А вот если чужаки хотят поставить под контроль Зону – тогда всё логично. И Белика завалили именно ради этого. Чтоб показать – никто, даже самый лучший из вас, отныне не укроется внутри!
Хотите жить – платите. Или сдавайте товар нашим закупщикам за половину реальной цены.
Гады!
Слыхал я, как нынче делается в Москве…
Сердито шмыгнул носом. Жаль, что мне пока не доверяют оружие.
Какой смысл отступать?
Наверняка чужаки рассчитывали выловить трикстеров отдельными группками. Но Белик успел всех предупредить. Мы объединились. И фиг они теперь с нами справятся!
В конце концов, мы не бараны, а ловкачи!
Хмурый Петрович идёт ведущим в колонне. Я осторожно догоняю его и трогаю за рукав. Надо ж хоть что-то выяснить – например, сколько врагов нам противостоит?
Петрович не даёт мне сказать.
Молча кладет ладонь на плечо, отталкивает куда-то себе за спину…
– Ложись! – сердито шепчет отец.
И я вдруг замечаю, что остальные трикстеры уже попадали прямо в пыль, на изрытую огненным червяком землю. Укрывшись за вздыбленными кусками асфальта, целятся из разнокалиберных стволов куда-то в дымку…
И, падая рядом, я наконец угадываю там, в мареве, человеческий силуэт.
Сердце колотится – будто предчувствуя вырастающие рядом десятки вооружённых фигур…
Но секунды тянутся, и ничего не происходит.
Лишь незнакомец делает шаг навстречу. А Петрович – шаг вперёд. Он – единственный из наших, кто даже не пригнулся. Разве что положил палец на спусковой крючок «АКМа».
У незнакомца ствол и вовсе болтается за спиной. Да и в фигуре его нет ничего угрожающего.
«Он что, один? Один!»
Ещё шаг в нашу сторону…
Теперь я хорошо могу его разглядеть. Мужик лет сорока с наголо обритой головой. Чёрные форменные куртка и штаны – без эмблем и знаков различия, чёрные берцы[2]. Оружие? Ага, да ведь у него «Бизон» со шнековым магазином! Раньше я видел такой только на фотках. Шестьдесят восемь патронов!
– Ближе не подходи, – сухо советует Петрович.
«Чёрный» улыбается. У него самое обычное лицо – разве что немного бледное. А ещё улыбка – странная. Слишком безмятежная для человека, в которого целится десяток стволов.
– Тесное место Зона. Даже вдвоём не разойтись!
– А ты ищи другую дорогу! – хмурится наш «бригадир».
– Не выйдет, – вздыхает «чёрный». – Одну Тропу топчем…
– Это не твоя Тропа.
– Теперь моя.
– Вот гнида! – едва слышно бормочет Фома.
Но никто из трикстеров не вмешивается в разговор.
Петрович качает головой:
– Зря вы ушли в «беспредел». Тот, кто убивает за периметром, – сам долго не живёт. Есть такая примета…
– К чему эти уголовные суеверия? – скалится «чёрный». – В бизнесе главное не приметы. Главное – знать, чего хочешь.
– И чего ж вы хотите?
– Тебе известно. И Белику – тоже было известно…
– Сволочь! – взрывается один из наших. – Хрена тебе обломится!
Незнакомец равнодушно пожимает плечами:
– Увидим. А пока предлагаю начать взаимовыгодное сотрудничество. Предлагаю выложить из ваших мешков и сумок то, что вам не принадлежит. Обычное барахло можете себе оставить.
Я холодею от такой наглости. И крепко прижимаю к себе сумку.
Трикстеры вполголоса матерятся.
Петрович стоит вполоборота ко мне, и видно, как мрачная ухмылка кривит его губы:
– Не принадлежит? Это кто ж так решил?
– Могу показать документ от областной администрации, – спокойно говорит «чёрный». – Но ведь формальности для нас не главное?
– Документ – это хорошо, – сплёвывает Петрович.
– Вот и чудесно, – долетает откуда-то сзади новый голос.
Я рывком оборачиваюсь.
Ни хрена не видать в тумане…
Отец морщится. Ясно – дорога назад уже отрезана. Похоже, те твари отлично знают город. Им известно, что здесь у Тропы нет ответвлений…
Ну и что? Они рассчитывают запугать ловкачей?
Часть нашей группы развернула автоматы в ту сторону, откуда мы пришли. Врасплох они нас не застанут.
И вообще, пора идти на прорыв!
Почему Петрович тянет? Осторожничает, будто ламер! Какого лешего пытается строить из себя дипломата?!
– Умные люди всегда сумеют договориться…
– Конечно, – щурится «чёрный».
Улыбка озаряет щетинистую физиономию Петровича. А палец едва заметно подрагивает на спусковом крючке. И я вдруг понимаю.
Он пытается выиграть время.
Дымка понемногу уходит. Резче проступают очертания домов. Шире открывается обзор. Тем, кто нас караулит, сложнее прятаться в мутной пелене. А Тропа скоро опять будет как на ладони… И тогда никто нас не остановит!
Я нервно озираюсь.
Точно. Вот уже видать ещё одного из этой банды – того, что зашёл с тыла. Стоит в полный рост. Автомат болтается на плече, руки скрещены на груди…
Третий «чёрный» невозмутимо достал сигаретку, прикуривает…
Они что, все обколотые?!
Или не считают трикстеров за людей?!
– Их… только трое? – ошеломлённо бормочет Фома.
Туман уже отступил, обнажая голый, перекопанный червями пустырь. Куски асфальта, почерневшие, высохшие стволы деревьев… Здесь просто негде спрятаться!
Я растерянно моргаю.
Трое против одиннадцати. Не считая меня…
Это же смешно.
Почему хмурится отец? Отчего такие напряжённые лица у остальных ловкачей?
Тишина повисает в воздухе. Звенящая, долгая – целых две секунды…
Улыбка Петровича становится ослепительной:
– А если мы не сможем принять ваши условия?
– Тогда зачем вы нам нужны? – подмигивает бритоголовый. И делает шаг вперёд.
Вроде ничего опасного – словно хочет ближе посмотреть в глаза Петровичу.
Но автоматы и обрезы трикстеров вздрагивают, раскалывая воздух. Вразнобой грохочут выстрелы. И пули пронзают пустоту, вышибая фонтанчики земли…
Ведь «чёрного» уже нет – там, где он был мгновение назад!
Да и остальные – исчезли!
Ловкачи поднимают головы.
– Что за?.. – выдавливает Фома.
И падает с перерезанной глоткой.
Смутные тени мелькают над нами, и окровавленные люди, один за другим, валятся на землю.
Всё нереально, будто в кошмаре. Выстрелы, крики, хрип умирающих…
Я цепенею.
Кто-то из трикстеров жмёт спуск, посылая длинную очередь. И наповал бьёт двоих наших. А призрачных, будто размазанных по воздуху убийц ничто не может остановить!
Неясный силуэт – надо мной! Я успеваю его даже не заметить – ощутить.
В этот миг где-то у самого уха оглушительно хлопает «грач». Раз, другой…
И смазанная тень вдруг обретает плоть. Бритоголовый в чёрной форме кренится, едва меня не придавливая. Перед моими глазами – его искажённое безмерным удивлением лицо.
Отец отпихивает тело. Хватает меня за руку и бросается к темнеющему в дымке силуэту дома. Мы мчимся без оглядки – пусть в сторону от Тропы, но мы вырвались!
Спасительная пелена…
Кто-то ещё бежит рядом… Петрович! И вместе с нами – трое уцелевших.
Развалины хмуро глядят выбитыми окнами…
Почему никто не стреляет нам вслед? Или знают, что теперь нам не выбраться?
Марево дробилок…
Мы огибаем его, вжимаясь в глухую стену супермаркета…
Двор, заросший чёртовой травой. Почти чувствуем её смертельно ласковые касания – справа и слева. А впереди – нет просвета! Кажется, идём навстречу гибели…
Но трава остаётся за спиной.
Петрович безошибочно находит путь. Угадывает по едва уловимым приметам. Или, может, ощущает каким-то неведомым мне способом?
Я вообще мало что понимаю. Мы свернули с Тропы. Сделали то, чего нельзя ни за что на свете, – так меня учили.
И пока что мы живы.
А если б не свернули – остались там, на пустыре. И корчились с перерезанным горлом…
От одного воспоминания меня начинает мутить. Будто острый запах крови до сих пор шибает в ноздри…
К чёрту!
Никто не увидит моей слабости!
Распереживался, дурак, лучше б прихватил оттуда автомат – всё-таки полезная вещь…
Осторожно трогаю отца за рукав, шепчу:
– Кто они такие?
Ведь не могут заурядные бандиты двигаться с такой скоростью! И даже мутанты, псевдоволки – на такое не способны!
– Папа…
Отец будто не слышит – хмуро всматривается в туман, судорожно сжимает «грач». И вместо него отвечает Йог, бородатый заслуженный трикстер:
– В Москве их зовут высшими…
«Высшие»? Я читал об этом в сети.
Но ведь это – просто невосприимчивые к синдрому. Говорят, они чувствуют себя даже лучше, чем до Сумерек. А ещё у них физические показатели выше нормы – отсюда и название…
– Высшие… – кривится Петрович. – А по мне – обыкновенная нелюдь!
– Я б не сказал, что обыкновенная, – вздыхает Йог. – Раньше о них слыхал. Но не очень верил…
– В такое трудно верить. Пока сам не увидишь.
– Антон – молодец. Если б не он…
– То есть можно их бить, можно! Не такие уж они крутые. Правда, Антон?
– Не знаю, – шепчет отец. – Сам не знаю, как получилось…
А Йог вдруг оглядывается и тревожно бормочет:
– Что ж… Ещё будет возможность потренироваться.
Я холодею, затаив дыхание.
Звуки – там, за спиной!
Значит, они тоже сошли с Тропы… Эти твари идут по нашему следу!
Не сбавляя хода, одолеваем пустынный сквер. Весело, словно бежим по минному полю. На каждом шагу тут – гнёзда жуков. Петрович успевает их различать. А мы мчимся за ним – след в след…
Только в самом конце я немного оступаюсь. И целая охапка щупалец, разбрасывая комья земли, взлетает вверх. Она едва не цепляет мою штанину, но Йог успевает дёрнуть меня в сторону.
– Порядок, – говорит Петрович. – А теперь упражнение на меткость…
И трикстеры начинают швырять камни и куски кирпича. Я тоже участвую – главное, попасть в едва заметные бугорки!
Скоро по всему скверу чешуйчатыми змеями клубятся щупальца жуков.
Больше мы не задерживаемся. Уходим в кварталы целых, будто нетронутых Зоной «хрущёвок».
Петрович скороговоркой объясняет диспозицию:
– Срежем километра четыре! Вон за теми высотками – опять выйдем на Тропу… Оттуда до окраины – рукой подать!
И мы идём.
Идём – без потерь и почти без приключений.
Минуем осиное гнездо. По сваленному дереву проходим над воронкой, проползаем под жёлтым облаком…
Гибельные ловушки, о которых мне не раз говорили, стоят мне лишь ссадин и ободранных коленок. Даже по Тропе мы никогда не двигались так быстро!
Но когда впереди оказывается абсолютно чистый и безопасный двор, Петрович вдруг начинает сомневаться.
Чешет щетинистый подбородок и командует:
– Берём левее!
– Левее – Большая Мясорубка, – сухо напоминает Йог. – Как раз за вон тем кварталом…
Повисает молчание.
Отец тяжело вздыхает.
А я озираюсь и тоже угадываю знакомые места. Те самые, где я не был четыре года… Ведь налево – не только Мясорубка, там ещё и отцовский институт.
Наверняка ему хотелось бы снова заглянуть в пятиэтажное здание с антеннами излучателей на крыше… Но такая экскурсия будет дорого стоить. И, разумеется, он бы ни за что меня туда не взял!
С чего Петровича тянет в этот ад?
– Справа не обойдешь, – хмуро втолковывает он, – там на километры заросли фиолетовой плесени…
– А какого лешего мы должны обходить? – горячится молодой, незнакомый мне трикстер. – Ведь прямо – открытая дорога!
– Слишком открытая, – качает головой Петрович.
– И что?
– Мне не нравится.
Молодой пренебрежительно хмыкает. А Йог чешет лысоватый затылок:
– Оценивая философски, тут работает принцип наименьшей опасности. Если пойдём прямо – в чём-то рискуем. Зато налево – гарантированный абзац!
Петрович криво усмехается:
– И ты туда же? А вроде не первый год Зону топчешь… Белик там проходил! И ничего – даже с товаром вернулся…
– Угу. А бригада Лощёного полегла – до единого человека!
– Тоже мне бригада – зелёные юнцы с большим самомнением… Пусть упокоятся их души!
– Пусть упокоятся… Белик прошёл, а Гребень вернулся инвалидом. Это лотерея…
– Не каркай!
Пока они препираются, у меня в памяти встают жуткие рассказы о Мясорубке и о тех ловкачах, чьи тени до сих пор блуждают где-то здесь, в округе… Мы с отцом никогда и близко не совались в этот район. Только не обязательно самому видеть, чтоб иметь представление…
Ведь тут, в Зоне, названия даются не просто так. Говорят, одного из бригады Лощёного вывернуло наизнанку – в прямом смысле, как перчатку. Все кишки и мозги наружу…
Я зябко передёрнул плечами.
А может, врут? Кто мог это видеть – если уцелевших не было?
Во рту пересохло.
Достал из сумки флягу, сделал жадный глоток. И, едва не поперхнувшись, торопливо стал завинчивать крышечку.
Потому, что все споры и рассуждения оборвала короткая автоматная очередь. Звук – со стороны жучиного сквера.
– Уже близко, – шепнул отец.
Я прикинул пройденный нами извилистый путь – максимум километр. Туман, как назло, редеет. Ещё немного, и мы окажемся у них на мушке…
– Ничто этих тварей не берёт, – сквозь зубы выдавил Петрович.
А Йог объявил:
– Прямо идём!
Обычный двор. Слегка облупившиеся фасады пятиэтажек. Напротив подъездов – несколько проржавелых авто. Треснувший асфальт, через который пробивается трава.
Хотя трава не такая уж высокая. И во многих окнах сохранились стёкла…
А вон болтаются красивые цветастые занавесочки – как новые!
И не подумаешь, что за этими занавесками, в глубине квартиры – одна или две полуистлевшие мумии…
Бывало, мы их находили за столом перед почерневшими тарелками или на диване – напротив включённого в розетку телевизора. Особенно жутко выглядит, когда остальная обстановка – нетронутая.
Я давно отучился бояться покойников. И всё равно хотелось скорее оттуда убраться…
В похожих местах, возле Тропы, мы иногда находили годные вещи – например, абсолютную исправную микроволновку, которую обменяли на целый мешок гречки. Только мы с отцом редко заходим в подъезды – слишком опасно. Любая нечисть обожает селиться именно внутри.
Хорошо, что сейчас не надо туда лезть. Просто идём наискосок через двор и проходим между домами – вон там!
Всё отлично просматривается. Никаких сюрпризов. И чего потеряли столько времени, уговаривая Петровича?!
Раньше его авторитет был безоговорочным. Но сейчас впереди идёт Йог. А два молодых трикстера, по-моему, уже не обращают внимания на старших. Рвутся вперёд – туда, где за ближайшими высотками проходит Тропа. Я и сам готов бежать без оглядки!
Да, у Петровича – чутьё. Но теперь, когда мы выбрались на «чистую» территорию, главное – скорость!
Мы не бараны, чтоб нас резали. А дойдём до Колядинска – посмотрим, чья возьмёт!
Я поправил сумку на боку, обгоняя отца. Не сказав ни слова, он крепко схватил меня за плечо. Я вздохнул, замедляя шаг.
Угу, помню. «Тебе рановато идти первым». Сколько ещё лет за меня будут всё решать?
Я с завистью глянул на шагавших впереди молодых ловкачей. В углу двора они оказались раньше Йога.
– Погодите! – вдруг выпалил Петрович.
С чего вдруг?
Высшие вот-вот покажутся из соседнего квартала. Или просто возникнут размытыми тенями, чтоб опять убивать…
– Стой! – рявкнул Петрович.
И молодые наконец притормозили.
А я удивлённо вгляделся вперёд, вспоминая уроки отца. Ведь ничего подозрительного!
Кусты, газон. Новенький красный «Рено», припаркованный у подъезда. Ослепительно-белая простыня на балконе второго этажа…
Слишком белая.
А «Рено» – слишком новый. И маленькая румяная девочка улыбается из распахнутого окна…
– Назад! – отчаянно выкрикивает Йог.
Спустя миг вся эта отпечатавшаяся в моём сознании празднично-яркая картинка искажается, словно в кривом зеркале. Дыбом встаёт трава, кусты вытягиваются, как медузы. Авто, балкон, девочка превращаются в уродливые фантомы – в бесформенные выросты на жидко блестящей поверхности!
Будто огромный пёстрый вал летит нам навстречу. И в одну секунду захлёстывает пару молодых трикстеров. До половины глотает Йога.
– Беги! – хрипит мне отец.
Вместе с Петровичем они схватили Йога за руки, тащат за собой. А жидкая стена замедляется, но вдруг нависает сверху, будто хочет прихлопнуть их огромной ладонью.
– Нет! – отчаянно шепчу я, вцепившись в куртку Йога.
И втроём мы выдёргиваем его наружу.
Мчимся, не чуя ног, – к ржавой детской площадке, мимо которой только что шли.
Йог спотыкается, падает. Петрович помогает ему подняться.
Я оглядываюсь.
И не верю глазам.
Новый красный «Рено» припаркован у подъезда. Ослепительно-белая простыня висит на балконе второго этажа. А маленькая румяная девочка улыбается из распахнутого окна…
– Сволочь! – всхлипнул я. Если б имелся автомат – полмагазина высадил бы в её счастливую рожу!
– Это обманка, – сухо объяснил Петрович.
Мы двинулись туда, откуда пришли. Йога качало, будто пьяного. Плотная хэбэшная ткань на его штанинах расползалась и отваливалась ошмётками. Под ними была красная, словно ошпаренная кожа.
– Ничего, – успокоил Петрович. – Заживет как на собаке…
Йог молчал.
Но его походка понемногу выправлялась. Кажется, он всё-таки не сильно пострадал.
«Минус два», – подумал я.
Четверо нас осталось. Из двенадцати…
Мы обогнули крайний дом злосчастного двора.
Петрович на секунду замешкался, оглянулся и хрипло выдавил: