висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооружённых масс…
Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя. Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться!) юнкеров и т. д.
Нельзя ждать!! Можно потерять всё!!
Цена взятия власти тотчас: защита народа (не съезда, а народа, армии и крестьян в первую голову) от корниловского правительства, которое прогнало Верховского и составило второй корниловский заговор.
Кто должен взять власть?
Это сейчас неважно: пусть её возьмёт Военно-революционный комитет „или другое учреждение“, которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям интересов народа, интересов армии (предложение мира тотчас), интересов крестьян (землю взять должно тотчас, отменить частную собственность), интересов голодных…».
Это – начало письма, в котором Ленин, кроме прочего, мотивирует необходимость немедленного свержения Временного правительства удалением из состава правительства военного министра Верховского – фигуры неоднозначной, но антикорниловской. Ленин настаивал на аресте министров «сегодня вечером, сегодня ночью» – иными словами, до открытия II Съезда Советов – и заявлял, что «было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября».
И Ленин был, безусловно, прав. Вокруг Петрограда закручивался тройной тугой узел. Наступали немцы, и были все основания предполагать, что Петрограду правящей элитой уготована судьба Риги, намеренно сданной летом немцам. В Балтийском море появилась английская эскадра, и её поведение тоже было подозрительным. Наконец, активизировался сам Керенский и его могли подпереть корниловцы…
Это всё – с одной стороны.
С другой стороны, не было особых сомнений в том, что большинство Съезда примет линию большевиков… Однако то, насколько решительно повернутся события после открытия Съезда, можно было лишь предполагать: очень уж охоч русский народ стал на митинговщину. Особенностью национальной политики России в 1917 году были митинги. Митинговать как начали с марта, так оно дошло и до ноября… Площади даже уездных городов устилал серый «ковёр» шелухи от семечек: народ слушал ораторов от разных партий и одновременно лузгал…
В стране, где веками лишний раз и пикнуть не давали, это было понятно и объяснимо. Но время речей проходило. Керенский, загнанный в угол самим собой, мог пойти на крайние меры – как это уже было проделано им в июле 1917 года. Крыса в углу – это всегда опасно!
Ленин требовал:
«Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью…».
«Верхи» большевиков в Смольном (не все, но многие) всё ещё колебались, а Ленин и только Ленин тащил их и Россию к верному – это показали уже ближайшие сутки – решению буквально за шиворот и вдалбливал в головы:
«История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя терять всё.
Взяв власть сегодня. Мы берём её не против Советов, а для них.
Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия…
Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, а не ждать их…
Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!
Промедление в выступлении смерти подобно».
Наконец, потеряв терпение, Ленин направился через ночной Петроград в Смольный и взял дело восстания в свои руки. В ночь с 24 на 25 октября (с 6 на 7 ноября) он проводит заседание ЦК РСДРП(б), на котором обсуждается состав нового – Советского правительства России, а в 10 утра 25 октября (7 ноября) пишет от имени Военно-революционного комитета воззвание «К гражданам России!». Оно было коротким, деловым и невосторженным:
«К ГРАЖДАНАМ РОССИИ!
Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов – Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!
Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов»В Зимнем дворце ещё заседало Временное правительство – дворец штурмовали под вечер, однако с рассветом 25 октября (7 ноября) 1917 года новая история России и мира уже началась. И эту историю сразу же попытались насильственно прервать в самом её начале не столько внутренние, сколько внешние силы во главе с Америкой. Мировые элитарные силы привели народы мира к братоубийственной империалистической войне в 1914 году. Теперь они же подталкивали народы России к братоубийственной гражданской войне.