— Ее вы уже обдумали, — отрезал преподаватель. — Я в курсе вашего оригинального способа сдачи экзамена. У вас хорошо подвешен язык и отличная логика, а этого вполне достаточно, чтобы запудрить экзаменатору мозги, ничего не имея в голове. Но доказать теорему Ферма самостоятельно не получится даже у вас. Математики потратили на это триста лет, и пяти минут вам вряд ли хватит. Либо вы готовились к моему предмету, либо сейчас же покидаете аудиторию!
После этой тирады преподаватель выжидающе замолчал и забарабанил пальцами по столу. По аудитории пронеслось шушуканье — студенты, до колик боящиеся Нефедова, все же оторвались от своих листочков, телефонов и шпаргалок, в ожидании ответа. Патлатый рыжий парнишка, сидящий за последней партой, усмехнулся, перекинулся взглядом с сидящим по соседству другом, и отправил ему СМС. «Лера vs Нефедов! Будет бой;)))».
И в ответ получил: «ставлю полтос на Ригу».
Подобные представления нередко случались на экзаменах. Лера не была прогульщицей, никогда не списывала и по возможности учила предметы — но при этом постоянно оспаривала все мыслимые и немыслимые аксиомы, спорила с Гегелем, критиковала Дарвина, отрицала теорию относительности и многое-многое другое. Редко кто мог переспорить ее, а потому преподаватели ставили тройку, облегченно вздыхали, и отпускали с миром. А Лера всегда говорила, что невозможно переспорить человека, который сам не знает, о чем говорит.
Но Нефедов был прав — невозможно за пять минут доказать теорему, которую ученые доказывали триста лет. Тем более, сейчас мысли Валерии занимали совсем другие вещи. По сравнению с которыми не страшен ни один экзамен.
А потому, к недоумению преподавателя, своенравная студентка молча встала, сунула в карман исчерканную бумажку с лодкой, озером и трупом, и невозмутимо направилась к двери.
Уже в спину ей полетело грозное «жду на пересдаче!», а СМС-ка, вернувшаяся к патлатому парнишке, содержала только одно слово: «облом:(».
— Кривилев, ваша очередь, — раздраженно сказал Нефедов, обратив внимание на других студентов. — Не задерживайтесь! Пять секунд на размышление! Доказательство теоремы Ферма…
Все это Валерия расслышала уже из-за двери, виновато прикусила губу и сказала:
— Простите, ребята.
У нее промелькнула мысль, что теперь на пересдаче она будет не одинока. Но чувство вины не задержалось надолго, потому что внимание тут же переключилось на тех, кто еще не успел пойти на закланье.
— Ну как, он сегодня очень злой? — обеспокоенно спросила белобрысая тихоня-Лизочка, зубрилка-самописка, идущая на красный диплом. Зачем он ей, для всех оставалось тайной, так как работать она не собиралась.
— Ну, как тебе сказать… — Лера пятерней взбила волосы на затылке и посмотрела в потолок. Перед глазами постоянно возникала страшная картина, увиденная на берегу озера, и мысли никак не могли собраться в кучку. Но Лера встряхнула головой, подумала, подумала, решила, что расстраивать однокурсников нехорошо, но врать — еще хуже. Остается прибегнуть к дипломатическому подходу. — Для Нефедова — не очень злой.
Студенты неуверенно переглянулись и покосились на дверь.
— А для кого очень? — уточнил Борька, круглый, но далеко не отличник. В данном случае прилагательное «круглый» имеет исключительно физический смысл. У Борьки было круглым все — от щек и носа до пухлых ног. Он был душой их не слишком дружного коллектива, добродушным колобком, умеющим невероятно быстро разряжать атмосферу.
— Думаю, для тех, кто будет сдавать после Риги. Она его разозлила!
Возглас принадлежал Вике, высокой и столь же высокомерной блондинке с кошмарно длинными ногтями, которыми она, казалось, готова была вцепиться Лере в волосы. С самого первого дня учебы Вика испытывала к Рижской глубокую неприязнь, которая с каждым днем становилась все глубже, пока не переросла в ненависть. Вику бесило в Лере все — от трех коричневых косичек, венчающих пышную, вечно непричесанную гриву, до записной книжки с бегемотом, которую Валерия всюду таскала с собой и чертила там какие-то каракули. Но больше всего ее раздражало Лерино равнодушие к ее, Вики, всепоглощающему презрению.
По мнению Леры, Вика была не более, чем «двухметровый фо… фотомодель». Под «фо», конечно же, имелся в виду фонарный столб. Нет, Лера не была из тех, кто оскорбляет людей, тыкая ростом, цветом глаз или манерой говорить. Она вообще не придавала значения внешности, просто однажды Вика все-таки ее допекла. По правде сказать, она допекла почти всех, включая терпеливую суровую Анну Климову, старосту группы, самую взрослую среди студентов-заочников биофака. Вика язвила по любому поводу, задевала самые больные места, которые удавалось отыскать, унижала и смеялась над теми, кто слабее нее. Одним словом, чувствовала себя владычицей морской. И самое главное — ей действительно все сходило с рук. Потому что все давно просекли — ссориться с Викой невыгодно, а вот если подлизываться и терпеть издевки, можно очень даже неплохо устроиться. Потому что Вика относилась если не к золотой, то уж точно к серебряной молодежи. Родной папа не оставлял дочурку без карманных расходов, и Виктория покупала себе «друзей», которые в обмен на мелкие подачки-побрякушки, походы в кино и аквапарк всей группой за счет звезды местного разлива, готовы были терпеть все остальное. Все, только не Лера. Потому что Лере было одинаково плевать как на издевки, так и на побрякушки. А кино она не любила.
Но однажды Рижская все-таки не осталась равнодушной и вступилась за робкую однокурсницу Ланочку, у которой Вика отобрала телефон и собиралась прилюдно зачитать СМС-ки от матери, живущей в деревне, с которой Лана не виделась три года. Вика решила, что это хороший повод посмеяться, никто не возражал, Лана испуганно и обреченно молчала. И Лера не выдержала. Она громко, на всю аудиторию объявила, что парень Виктории позавчера бросил ее, потому что Вика хамка и стерва, совершенно не умеет готовить и ковыряет в носу. Протесты Вики выглядели не слишком уверенно, аудитория разразилась смехом — все знали цену словам Валерии. Многие помнили, как Лера помогла им отыскать пропавшие вещи не сходя с места, и как точно иногда описывала, что человек делал день назад. Но все же, эти слова выглядели больше смехотворно, чем правдоподобно. Ну как мог кто-то бросить неотразимую Викторию с её толстым кошельком?
Но Лера невозмутимо добавила, что три дня назад отец Вики лишил ее карманных денег, потому что она слишком распустилась и пора ей взяться за ум.
Однокурсники притихли, подумали, и потребовали у Вики возвращения обещанного долга — похода в кино, который она проспорила старосте. Тут звезда не выдержала, послала всех в далекие края, швырнула сотовый на пол и вышла, громко хлопнув дверью. Больше никто не сомневался, что Лера сказала чистую правду, но с тех пор ее стали опасаться. Однокурсники боялись, что она узнает про них что-то, о чем они предпочли бы умолчать. Лана тоже не спешила общаться с Валерией, хотя и была благодарна. Впрочем, Лера не обиделась — она сделала это не для нее, а для себя. Потому что терпеть не могла несправедливость.
Впрочем, осталось в группе несколько человек, которые не сторонились ее общества. В их числе была Аня, староста группы, патлатый рыжий Лешка Кривилев и круглый Боря, находивший общий язык со всеми. Может, им было нечего скрывать от Леры, а может они просто знали правду — Лера не могла узнать что ты делал вчера или неделю назад. Найти — что угодно, но не заниматься дедукцией. Да и по большому счету Валерии было все равно, где, что, кто и с кем. Ее не интересовали сплетни и личная жизнь, она жила в своем измерении, только по необходимости выныривая из него в общий поток.
Все, что она рассказала про Вику, узнала от ее отца, Аркадия Шильца, которому накануне помогла отыскать угонщиков. Именно угонщиков, потому что разбитую вдребезги машину нашли сутками ранее на окраине города.
Валерия отыскала их. Точнее — его. Угонщиком оказался парень строптивой дочурки. Вот тогда-то Лера и узнала про свою однокурсницу много интересного. Ее отец, весьма сдержанный человек, решил не сажать парня за решетку. Дал шанс, с условием, что он бросит его дочь и не будет искать с ней встречи. Перепуганый Ромео с радостью принял условия и проявил недюжинную фантазию, чтобы у Викуси пропало всякое желание за ним бегать. Только, кажется, парнишка переборщил, потому что его возлюбленная решила всем отомстить и «покончить с собой». Не по настоящему, конечно. Все рассчитала так, чтобы папа вовремя оказался дома, спас ее, осознал всю глубину трагедии и страшно отомстил этому подонку. Вот только папа ее раскусил, и вместо того, чтобы вызвать скорую, а самому броситься мстить за дочурку, он велел Вике съесть все до одной таблетки. «Раз начала, доведи до конца!», — сказал Аркадий Шильц, наблюдая за реакцией избалованной дочери. Вика не ожидала такого поворота, страшно перепугалась, пообещала больше так не делать… В общем, до ее папаши дошло, что он переусердствовал в потакании капризам, и он перекрыл денежный кран, а Вике дал срок в три недели, чтобы найти работу. Правда, Вика её так и не нашла, а через пару месяцев все стало по-прежнему. Но она не знала, что её отец обращался к Валерии. А потому, с тех самых пор, как Лера раскрыла ее «секрет», поставленная на место однокурсница еще сильнее возненавидела эту «ненормальную». При этом начала сторониться её — мало ли что еще Лера может знать.
Но сейчас, перед экзаменом у Нефедова, Вика не смогла сдержаться.
— Молодец, теперь из-за тебя всем достанется! — почти злобно прошипела она, прищурившись на Леру. — Вот, полюбуйтесь! Мне Мишка СМС прислал, говорит, Нефедов рвет и мечет!
Студенты столпились вокруг Вики и прочитали послание.
«Последний вопль утопающего», — промелькнуло в голове Валерии, но она совершенно равнодушно смотрела на Вику. Вернее, сквозь нее, потому что мысли мелькали в молниеносном темпе и они относились отнюдь не к экзамену. Они выстраивались в цепочку, которая змеилась, и позвякивала кольцами, в каждом из которых находился какой-нибудь предмет. В одном — след от ботинка, в другом — перышко, в третьем — доска с царапиной и так далее и тому подобное.
Студенты недовольно загудели и стали исподлобья поглядывать на Леру, которая их словно не замечала.
— Вечно эта Рига выпендривается, а нам потом достается…
— Не надо было ее первую пускать!
— Пусть теперь нам моральный ущерб возмещает!
— Бойкот ей объявить мало… — закончила одна из самых рьяных подлиз Вики, Ксюшка. Вместе с ней обычно тусовалась еще одна «подруга» — Ира. С Ксюшей они походили на двойняшек, хотя не были даже сестрами. Дружили ли они сложно сказать — скорее всего, обеим было выгодно держаться друг за друга. И за Вику. Потому что Вике нужна была свита, и свою свиту она оберегала, а значит Ксюше и Ире крупно повезло. Хотя если насчет Ксюши никто не удивлялся — она ничего не делала без собственной выгоды — то общение Иры и Вики удивляло всех. Потому что Ира до «дружбы» с Викой была спокойной и миролюбивой девушкой, никогда не ввязывалась в споры и не отказывала в помощи товарищам по учебе. Она была из тех отличников, что не гонятся за пятерками, пятерки сами приходят к ним. Правда, около полугода назад, когда Вика приняла Иру в свиту, та перестала помогать кому бы то ни было, кроме своей новой «подруги» с толстым кошельком. Правда, Лера была уверена, что Ира общается с их звездой вовсе не из-за покровительства или денег. Здесь было что-то другое, но что — никто не знал.
Как бы то ни было, сегодня Ира не пришла, что было странно. Она не предупредила старосту, на звонки не отвечала, и только Вика со смехом заявила, что Ира не готова к экзамену и решила сразу прийти на пересдачу. Конечно же, ей никто не поверил. Не явиться к Нефедову без веской причины — смерти подобно. А веской причиной может быть только смерть.
Но сейчас все позабыли про Иру, и обсуждали лишь эгоизм Леры. Как уже не раз случалось за три года учебы.
Валерия не ответила ни на одну из реплик, да и они скоро утихли, потому что — и это уже известно всем — Рижскую боялись.
Она пропустила мимо ушей все уколы и недовольства, а самодовольная улыбка постепенно начала сползать с лица Вики.
— Лер, не слушай их, они просто ничего не учили, как всегда. И хотят найти виноватого, — Аня подошла к Валерии и положила руку на плечо. Немного помолчала и добавила. — На тебе лица нет… что случилось?
Спроси это кто другой, Лера бы усмехнулась и ответила: «вам правда интересно, или из вежливости спрашиваете?». Но она знала, что Аня сочувствует искренне. А зачем расстраивать того, кто к тебе хорошо относится?
— Так… не обращай внимания, Ань, — Лера не подняла головы, рассматривая в сотовом телефоне какие-то фотографии. Аня убрала со лба крашеную каштановую прядь и попыталась рассмотреть, но ничего интересного не увидела. Только какой-то мусор, поцарапанную деревяшку, не очень удачно снятый берег озера.
— Слушай, я сегодня на другие пары не пойду, — Лера вдруг подняла глаза на Аню. — Не теряй меня.
— Ок, — староста не удивилась, она привыкла, что если Рижская уходит с пар, значит у нее важное дело. Просто так она не прогуливала, потому что не любила тратить время без проку. — Что сказать преподавателю?
— Ничего, — Лера посмотрела на часы и на Аню. Улыбнулась и добавила. — Пока.
— Удачи, — пожелала Аня, хотя и не знала на что.
Через секунду кабинет с разъяренной буквой «ф», напуганные однокурсники и разочарованная Вика совершенно вылетели из головы Валерии; она даже не вспомнила, что собиралась позвонить маме.
Правда, мама не забыла.
Телефон зажужжал в кармане, как рассерженная пчела, и Лера вынырнула в реальность. Она успела только спуститься с третьего этажа на второй, принадлежащий их факультету. Чтобы пройти все здание насквозь понадобилось бы минут пятнадцать — Университет вытянулся вдоль парковой аллеи, как большой паровоз, где вместо вагончиков были отдельные здания, соединенные двориками, войти в которые можно только из двух соседний зданий. Лера находилась в первом, самом длинном, а потому неудивительно, что за пять минут она дошла лишь до второго этажа.
— На связи.
Девушка не глядя ответила на звонок.
— Солнышко, привет! Как твои дела? — послышался обеспокоенный голос, такой тихий, будто говорили из глухой бочки. Связь в деревушке за Полярным кругом оставляла желать лучшего.
— А, мам, привет, — немного растерянно сказала Лера, перекладывая телефон из правой руки в левую. — Да… не знаю как сказать…
— Я уже все знаю, дорогая! Такой ужас…
— Тетя Тоня тебе позвонила?
— Да, ей сейчас еще тяжелее, сначала внук, потом невестка, племянник в тюрьме… Страшно представить! Но ты тоже держись, девочка моя. Я знаю, вы с Милой дружили, но вспомни, как папа тебя учил. Нужно отвлечься, чем-то заняться, стараться забыть…
— Но я не хочу забывать! — чуть громче, чем следует, произнесла Лера, стиснув трубку. — Десять лет назад ты говорила так же… и я рада, что не послушала.
По другую сторону волны послышалось всхлипывание.
— Мам… мамуль, прости, ты только не плачь, хорошо? Я правда в порядке, и Антонину Федоровну не брошу. Мы справимся.
— Я знаю, милая, знаю… Как жалко, что мы с папой сейчас не можем быть рядом с тобой. Мы ужасно скучаем!
— Так почему бы вам не приехать? — спросила Лера, остановившись посреди коридора.
Повисла недолгая тишина, и в трубке послышалось:
— Ты же знаешь… Давай не будем начинать с начала, хорошо? Лучше расскажи, как ты?
— Да ничего, — совершенно спокойно сказала Лера. — Только что был экзамен.
— Как? Экзамен в апреле?
— Ну да, ты ведь не знаешь… У нас сессию перенесли, в конце мая ректор проводит в Университете какую-то международную конференцию, и нас, как отвлекающий фактор, хотят поскорее выставить…
Лера еще минут пять разговаривала со своей мамой, о вещах, совершенно не относящихся ни к убийству Милы, ни к возвращению родителей. Сколько девушка себя помнила, она жила с бабушкой, а родители появлялись раз в год. Они работали на севере, чтобы «обеспечить детство/юность/старость» и далее по списку. У Леры было все, о чем может мечтать ребенок — лучшие игрушки, книжки с картинками, поездки на море и учеба в элитной школе… Но она никогда не хотела этого, ей нужны были мама и папа. Которых она видела очень и очень редко. Было время, когда она обижалась на них, но оно прошло, и Лера смирилась. Теперь она редко заводила подобные разговоры, да если и начинала их, то только по привычке. Она знала, что мать и отец ее любят, но ей было сложно понять такую любовь. Когда бабушка умерла и родители вернулись — всего на один год — Лера поняла, что расстояние уже не играет роли. Важной для нее осталась лишь ее работа.
Лера остановилась у одного из окон, и, облокотившись на широкий подоконник, наблюдала за семенящими по тротуару прохожими. Мама рассказывала ей, что сейчас у них полярная ночь, на улице минус сорок, а отец собирается в новую экспедицию с товарищами по работе. Родители Леры были геологами.
А Лера пропускала половину рассказа мимо ушей. В голове крутилась только одна фраза — «она должна была быть последней».
Антона девушка знала не один год, а с Милой они всегда были хорошими подругами. Конечно, не такими, о которых можно сказать «не разлей вода» или «одна подруга на миллион». Нет, просто хорошими подругами.
И вот теперь Милы не стало. Как-то просто — раз, и нет человека. А вместе с ней может не стать и Антона, потому что Валерия сомневалась, не тронется ли он рассудком после пережитого. Но главный вопрос состоял в том, что именно пережил Антон? Неожиданную и таинственную смерть супруги от рук неизвестного, или же сам стал убийцей? Оба варианта выглядели до крайности нелепо. Милу не просто столкнули из лодки — ей надели на голову пакет и вкололи яд. Как можно не заметить убийцу, находясь с ним в одной лодке, да еще когда он проделывает такие сложные манипуляции? И Мила не издала ни звука. Все это выглядело как чей-то безумный сон.
Допустить, что Антон сам убил жену, Валерия боялась. Однако, ее терзали сомнения, потому что люди на берегу видели, как Крымов совершал убийство; потому что больше этого никто сделать не мог; потому что сам Антон произнес эту странную фразу. Она должна была быть последней.