Вкатился Никита. Точнее просто не скажешь. На своих маленьких ногах он мог лишь катиться. Я улыбнулась.
— Можно?
— Входите, Никита, садитесь.
Я наблюдала, как он осторожно садится. Мысль о том, что этот человек может кого-то убить, сразу отпала. Он для этого был слишком неуклюж. Хотя как знать.
— Никита, где вы вчера были около часу ночи? — спросила я.
— Я?! Спал.
Он очень удивился этому вопросу. Я решила подождать, спросит ли он, для чего я его об этом спрашиваю. Он не спросил. Я уж хотела рассказать, что убили Сиренева, но решила промолчать. Ведь если Птицын — не враг, тогда убийца сидит передо мной и хлопает ресницами.
— Никита, вы не заметили сегодня ничего странного? — поинтересовалась я.
Он неожиданно оживился.
— Как не заметить? Заметил. Женечка Авдоев очень странный сегодня. Давно он таким не был. Про цветы ничего не спросил. Денис Птицын на стуле усидеть не может. Ерзает. Никогда его таким не видел. А об Олеге Болотникове и говорить нечего. Был такой веселый, а к вам зашел, веселость как рукой сняло. Убежал, даже не попрощался.
— А вы не знаете, почему? — на всякий случай поинтересовалась я.
— Знаю, — неожиданно ответил он. — Я ведь знаю, кто на самом деле Сиренев. И мне кажется, что ему сделали новый заказ. Птицына. И тот узнал.
Будь у меня в этот момент пистолет, я бы его, Никиту, пристрелила на месте.
У меня не было ни мыслей, ни слов — ничего. Мне показалось, что моя версия рухнула как карточный домик. И сюда очень хорошо вписалось поведение Птицына. По крайней мере, его нервозность. Но, помыслив, я стала себя успокаивать.
Ничего не случилось. Факты остались те же. А что нервничать он может по другому поводу, так это пустяк. Ты даже и не знала, что он будет нервничать. Так что еще ничего не изменилось. А вот Никита про себя лишнего наговорил. С три короба. Не такой он, оказывается, лох, как кажется. Ну ладно, об этом после.
Я отпустила Никиту, ничего у него не уточнив. Пусть помучается. Может быть, так будет лучше.
Птицын постучал. Не дождавшись ответа, открыл дверь и заглянул, молча спрашивая разрешения. Я грозно на него посмотрела.
Да, он боялся. Не нервничал, а боялся.
— Заходите, Птицын, садитесь, — официально начала я.
Он вошел и сел. Глаза на месте не стояли, вернее, не смотрели в одну точку, бегали. Метались.
— Что-то случилось? — спросил Денис.
— Да. Выражаясь языком молодежи, «попали» вы, Денис. Авдоева видели? Знаете, почему он так носится? Знаете.
— Нет. Ничего я не знаю! — Голос его сорвался на крик.
— Знаете, — я была уверена.
Птицын замолчал.
— А не знаете, я вам расскажу. Авдоев обвиняет вас в смерти Ольги. И хочет вас… — я сделала выразительный жест.
Страх сковал Птицына настолько, что он не смог вымолвить ни слова. Но я его не жалела.
— У вас есть немного времени. Бегите, — сказала я.
Ну и, естественно, Птицын побежал. Быстро. Я немного посидела, а затем выбежала следом. Как я и рассчитывала, Авдоев сидел в машине и ждал меня. Молодец, ничего не скажешь. Мы двинулись следом.
— Что ты ему сказала? — спросил Авдоев.
— Да ничего. Сказала, что подозреваю его. А что?
— Он из подъезда на карачках выполз. На машине так рванул, что я решил — упустим. Но это я не сейчас решил, раньше. И поставил к нему маяк, — самодовольно закончил он и положил на колени какой-то прибор.
— Что это? — полюбопытствовала я.
— Это? Я не знаю, как оно точно называется. Но эти цифры — расстояние до объекта! Это точно.
За Птицыным, как и следовало ожидать, нам было явно не угнаться.
— Ты знаешь, где его дом? — спросила я.
— Да. Я все продумал. Около дома его стерегут. Вадик и Леха. Ты ведь для этого велела их отпустить?
Я кивнула.
— Ты не знаешь, но у него сегодня семья уезжает. Скорее всего он теперь с ними поедет.
— Скорее всего, — подтвердила я.
Телефон, которого я до сих пор не замечала, мелодично запиликал. Авдоев снял трубку.
— Да, — сказал он.
Выслушав ответ, повернулся ко мне.
— Он приехал домой. Что делать?
— Ничего. Пусть ждут нас.
Он передал.
В принципе делать тут нечего. Мы убедимся, что он улетит или уедет, после чего я беру свою долю. И все.
— Ты что хочешь предпринять? — спросил Авдоев.
— Ничего. Полюбуемся, как он смоется, и все. После я получаю деньги, и мы расстанемся. Хотите его убрать — ваши проблемы.
— Ладно, — согласился шеф.
Мы подъехали к дому в тот момент, когда семья Птицыных таскала чемоданы. Я рукой показала, куда нужно поставить машину, стали ждать.
— Вот, — Авдоев положил мне на колени гонорар.
Я с сомнением посмотрела на деньги. Неужели они меня отпустят подобру-поздорову?
Но думать времени не было. Машина Птицына тронулась, мы двинулись следом.
На этот раз он ехал аккуратно, хотя использовал любую возможность, чтобы двигаться быстрее. Мы пытались от него не отставать. Получалось неплохо. Тем более что ни разу Птицын не остановился на светофоре первым. Что ж, сегодня нам явно везло. Ехали на железнодорожный вокзал, сомневаться не приходилось.
— А если он не уедет? — спросил Евгений.
— Вам же проще, — ответила я, пожав плечами.
Мы подъехали к привокзальной площади. Птицыны поставили машину кое-как, вытащили чемоданы и потащились ко входу. Мы нашли место поспокойней и двинулись следом.
На вокзале мы их потеряли. Хотя народу было и не очень много, но три человека в этом водовороте скрылись быстро.
Авдоев передал мне сотовый телефон.
— Пойдем искать. Найдешь — звони, — и назвал номер.
В ответ я лишь кивнула.
Давно я не была на вокзале. Первое, что бросилось в глаза, так это царившая здесь нищета. Хорошо одетых людей можно было запросто пересчитать по пальцам. Остальные — небрежно одетые работяги. Цыгане целым табором — чумазые, нахальные дети.
Я шла осторожно, высматривая Птицына. Найти его хотелось самостоятельно. Как-никак профессия обязывает. Хотя профессия здесь ни при чем, а скорее удача. Кому повезет, тот и первый.
Иванова прошла совсем рядом, едва не задев убийцу плечом. Благодаря удачному гриму и парику он остался незамеченным. Это и хорошо, а то если и не узнает, но обратит внимание, все дело может запросто рухнуть, подумал он…
Что ни говори, а если очень хочется кого-то найти, то часто его находят другие люди.
Мягко заурчал телефон.
— Иванова, — откликнулась я.
— Мы его нашли. Он на втором этаже, справа от входа. Сидит, ничего не делает.
— Он вас не заметил?
— Нет.
— Хорошо. Пока его не трогайте. Пусть сядет в поезд. Договорились?
— Да.
Я выключила телефон и грустно вздохнула. Жалко, что отыскала его не я, но тут уже ничего не поделать. Пришлось идти по «пеленгу» Авдоева.
Птицына я обнаружила быстро. Он, как ни странно, не суетился, сидел спокойно. Жена и ребенок, девочка лет семи, сидели рядом и тоже нетерпения не выказывали. От них веяло чем-то очень мирным и домашним, давно забытым.
Я отбросила этот сентиментальный порыв и огляделась по сторонам. Качков Авдоева я не заметила, а сам он беседовал с какой-то женщиной. Что ж, довольно удачная маскировка…
Иванова скользнула глазами по убийце, но взгляда на нем не задержала. Убийца поймал на себе ее рассеянный взгляд и мысленно усмехнулся. «Ты, Моцарт, Бог и сам того не знаешь!»— подумал он, вспомнив, каких трудов ему стоил этот искусный грим.
«Птицына стоит убрать, — решил он, — а то больно уж Женька верит своему детективу. Надо вбить в его башку, чтобы быстрее кончал с транспортировкой, иначе у него не останется людей. И тогда он приведет меня к своему тайнику. Можно было бы убрать детектива, но рано, она классно подставляет моих коллег… Пусть живет…»
По радио объявили, что отправление поезда задерживается. Птицын куда-то направился. Жена и ребенок остались сидеть на месте. Я насторожилась, но напрасно. Птицын подошел к торговке и купил какие-то гадкие пирожки и бутылку газировки. Сейчас он совсем не походил на трясущегося шизофреника, и у меня снова стали появляться сомнения относительно моих выводов. Но сейчас было уже поздно…
Убийца дернулся за Птицыным и чуть себя не выдал. По крайней мере, так показалось ему.
«Нервничаю, — решил он. — В таком деле нервы ни к чему. Иванова хоть и глупа, но все же детектив. Раскусит меня, и тогда все — сушите сухари и пишите письма». Убийца улыбнулся и решил подождать…
Птицын жене отдал провизию, что-то сказал и направился уверенной походкой вниз. Авдоев посмотрел на меня, но я сделала знак, чтобы он остался на месте. Далеко Птицын не уйдет, решила я. Птицын двигался по направлению к туалету. Ничего, убегать ему сейчас нет смысла. Но предосторожность не помешает. Я стала спускаться следом…
Убийца тоже разгадал конечный пункт движения Дениса, и так как он был к нему ближе, то спустился в туалет и занял одну из кабинок. Журчала вода, и было довольно шумно. Убийца ждал.
Птицын вошел бодро, что-то радостно насвистывая, и направился к самой дальней кабинке. Убийца и Денис открыли двери одновременно. Зная привычку Птицына занимать последние кабинки, он рассчитал все правильно и точно. Выйдя из своего убежища, оглядел туалет, достал пистолет и выстрелил в затылок Птицыну. Затем прикрыл дверь и пошел мыть руки, предварительно спрятав оружие.
«Очень хорошо, — решил убийца. — Когда они его найдут, я буду вне подозрений. Если вообще найдут. Придурки».
Убийца отряхнул руки и, выйдя из туалета, столкнулся с Татьяной Ивановой. Он пробурчал извинение и пошел дальше…
Я топталась около туалета. Встретиться с Птицыным я не боялась. Какой-то тип толкнул меня и извинился, но я даже не обернулась. Сейчас все это не важно. Дурные предчувствия обуревали меня. Минут через десять, поймав на себе очередной любопытный взгляд, я убралась от туалета подальше. Подошел Авдоев.
— Где он?
— В туалете, — ответила я.
— Что-то очень долго, — подтвердил он мои опасения.
Я лишь пожала плечами и не ответила.
— Может, сходить и посмотреть?
— Нет! — отрезала я.
Мы поднялись на второй этаж.
— Смотри! — Авдоев толкнул меня локтем.
К мужскому туалету подтягивалась милиция. Все стало ясно еще до того, как появились люди с носилками. Мы успели убраться, пока не оцепили вокзал.
Глава 7
Машина шла ровно, иногда подпрыгивая на выбоинах. Я, честно говоря, сомневалась относительно конечной цели нашей поездки, поэтому незаметно попыталась переложить пистолет из сумки куда-нибудь в более удобное место. Это мне удалось. Авдоев следил за дорогой, и мои манипуляции его не волновали. Я громко вздохнула, призывая моего угрюмого шофера к диалогу. Он не отреагировал. Неизвестность меня пугает чуть меньше, чем нормальных людей, но чисто из женского любопытства не мешало бы узнать — собираются они покончить со мной или просто побранят по-отечески? Направление нашей поездки вскоре определилось: мы явно двигались к конторе. Это обстоятельство меня немного успокоило. Хотя это еще ничего не значило, может, им просто привычнее избавляться от трупов именно оттуда? Но в любом случае со мной сначала проведут воспитательную беседу. Мы остановились у подъезда. Мой шофер выбрался из машины и хлопнул дверцей со всей дури, так что в его плохом настроении сомневаться не приходилось.
Я не двинулась с места. Авдоев, скрипя зубами, обошел автомобиль и картинным жестом предложил мне выйти, что я и сделала с большой неохотой.
Поднялись по лестнице, причем Авдоев шел впереди и даже его толстый затылок выражал негодование, а подоспевшие боевики топали, мрачно сопя, у меня за спиной, что тоже не вселяло оптимизма.
В конторе никого не было. Если здесь люди и работали, то в неведомое для меня время. Пожалуй, мне следовало об этом задуматься раньше.
Авдоев топал по коридору, боевики остались у дверей. Стараясь не делать лишних движений, я нащупала пистолет и сняла его с предохранителя. Я знала — с тремя мне не справиться. Так что деньги, что лежат в сумке, мне уже не понадобятся, но я хотя бы приложу усилия к тому, чтобы их поделили на как можно меньшее число бандитов. И им выгода, и мне приятно. Пока Авдоев возился с замком Ольгиного кабинета, я оглянулась. Боевиков не было видно, и мне удалось перевести пистолет из-за пояса в карман куртки. Мы вошли в кабинет, и Авдоев старательно и плотно закрыл дверь. Затем принялся открывать свою. Я сначала недоуменно посмотрела на его затылок, а затем вернула пистолет назад. Видимо, стрельбы не будет, иначе бы он один на один со мной не остался.
Авдоев плюхнулся на свое кресло, я села напротив. Молчали. Он поискал что-то глазами на полу, затем полез в ящик, достал оттуда бутылку водки и стакан. Налил, выпил, все убрал на место. Меня вроде бы для него и не существовало. А мне хотелось расслабиться не меньше его. Я уже собралась напроситься на угощение, но тут алкоголь начал действовать, и Авдоев наконец заговорил:
— Что же ты делаешь. А? — Он говорил тихо, почти интеллигентно, чем сам себя и разгонял. — Тебе за что деньги платят? Ты что, всех нас на… — Авдоев замялся, не желая выходить из образа, и ограничился выразительным жестом, — посадить хочешь? Да я тебя в унитаз спущу, стерва! Ты все деньги задницей отработаешь, шалава! — Шеф раскипятился не на шутку.
Выкрикивая последние слова, он облокотился на стол и вплотную приблизился ко мне. Я неожиданно для себя вспомнила, что я — леди и не намерена терпеть оскорблений. И пресекла их не вполне традиционным для леди методом — определенным образом сложила руки и от всей души заехала ему по шее.
Шея у шефа была толстая, а реакция замедленная, поэтому он попытался уйти от удара лишь в последнее мгновение, но опоздал, вдобавок зацепился ногой за свой массивный трон и грохнулся на пол.
Смотрел на меня шеф с изумлением. Видимо, больно ему не было.
— Не смей на меня кричать, — внесла я свою лепту в прерванный монолог Авдоева.
Ожидать от него в такой ситуации можно было чего угодно, и моя рука опять почувствовала приятный холодок рукоятки пистолета. Но до перестрелки, слава богу, не дошло.
— Что ж ты делаешь, зараза? — прохрипел Авдоев. Я скорее догадалась, о чем он хрипит, чем услышала.
Мой грозный шеф вдруг показался мне смешным и жалким. И я бы расхохоталась, если бы ситуация не была такой опасной. Евгений наконец решил подняться и, потирая свою шею, занял место за столом.
— Гадина ты все-таки, — вымолвил он. — Сволочь и гадина. Я тебе деньги заплатил? Молчишь?
Ответа он не ждал, а мне лишний раз открывать рот не хотелось. Именно поэтому я и молчала. Но Авдоев понял все по-своему.
— Молчишь? Тебе не в кайф работать, поэтому ты и молчишь. Любой мент, самый что ни на есть лох, способен найти чужака.
— Кого? — не поняла я.
— Того! — заревел Авдоев, но предпочел остаться в кресле. Быстро урок усвоил.
— Ты на меня не кричи! — повысила я голос. — Ты во всем и виноват. Кто молчал, как засватанный? Я, что ли? Не знаю, не ведаю! Придурок!
— Так я тебе все рассказал!
— Поздно, кретин несчастный! — Я старалась выражаться цензурно, хотя очень хотелось сказать ему, кто он есть.
Авдоева, однако, очень задело слово «кретин». Он слегка опешил, словно впервые его услышал, затем нахмурился и замолчал.
Молчала и я. Догадывался Авдоев или нет, но его монолог меня тоже глубоко задел.
Действительно. Всего шесть человек — и убийцу найти не можешь. Не страна, не город — шестеро. И ты постоянно ошибаешься. С Сиреневым понятно — просто испугалась и свалила все на него. А ведь чуяло сердце. Но не прислушалась и убила его. Тебя обвели вокруг пальца. Раздел, уложил, даже поужинал не торопясь, а затем ушел. Зачем ему это надо? Ведь то, что стреляли один раз, показывает, что убийца — вполне профессионален, лишнего не делает.
Авдоев что-то хотел сказать, но я махнула на него рукой, и он заткнулся, осознав значимость молчания.
Я тряхнула головой, настраиваясь на нужный лад. Зачем человек тянет время, остается на месте преступления? Чтобы было меньше возможности попасться кому-нибудь на глаза? Вряд ли это случайность, от всего не застрахуешься. Вот что! Он просто тянул время, создавая ситуацию, когда еще два человека окажутся без алиби. И свет как-нибудь отключил после ухода. Ну и что? Ведь могли случайно на него попасть, если это только не… Похотько.
Фамилия всплыла с опозданием, дав шанс отказаться от столь глупой идеи и переключиться на что-нибудь более серьезное. Скажем, на Болотникова Олега.
Я ведь даже алиби его не узнала на смерть Сиренева. И Птицына буквально подставила. Но как он тогда проник в туалет? Хотя это ладно. А вот как он оттуда вышел незамеченным? А как вышел Похотько?
Сознание тут же выдало какую-то сцену у туалета. Я пыталась вспомнить, что это было, но не получалось. Что-то очень броское, знакомое, до боли знакомое, как в том сне. Я сперва удивилась этой мысли, но постепенно убедилась, что сон и туалет, точнее, человек во сне и где-то у туалета, — один и тот же человек. Но вот кто?
— Танюш, надо поговорить, — спокойно, но очень твердо сказал Авдоев.
— Давай, — неохотно согласилась я. Образ, начавший было строиться, рассыпался окончательно.
— Сначала я хочу извиниться, — начал он.
— Забудем, — перебила его я. — Но запомни, еще одно оскорбление — и я выхожу из дела.
Он посмотрел на меня внимательно и промолчал. Скорее всего у него были другие соображения, но это меня не интересовало. Пока.
— Ладно. Я постараюсь, — он помолчал. — Теперь я хотел бы, чтобы ты обрисовала мне всю ситуацию, как ты ее видишь. С самого начала. Я, если честно, совсем запутался и уже ничего не понимаю.