Главным нашим делом на сегодня было пресечение контрабанды. После суда мы выехали фиксировать обстрел постоянного поста близ Орловки. Этот пост поставлен на единственной дороге (М15), которая ведет в городок Рени и украино-молдавское приграничье. Это Днестровский лиман, дорога единственная, больше никак там не проехать. Если ехать по ней, то приедешь в Рени, потом в село Долинское. А дальше Чишмикиой – это уже Молдова – и Джурджулешты – уникальное молдавское село на стыке трех границ – Украины, Молдовы и Румынии. С контрабандистами там связаны абсолютно все жители без исключения, потому что никакой другой работы нет. После того как в Рени обнаружили проходящий по дну Дуная спиртопровод из Молдовы, по которому в день могло перекачиваться до 50 тысяч литров спирта, а пограничники ничего не видели, на дороге в Орловку поставили постоянный пост от налоговой службы, таможни и Национальной гвардии. За четыре дня, пока он там стоял, его дважды обстреливали из автоматов, а сегодня ночью – накрыли минометным огнем. В результате туда съехались представители и таможни, и налоговой, и СБУ. После суда туда рванули и мы.
Вернулись потемну. По пути в гостиницу мы – я, Игорь и Борис – заехали в ГУВД для того, чтобы взять сводку по городу, мы ее обязательно брали и все вместе анализировали. Короче, оставили мы машину, зашли в ГУВД, я поздоровался с дежурным, спросил, где все – что-то народу мало было. Он ответил, что всех дернули на какой-то не то инструктаж, не то семинар. Мы с дежурным понимающе улыбнулись друг другу – опасающаяся за свое будущее система всегда начинает имитировать бурную деятельность. Ему, дежурному, как и любому нормальному человеку, было неприятно во всем в этом участвовать, но у него была семья, и он должен был ее кормить. И людей, которые работают в правоохранительных органах с такой мотивацией, к сожалению, пруд пруди. Хотя, например, любая охотничья собака работает не за миску с едой и похвалу хозяина, а потому, что это самая суть ее породы…
Зазвонил телефон, дежурный отвлекся, я просматривал журнал, пытаясь на глаз определить, нет ли чего необычного. Дежурный переговорил по телефону, посмотрел на меня:
– Убийство.
Я посмотрел на часы. Давно за пределами нашего официального рабочего дня. И мы двенадцать часов то на ногах, то в пути.
– Где?
– На Поскоте.
– Бытовуха?
– Похоже.
Поскот…
Он же поселок Котовского, один из самых мерзких районов в Одессе. Это – одесская «спалка», здесь 250 тысяч человек проживают. Резерват отморозков, наркоманов, гопников. Страшнее Поскота – только поселок Шевченко, в миру – Палермо. Там и днем на улицах за дозу убивают.
– Но выезжать у нас некому…
Дежурный посмотрел на нас, а я посмотрел на парней. И понял, что если мы не возьмем – пусть это скорее всего обычная бытовуха, – то на следующий день мы станем балаболами. Не лучшая рекомендация.
– Мы берем, – сказал я, – поехали…
&&&
Убийство…
Убийство – это то, с чего закручивается сюжет в любом детективном романе. Считается, что в классическом детективе не может быть описано преступление менее тяжкое, чем убийство. Да и есть ли преступление более тяжкое, чем лишение жизни другого человека? По Уголовному кодексу – да, есть. И мы с ними постоянно сталкивались – контрабанда, коррупция… Но по совести – нет.
– Стой.
Автомобиль остановился, я машинально проверил пистолет – на месте.
– Подъезжаете, осматриваете место преступления, фиксируете улики, составляете протокол… Как учили, короче.
Борис кивнул:
– А вы?
– Я пошатаюсь, поспрашиваю, кто что слышал. С полицейскими они разговаривать не будут – но так могут и разговориться. Посмотрим, что к чему.
Борис кивнул:
– Отлично придумано…
Если бы. Это не полицейский, это чисто трюк разведчика. Но, может, он тут будет нелишним…
В конце концов, составить протокол они и сами смогут. А я буду полезнее в штатском и со своими, весьма специфическими навыками…
Место преступления…
Убийство было совершено в одном из неприметных, совсем не типичных домов спального района Одессы. Простое девятиэтажное, непритязательного вида одоробло с грязным месивом вместо двора, стадом машин, бродячими собаками и целыми кучами мусора, который никто не брал за труд погрузить в мусорный контейнер и вывезти. Отличие от российских аналогов в том, что значительная часть балконов расширена и переделана – здесь гораздо хуже с архитектурным контролем и еще хуже с возможностью переехать. Если в России переехать в бо́льшую по размерам квартиру стоит вполне подъемных денег, то тут неподъемных. Перестраивают, да так и живут…
Милицейский фургон… Он меня не интересует. Есть две категории тех, кто знает все, что происходит в округе, – это бабки у подъезда и алкаши. Первые вряд ли мне доверятся, тут нужно женщину отправлять, она их разговорит. А вот алкаши…
Где тут собираются алкаши, интересно? Ага, вон магазинчик, и, судя по вывеске, круглосуточный.
Пошел туда, столкнулся лоб в лоб с куда-то спешащим местным аборигеном, без вступления простецки предложил:
– На двоих будешь?
Алкаша звали Дима…
– А чо у вас тут делается-то? – Сидя на лавочке, вытащенной в тенечек под деревце, мы культурно отдыхали – сиречь выпивали и закусывали. Точнее, мой визави выпивал и закусывал, а я просто закусывал, что обе договаривающиеся стороны более чем устраивало…
– …
– Ментов вон понаехало…
– Да Лизку типа мочканули. Давалку тут одну…
– Мочканули? – заинтересовался я. – А за что?
– А хрен его знает… – философски ответил синяк, – доб…овалась, наверное. К ней тут не один ходил, баба-то красивая…
– Доб…овалась? А чо, где работала?
– А х… ее знает. Ее мало видно было, она иногда неделями пропадала.
– А кто к ней ходил?
– Да разные… – Синяк подслеповато уставился на меня. – А тебе-то какое дело?
Я достал удостоверение журналиста (красные корочки, фотография, остальное на цветном принтере распечатал) и бумажку в сто гривен.
– Чо, журналист?
– Ага. Репортаж делаю. Еще на бутылку хватит, надеюсь.
Алкаш непроизвольно сглотнул слюну.
– Это… Я про нее мало что знаю. Тут есть такой… Колун мы его зовем. Вот он про нее много расскажет.
– А далеко Колун-то?
– Да тут живет… Дрыхнет, наверное.
Я достал еще одну стогривневую банкноту.
– А если разбудить?
Колун оказался таким же алкашом, только с квартирой. Квартирой тире притоном. Увидев сто гривен, он оживился и проявил гостеприимство – в расчете на то, что я проявлю щедрость. Делать было нечего – сходили до ларька, еще затарились водкой и поднялись к Колуну в квартиру. Что там было… описывать надо или так понятно? Но мне даже табуретка чистая нашлась. Немного трехногая, правда…
– Ты это… – сказал Дима. – Про эту фурсетку, что в третьем жила, расскажи.
– А чо?
– Человеку надо. Журналист он.
– А…
Я достал из сумки бутылку – на стол не выставлял, чтобы контролировать ситуацию. Налил в подставленные стаканы. За окном уже клубилась ночь, бархатная одесская ночь. И где-то тут – среди всей грязи, грязи во дворе, грязи в квартире, грязи на телах и в душах людей, – незримо присутствовала душа той, которую убили. Знаете, как говорят абхазы, когда человек умирает? У них нет слова «смерть», они говорят «душа родилась»…
– Эта… Короче, она с Морбидом трахается. Так что не обломится, с Морбидом лучше не вязаться. В порту найдут.
– Морбидом? А это кто такой?
Я вдруг понял, что Колун до сих пор не осознает своими пропитыми мозгами, что речь идет об убийстве. Может, оно и лучше.
– Морбид? Это кто такой?
– Эта… говорю, не лезь к нему. Он с АТО, у него мозги набекрень совсем. Недавно Бурун чо-то начал ему предъявлять, он его так у…л, Бурун потом два месяца на больничке…
Алкаши смотрели на меня глазами голодной собаки, но я пока не проявлял понимания их жизненных проблем. Похоже, мне перло – с ходу вышел на след. Любовник с АТО, с проблемами с психикой.
– Он до сих пор в камке ходит.
– А работает где?
– Не знаю… в порту вроде.
– В охране он работает. В охране порта, – вставил другой алкаш.
– А говорят, к ней не только Морбид ходит, – продвинул разговор дальше я.
– Это да… она вообще со странностями. То появится, то пропадет…
– Деньги у нее есть?
– Вроде да… красивая фифа…
– А кто еще ходит, кроме Морбида, знаете?
– А фиг его знает? Разные все… Думаю, она передком подрабатывала… Хе-хе…
Что-то было сомнительно это. Ладно.
– Машина у нее была?
– Ага. На стоянке стоит. Вон там.
– Какого цвета?
– Белая… вроде.
– Большая?
– Ну, такая, хорошая.
– А работает где?
– Не знаю… в порту вроде.
– В охране он работает. В охране порта, – вставил другой алкаш.
– А говорят, к ней не только Морбид ходит, – продвинул разговор дальше я.
– Это да… она вообще со странностями. То появится, то пропадет…
– Деньги у нее есть?
– Вроде да… красивая фифа…
– А кто еще ходит, кроме Морбида, знаете?
– А фиг его знает? Разные все… Думаю, она передком подрабатывала… Хе-хе…
Что-то было сомнительно это. Ладно.
– Машина у нее была?
– Ага. На стоянке стоит. Вон там.
– Какого цвета?
– Белая… вроде.
– Большая?
– Ну, такая, хорошая.
– А чо, а она-то кем работает?
– Журналистом вроде…
Вот это номер…
Больше мне из алкашей вытянуть ничего не удалось. Но за две бутылки – неплохо, эквивалентный обмен…
Спустился вниз, высморкался – вонь из притона так и пристала. Набрал номер мобилы Игоряна.
– Сильно занят?
– Нет, заканчиваем.
– Спускайся вниз, я тебя правее, на углу, жду.
Игорь спустился вниз, я махнул ему рукой, отошли в тень. Я рассказал ему, что удалось узнать от алкашей.
– Дверь не повреждена, похоже, открыла сама, – начал рассказывать о своем улове Игорь. – Следов борьбы в квартире нет, только на кухне. Потерпевшая на кухне, прикована наручниками к батарее. Убили зверски, похоже, пытали. Ожоги, несколько ударов ножом, не меньше десяти. Следы сопротивления только на кухне.
Я хмыкнул – чего-то мне кажется, что версия «убийства из ревности» терпит крах. Зачем было пытать? Хотя, может, просто зверствовали.
– Еще что заметил?
– Квартира съемная, мебель, похоже, хозяйская. Шифоньер еще советский, но в нем есть дорогие вещи, даже шуба. Все это на месте, ничего не взяли. Но зато нет компьютера, нет ноута, нет фотоаппарата, нет вообще никаких носителей информации. Причем в большой комнате есть провод с блоком питания от ноута, есть компьютерный фильтр, но больше ничего нет. Следы обыска.
– Фотоаппарата тоже нет?
– Нет.
– А документов?
– Не нашли.
– Сумочка?
– Пустая. Вообще ничего нет.
– Изнасиловали?
– Не могу сказать, похоже, что нет.
Круто. Похоже, убитый журналист, из-за профессиональной деятельности. Это называется – п…ц подкрался незаметно.
– Боря где?
– Там. Уже менты подъехали и прокуратура.
– Давай так. У нас есть подозреваемый, какой-никакой. И есть еще зацепка – машина. Проверим машину, потом сгоняем в порт.
– Доложиться бы надо, – с сомнением сказал Игорь.
– Потом доложимся. Может, по горячим раскроем. Прикидываешь?
Игорь кивнул.
– Так. Идем порознь. Пистолет – патрон дослал?
Игорь кивнул.
– Будь наготове. Не нравится мне все это. Машина большая, белая. Марки не знаю. Я иду первым, ты – за мной. Если что – отзвоню. Пошли.
Я свой пистолет и вовсе держал в руке, правда так, чтобы не видно было. Чуйка – верная моя подруга – кричала криком.
Стоянка оказалась там, где указали алкаши, – просто площадка, засыпанная щебнем и огороженная сеткой. Вагончик сторожа, и все. Стемнело совсем. Я начал обходить стоянку, стараясь не светиться. Какая машина – понял сразу. Как? А вы оставляли машину на стоянке с открытыми дверями?
Опять отзвонил:
– Игорь, машина вскрыта – давай сюда…
Из темноты появился Игорь.
– Посмотри в вагончике, машина вон там.
Игорь пошел разбираться со сторожем, я подошел к машине, включил небольшой галогенный фонарик-брелок. Машина – «Хендай Соната», предыдущая модель, но все равно не из дешевых. Открыт бардачок, сиденья отодвинуты назад до упора – что-то искали. Вырвана магнитола.
Носители информации, понял я. Ради этого и вскрыли машину.
Подошел Игорь.
– Сторожа нет.
– Как – нет?
– А вот так – нет. Дверь в вагончик открыта, сторожа – нет.
Да… похоже, хапнули мы… беды на нашу голову.
– Там уже наверняка прокурорские следаки подъехали. Бери Бориса и поехали. Никому и ничего не говори. Про машину – тоже.
Одесса вся была построена вокруг порта и жила портом все это время, ну, и контрабандой, если быть честными. Мы и ехали в порт. Борян, Игорь и я. Стемнело совсем…
– Так… Значит, у нас пока единственная зацепка – Морбид. Как зовут – неизвестно. Ветеран АТО, ходит в камке до сих пор, скорее всего – психопат на фоне посттравматического синдрома, применяет насилие. Готовимся ко всему.
– …
– Если что, пацаны, придется стрелять, понятно? Все готовы?
Борян кивнул. Ему проще – он тоже из АТО. Сложнее Игорю – он-то по людям стрелял только в интерактивном тире в Польше. Стрелять в экран – одно, а в живого человека – совсем другое…
– Борян, если что – оружие на тебе. Если я спрошу – времени сколько, – принимаем сразу и жестко. Все помнят?
– Не вопрос.
– Зробымо. – Борян от нервов перешел на украинский…
– Этот парень – возможно, убийца. Все понятно?
– Да понятно, – с досадой ответил Борян. Я его понимал – принимать побратима, с которым в АТО был, неприятно. Но что делать.
Мы уже сворачивали в порт, навстречу шли машины. Прошли ворота… Игорь показал полицейский значок, да и чего показывать – машина-то полицейская. Мимо вместе с фурами-контейнеровозами прошел внедорожник, я только подумал, а это кто такой – как началось. Началось, как всегда, непредсказуемо и страшно.
Хлопнуло, молотком вдарило по стеклу – Борян то ли охнул, то ли всхлипнул. На стекле образовалась дырка с расходящимися от нее лучистыми трещинами, через нее в машину сочилась черная одесская ночь. Игорь повернулся к Боряну, пытаясь помочь.
– Вниз, вниз!
Борян сдвинулся с места, машина пошла в сторону, это спасло Игоря. Вторая пуля, которая должна была попасть точно по центру пассажирского сиденья, ушла левее.
Б…!
Я – не знаю, каким чудом – дотянулся до руля… Обычная «Тойота», полицейская машина, на хрен, в которой даже перегородок нет между первым и вторым рядом сидений. И сделал противоположное тому, что пытался сделать Игорь. Не удержать машину на дороге, чтобы еще сильнее подставиться под снайперский огонь, а наоборот, рванул влево, сбивая машину с траектории. Мы пошли влево, ударились о контейнеры, потом нас начало разворачивать…
Еще одна пуля ударила в кузов, но нам снова повезло…
– Мама! – крикнул Игорь.
Полиция…
Не знаю, каким чудом мы разминулись с «КамАЗом», издавшим длинный, возмущенный гудок, но потом нам повезло. Мы ушли за выстроенный ряд контейнеров, еще раз ударились обо что-то и, наконец, остановились.
Я сидел сзади, мне досталось меньше всего. Первым делом нащупал пульс у Бори, пульса не было. Боря… Боря… Что же, б…, творится…
Выбрался из машины с другой стороны, с моей дверь была заблокирована. Побежал назад… У края штабеля контейнеров увидел бегущего мужика, кажется, водилу того «КамАЗа». Хлестко треснул выстрел, мужика отбросило назад…
П…ц.
Бросился обратно к «Тойоте». Открыл багажник – там было наше основное оружие. К сожалению, не «калашниковы» – для нас закупили модные турецкие «МР5» со складывающимися прикладами. Идти с таким ночью против снайпера – самоубийство. Но ничего не оставалось другого – он засел где-то на верхотуре, и планка у него, судя по тому, что он творил, слетела окончательно…
Один автомат – за спину, второй – на бок. Вытащил за шиворот из машины Игоря, тот был перемазан в крови – и в шоке. Я, честно говоря, тоже в шоке был, но мне в астрал выпадать было нельзя.
– Цел?! – Я размахнулся и влепил пощечину. – Цел, спрашиваю?!
– А… да.
Ощупал его, вроде и в самом деле не кровит.
– На!
– …
– Слушай сюда! Борян мертв – мы должны отомстить, понял?!
– …
– Я спрашиваю – понял?!
– Да.
Ничего другого просто не приходило в голову, да и не могло прийти. Месть – очень сильное чувство. А чтобы выйти на снайпера, считай, с голыми руками, – надо было очень, очень сильное чувство…
– Смотри сюда! – Я показал на край штабелей. – Сейчас ты сюда пойдешь. Но не сразу. Как только я позвоню, ты выстрелишь из-за угла несколько раз. Лучше в воздух. Не высовывайся только!
Еще один выстрел. В кого, интересно…
– Не высовывайся только! Высунешься, умрешь! Понял?!
– Да.
– Давай!
Из багажника я выхватил третий пистолет-пулемет – лишним не будет. Мне надо было занять позицию, а перед этим понять, где снайпер. Интересно, какой у него прицел – дневной или ночной? По ночам порт работает, освещение яркое – может и дневной быть…
Позиция…
Я лег на бетон, взяв по автомату в каждую руку и, выдохнув, перекатился за «КамАЗ»-контейнеровоз, тот, остановленный. Выстрела не последовало.
Так…
Пополз слева от машины, пополз медленно. Мне кажется, что он справа бил, чуть правее от дороги. И, судя по всему, это не «СВД», что-то серьезнее…
Работа порта, похоже, останавливается. Хоть это плюс.
Достал телефон, набрал номер.