Всю ночь бедный жираф не мог уснуть. Его сердце сжималось от невыносимой боли при одной только мысли о вечной разлуке со всем, к чему он так привык с самого рождения!
И наступило утро. Поднялось над притихшей землей яркое солнце, а вдали на дороге показались длинные–длинные вереницы грузовых автомобилей. И потянулись к ним грустные птицы и звери. Никто не хотел уезжать, но что тут поделаешь? А жираф всё стоял возле родного леса у подножья холма и не мог двинуться никуда. Его звали. Кричали ему: «Скорее! Скорее!». Бесполезно.
А потом всё стихло. Не стало льва на холме, бегемотов в реке, даже крикливых, взбалмошных обезьянок не стало. Все уехали.
Только жираф всё смотрел сквозь листву на любимое солнышко и понимал, что никогда не сможет оставить то, что так дорого ему. И тут он почувствовал, что он становится всё выше и выше, больше и больше, что мир вокруг него начинает кружится, и начинается волшебство!
Жираф стал таким огромным, что всё вокруг, весь мир мог теперь удержать на своих прежде маленьких смешных рожках! Всё–всё, даже само африканское солнце!
Летящая в океан пылающая звезда увидела волшебного жирафа и от удивления так загляделась, что промахнулась, не упала в океан, а полетела себе дальше, куда–то мимо.
И все закричали «Ура!». И все вернулись домой, к жирафу, который никуда не ушел…
ТО, ЧЕГО НЕТ…
Жили–было То, Чего Нет, Не Было И Никогда Не Будет. Много чего о нём написано, но на самом деле, поскольку его нет, то и места ему никогда нигде не было. Куда бы оно ни обратилось, везде в первую очередь проверяли: а есть ли такое и где оно числится. Но его вечно нигде не было, и нигде оно не числилось. И в строю не ходило, и хором не пело, и присяг не принимало, и хороводы не водило.
И стало оно задумываться, как же ему быть, если его нигде нет? Как заявить о себе, если в твое существование никто не верит? Поскольку его не было, то ему было легко и просто входить в любые вещи и выходить из них, появляться и исчезать в любое мгновение., быть всюду и нигде одновременно. И оно так привыкло этим пользоваться, что уже и не могло себе представить: как без этого обходиться.
Вот смотрите: сейчас оно выглянуло из стены и… тут же исчезло в ней. А сейчас — вошло в дерево, хитренько улыбнулось и растворилось в воздухе. Правда, улыбка осталась. Но не надолго.
«Пусть нет меня», — рассуждало оно, — «Пусть так. Но, если невозможное не существует, то уже одно это значит, что… нет ничего невозможного! А значит… я существую!» И стало оно вглядываться в лица людей, и видело в их глазах отражение своего лица. И стало оно дышать. И вдохнуло в себя ветер. И стало дышать, как ветер. И стало ветром.
И прикоснулось оно к камню. И стало камнем. И пробежало рябью по реке. И стало рекой. И всем оно стало. Потому что его не было, нет и не будет никогда!
Оглянись, посмотри внимательней. Быть может, не ты, а именно оно читало сейчас эту сказку о нём. Видишь, кто–то только что тихо смеялся. Его уже нет, а смех всё ещё рассыпается, словно песок сквозь пальцы…
СИНЯЯ ГОРА
Жили–были два друга–товарища. Один любил репку сажать, а другой — капусту. А как осень наступит: один, который репку сажал, капусту убирает, а другой — репку выкапывает. И так их эти растения сдружили, что стали они неразлучными. Куда один идет, туда и другой плетется. О чем один запоет, о том и другой подхватывает. Соседи над ними посмеивались, Репкой да Капустой называли. А им–то что? Им всё равно, лишь бы жить не мешали.
Так бы и жили они, так бы и горя не знали, если бы однажды не началась засуха. Говорит Репка Капусте:
— Айда, на реку за водой. Время поливать огород — а нечем.
— Айда, только вёдра возьму.
Взяли они с собой по два ведра каждый, спустились к реке. А там воды — ни капли. Сухое русло. Ну, дальше они пошли, к родникам. И тех нет. К озеру — и озера нет. Что делать? Куда деваться? Совсем нигде воды не стало, такая жара. Уже не до капусты с репкой — самим пить нечего. Мыкались приятели, мыкались, а толку нет никакого.
Наступил вечер. В сумерках стало попрохладней. Пошли они куда глаза глядят — в чистое поле, шли, шли, а за полем, когда совсем уже пустыня началась, присел Капуста на камешек передохнуть и говорит Репке:
— Ты пошустрей меня, иди уже один, а я обе ноги до крови стер и сил не осталось, не смогу я идти. Иди, не бойся и не переживай: я тут тебя подожду. Сказал так, а сам глаза от Репки прячет. Ясно, что прощается он с другом своим на самом–то деле…
И Репка, у которого сил тоже не шибко оставалось, взял товарища своего за руку, взглянул ему в глаза и говорит:
— Слышал я от дедов своих, а тем их деды сказывали, что есть где–то синяя гора, у подножья которой вода никогда не иссякает. И говорят, что она здесь, рядом, недалеко совсем… Я тебя на себе не дотащу, Сам знаешь, ты, Капуста, всегда тяжелее меня был. Хлипкий я против тебя. Ты, уж, прости. Пойду я ту синюю гору искать. А как найду — так к тебе вернусь с водой. Ты потерпи только. Я мигом.
И ушел. Понял Капуста, что не дождется он своего товарища. Надеялся только, что, быть может, хоть Репка спасется, найдет себе воду. Лёг Капуста спиной к голой земле и принялся на небо смотреть, время пережидать. Смотрел, смотрел и увидел… Далеко–далеко в небе засинело что–то, потом тихий рокот послышался, то ли показалось даже. Потом очертания ладони появились. Огромной, морщинистой. С множеством пальцев. И тут только начал догадываться Капуста, что перед ним — Синяя гора. Понизу она в сухих безводных отрогах, а ближе к вершине вся голубая, словно отражение неба в воде…
Хотел Капуста друга позвать, чтобы вернулся, да голоса уже нет, гортань сухая почти… Долго смотрел он в небо на Синюю гору, ждал, что потечет с небесной вершины благодатный дождь… Но не было дождя. Долго не было. А, когда уже начал меркнуть свет в глазах его, вдруг хлынули откуда–то из поднебесья бесценные капли влаги.
И улыбнулся Капуста. И прояснилось у него зрение. Стоит перед ним Репка и смеётся. Нашел–таки незасохший родничок его огородный друг. Недалеко совсем. Просто шел долго, ведра–то тяжелые, когда водой полны.
Рассказал ему Капуста про свое видение, про Синюю гору. Подивились оба, улыбнулись друг другу… А потом почему–то обнялись молча. И заплакали.
КАМЕННЫЕ ЛЮДИ
Однажды, под жарким палящим солнцем развалилась огромная гора и из неё выбежали настоящие каменные люди. Они выбежали и сразу очень удивились, потому что увидели то, к чему не привыкли с детства. Оказывается, здесь, снаружи, есть так много любопытного! Во–первых, это — которое голубое сверху. Оно очень красивое. Особенно когда вон та яркая штука круглая опускается вниз или поднимается вверх. Очень забавно смотреть. Там ещё летают такие белые прозрачные по краям куски. Иногда очень большие, но совсем не тяжелые. Тоже интересно. Всё время можно смотреть и смотреть, даже когда становится темно. Когда становится темно, это самое, которое было голубым, становится темным, темно–синим, а в нём появляются разные мелкие–мелкие сияющие камушки. Каменные люди стоят, замерев от удивления, и вглядываются в небо.
— Смотрите! А вон там, далеко–далеко, уже не наверху, но всё равно снаружи, блестит что–то такое же голубоватое как это, которое сверху!
Завопил круглолицый с большими непонятными ушами.
— Ой, да оно шевелится!
Это было море…Бедные каменные люди! Они никогда не видели моря, не слышали запахов цветов, не бегали босиком по луговой траве…. Очень всё это огорчило каменных молодцев. Подумали они, подумали и решили остаться здесь, на поверхности земли. Надо же до конца разобраться с тем, что так и не удалось понять. И стоят они с той поры, и смотрят на простых людей, и следят за звездами, и всё никак не могут заставить себя вернуться домой.
Очень уж красиво вокруг. И так много всего. Ни пересчитать, ни пересмотреть — невозможно…
ТАЙНА ДЕДУШКИНОЙ ПЕЩЕРЫ
Летним теплым вечером на берегу солнечной реки сидел на камушке седенький старичок и смотрел, щурясь, на сверкающую вдали, подгоняемую легким ветерком, речную рябь. Долго молча глядел он, пока не подбежал к нему, запыхавшись, мальчишка.
— Деда, ты что сидишь? На воду опять смотришь?
— Смотрю, внучек, как река течет, как время бежит. Ты бежишь, и время бежит. Только оно быстрее тебя.
— Как это «быстрее»? Я вон с ребятами полдня в футбол играл, потом мы в лес за орехами ходили, потом возле ручья родничок раскапывали, потом рыбачили на озере, потом я к тебе прибежал, думал что ты — дома, потом тебя везде искал, потом нашёл, а до сих пор не стемнело даже. Как будто замерло это твоё время.
— В детстве всем так кажется. Но это не так. Посмотри на гору на той стороне реки. Думаешь, она вечна? Как бы не так… Это в детстве время ползет незаметно, а в мои годы — не только не ползёт, а даже и не течет и не бежит, а летит.
— В детстве всем так кажется. Но это не так. Посмотри на гору на той стороне реки. Думаешь, она вечна? Как бы не так… Это в детстве время ползет незаметно, а в мои годы — не только не ползёт, а даже и не течет и не бежит, а летит.
— Ну, это ты что–то совсем непонятое рассказываешь. Неинтересно даже. Пойдем домой.
— Отчего же непонятное? Очень даже понятное, внучек. Хочешь, я покажу тебе такое место, где видно, как время течёт?
— Деда, пошли домой. Опять ты мне сказки рассказываешь, а я уже большой. Я в школе учусь.
— … Ладно. Я сам туда схожу, без тебя. Раз ты не хочешь — уговаривать не стану.
Однако, внук передумал и пошел за дедом. В прибрежном лесу показал ему старик небольшую расщелину у подножья холма. У деда оказался с собой фонарик. Внутри расщелины им открылась пещера. Где–то чуть слышно капала вода… Неожиданно в темноте показались удивительные существа.
Мальчик испугался. Но дед был рядом и успокоил его:
— Не бойся. Они не живые. И в тоже время — живые. Настоящие.
— Это как, дедушка?
— Их создало время, которое текло, как вода, превращая её в камень. Время, словно вода, создает камни из ничего, время сглаживает горы, высушивает моря, движет солнцем и звездами. Всё делает время… Посмотри на меня и вон на того каменного старичка. Видишь, как мы похожи? И над ним, и надо мной поработало время…
После такой прогулки мальчику долго не спалось. Во сне ему виделись оживающие каменные фигуры. И каменный старичок говорил ему голосом дедушки: «Береги своё время, внучек, вот увидишь, как оно потом пригодится…»
А потом, там, во сне, наступило утро. И голос исчез. И исчезла пещера. И растворилась в небе их маленькая деревушка. И осталась только солнечная река.
И на берегу её стоял мальчик, и долго–долго смотрел он вдаль, туда, где подгоняемая лёгким ветерком, посверкивает речная рябь…
НУРАСАН И НАРАБУК
Жили–были два приятеля Нурасан, и Нарабук. Говорили они на непонятном языке, ходили друг к другу в гости и любовались там удивительной лампой.
Лампа досталась Нарабуку в наследство от дедушки, который не умер, а просто слишком часто ездил по делам в соседний город и, в конце концов, переселился туда. А лампу он просто забыл дома по неосторожности. А потом её внук забрал.
Внук Нарабук иногда отдавал лампу Нурасану, чтобы тот подержал её у себя немножко, и, глядя на волшебный свет, всякий раз невольно вспоминал про то, что не он хозяин лампы и что настала пора её возвращать.
И Нурасан об этом исправно помнил. Всегда. Кроме одного раза, когда сильно обиделся на Нарабука, оттого что надо же иногда и обижаться на друзей: дружба потом ещё крепче становится. Нарабук после того случая с лампой, долго ещё прятал её в шкафу возле книг с непонятными заклинаниями.
И встречались они у подъезда и отправлялись в путь — дорогу на ночь глядя, попрощавшись на закате с ясным солнышком… Шли всю ночь, потому как обоим нравилось ходить вокруг дома Нарабука или Нурасана, и не только светить лампой впереди себя, но ещё и переговариваться на родном непонятном языке. Так и делали каждый раз.
Лампа работала не от электричества, не от бензина, нет, она светилась от счастья. И горела она всегда ровным счастливым светом, оттого что на самом деле Нарабук и Нурасан были очень счастливыми людьми: а как же иначе? Во–первых, им посчастливилось родиться на земле, во–вторых, оба имели большие семьи и каждый день могли слышать голоса своих детей, в-третьих, у каждого из них было по одному настоящему другу, а ещё — любимая работа и верная любящая жена.
Нурасан был прекрасным сапожником, а Нарабук — хорошим портным, которого уважала вся округа. Днем лампа не горела. Зачем ей гореть–то днём, когда ярче любой лампы всюду сияет солнце?
А вот где её достал дедушка Нарабука — никто не знает… Скорее всего — кто–то её привез ему издалека, оттуда, где все лампы только такие, потому что других попросту нет.
ПУГЛИВЫЙ МАЛЬЧИК
Жил–был мальчик, который боялся всего на свете. Ветер ли зашумит, чихнёт ли кто–то: мальчик сразу бежит прятаться. Оглянуться не успеешь, а его уже и след простыл. В школу мальчик не ходил: страшно. На качелях не качался: упасть можно. Песен не пел: вдруг голос сорвется. Он даже есть боялся! Мало ли что: а если это не еда, а яд? Только кто–то на него посмотреть захочет, как уже и смотреть некуда..
Мама мальчика очень расстраивалась из–за всего этого. Даже плакала по ночам. Уснуть не могла. А папа от стыда за своего парня сам стал от соседей прятаться и знакомых избегать. Вдруг они что–нибудь про сына спросят. А что про такого пугливого ответить можно? Ничего. Потому что правду говорить стыдно.
Решили они показать сына врачам. Пусть посмотрят. Может, посоветуют чего–нибудь. А мальчик нечаянно был в коридоре и услышал то, о чем мама с папой на кухне договариваются. Тут он в такой ужас пришел, что, не помня себя от страха, помчался, не разбирая дороги, куда попало.
Говорят, у страха глаза велики. Но у мальчика от страха они стали ещё шире. И угораздило его оказаться впереди собственной тени в дремучем лесу, в таких буераках, о которых никто из людей до сей поры и слыхом не слыхивал…
Когда мальчик окончательно выбился из сил, он начал озираться вокруг. Тут навстречу ему из кустов послышалось:
— Ну, здравствуй! Куда путь держим? Что делать будем? Да, стой ты на месте! Что ты всё скачешь?
Пугливый мальчик по привычке хотел сразу убежать, а не тут–то было. Смотрит он себе под ноги и видит, что никаких ног у него больше нет. Вернее — одеревенели они, сплелись между собой, стали корнями древесными.
А потом и сам мальчик целиком превратился в дерево, только глаза испуганные остались от прежней жизни… Так он тогда и не сообразил: почему это случилось. Голос никаких условий не ставил. И вернуться не обещал. Просто исчез и всё..…
Прошли годы. Чего только не пережил мальчик в лесной чаще! И никогда никуда не мог сбежать. Под дождем с его веточек капали слёзы, а когда было ветрено, он трепетал листочками, словно пытаясь куда–то улететь… Ночами в звёздно–морозную пору ему было так холодно, что ствол его чуть слышно потрескивал. Птицы вили на нем свои гнёзда, зайцы зимней порой грызли его кору, а летним полднем в его тени играли медвежата Со временем дерево привыкло ко всему и стало своим в лесном мире.
И наступил день, когда оно поняло, что больше не может никого и ничего бояться, а главное: не хочет никуда бежать. И тут же возник в тишине давний неведомый голос.
— Вот и молодец. Хочешь домой? Нет? А зря, дорогой, там тебя ждут папа и мама. Они очень скучают по тебе.
И тут же едва только умолк голос, как у дерева появились настоящие ноги. И оно быстро–быстро двинулось домой к родителям. И время пошло вспять! И по дороге дерево начало молодеть, а потом — снова стало… мальчиком! Но уже не таким, как прежде, а храбрым, отзывчивым и, конечно, добрым.
Представляете: как обрадовались мама с папой!
ЖИЛ-БЫЛ ЧЕЛОВЕК
Жил–был человек. Не раз летал он в самолетах и, находясь в воздухе, всегда мысленно произносил: «Благодарю Тебя, Господи, за всё, что мне довелось пережить и увидеть. Силой Твоей хранимый, лечу я сейчас с незнакомыми людьми по Твоему бескрайнему небу и воле Твоей предаюсь. Как Ты решишь, так оно и будет: и взлёт, и посадка этого самолёта, и весь его полёт — всё в Твоей воле. Твоё Слово самое верное, Твоё решение — самое правильное. А мы, люди, о чем бы не замышляли, как бы ни старались, но без Твоего на то дозволения ничего нам не сделать.»
И небо становилось всё шире и бездоннее, словно распахивающиеся навстречу душе человеческой беспредельные врата. Что там, за ними? Слышат ли нас в этой растворённой вечной дали?..
Шёл человек по земле, покрытой снегами великими, шел сквозь вьюжную мглу, не различая неба от земли, не видя ни зги, шёл, растворяясь в белесой мути, и незримый снег летел отовсюду. И не было у человека с собой ничего для спасения кроме слов, исходящих из сердца, кроме души, шепчущей неслышно, вроде как для самой себя: " Всё в руках Твоих, Господи! Как решишь Ты, так и будет, так и случится…» И вдруг проступал в небе еле заметный отсвет, а после пронизывали вьюгу далёкие живые огоньки, а потом и жилье человеческое являлось глазам его.
Многие разные случаи происходили в его жизни, когда человек обращался к Нему — не ропща, не ища себе выгод, не прося даже о спасении жизни своей. Многие смеялись над ним или отмалчивались, или пожимали плечами, когда он начинал что–то рассказывать о таких вот случаях. Иногда люди просто отворачивались и уходили. А ещё, к счастью, редко, но встречались и такие, которые сердились и кричали на него, требовали, чтобы он немедленно замолчал, винили его в чем–то ужасном…