Гундихар, привыкший к норову спутницы, только хмыкнул.
Потом им принесли поесть, и Саттия, утомленная обилием впечатлений, легла отдыхать. Ей уступили один из лежаков и даже добыли откуда-то из запасов чистое одеяло. Гундихар же уселся играть с гвардейцами в карты и, судя по разочарованным возгласам сельтаро, обыгрывал их вчистую.
Общались игроки на дикой смеси эльфийского, гномьего и человеческого языков.
Потом девушка задремала. Проснувшись от легкого прикосновения к плечу, обнаружила, что рядом стоит Вилоэн тар-Готиан.
– Вставай, – сказал он, – нам пора двигаться в путь.
– Нам? – нахмурилась Саттия, решив, что спросонья ей послышалось.
– Посланец Великого Древа отказался взять с собой свиту. Но наместник Ла-Себилы и блюститель трона герцога благородный Риаллон тар-Халид настоял на том, чтобы двое сельтаро отправились с вами. Выбор пал на меня, и еще на достойнейшего из магов тар-Халид.
Девушка подумала, что если против общества сотника ничуть не возражает, то от эльфийских колдунов предпочла бы держаться подальше. Она села на лежаке, спустила ноги на пол и принялась натягивать сапоги.
– Значит, ты отправишься с нами, белобрысый? – спросил от стола Гундихар, деловито пересчитывавший собственный выигрыш. – А из чародеев кто? Не тот ли паскудник с одним ухом?
– Ты угадал, – холодно ответил тар-Готиан.
– Вот так подарочек… – буркнул гном, и монеты со звоном посыпались в объемистый кошель.
Ну а тот исчез в бездонном заплечном мешке Гундихара.
Вышли из казармы, причем гнома проводили совсем не дружелюбными взглядами. Во дворе замка обнаружился Бенеш, а рядом с ним – вельможи во главе с наместником и одноухий маг. Вокруг редкой цепочкой расположились гвардейцы в кольчугах, вид у них был торжественный.
– Вот и твои спутники, – проговорил блюститель трона. – Полагаю, они довольны нашим приемом. Вы можете отправляться в путь… Но, может быть, вы все же возьмете лошадей и десяток воинов охраны?
Бенеш улыбнулся и покачал головой, судя по всему – не в первый раз.
– Ну, что же, как хотите. Идем. – В этот раз наместник, похоже, решил из солидарности с посланцем Великого Древа пройтись пешком. Вельможам, чьи лица были кислыми, точно кефир, ничего не оставалось, как последовать его примеру.
А уж гвардейцам и вовсе деваться было некуда.
Они проделали обратный путь к воротам крепости, перешли через речушку. Но на другом ее берегу повернули на восток. Широкая мощеная улица вывела к стоявшим в два ряда храмам божеств Алиона.
Святилище Анхила, Хозяина Неба, соседствовало с храмом Адерга, владыки Смерти. Золотой конь на крыше святилища Афиаса смотрел прямо на летучую мышь, священное животное Скариты, Ночной Хозяйки, столь почитаемой в Серебряной империи.
Из открытых дверей струился дымок с ароматом курительных палочек.
Храмовый квартал остался позади, а когда впереди показалась опушка густого леса, наместник остановился.
– Ну… – сказал он, повернувшись. – Надеюсь, что мы смогли исполнить все желания посланца Великого Древа?
Бенеш кивнул и поклонился.
– Тогда мы желаем вам легкой дороги. – Наместник Ла-Себилы в свою очередь отвесил поклон. – Да пребудет над вами длань Двуединых Братьев.
Вслед за ним принялись кланяться и бормотать нечто вежливое и прочие вельможи.
– Так мы что, пешком пойдем? – занервничал гном. – Эй, он что, с ума сошел? Через эти чащобы? Гундихар фа-Горин, конечно, не любит ездить верхом, но топать на своих двоих через Мероэ – настоящее безумие.
– Успокойся, почтенный, – неожиданно на языке людей сказал одноухий маг. – У того, кто послан Великим Древом, могут быть свои пути, недоступные не только простым роданам, но и чародеям.
Гном удивленно выпучил глаза и открыл рот.
– Надеюсь, что так и будет. – Саттия даже не попыталась скрыть изумление: волшебники-сельтаро никогда не славились как знатоки чужих наречий, да и вообще эльфы неохотно изучают нечто, придуманное не ими.
Торжественное прощание, щедро сдобренное поклонами, тем временем закончилось. Наместник со свитой и охраной пустился в обратный путь, а Бенеш выразительно покачал головой и вытер пот со лба.
– Куда ты нас ведешь? – набросился на него Гундихар. – Может быть, стоило взять лошадей?
Молодой маг успокаивающе поднял руку, а затем направился к лесу. Стена джунглей, от которой веяло прохладой, придвинулась, стали слышны звуки, доносившиеся из ее глубины – птичьи крики, чей-то отдаленный рев и слитный шелест листьев, похожий на шум океана.
Идущая от Ла-Себилы дорога ныряла в чащу между двумя огромными деревьями, похожими на часовых. В обе стороны от нее уходили настоящие стены из веток, листьев, шипов и цветов.
Увидев подобное, Гундихар поежился, и даже Саттия ощутила беспокойство.
– И что будем делать? – поинтересовался гном. – Как дураки полезем напролом? Или как умные пойдем по дороге?
Бенеш повернулся и погрозил ему пальцем. А затем вскинул руки и замер, точно изваяние в синем ремизе. Через некоторое время раздался скрип, и непонятным образом между деревьями образовалась щель шириной в пару локтей. Солнечные лучи упали внутрь нее, осветили полосу земли, лишенную травы и такую утоптанную, словно по ней ходили каждый день, толстые стволы, похожие на колонны, и зеленые водопады лиан.
Сотник издал крякающий звук, Гундихар фыркнул.
Молодой маг опустил руки и перевел дыхание. Затем повернулся, махнул, призывая спутников следовать за собой, и уверенно зашагал вперед, под полог из сплетающихся крон.
– Лесной коридор… – прошептал эльфийский колдун. – Искусство создавать их было утрачено после Войн Недр и Неба. Удивительно, воистину удивительно…
Вступив под своды джунглей, Саттия ощутила мгновенное помутнение чувств. В уши ударил многоголосый шепот, перед глазами заплясали туманные зеленые струи. Она потеряла равновесие, ощутила, что падает куда-то. Но не успела испугаться, как все стало обычным.
Девушка заметила, как покачнулся шагавший впереди нее Вилоэн тар-Готиан, услышала ругательство гнома. Похоже, что-то необычное испытали и они. Но Бенеш не остановился, даже не замедлил хода.
Остальные цепочкой двинулись за ним.
С холма, где расположился Харугот, Терсалим был виден во всей красе. Огромные башни, стены из кирпичей и холм за ними, на котором возвышался дворец императора, сам по себе – мощная крепость. Правее блестел под солнцем буро-желтый Теграт, дальше угадывалось море.
Консул сидел в седле молча, его жеребец цвета утреннего тумана не двигался, и казалось, что статуя высится на вершине холма. Проходившие мимо его подножия воины поглядывали на полководца со страхом и почтением, бормотали молитвы.
У стен столицы Лунной империи войско северян оказалось вчера вечером. Харугот не дал своим отдохнуть после битвы. Он погнал их следом за отступавшими, и безумный марш завершился тем, что Чернокрылые и орки едва не ворвались в Терсалим на плечах у гвардейцев императора.
Ворота успели захлопнуть в последний момент.
А уже сегодня, не тратя времени на длительную подготовку, консул планировал штурм. Отряды строились, расползались вокруг исполинской туши города, охватывая его полукольцом. Одни готовились захватить острова на Теграте и не защищенный стенами порт, другие – атаковать стены. В первых рядах шли тердумейцы, присоединившиеся к остальным только позавчера, и шлемы воинов, пока не побывавших в бою, сверкали под весенним солнцем.
Победа на тракте далась недешево, погибло два десятка учеников Харугота, тысячи простых бойцов.
Но он не собирался ждать, пока император подготовится к обороне. Был намерен атаковать с хода, пока в городе еще царит паника, пока свежи воспоминания о недавнем поражении.
Услышав конский топот, консул открыл глаза и повернул голову.
– Мои воины готовы, брат! – закричал еще издали Шахияр, повелитель орков Западной степи. – Мечи наточены, сердца раздуваются от гнева и жажды битвы! Храбрецы могут сотворить все!
– Моя армия выполнит любой приказ повелителя, – не отстал от орка сидевший на буланой кобыле Расид ар-Рахмун, ученик Харугота, недавно ставший королем Тердумеи. – Кровью докажет верность!
Ехавшие следом за двумя правителями безарионские таристеры молчали. Они знали, что консул не любит пустой похвальбы, а любым, даже самым красивым словам предпочитает дела.
– Ари Форн? – спросил Харугот, глянув на седого воина, принимавшего участие еще в войне с альтаро, той самой, что закончилась появлением Засеки.
– Все готово, мессен.
– Ари Рогхарн? Ари Сарфт? Ари Валн? Ари Вистелн?
– Все готово, мессен, – по очереди ответили таристеры, назначенные командовать частями огромного войска.
– Тогда отправляйтесь по местам, – приказал консул, – и ждите моего сигнала. Сегодня мы обязательно победим.
Застучали копыта, и он вновь остался в одиночестве, если не считать стоявших у подножия холма Чернокрылых личной охраны и знаменосца с огромным черно-золотым флагом.
Застучали копыта, и он вновь остался в одиночестве, если не считать стоявших у подножия холма Чернокрылых личной охраны и знаменосца с огромным черно-золотым флагом.
Харугот смотрел на город и сосредоточивался, понимая, что сегодня рушить стены будут не осадные машины, на изготовление которых нет времени. Сегодня он сам должен будет сокрушить преграду, которую его войска не смогли одолеть в прошлый раз.
Тогда он был гораздо слабее, а его враги – сильнее…
Издалека прикатился рев труб, дающий понять, что полководцы добрались до полков. И статуя консула ожила. Жеребец всхрапнул, а сам он повернулся и махнул рукой, подзывая знаменосца.
Тот пришпорил коня и через мгновение оказался рядом с правителем Безариона.
– Давай сигнал, – приказал тот, и знаменосец изо всех сил замахал огромным полотнищем.
– Отлично, а теперь чеши обратно, – прохрипел Харугот, чувствуя, как внутри пробуждается храм Тьмы.
Воин глянул на консула, глаза которого стремительно заливала чернота, а по волосам бегали лиловые искры, и поспешно ретировался.
Знаменосцы в полках ари Форна и Расида ар-Рахмуна, которым атаковать Терсалим с севера, повторили сигнал, и после небольшой паузы армия поползла вперед. Тысячи ног ударили в землю, долетели воинственные крики. На стенах города поднялась небольшая суматоха.
Там, конечно, видели, что враг готовится штурмовать, но не успели приготовиться до конца.
– Сейчас вы получите… – сказал Харугот, чувствуя, как костенеет, отказывается двигаться язык.
Предвечная Тьма безгласна, точнее, голос ее не порождает звуков, и тот, кто пустил ее силу в себя, должен быть готов к временной немоте. Как и к тому, что тело не будет его слушаться.
Консул ощущал, как из человека становится зданием, чувствовал в себе залы и коридоры. Он мог сосчитать колонны внутри себя, заглянуть в каждый закоулок, но не имел возможности шевельнуть и пальцем. Зрение странным образом двоилось, вид на Терсалим сменялся густым туманом, в котором плыли фиолетовые огоньки, на его место заступала бездна, заполненная кипящей мглой, похожей на смолу…
Большого труда составляло помнить, кто он такой, и что собирается сделать.
«Пора, – подумал Харугот, в очередной раз глянув на осажденный город и увидев, что войска тердумейцев подошли к стенам. С них полетели стрелы, поднялись дымки от чанов с расплавленной смолой. – Сейчас они увидят мое могущество. И поймут, что зря сопротивлялись».
Он сосредоточился, отыскивая внутри область ледяного холода, что отмечает источник Тьмы…
Вокруг фигуры консула сгустилось черное облако, закрутилось громадным смерчем, став похожим на нацеленный в небо наконечник копья. Потекли от него в стороны жадные отростки, словно щупальца, заструилась темная поземка. Донесся откуда-то снизу истошный вой.
А потом чудовищный грохот заставил землю вздрогнуть.
Лошади Чернокрылых из свиты Харугота сошли с ума, заплясали на месте, норовя сбросить всадников. Самим воинам показалось, что им в уши воткнули по острому шипу. От склонов холма по направлению к Терсалиму покатилась волна чего-то невидимого, но очень тяжелого.
Вминаясь в землю, заставляя дрожать едва вылезшие стебельки травы.
Около самых стен волна исчезла, а через мгновение судорога побежала по древним укреплениям столицы Серебряной империи.
– Хорошо, – проговорил Харугот, которому черный туман не мешал видеть, наоборот, позволял различать малейшие детали.
Судорога прошла, кое-где кирпичи, пролежавшие на одном месте века и обретшие твердость камня, начали сыпаться, потекли коричневыми струями. Зазмеились черные трещины. От одной из башен отвалился зубец и полетел вниз, медленно и величественно распадаясь на части.
Консул позволил себе улыбнуться, вскинул правую руку со сжатым кулаком.
Воины Терсалима могут рубить мечами, стрелять из луков, бросать камни и лить смолу, но участь их самих и их города предрешена. Поскольку так нужно ему, Харуготу из Лексгольма.
В упоении собственным могуществом не сразу заметил, что стены хоть кое-где и осыпались, но по большей части устояли. А когда обнаружил это, то нахмурился и подумал, что зря распылил силы по столь большой площади. Задайся он целью создать пролом в одном месте, там от кирпичей не осталось бы даже крошки.
– Ну что же, – проговорил Харугот, чувствуя, что на вторую атаку сил у него не хватит, – настал черед тердумейцев и всех остальных доказать, чего на самом деле стоят их громкие похвальбы…
Он видел, что полководцы направили отряды к тем местам, где образовались проломы. Воины полезли по грудам кирпичей, засверкали обнаженные клинки, и над полем боя полетел боевой клич орков Западной степи.
Тьма вокруг консула понемногу рассеивалась, онемение уходило из тела.
– Вот и славно, – проговорил он, вновь ощутив себя человеком, и снял заклятие оцепенения с коня.
Не будь его, серый жеребец взбесился бы в тот момент, когда всадник призвал силу Тьмы.
– Мессен, мессен! – донесся молодой, задыхающийся голос, и Харугот повернулся к взбиравшемуся по склону холма гонцу. – Послание от ари Сарфта! Порт захвачен, и острова тоже!
– Не думаю, что там они слишком крепко оборонялись… – буркнул хозяин Безариона. – А что со стеной?
– В одном месте рухнула. Там идет бой.
– Возвращайся к ари Сарфту и передай ему мой приказ: сопротивление нужно сломить до полудня.
Гонец кивнул и умчался, нахлестывая коня.
Солнце лезло все выше, пекло сильнее, а Харугот так же сидел в седле, не трогаясь с места. Гонцы приносили вести с поля боя, сообщали одно и то же – враг сопротивляется, одолеть защиту не удается. Консул мрачнел и думал о том, что пора пустить в ход Тьму еще раз. Хорошенько напугать защитников, на большее все одно сил не хватит…
Но тут примчался гонец от ари Форна и еще издали, от самого подножия холма, заорал:
– Мессен, мы ворвались внутрь! Мы ворвались внутрь! Главные ворота распахнуты! Путь открыт!
– Видит Великая Бездна, лучше поздно, чем никогда. – Харугот натянул кольчужный капюшон и снял с седельного крюка шлем. – Что же, настало время нанести последний удар.
Он оставил в резерве лишь тысячу Чернокрылых, которых собирался повести в бой сам.
– Тратис! – громко спросил хозяин Безариона. – Готов ли ты?
– Готов! – отозвался командир гвардии.
– Тогда вперед! – Харугот надел шлем и с лязгом опустил забрало.
Качнул поводьями, и обученный конь побежал вниз. Когда Харугот спустился с холма, рядом оказался Тратис на могучем черном жеребце, а сзади надвинулся слитный топот копыт.
Чернокрылые последовали за своим повелителем.
Через полмили они выбрались на тракт, который связывал столицы двух империй, топот копыт стал громче. Показались Главные ворота, чьи створки в самом деле были распахнуты.
– Смерть всем, кто сопротивляется! – Харугот выдернул из ножен меч, простой клинок под полторы руки, которым удобно сражаться и в пешем строю, и с седла, и в одиночной схватке.
Вступая в бой, защищенный силой Тьмы консул на самом деле ничем не рисковал, вот только никто об этом не знал.
Навстречу всадникам с надвратных башен полетели стрелы, одна скользнула по шлему Харугота, другая ударила его в бок и отлетела от пластины доспеха. Отскочил прочь воин в золотисто-фиолетовых цветах Тердумеи, еще кто-то удрал прямо из-под копыт.
Ари Форн заранее отвел своих, и поэтому Чернокрылые стоптали всего парочку растяп. А затем выстроившаяся клином тысяча во главе с консулом врезалась в стройные ряды легионеров.
Они промяли чужой строй, вонзились в него, точно клин, и заработали мечами.
– Рази! – заорал Харугот, опуская клинок на чью-то голову в плоском шлеме и с радостью чувствуя, как трещит под ударом чужой череп.
Ощутил тычок в бок, но не обратил на него внимания. Сразил еще одного врага, потом другого, третий от удара увернулся и скакнул куда-то в сторону. И затем консул осознал, что впереди никого нет, что перед ним лежит Императорский тракт, идущий от ворот к дворцу.
Серые прямоугольные плиты мостовой были кое-где покрыты багровыми потеками крови.
– Вы не ранены, мессен? – спросил из-за спины Тратис.
– Нет. Ари Форн!
– Я здесь, мессен, – отозвался пожилой таристер, и Харугот повернул к нему голову.
Ари Форн был в нескольких шагах, и на лице его, морщинистом и обветренном, читалось восхищение.
– Немедленно взять обе башни! – приказал Харугот, думая, что опытный воин восхищен своим полководцем, лично пошедшим в бой. – Чтобы по нашим никто не стрелял. Держи ворота, точно собственные яйца. Они наверняка попробуют отбить их. И отдашь тысячу лучников мне плюс тысячу латников. Я отправлюсь штурмовать дворец, пока его хозяин не опомнился.
– Как будет угодно мессену, – кивнул ари Форн.
Вскоре по Императорскому тракту двинулись лучники и спешенные хирдеры из таристерских дружин. Принялись заглядывать в переулки, выламывать двери в домах, чтобы никто не посмел устроить засаду, ударить в спину. И в окружении Чернокрылых поехал по Терсалиму Харугот.