Он в растерянности стоял на перекрестке. Здесь все было таким знакомым и таким далеким, что хотелось заплакать. Он понял, что потерял это все окончательно, а теперь уже ничего не вернуть и не исправить.
Он повернул обратно, и в этот раз дом перед ним открылся. Он зашел со двора. У пустой беседки сидел большой кот серо-белой раскраски. Витек узнал его и обрадовался.
– Марсик, – позвал он.
Кот безбоязненно подошел. Казалось, он тоже его узнал. Витек взял кота на руки, чувствуя приятную тяжесть мускулистого тела, покрытого густой короткой шерстью, и вошел в беседку. Он сел на лавочку и почесал кота за ушами. Тот замурлыкал. Витек не очень удивился, что кот до сих пор еще жив. По всем расчетам, он должен был давно издохнуть. Но он сидел на руках и мурлыкал.
– Привет, старик, – сказал Витек.
Кот ткнулся мордой ему в ладонь, прижал уши и затих. Он был соседским и жил этажом ниже. В квартиру Витька он приходил в гости. Кошки чувствуют, кто их любит, и время от времени заходят навестить. Витек кормил его, немного с ним играл, а когда тот просился уйти – выпускал в подъезд.
– Плохо мне, Марсик, – то ли сказал, то ли подумал Витек. – Тошно мне и хочется умереть.
– Как умереть? – спросил кот, не переставая мурлыкать.
Витек не знал, прозвучали ли эти слова в реальности или только в его мозгу. Но опять не удивился.
– Как камикадзе, – объяснил он. – Упасть с самолетом, полным взрывчатки, на какой-нибудь авианосец и потопить его к херам.
– Крепко же тебе досталось, – заметил кот.
Витек не ответил. Он так много мог бы сказать, что говорить было нечего.
Стемнело.
– Жизнь – подлая штука, – наконец произнес Витек.
Они еще немного посидели, а потом Марсик спрыгнул на землю.
– Ну, я пойду, – сказал он, – сейчас хозяева хватятся.
– Давай.
– Ты заходи, если что, – сказал кот. – Я бы и сам зашел, да не знаю, где тебя теперь искать.
Он потрусил к своему окну на первом этаже, забрался на дерево, перепрыгнул на подоконник и исчез в форточке.
Витек посмотрел на свои окна этажом выше. Они были темными. Он пошел к подъезду, но почему-то опять промахнулся и оказался у Дома культуры. В пустом сквере на столбе горела одинокая лампочка. Ветер раскачивал абажур над ней, и кружок света, который она бросала на землю, испуганно шарахался в разные стороны.
Витька вдруг охватила ярость. Ничего больше не осталось в этом городе из его прежней жизни, кроме кота Марсика. Да и его, по правде, тоже не было.
Он стал бить ногами по трухлявому столбу, пока тот не закачался и не упал на землю. Лампочка рассыпалась, провода заискрили и оборвались, стало совсем темно. В кронах деревьев шумел ветер.
Он проснулся и позвонил Нине. Она не удивилась его звонку.
– Нина, – сказал он, – я никак не могу найти свой почтовый ящик. Я ищу везде, но его нет. Только чужие.
– А что в нем? – спросила она.
– Почта. Газеты, журналы, письма. Открытки. Помнишь, были такие заснеженные елки со звездами или цветущие яблони на Первое мая.
Она все поняла.
– Нет больше того ящика, Витя, – сказала она мягко, как больному ребенку, стараясь не огорчить его печальным известием.
– И больше не будет? – спросил он в отчаянии.
Ему показалось, что ее слова оборвали веревочный мостик, на котором он раскачивался над пропастью, и он летит в бездну:
– Нет.
– Но он мне нужен. Ты даже не представляешь как.
– Мне очень жаль.
– У меня больше ничего нет.
– Возможно, тебе это только кажется. Витек помолчал.
– А у тебя был такой?
– Конечно.
– Ты часто вспоминаешь детство?
– Очень.
– И я. А еще я боялся в детстве умереть.
– Я и сейчас боюсь.
– А я уже нет. Я, может, и умру скоро, – вдруг выпалил Витек неожиданно для себя.
– Не говори так, – встревожилась она. – Ты не болен?
– Нет. Но умирают не только от болезней.
– А от чего еще?
– От одиночества.
– Ты не один, Витя. Звони мне, когда тебе плохо.
– Спасибо. А когда не очень плохо?
– Звони, когда захочешь.
– Хорошо. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи!
23
Витек закончил первый круг на Садовом и вздохнул с облегчением. «Осталось девять», – подумал он. На первый взгляд, казалось, что это много, но теперь дело должно было пойти быстрее – никто больше не мешал.
Пройдя этот круг, Витек понял, что Садовое дает представление о всей Москве. Если человек никогда не бывал в столице и времени для ознакомления с ней у него не хватало, ему достаточно было проехаться по Садовому, чтобы увидеть целостную картину города. Такое путешествие показывало гостю московский размах. Поняв этот размах, легко было понять и всю Москву.
По Садовому гуляют мало, это не Арбат и не Тверская. Оживленно только у станций метро, а дальше опять малолюдные тротуары. Даже днем на них немного народа, а ночью так и вообще никого. По Садовому больше ездят. Огромные транспортные потоки повергает в уныние любителей чистого воздуха и тишины, когда они смотрят на окна здешних домов. Сразу становится понятно, что эти окна открывать не стоит ни днем, ни ночью, а тихо здесь не бывает никогда. Разве что с двух часов ночи до четырех утра, да и то это не тишина, а всего лишь относительное затишье.
Только обойдя Садовое кольцо, Витек понял, в каком большом и богатом городе он бомжует. И еще он понял, что ничего от этого города не получил, кроме, разве что теплого воздуха из метро. Все огромные денежные потоки со свистом проносились мимо, а ему не доставались даже крохи.
За проведенные здесь годы он не смог не то что окунуть в них руки, но даже подобраться к ним чуть ближе, чем на расстояние пушечного выстрела. Да и ему ли, презираемому всеми бомжу, было мечтать об этом? И только теперь глаза у него открылись и ему захотелось что-то делать. Он пожелал не денег, хотя и их, конечно, тоже, но самой жизни со всеми ее атрибутами. Он боялся себе в этом признаться, но это было так. Слишком долго он убеждал себя в обратном – в том, что ему никто не нужен и ничего не нужно. Общество отказалось от него – тем лучше, он отказался от общества. Теперь он хотел обратно в общество.
Он дошел до Крымского моста и задумался, стоит ли сегодня начинать новый круг. Он устал, но настроение было бодрое. Ему хотелось новой жизни, а для этого нужно было поскорее разделаться со старой.
Следовало торопиться с обходами. Пока Луна в Раке или Лев в Козероге, или гол в штанге. Так, кажется, говорил Профессор, а ему Витек верил.
Он вздохнул и пошел на новый круг. Он миновал Академию МИДа, но не стал рисовать на ней знак, потому что она хоть и стояла фасадом к Садовому, но далеко и адрес имела по Остоженке – Остоженка, 52, без дроби. Значит, к Садовому вообще не относилась – ни к Крымскому Валу, ни к Зубовскому бульвару. Ну и хрен тогда с ней, ему же лучше, не надо ноги топтать.
Он прошел под эстакадой, по которой Остоженка переходила в Комсомольский проспект, и оказался на Зубовском бульваре, напротив станции метро «Парк культуры». Станция была еще закрыта, и возле нее – ни души. И с его стороны улицы не было никого. Вот и славно. Витьку больше нравились полностью пустые улицы, чем когда на них встречались редкие прохожие. Идет такой издалека тебе навстречу, а ты гадай, есть ли в нем опасность или нет. То же самое, когда тебя нагоняют сзади. На фиг! Лучше, когда нет никого. Кстати, что там сейчас сзади? Пару минут назад никого вроде не было, но нужно посмотреть еще раз.
Витек оглянулся и обмер. Из-под эстакады выскочила огромная фигура в женской одежде и длинными прыжками понеслась в его сторону. Казалось, она почти не касалась земли. Поджилки у Витька затряслись. «Птичница Анфиса! – почему-то мелькнуло у него в голове. – За мной вернулась!» Он потерял способность двигаться. И лишь когда фигура стала ближе, Витек понял, что это никакая не женщина, а Иван. Он был одет в длинное вечернее платье с декольте и приталенную джинсовую куртку. На его волосатой груди виднелась татуировка и болтался на цепочке жетон с личным номером.
Витек одновременно обрадовался, что Иван жив, и испугался, что сам он сейчас жив не будет. Профессор как в воду глядел, когда сказал, что Иван еще сам может похоронить его.
Бомж кинулся бежать. Иван бежал быстрее. Он молчал и от этого Витьку становилось еще страшнее. Бомж судорожно шарил глазами по сторонам, но свернуть было некуда. Он уже мысленно прощался со всеми, кого знал, как вдруг впереди распахнулись ворота памятника архитектуры «Провиантские магазины», занимаемого военными, и оттуда медленно выехала колонна армейских грузовиков.
Витек поднатужился, нагнал последний и перевалился в кузов через незакрепленный брезент. Там никого не оказалось, только ближе к кабине лежали какие-то длинные ящики. Он перевел дух и выглянул наружу. Иван еще бежал следом, но расстояние между ним и машиной быстро увеличивалось. Теперь он что-то кричал и махал руками.
«Хрен тебе!» – подумал Витек и показал ему фак. Затем лег и закрыл глаза. «Немного отдохну – и спрыгну», – решил он.
И уснул.
24
Проснулся Витек от того, что машина остановилась и его перестало трясти. Он осторожно выглянул наружу. Колонна стояла в сосновом лесу, обнесенном забором из бетонных плит. В заборе были ворота со звездами. Он понял, что попал на территорию воинской части. «Во влип, мудак! – подумал он о себе. – Как же отсюда выбраться?»
В грузовиках стали хлопать двери – водители собрались вместе и пошли к штабу. Только теперь Витек заметил, что машина, в которой он ехал, не была последней в колонне – за ней стояла еще одна, точно такая же. Он не придал этому значения. «Видно, нагнала по пути», – решил он.
Витек подождал еще немного, затем тихо выбрался из кузова и затаился в тени за колесом. Прислушался. Вокруг было тихо. Он перебежал к соснам и, прячась в тени, от дерева к дереву углубился в лес. Он рассудил, что где-то же должно быть место, где или стена пониже, или дыра проломлена.
Предчувствие его не обмануло – вскоре он нашел то, что искал. Дыры в стене не оказалось, но было кое-что получше – неохраняемая металлическая дверь, закрытая для вида на небрежно накинутый навесной замок. Наверное, этой тропой деды ходили в самоволку или прапор воровал тушенку. Между стеной и дверью была щель, достаточная для того, чтобы просунуть руку снаружи и опять накинуть замок. Витек так и сделал – тихо открыл дверь, вышел, просунул руку с замком обратно и продел его в петли.
В последний момент до него донеслись глухой шум и возня возле машин. Он прислушался. Кажется, несколько человек накинулись на одного, а тот отбивался. «Это их дела», – подумал Витек и заспешил прочь.
Он оказался на разбитой дороге между забором военной части и какой-то автоколонной. Он пошел по ней, обходя колдобины с жидкой грязью. Вышел к воротам части с наружной стороны и поспешно их миновал. Это была самая окраина Москвы. Вскоре начались жилые дома. Они тянулись вдоль леса. Дальше Витек не пошел, а зашел в лес, нашел на опушке врытую добрыми людьми скамейку и решил заночевать здесь. Все равно отсюда сейчас ничем не выбраться – транспорт еще не ходил.
Разбудил его приглушенный крик какого-то животного. Он решил, что это ему приснилось, и перевернулся на другой бок, но минут через пять крик повторился. Он помнил, что в детстве так кричало радио, когда начиналась передача Ко АПП – «Комитет авторских прав природы». Обычно она была по воскресеньям. Один из старших друзей Витька говорил:
– Когда кричит Ко АПП, а я просыпаюсь с похмелья, мне всегда кажется, что я лежу на куче дерьма.
Но это было не радио. Крик исходил из «ракушек», стоявших на отшибе, довольно далеко от домов. Не думая, зачем ему это надо, Витек поднялся и побрел к ним, вопреки внутреннему голосу, монотонно бубнившему: «Не искал бы ты на свою жопу приключений. Неужели тебе еще мало?» Но Витек его не послушался.
Подойдя поближе, он понял, что звуки идут от крайней ракушки, которая ближе к лесу. Кричало какое-то большое животное. Ракушка была довольно старой, ржавой по торцам и на ней висел только один плохонький замок. «Не мое это дело, – подумал Витек, – кто-нибудь услышит и откроет. Почему именно я?»
Он повернул обратно. Крик повторился. Животное как будто обращалось именно к нему. Оно просило о помощи. Витек остановился. Животное замолчало. Но стоило ему сделать несколько шагов, как оно закричало опять. Он снова остановился. Тишина. Он сделал шаг. Раздался крик. «Конечно, – понял Витек, – оно слышит мои шаги».
Уже не думая о последствиях, он вернулся к ракушке и поискал что-нибудь тяжелое. Из земли торчал кусок арматурины. Витек потянул за него. Вылезла кривая стальная палка, длиной метра полтора. Он взвесил ее в руках. Арматура была тяжелой, вполне могла сойти за молот. Он размахнулся и ударил ею по замку. Тот крякнул, но выдержал. По звуку было слышно, что ему это далось нелегко. Витек ударил еще раз. Замок выдержал и это. А вот после третьего раза гостеприимно распахнулся. Витек дернул ворота и они с грохотом уехали вверх. Внутри стоял аккуратный серый ослик и смотрел на него полным благодарности взглядом.
– Здорово, животное! – сказал Витек и потрепал его по холке. – Чего орем?
Ослик фыркнул, потерся мордой об его рукав и пошел к луже, оставшейся на асфальте после недавнего дождя. По тому, как долго и жадно он пил, Витек понял, что его не поили несколько дней. Наверное, столько же и не кормили.
Когда ослик напился, Витек еще раз потрепал его по холке. Она была теплой и приятной на ощупь.
– Ладно, брат, – сказал он, – вся трава в лесу теперь твоя, воду найдешь сам, а мне пора, – и пошел в сторону домов.
Ослик немного подумал и затрусил следом. Витек слышал цоканье копыт, но не оборачивался, надеясь, что тот отстанет. Ослик не отставал. «Натерпелся, бедняга, – понял бомж. – Ничего, сейчас отойдет».
Ослик не отходил.
Витек вышел к остановке как раз вовремя – подошел первый утренний автобус. Он был совсем пустой, и водитель открыл только переднюю дверь. Витек вздохнул и направился к ней. Он не любил пролезать вприсядку под турникетом, но выхода не было.
Только он приблизился к турникету, как из кабины выглянул водитель азиатской внешности.
– Эй, дехканин, – сказал он, – с ишаками в автобус нельзя!
Он кивнул на дверь.
Бомж оглянулся. Ослик уже стоял передними копытами на ступеньках. Он укоризненно смотрел на Витька своими большими лиловыми глазами и прял ушами.
– Сам ты дехканин! – сказал Витек, взял ослика за уздечку и вышел.
– А я и не отрицаю, – ответил водитель, закрыл дверь и уехал без пассажиров.
Витек присел на остановке. Ишак стоял рядом.
– А ну, пошел вон отсюда! – крикнул раздосадованный бомж и взмахнул рукой.
Ишак не отступил. Он только наклонил голову и прижал уши. «Бей! – говорила его поза. – Только не прогоняй». Бомж опустил руку. «Плохо ему одному, – подумал он, – готов пойти за кем угодно. Но почему именно за мной?»
Он представил, сколько забот сулит ему неожиданно свалившееся обладание ишаком. Его нужно кормить и поить. Пусть не водкой или пивом, а простой водой, но и ее надо где-то брать. Здесь, между прочим, арыков нет. Москва – город безарычный. Здесь нет ничего даром, все за деньги, а что не за деньги, то совсем уж никому не нужно. Денег же у Витька не было, разве только самая малость, добываемая всеми правдами и неправдами. И ее ни на что не хватало. Часто он и себя-то был не в состоянии прокормить, а тут целый ишак. Но это только одна сторона проблемы, самая очевидная. Другая – на ишака должны быть документы, как и на всякое домашнее животное в городе. Там должны быть указаны возраст, кличка, отмечены сделанные прививки. Ничего такого при нем нет. Или есть?
Бомж посмотрел на ишака. Тот был под седлом и по бокам у него висели две плоские матерчатые сумки, расшитые национальными узорами. «Детей на нем катали чурки, – понял Витек. – И не очень-то о нем заботились – даже не расседлали, когда запирали в ракушке». Он проверил сумки. Документов там, конечно, не оказалось, но был цветастый халат, красный кушак и тюбетейка.
– Не хватает только высокого посоха, загнутых туфель и накладной бороды, – пробормотал он, – для полноты образа.
Ишак посмотрел на него виновато, словно говоря: «Уж что есть – то есть, новый хозяин. Это все мое приданое».
– Ну, а как звать тебя будем? – спросил Витек.
– И-а! – сказал ослик.
От этого крика Витек опять пришел в уныние. «Нет, – подумал он, – не потяну я его. Что я стану с ним делать, чем кормить, где держать? А зимой? В теплотрассу, что ли, тащить его с собой? Не пролезет. Да и зачем? Нужно его продать. Купит, наверное, кто-нибудь. На колбасу там или на шкуру. Интересно, делают из ослов колбасу? Из лошадей делают, значит, и из них должны. Или сдам в зоопарк, но там много не дадут. Сначала нужно попытаться продать».
К остановке стали подтягиваться люди. Они откровенно недружелюбно поглядывали на бомжа с ишаком, которые заняли сиденья. Витек давно уже привык к таким взглядам. Москва – город недружелюбия и высокомерия. Москвичам не нравится каждый, кто выглядит иначе или загораживает проход. Богатые враждебно смотрят на бедных, бедные – на богатых, клерки – на рабочих, рабочие – на клерков, молодежь – на стариков, старики – на молодежь, мужики – на баб, бабы – на мужиков.
И все вместе – на бомжей и гастарбайтеров. Каждый хрен со швейцарскими часами на запястье думает, что он лучше точно такого же хрена, но без часов.
«Пора уходить», – решил Витек. Он встал и поплелся в сторону торчащего на горизонте шпиля Триумф-паласа. Ишак пошел следом. До Витька вдруг дошло, что теперь он может добраться до центра только пешком – с ишаком ни в один транспорт не впустят.
– Вот те на! – сказал он вслух, пораженный своим открытием. – Владение ишаком только началось, а на меня уже свалилось столько неудобств. А что будет дальше? Нет, на фиг! До первого рынка, а там продаю! Вместе с халатом и тюбетейкой.