Следующий шаг был за Александром и это понимали все. И Англия, и Франция, и Италия, и Австрия, и Пруссия и прочие страны. Цесаревич медлил. Очевидно, что ситуация была самая что ни на есть благоприятная. В Венгрии шло формирование ополчения в ходе мобилизации для армии независимого Венгерского королевства. Восточные славянские владения Австрийской империи не были отмобилизованы из-за очень плохого административного аппарата. Хорошо если во всей Галиции насчитывалось десять тысяч практически не вооруженных солдат. Итальянская и Прусская армии связали фактически все наличные силы Габсбургов, которые держали под Веной всего пять тысяч гвардейского корпуса. Да около пятидесяти тысяч ландвера, который занимался охраной правопорядка на территории германских земель империи. При этом в Вене Александр уже успел сосредоточить все группы, задействованные в операции 'Шапокляк', имевшие очень четкие инструкции по физической ликвидации всей верхушки Австрийской империи в ходе восстания и совершению грандиозного ограбления - похищения золотого запаса Габсбургов. Он, конечно, был небольшим, но все же не символическим. По крайней мере, Александру его приобретение точно не помешает.
Все было готово к вступлению в войну России, однако цесаревич опасался процессов, которые проходили последнее время в Санкт-Петербурге, Польше и Финляндии. Первый отдел КГБ докладывал, что идет подготовка к восстанию, причем не как в 1862, а гораздо серьезнее. Для будущих отрядов Финской национальной гвардии завозят даже полевые нарезные пушки Армстронга. Саша колебался. Ему было не ясно - на что рассчитывали повстанцы, так как шансов победить у них не было. Да и на агонию Австрии все происходящее было не похоже. Очевидно, что действовала Великобритания. Только вот каковы были ее цели? Все это Александру оставалось неясно. А потому, он сильно переживал из-за того, что придется играть вслепую. Очень уж Саша не любил так делать.
Однако медлить дальше было нельзя. Бисмарк был в ужасе - бюджет Пруссии таял на глазах и если Александр немедленно не выступит согласно договоренности, все может закончиться очень печально. Да и у Гарибальди дела обстояли не так хорошо, как хотелось. Поэтому, цесаревич принял решение о переходе к третьему этапу операции 'Буря в стакане'.
17 июня 1867 прусской разведкой на территории Богемии задерживается курьер, везущий письмо Иоганну Саксонскому, написанное рукой Франца-Иосифа I Австрийского. Бисмарк незамедлительно придает его огласке, передав копии в газеты. Поэтому уже на следующий день все крупные издания Германии публикуют его текст. Смысл предложения прост - Франц просит Иоганна уже принять чью-то сторону и помочь Австрии разбить Пруссию. Взамен он обещает отдать ему Прусский Позен и титул польского короля. Если с Позеном все было относительно нормально, то с титулом имелась проблема - его уже носил император России. Александр II незамедлительно потребовал объяснения. Вена их дать не смогла, так как сама не очень понимала, что происходит. Ее дипломатам Бисмарк продемонстрировал письмо. И они признали почерк Франца-Иосифа. Причем не только они, но и целый ряд других дипломатов таких стран как Франция, Великобритания и прочих. Саксония оказалась в шоке не меньше остальных. В общем, этот дипломатический скандал длился недолго. Не дождавшись официальных и внятных объяснений от Вены, 23 июня 1867 году император Российской Империи Александр II Николаевич объявил Австрии войну и приказал своему сыну - цесаревичу Александру 'перейти границу и действовать по своему усмотрению'. К моменту получения депеши от государя утром 25 июня, цесаревич со всем своим корпусом уже был полностью готов к броску, расположившись у Хотина. Его войска как раз отдыхали четвертый день после форсированного марша. А потому, выступить смог незамедлительно. Тем более что все для этого было готово.
Выдвижение всего одного русского корпуса к венгерской границы Австрийской империи не испугало Франца-Иосифа I, который считал, что имевшиеся сто пятьдесят тысяч ополчения вполне достаточно, чтобы остановить и отбросить наступающего цесаревича. По крайней мере, Андраш Дьюла его в этом заверил.
Русские войска продвигались легко и быстро. Подкупленные пограничные гарнизоны сложили оружие без боя. Мосты все были в отличном состоянии. Снабжение продовольствием шло отменное. Александр вез с собой большую команду фотографов, которые вели фотоотчет похода. Особенно они порезвились в Галиции, где было сделано огромное количество снимков класса 'встреча населением русских воинов-освободителей'. Да и в Венгрии тоже получилось очень неплохо отработать.
Наступление шло по плану - без единой задержки. Венгерские аристократы отлично понимали, что от успеха русской армии зависел исход войны и, как следствие, их независимость. Поэтому прикладывали все усилия к тому, чтобы корпус продвигался как можно быстрее и с как можно меньшими проблемами. Особенность этого рейда заключалась в том, что не было нужды вести какие-либо боевые действия. Перед частями корпуса ставилась только одна задача - максимально быстро добраться до Токая. Это вылилось в забавное технологическое решение - по всему трехсот пятидесяти километровому маршруту пешего пути были сосредоточены подводы, собранные силами местных администраций, в количестве, достаточном для погрузки всех пеших. То есть, фактически, весь корпус везли на телегах, фургонах, колясках и прочем. Никто пешком не шел. А лошади вместе с подводами менялись каждый дневной переход. В связи с чем, Московский корпус смог достигнуть Токая уже третьего июля, делая в среднем по сорок километров в сутки. И уже на следующий день погрузился на корабли (преимущественно пароходы), что были ими 'захвачены' и двинулся на Будапешт, в который первый транспорт с войсками прибыл девятого июля, а десятого - корпус полностью сосредоточился в столице Венгрии. Таким образом, от объявления войны, до входа русских войск в Будапешт прошло всего две недели.
Франц-Иосиф даже не сразу что понял что происходит, почитая венгерскую кампанию русских войск совершенно бессмысленной или даже забавной. И известие о падении Будапешта повергло его в шок. Та скорость, с которой русские разбили венгерские ополчения, привела австрийского императора практически в панику. Вторым ударом по его психике явился итальянский десант в Хорватию, который стал угрожать флангу Южной армии австрийцев. Третьим ударом оказалась мобилизация Османской империи. Турки, конечно, уверяли Франца-Иосифа в том, что они хотят помочь, но его не оставляла мысль о том, что его южные соседи преследуют только одно желание - отхватить от империи хоть что-то. И беспокойство императора было не эфемерно. Дело в том, что с Османской империей сложилась очень непростая ситуация. Конечно, заключение союзного оборонительного союза и мобилизация войск было воспринято Веной положительно и позволило оголить все южные границы для усиления итальянского и прусского фронтов. Однако, несмотря на начало войны, османы границу перейти и помочь австрийским войскам не решились, так как формально из-за аккуратно организованной провокации получалось, что война для Австрии носит наступательный характер, а не оборонительный. И Османская империя не имеет юридических оснований в нее вступить. По этой причине итальянский десант, высадившийся в Хорватии, не встретил никакого сопротивления и стал угрожать Южной армии Австрии, занявшей прекрасные оборонительные позиции, окружением.
Поэтому, уже одиннадцатого июля он отдает приказ об отводе Южной армии к Вене, что серьезно оживило итальянский фронт. Оставшиеся для прикрытия отступления части сопротивляются, но все бесполезно - уже двадцать пятого июля русский и итальянский корпуса соединяются в пяти километрах южнее Вены и начинают готовиться к штурму. К счастью, в ходе отступления австрийцы понесли очень большие потери, прежде всего дезертирами, поэтому к столице смог дойти только двадцатитысячный корпус, причем сильно измотанный форсированными маршами. Общий штурм был назначен на двадцать седьмое июля, однако, он не состоялся - Вена взорвалась. Все прошло согласно договоренности, заключенной между Александром и Альбертом Ротшильдом. Венская коммуна разоружила оборонявшие город войска и начала переговоры с Сашей и Джузеппе о заключение мира. Само собой, побочным эффектом любого восстания подобного толка стали беспорядки, ведь организаторам приходиться обращаться к самым придонным слоям общества - люмпенам. Без них не проходит ни одна революция, так как тот человек, что хоть чего-то добился в этой жизни обычно не стремиться на баррикады. Зачем ему это? А вот люмпены, которым нечего терять, очень даже к этому делу пригодны. Но материал они сами по себе совершенно отвратительный, а потому территория, охваченная восстанием, непременно погружается в пучину хаоса и бандитского беспредела. А тут еще отряды русских диверсантов подливают масла в огонь, усиливая и без того разгулявшийся дурдом до совершенно необозримого уровня. В общем, Вене досталось.
Тем временем на северном фронте тоже все складывалось не в пользу Австрии. Бавария вывела свои войска из империи и заняла оборонительные позиции, так и не приняв участия ни в одном сражение. Даже корпус, посланный против итальянцев, и тот ни разу не выстрелил и сразу отступил в Баварию после создания угрозы Вене. Более того - понимая бесперспективность своего участия в войне, двадцать пятого июля Людвиг II Баварский, предлагает Пруссии перемирие, сопряженное с началом переговоров о заключение сепаратного мирного договора. Он мотивирует это тем, что не желает принимать участие в братоубийственной войне, которую развязал его южный сосед. Бисмарк благосклонно принимает это предложение.
В связи с чем, уже двадцать шестого июля Бранденбургская армия Пруссии начинает совершать марш-бросок через Саксонию, обходя Богемскую армию австрийцев с западного фланга, отрезая тем самым от снабжения. Впрочем, Иоганн Саксонский ситуацию сразу не понял и, вместо того, чтобы пропустить войска, не встревая в разборки, приказал армии остановить наступление Пруссии, покусившейся на суверенитет их Родины. Благое желание, только вот останавливать ему было не чем. Те двадцать три тысячи преимущественно ополчения, что у него имелось, даже квакнуть не успели перед наступлением двухсотпятидесятитысячной армии ландвера. Его армию смяли так быстро, что Иоганн едва успел бежать в Вену, дабы избежать пленения. Но король Саксонии был не в курсе того, что столица Австрии охвачена восстанием и, прибыв туда ночью, оказывается в плену у коммунаров. Да не просто так, а вместе со всей семьей, свитой и наиболее близкими родственниками. До обеда они не дожили, так как революционный трибунал приговорил их к смертной казни и немедленно ее привел в исполнение. Казнили всех, даже маленьких детей, что сопровождали родителей, развесив их вдоль Рингштрассе.
Таким образом, к первому августа ситуация на северном фронте стала для австрийцев совершенно бесперспективной - остатки Богемской армии спешно отступали через Южную Силезию в Галицию, постоянно неся серьезные потери и находясь под угрозой окружения значительно превосходящим противником. Саксония была смята и разбита. Бавария вышла из войны, толком в ней и не поучаствовав. А Ганновер, так и не приняв решение - на чьей стороне ему выступать, перешел к тактике Великобритании и стал заваливать дипломатические представительства Пруссии и Австрии нотами протеста и предложениями прекратить эту братоубийственную войну. То есть, дал понять, что воевать не будет.
Второго августа 1867 года, фон Мольтке, заключив кратковременное перемирие, пригласил фельдмаршала Людвига фон Габленца, последнего кадрового генерала в Богемской армии, выполняющего функции ее командира, на беседу, где сообщил много радостных известий. В частности о том, что в Вене восстание и провозглашена коммуна. Франц-Иосиф вместе со всей своей семьей и родственниками, что находились в тот момент в Вене, погиб. Иоганн Саксонский со своей семьей, попав в руки восставших, был ими повешен. Итальянские войска разбили Южную армию австрийцев и вместе с русским корпусом окружили Вену. Бавария вышла из войны, а Дания - де-факто в нее и не вступала. В общем, много чего интересного рассказал фон Мольтке Людвигу, а затем предложил ему не продолжать 'эту бессмысленную войну' и сложить оружие ради сохранения жизни вверенных ему людей.
В течение всего монолога фон Мольтке Людвиг угрюмо молчал, а после взял на принятие решение сутки - ему требовалось посоветоваться со своими офицерами. Дескать, сдаться он всегда успеет. На самом деле Габленц чувствовал себя преданным теми, кого он защищал и жаждал мести, а потому выступил с горячей речью перед офицерами и унтерами на общем собрании. Он донес до них обстановку на фронтах. И предложил отомстить тем, из-за кого они, практически выигравшие войну, оказались в столь позорном положении. Одобрение было полное и всеобщее. Поэтому, третьего августа фон Мольтке был глубоко шокирован предложением австрийца. Людвиг поклялся честью, что он и его люди сложат оружие, но только если им позволят совершить поход на Вену и раздавить своими руками то 'чудовище, что привело их отечество к позорному поражению'. Бисмарк, также присутствующий на этих переговорах одобрил эту идею. В конце концов, эту коммуну нужно было ликвидировать, и было бы очень неплохо сделать это руками австрийцев. Никаких оплотов революции в Европе он - Отто фон Бисмарк терпеть не намеревался.
Конечно, ради удовлетворения просьбы Людвига пришлось бы пойти на предательство коммунаров, которые разоружили оборонявшие город австрийские части, начали вести переговоры о капитуляции с итальянскими и русскими войсками. Но Отто был готов легко пожертвовать хоть всей Веной, чем 'принуждать к миру' силами прусских солдат сто пятьдесят тысяч озлобленных, обиженных и неплохо вооруженных австрийцев. Да и Джезеппе с Александром особенно не возражали. Единственное что сделал цесаревич - это предупредил Альберта Ротшильда о сложившей обстановке и договорился с Гарибальди о помощи в вывозе имущества банкира, которое вряд ли пережило нашествие разъяренных австрийских солдат. А заодно, под шумок, вывел свои группы вместе с честно награбленным. В частности, среди всего прочего, в фургонах за пределы Вены выехали все регалии Австрийской короны, которые позже Александр планировал 'спасти, выкупив втридорога из рук подпольных торговцев'. Да и так, по мелочи. Банкноты, конечно, никто не вывозил, а вот с золотом, серебром, драгоценными камнями, скульптурами, редкими книгами (в том числе древними рукописями) и картинами особенно не стеснялись. Фактически, под шумок, вместе с имуществом Ротшильдов получилось вывезти произведений искусства и драгоценностей более чем на семьсот миллионов рублей серебром. И это по очень скромным оценкам.
Чтобы быть подальше от подобных дел и не пятнать свое доброе имя, Александр десятого августа по железным дорогам начал перебрасывать свой корпус в Шлезвиг-Гольштейн, дабы поучаствовать в разгроме Дании, которая намеревалась повторить успех двухлетней давности, рассчитывая привести мирный договор, как минимум к состоянию статус-кво. Вот здесь-то цесаревича и настигло страшное известие из Санкт-Петербурга.
Эпилог
- Ваше императорское... - Александр поднял тяжелый, колючий взгляд на подошедшего Бисмарка и тот осекся. Впрочем, ненадолго. - Кхм. Александр, я соболезную вашей потери.
- Ненужно. Отто, это совершенно лишено смысла. Соболезновать, значит разделять боль, понимать ее и чувствовать всем своим существом также, как это чувствует другой человек. В остальных случаях, подобные слова это просто пустой звук, акт лжи и лицемерия. - Бисмарк еще раз осекся, в этот раз серьезно. Никогда прежде его не осаживали в таких ситуациях. - Пусть моя боль останется моей. Это только мои проблемы. Вы что-то хотели по делу?
- Да. Я хотел бы вас пригласить на совещание. Нужно завершать эту войну, которая уже потрясла Европу самыми невероятными ужасами. Нужно ее завершать.... Если честно, зная, чем она обернется, я бы ее не начал.
- Дорой Отто, не раскисайте. Есть замечательное правило: 'Делай, что должно и будь что будет'. Представьте себе шхуну, которая идет по бушующему морю. Погибнет она в волнах? Никто этого не знает, и знать не может. Но дело каждого члена экипажа - делать свою работу, быть на своем посту и стоять до последнего вздоха, ибо, если он струсит, запаникует или станет рассеянным в сложившихся обстоятельствах, то подведет остальных и корабль пойдет ко дну. Вся наша жизнь - это плавание по бушующему морю. Она сопряжена с потерями, иногда ужасающими. Мои агенты сфотографировали ту гирлянду из тел, что соорудили из Иоганна Саксонского, его семьи, родственников и свиты. Они все были обнажены, сильно избиты и висели на виду как какое-то жутковатое украшение со сногсшибательным сладковатым ароматом гниющей плоти. - Бисмарк перекосился. - Да, Отто, да. А ведь еще неделю назад ничто не предвещало беды. Великосветские дамы даже не подозревали, что с них сдерут одежду, изнасилуют толпой и отправят 'танцевать в петле'. Их вешали очень аккуратно. Да. С особым садизмом - чтобы нечаянно не сломать шею. Очевидцы говорят, что некоторые из них дергались в петле до десяти минут, корчась от удушья. Больше всего досталось детям, которые из-за малого веса задыхались дольше остальных. - Александр замолчал и задумался.
- Что вы намерены делать? - Вкрадчиво спросил Отто.
- Доводить начатое дело до конца. Нужно разбить Данию и поставить точку в этой войне. А потом я хотел бы заглянуть в Санкт-Петербург... вместе со всем корпусом, - улыбка, которая в этот момент перекосила лицо цесаревича, вызвала у видавшего виды Бисмарка легкий приступ ужаса.
- Странное решение. А почему вы сразу не желаете ехать в Россию, чтобы взять трон? Дания теперь беззащитна. Мы перегруппируем войска, и максимум через полгода, сможем сосредоточить на ее границах до трехсот тысяч солдат и офицеров, не считая орудий. Ее оборона будет смята решительным наступлением сильно превосходящих сил.