– Купер, я серьезно…
– Очень плохо.
– Что именно?
– Я надеялся, что ты пришла, чтобы увидеть меня.
Шеннон даже рот открыла.
– Так чего хочет Джон? – спросил Купер.
– Как ты…
– Твои зрачки расширились – это признак сосредоточенности, и ты посмотрела налево – это воспоминание. Частота твоего пульса увеличилась на десять ударов. Ты составила маркированный список ужасов, что само по себе несложно. Но ты сделала это в географическом порядке: от далеких регионов к более близким, а это вряд ли могло быть случайностью. И ты назвала меня не Ник, а Купер.
– Я…
– Все твое возражение было заучено наизусть. Это означает, что ты пытаешься меня в чем-то убедить. А это, в свою очередь, означает, что он пытается меня в чем-то убедить. Так давай к делу.
Шеннон уставилась на него, прикусив губу, и села рядом на скамью.
– Извини. Я и в самом деле пришла сюда ради тебя. А то, о чем ты говоришь, – это другой вопрос.
– Знаю. Это характерно для Джона Смита. Он преобразует свои намерения в планы, а планы воплощает в жизнь с помощью махинаций. Я это понимаю. Чего он хочет?
– Со времени его оправдания многое изменилось, – заговорила она, не глядя на Купера. – Ты знаешь, что он написал книгу?
– «Меня зовут Джон Смит». Он воистину вложил сердце в это название.
– Теперь он публичная персона, читает лекции, дает интервью прессе.
– Да-да. – Купер ухватил себя за переносицу. – И это имеет отношение ко мне?
– Он хочет, чтобы ты присоединился к нему. Ты представь только, как это будет убедительно: Смит и человек, который когда-то выискивал его, теперь работают вместе, чтобы изменить мир.
Купер смотрел на угасающий свет, на людей, идущих по ступенькам мемориала. Он был открыт круглосуточно, что всегда трогало Купера.
– Я знаю, ты ему не доверяешь, – тихо сказала Шеннон. – Но тебе все же известно, что он невиновен. Ты сам это доказал.
Дело было не только в Линкольне. На этих ступеньках стоял Мартин Лютер Кинг-младший и вещал миру о своей мечте. А теперь туда мог прийти любой, будь ты аристократ или нищий бродяга, в любой час дня…
«Что-то этот бездомный слишком уж там задержался. У него короткая стрижка на манер, принятый среди агентов. Слишком уж долго копается он в этом мусорном бачке.
Да он не только копается в бачке, а еще и оглядывается по сторонам, но направо не смотрит… а там какой-то бизнесмен разговаривает по сотовому. У телефона темный экран. У бизнесмена вздутие под одной рукой.
А этот звук, что ты слышишь, – это работает высокомощный двигатель. С турбонаддувом».
…и всем тут будут рады.
Купер посмотрел на Шеннон и сказал:
– Во-первых, Джон так же невиновен, как Чингисхан. Может быть, он невиновен в том, что́ ему предъявили, но руки у него по локоть в крови. А во-вторых, уматывай отсюда.
Она была профессионалом и не совершала необдуманных поступков, просто смотрела вдаль, словно наслаждаясь видом. Купер почувствовал, что она чуть-чуть напряглась, увидев бродягу у бачка.
– Лучше вместе.
– Нет, – ответил он. – Я все еще остаюсь правительственным агентом. Со мной все будет в порядке. А ты – разыскиваемый преступник. Давай, как ты это умеешь. Пройди сквозь стену.
Звук двигателя становился все громче, машины приближались с разных сторон. Скорее всего, внедорожники.
– Слушай, я не шучу… – сказал Купер, бросая взгляд через плечо.
Но девушка уже исчезла.
Он улыбнулся и тряхнул головой. Этот трюк Шеннон никогда не устаревал.
Купер встал, снял куртку, вытащил из кармана бумажник, положил то и другое на землю. Делая шаг назад, развел руки в стороны и растопырил пальцы.
Машины были хороши. Четыре черных «кадиллака-эскалейд» с затонированными стеклами подъехали одновременно с разных сторон – не налет, а чистый балет в постановке Басби Беркли[6]. Двери распахнулись, и из них с хореографической точностью высыпали люди. Укрывшись за капотами автомобилей, они взяли Купера под прицел автоматических винтовок. Человек двадцать, не меньше, хороший боевой порядок, открытые линии огня.
Хорошая новость состояла в том, что эта команда была явно профессиональной и действовала настолько безбоязненно, что сомневаться в ее принадлежности правительству не приходилось. Плохая же – в том, что в правительстве было немало людей, желавших Куперу смерти.
«Ну, была не была».
Держа руки расставленными, он прокричал:
– Меня зовут Ник Купер! Я агент Департамента анализа и реагирования. Оружия у меня нет. Мои документы в бумажнике на земле.
Из задней двери одного из внедорожников вышел человек в невзрачном костюме. Он двинулся вкруговую и Купер отметил, что винтовки разворачиваются и берут под прицел другие направления.
– Мы знаем, кто вы, сэр. – С этими словами агент нагнулся, поднял бумажник и куртку и протянул ему.
– Все чисто, – бросил он короткую фразу, какими разговаривают по радиосвязи.
По круговой дорожке приблизился лимузин, вырулил на бортовой камень, проехал между машинами и остановился рядом. Агент открыл дверь.
Изумленный Купер сел в салон, пахнущий дорогой кожей, и увидел двоих. Подтянутую, излучавшую бесконечную компетентность женщину лет пятидесяти пяти с холодным взглядом. И чернокожего мужчину с внешностью преподавателя Гарварда… кем он и был прежде.
«Ну-ну. А ты-то еще раньше по всяким мелочам определил, что день принимает странный оборот».
– Здравствуйте, мистер Купер. Позвольте называть вас Ник? – сказал мужчина.
– Конечно, мистер президент.
*– Приношу извинения за некоторую театральность, которая предшествовала нашей встрече. Мы в последние дни слегка нервничаем.
Лайонел Клэй обладал преподавательским голосом: сочным, низким, чуть сдобренным южнокаролинской гнусавостью, – и при этом блистал широтой ума.
«Вежливо сказано».
По мере того как сверходаренные продолжали активнее доминировать во всех сферах – от спорта до зоологии, – обычных людей все сильнее это беспокоило. Было нетрудно представить мир, разделенный на два класса, как, например, в романе Герберта Уэллса, но никто не хотел быть морлоками[7]. С другой стороны, маргинальные элементы из анормальных не сражались за простое равенство, они были уверены в своем превосходстве и готовы убивать, чтобы доказать это. Америка привыкла к терроризму, к смертникам в поясах шахидов в супермаркетах и к ядам, отправляемым по почте сенаторам. Самой кровавой была атака 12 марта: террористы взорвали здание Новой фондовой биржи на Манхэттене, при взрыве погибли тысяча сто сорок три человека. Купер был там, бродил как пьяный по усыпанным стеклом улицам. Ему до сих пор снилась розовая плюшевая игрушка на асфальте одного из перекрестков Бродвея.
«Мы не слегка нервничаем – мы обделались от страха».
Но в ответ Купер сказал только:
– Я понимаю, сэр.
– Это Марла Киверс, начальник штаба, – представил женщину Клэй.
– Мисс Киверс, – кивнул Купер.
Хотя он уже одиннадцать лет был правительственным агентом, политика никогда его не интересовала. И все же даже он знал: Марла Киверс – крутой политический делец, закулисный посредник, чья безжалостность стала притчей во языцех.
– Мистер Купер, – ответила она на приветствие.
Президент постучал костяшками пальцев по перегородке, и лимузин тронулся.
– Марла? – сказал Клэй.
– Мистер Купер, это вы выложили видеозапись по «Моноклю»?[8] – спросила Киверс.
Так, значит, все вступления закончились.
Перед мысленным взором Купера возник тот вечер. После того как Шеннон освободила его детей, он загнал своего прежнего босса Дрю Питерса на крышу. Там отобрал у него видеозапись разговора с президентом Уокером, а потом сбросил наставника с высоты двенадцатиэтажного здания.
И испытал удовлетворение.
Потом Купер сидел на скамейке неподалеку отсюда и решал, что делать с этим видео. Бойня в ресторане «Монокль» была первым и наиболее провокационным шагом в разделении страны: не Север против Юга, не либералы против консерваторов, а нормальные против сверходаренных. Ему казалось, что нужно раскрыть правду об этой атаке, хотя он и понимал, что не сможет контролировать последствия своего поступка.
Что там сказал ему Дрю перед концом? «Если ты это сделаешь, то мир вспыхнет».
Президент Клэй пристально смотрел на него. Купер понял, что его испытывают.
– Да, я.
– Это было довольно необдуманное решение, – заявил Клэй. – Возможно, мой предшественник не отличался добродетелями, но он был президентом. Вы подорвали веру страны в его полномочия. В правительство в целом.
– Сэр, позвольте, эту веру подорвал не я, а сам президент Уокер, когда заказал убийство американских граждан. Я всего лишь рассказал правду.
– Правда – довольно скользкая концепция.
– Нет, величие правды в том, что она правдива. – В голосе Купера прозвучала прежняя непокорная нотка, и он, поймав себя на этом, добавил: – Сэр.
– Сэр, позвольте, эту веру подорвал не я, а сам президент Уокер, когда заказал убийство американских граждан. Я всего лишь рассказал правду.
– Правда – довольно скользкая концепция.
– Нет, величие правды в том, что она правдива. – В голосе Купера прозвучала прежняя непокорная нотка, и он, поймав себя на этом, добавил: – Сэр.
Киверс покачала головой и, отвернувшись, уставилась в окно.
– Ник, а чем вы заняты теперь? – спросил Клэй.
– ДАР предоставил мне отпуск.
– Вы собираетесь возвращаться?
– Не уверен.
– Приходите лучше работать ко мне. Специальным советником президента. Как вам такое?
Если бы Купер составил список из сотни предложений, которые мог бы сделать ему президент Соединенных Штатов, то этого бы там точно не оказалось. У него буквально отвисла челюсть.
– Думаю, вас неверно информировали, – сказал он. – Я ничего не понимаю в управлении.
– Давайте внесем ясность в этот вопрос. – Клэй уставился на него неподвижным взглядом. – Уокер, что и говорить, натворил дел. Он и директор Питерс превратили Департамент, который мог стать нашей главной надеждой на мирное будущее, в частную шпионскую лавочку для воплощения в жизнь своих личных целей. Вы с этим согласны?
– Я… да. Сэр.
– Вы лично убили больше десятка человек и раскрыли совершенно секретную информацию…
Купер кивнул.
– Однако во время этой катастрофы вы оказались единственным, кто действовал добродетельно.
У Киверс при этих словах перекосило губы, но она промолчала.
– Ник, ситуация ухудшается, – пояснил президент. – Мы на краю пропасти. Есть нормальные, которые хотят заключить в тюрьму или даже обратить в рабство всех сверходаренных. Есть анормальные, которые выступают за геноцид всех нормальных. Возможна новая гражданская война, по сравнению с которой прежняя покажется детскими игрушками. Мне нужна помощь, чтобы ее предотвратить.
– Сэр, я польщен, но я и правда совершенно не разбираюсь в политике.
– У меня есть политические советники. А вот кого у меня нет, так это агента-мозгана, который посвятил жизнь выслеживанию анормальных революционеров. Кроме того, вы доказали, что будете поступать так, как вам велит совесть, чего бы это ни стоило. Именно такой советник мне и нужен.
Купер, погрузившись в себя, смотрел вперед невидящим взглядом, пытаясь вспомнить, что ему известно о президенте. Профессор истории из Гарварда, потом сенатор. Всплыли неотчетливые воспоминания о статье, которую Купер читал когда-то. В ней выдвигалось предположение относительно истинной причины, почему Клэй был выбран в вице-президенты: электоральная математика. Как чернокожий из Южной Каролины, он должен был привлечь голоса и южан, и афроамериканцев.
«Господи, Купер! Неотчетливые воспоминания о статье? Это вот и говорит о том, что тебе здесь не место».
– Прошу прощения, сэр. Я искренне благодарен вам за предложение, но думаю, что не гожусь для этой работы.
– Вы меня неправильно поняли, – мягко сказал Клэй. – Ваша страна нуждается в вас. Я не прошу.
Купер посмотрел на…
«Поза Клэя, язык тела в точности соответствовали его словам.
Это не пиар-ход и не способ заткнуть тебе рот.
И все, что он говорил о ситуации в мире, отвечает действительности».
…своего нового босса.
– В таком случае, сэр, я подчиняюсь воле президента.
– Хорошо. Что вы знаете об организации, которая называется «Дети Дарвина»?
За неделю до Дня благодарения
Глава 2
Итан Парк глазам своим не верил.
Полка супермаркета была пуста. Нет, не прорежена. Не страдала отсутствием разнообразия. Она была пуста. Полностью вычищена.
Он зажмурился и почувствовал, как зашатался мир. Виной тому была сверхурочная работа, к которой он, казалось бы, привык. Группа исследователей в течение года находилась в полушаге от решения проблемы. Но когда они перешли к испытаниям, которые должны были подтвердить гипотезу, дни вообще стали неотличимы от ночей. Ели они стоя, спали урывками на стульях. Целый год накапливалась в нем усталость.
Но окончательно вымотанным он почувствовал себя, когда Эйми родила Вайолет. Тьма за сомкнутыми веками воспринималась опасно-приятной, холодной ночью хотелось в кровать, где можно завернуться в теплое одеяло, забыться…
Он встряхнулся, открыл глаза и снова обвел взглядом полку. Она по-прежнему была пуста. Вывеска над проходом гласила: «Семь: витамины – консервированная органика – бумажные полотенца – подгузники – детское питание». Бумажных полотенец было еще предостаточно, но там, где до этого дня стояли «Энфамил», «Симилак» и «Эртс бест»[9], лежала только пыль да забытый кем-то список покупок.
Итан почувствовал себя обманутым. Когда у тебя дома что-то кончается, ты идешь в магазин. Практически это было основой повседневной жизни. А если ты сейчас не можешь принять происходящее как должное?
«Ты возвращаешься к измученной жене и голодному ребенку с недоуменным выражением на лице».
До рождения дочки он насмехался над представлением о том, что кормление грудью – дело трудное. Он был генетиком. Выкармливание младенцев – вот для чего предназначена грудь. Какие тут могут быть проблемы?
Как выяснилось, это действительно оказалось трудно для изящной современной груди – груди, облаченной в хлопчатобумажные ткани и кружева, груди, которая никогда не чувствовала ветра или солнечного света, никогда не натиралась и не грубела. После месяца мучительно-медленного кормления и помощи «консультанта по лактации», который втюхивал им специализированные подушки и гомеопатические кремы, соски у Эйми воспалились, потрескались и стали кровоточить. Тогда было решено, что нужно перестать кормить ребенка грудью. Эйми перевязала себя бандажом, чтобы прекратить лактацию, и они перешли на порошковое молочко. Все их поколение выросло на нем, и ничего, жили себе. К тому же этот способ такой легкий.
То есть был легким, пока молочко оставалось на полке.
«Так. Какие есть варианты?»
Ну, для начала – в возрасте Вайолет коровье молоко было далеко не лучшим выходом. Казеиновые белки – слишком большая нагрузка на развивающиеся почки ребенка. С другой стороны, коровье молоко – это все же лучше, чем полное отсутствие молока…
Молочная полка тоже была пуста. К ней был приклеен клочок бумаги:
Приносим извинения за неудобства. Недавние атаки сделали поставки невозможными. Мы надеемся, что вскоре продукция появится на нашем складе. Благодарим вас за терпение в эти трудные времена.
Итан уставился на объявление. Вчера все было в порядке. Сегодня на полках не было порошкового молока. Не было молока и в холодильнике. Что тут происходит?
«Выпечка».
Он развернулся и зашагал по проходу. На его глазах сотрудники магазина снимали со стеллажей все товары без разбора и, споря и толкаясь, грузили в тележки. Итан представил себе это место через час: есть только поздравительные открытки, журналы и канцелярские принадлежности. Может быть, никто не подумал о…
Там, где должно было находиться сгущенное молоко, зияла черная дыра.
Итан присел перед ней, глядя в стену полки: может быть, случайно осталась пара банок? Но было ясно: не осталась.
«В другой магазин».
На входе в «Сейв-э-лот»[10] скопилась толпа. Очередям в кассу конца не видно. У кассиров ошарашенный вид. Итан протолкался на улицу.
Стояла середина ноября, день был сумрачный и холодный. Итан отпрыгнул, услышав автомобильный сигнал, – «ауди» промчался мимо, почти не сбросив скорость. Парковка была переполнена, очередь из машин доходила до Детройт-авеню. Он сел за руль и, выезжая с парковки, настроил приемник на WCPN[11].
«…сообщения о серьезной нехватке продуктов в Кливленде и пригородах. Полиция просит всех сохранять спокойствие. К нам присоединился доктор Джеймс Гарнер из Департамента транспорта и Роб Корнуэлл из Департамента анализа и реагирования. Доктор Гарнер, не могли бы вы разъяснить нам происходящее?
– Попытаюсь. Рано утром были предприняты мощные террористические атаки на предприятия торговой промышленности в Талсе, Фресно и, конечно, в Кливленде. Террористы угнали более двадцати фур и убили водителей.
– Не просто убили.
– Да. – Человек закашлялся. – Сожгли заживо».
«О господи!» – ужаснулся Итан.
За последние годы было предпринято немало терактов. Терроризм стал в Америке повседневностью. Все почти привыкли к этому. Потом наступило 12 марта: взрыв здания Новой фондовой биржи на Манхэттене. Более тысячи убитых, еще тысячи раненых. Стало ясно, что неприятный раскол, развивающийся в Америке, игнорировать больше нельзя. Но какой бы ужасной ни была эта атака, в том, что случилось сейчас, было кое-что похуже, кое-что более жестокое и личное – вытащить живого человека из фуры, облить его бензином и поджечь.
«…кроме того, были взорваны склады во всех трех городах. Пожарные устранили возгорания в Талсе и Фресно, но склад в Кливленде уничтожен полностью.