Он выложил акты проверки
на стол:
— Покончить с приписками надо!
Н. ЭНТЕЛИС
Пушкин-ага — дорогой нам
и близкий.
Друг пастуха, хлопкороба
простого.
Пушкин-ага — он поэт наш
киргизский,
Много бродивший по
Ала-Тоо.
КАМБАРЛЫ БОБУЛОВ
Когда творить добро
желаешь ты
Отдельным людям
иль всему народу,
Не отступайся от своей
мечты,
Не делай ничего себе
в угоду.
Д. КУГУЛЬТИНОВ
ПОХОРОНЫ АРВИДА ЯНОВИЧА ПЕЛЬШЕ
Добро несет лишь тот,
чья голова
Вверх к солнцу тянется.
Э. МЕЖЕЛАЙТИС
...И может стать скалою ледяной
Для тех, кто изменил стране родной.
П. ВОРОНЬКО
5 ИЮНЯ С. Г. НА ВОЛГЕ, ВБЛИЗИ Г. УЛЬЯНОВСКА,
ПРОИЗОШЛА АВАРИЯ ПАССАЖИРСКОГО ТЕПЛОХОДА
«АЛЕКСАНДР СУВОРОВ», ПОВЛЕКШАЯ ЗА СОБОЙ
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕРТВЫ
Народ, зодчий речи,
творит себе памятник.
Без паники!
А. ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Избрать товарища АНДРОПОВА Юрия Владимировича Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
К чертям и застой и
завялость!
Гроза — словно знамя в дыму!
Едва ли кому удавалось
и вряд ли удастся кому
зарыться в мясистый цветок,
довольный болотною
прелью,
забиться в улиткину келью,
в последний ее завиток.
В. СЕМАКИН
Гордимся мы рабочими
руками,
Союз Серпа и Молота
храня,
Уверенные в том, что
ЛЕНИН — С НАМИ,
Надежда наша, вера
и броня.
В. ФИРСОВ
Свет впервые увидев, лежал
я в простой колыбели.
Этот миг изначальный
описывать я не берусь.
С. ЗАКОННИКОВ
Ложь — на трибуне.
Клевета — в газете.
За фактом факт — все в
искаженном свете!
Боясь войны, живет в тревоге
мир...
Но есть еще и Правда на
планете!
Когда она в бою — она
всегда сильней!
И Ложь и Клевета
бессильны перед ней!
С. МИХАЛКОВ
Прекрасные парни родных
деревень!
Знакомое что-то в осанке
И в кепке, что сдвинута
набекрень —
Отчаянно, по-партизански.
О.АЛЕКСЕЕВ
Во фраке и в манишке накрахмаленной.
Сосредоточен,
строг
и напряжен.
Играл Сергей Васильевич
Рахманинов
В нью-йоркском зале.
Публике чужой.
М. ПЛЯЦКОВСКИЙ
Дорогу никак не отыщешь...
Плутаем в промокшей ночи.
Куда ни взгляни,
Темнотища
Такая,
Что гнутся лучи.
В. МАКСИМОВ
Труд — родственник песни!
Настала пора,
Чтоб люди величье свое
постигали...
Е. ДОЛМАТОВСКИЙ
Потому, меня не упрекая,
Ты всегда тепло лучишь
вдали,
Смотришь, как я сердцем
прикипаю
К городам отеческой земли.
И. ВОЛОБУЕВА
Еще кусты стоят по пояс
В туманце, поднятом с болот.
Но первый пригородный
поезд
Уже готовится в полет.
Я. ХЕЛЕМСКИЙ
Решительно и твердо
повторим,
Что разгильдяйство надо
крепко жалить.
Н. ЭНТЕЛИС
И вновь ударил ветер
хлестко,
Под собственный танцует свист.
В прическу модница-березка
Уже вплетает желтый лист.
То вдруг копною вскинет
косы,
То пустит по плечам волной,
То бросит пряди по откосу,
Буран взметая золотой.
АЛЕКСАНДР ПИДСУХА
Тому, кто знает, как свой долг вершить,
Не надо, чтоб о том его просили.
И можно даже просто обувь шить,
И быть своей стране достойным сыном.
ВАХТИЯР ВАГАБЗАДЕ
Перевела РИММА КАЗАКОВА
Я — попытка чужих дневников
и попытка всемирной газеты.
Е. ЕВТУШЕНКО
Не надо обижать девчонок:
Их жизнь и без того
сложна —
У них не только голос
тонок —
Душа у девочек нежна.
С. МИХАЛКОВ
РУКИ ПРОЧЬ ОТ ГРЕНАДЫ!
Москва, с тобой
сливаем мы судьбу!
Мир хищных классов
гневно мы смели.
Народы вдохновляя на
борьбу,
нас Маркс и Энгельс
к солнцу привели.
ВЕНКО МАРКОВСКИ. Академик, Герой Социалистического Труда НРБ, народный деятель культуры и искусства, лауреат Димитровской премии
СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ ГОРЯЧО
ОДОБРЯЮТ ЗАЯВЛЕНИЕ
ТОВАРИЩА Ю. В. АНДРОПОВА
В тот край, где
бегал мальчиком, бывало,
Пусть ненадолго
я пришел опять.
В садах листва
опять залепетала
Так радостно,
что слов не разобрать.
ПОДВИГ ИВАНА ФЕДОРОВА
Фома начальник райкомхоза,
Осенним днем чаи гонял
И в ожидании мороза
Начальству рапорт сочинял.
Н. ЭНТЕЛИС
Хор пожилых женщин начал петь уже новую песню:
По камушкам
нехоженым
реченька бежит,
Работница-прядильщица
на берегу стоит.
Л. УВАРОВА
Я для себя давно приметил:
В любые года времена
Всегда откуда-нибудь ветер
И очень редко тишина.
Н. ГРИБАЧЕВ
Как по земле своей
тоскуя,
Жил горько, тяжко польский
гений!
Но людям музыку такую
Он подарил! — Шел снег в Чегеме.
К. КУЛИЕВ
Ценят важные боссы
афганских душманов,
Палачей, отщепенцев
и прочую шваль,
Укрепляют режимы жестоких
тиранов,
Но другим постоянно читают
мораль.
На подмогу спешат
сионистам кровавым.
Н. ЭНТЕЛИС
...Завод наш и библиотека
Меня усадили за стол —
Учиться на человека —
В наилучшую школу
из школ.
М. ЛЬВОВ
И не в граните,
Не в металле —
И в летний полдень, и в мороз,—
Бессменный,
Как на пьедестале,
Глядящий в океан
Матрос.
Н. СУСЛОВИЧ
РЕАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ,
РЕАЛЬНЫЙ ГУМАНИЗМ
Выйдем вместе на улицу,
Милый.
И разыщем на небе звезду —
Ту, что счастье бы
нам сохранила
В этом Новом
Тревожном году.
Отрешенно,
Таинственно,
Снежно...
Полушубок накинув, стою.
И люблю я
Особенно нежно
Этой ночью
Планету свою...
Ю. ДРУНИНА
РЕАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ,
РЕАЛЬНЫЙ ГУМАНИЗМ
За минутой падает минута.
Кто ты, время? Может,
душегуб?
И слетает грустно почему-то
Словно с улыбающихся губ.
Р. ГАМЗАТОВ
РЕАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ,
РЕАЛЬНЫЙ ГУМАНИЗМ
ПРАВДА ХАРАКТЕРА
ТОЛЬКО ФАКТЫ
Попытка разобраться в совокупности обстоятельств
Давайте сообща попытаемся разобраться в совокупности этих обстоятельств с целью прояснения жизни и, если сие нам хотя бы частично удастся, обязуемся не испытывать самодовольно взлелеянных чувств пребывания на седьмом небе. Мы отнесемся ко всему хладнокровно. А если нет, так нет!..
ПЕРВОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО. Купленный в 1983 году автомобиль «Запорожец 968 М» прошел к настоящему времени около 45 тыс. км, отчего шины начисто износились, имеются изжевы, в которые проходит кулак, что грозит дорожно-гранспортным происшествием или снятием номеров, если не сумеешь уговорить представителя ГАИ взять на месте штраф 5 рублей в карман. На свалке подбираются четыре штуки «лысой» резины, три из них ставятся взамен изжеванных, четвертую мы запираем в сарай, принадлежащий нам по праву личной собственности в подмосковном городе Д., что на канале. Новые шины купить невозможно, потому что очередь растянулась на два года и нет денег для спекулянтов. Хлопочет друг Б. Е. Трош, но и он, будучи бакинцем русского происхождения, поселившимся в Эстонии, «пока ничего не обещает».
ВТОРОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО. Брат, проживающий в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, женат вторым браком, и у него есть ребенок, девочка семи лет. Его жена, витальная особа 30 лет, является дочерью сукорубки с Ангары. Когда они с братом женихались, она говорила, шутливо взяв его за горло, раздувая ноздри, засучивая рукава и обнажая мощные бицепсы: «Ну, ты меня совсем заколебал! Хочешь, я тебя щас маленько придушу?» Брат, недавно избегнувший ужасов первого брака, в результате которого он потерял половину квартиры и нажил язву, кротко и гордо улыбался в ответ, что его любит такая мясная женщина. Ей захотелось «показать ребенку перед школой Москву», и мы везем ее в город Д., что на канале. Электричка набита битком, и пот стекает ручьями, но она в этой обстановке повышенной влажности чувствует себя как рыба в воде. Она вынимает список, что ей нужно купить, и мы видим, что там начертана исключительная дрянь вроде «рулетка югославская 3 м, с фиксатором, продают в магазине «Ядран»! Эта женщина абсолютно чужда нам, отчего мы постепенно приходим в уныние и нервность, продолжая обливаться потом. Мы размещаем ее в 1/4 шлакобетонного дома, принадлежащего нам, равно как и сарай, после чего прощаемся, объясняя, что уезжаем в творческую командировку и хотим немного «пописать», что не вызывает у нее ровным счетом никаких эмоций. Девочка дичится, болтает ногами, шепчет маме на ухо бытовой приземленный вздор. Видно, что она воспитана в каменном квартале, где по вечерам такие же бабы, как наша невестка, выходят; во двор в халатах и тапочках лузгать семечки, имея суммарный заработок в семье 600—700 рублей в месяц, отчего создаются плановые накопления, которые некуда тратить, а денег все равно нет. Нам преподносится в подарок черемуховая мука для шаньги и банка малинового варенья. Все это от милой, дорогой нашему сердцу сибирской родины, от тетушки, которую мы очень любим, и если бы приехала «бабуленька», а не бабища, мы были бы очень довольны, посвятили бы ей часть своей жизни, заняли шины и свозили бы ее в Троице-Сергиевскую лавру.
ТРЕТЬЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО. Мы ведь все-таки считаемся «писателями», да? Но писать нам все как-то некогда, да и, по совести сказать, не к чему, все равно не напечатают. Мы лучше будем путешествовать. Мы собираемся в Карельскую АССР и страшно волнуемся, будто мы были уже везде в мире и Карельская АССР — наш последний шанс. Нас нигде не печатают, а если напечатают, нам же будет хуже, уже было.
ЧЕТВЕРТОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО (закономерно вытекающее из трех предыдущих). Шина лопается на скорости 80 км/час, нас «водит» по шоссе, но, слава Богу, все заканчивается без ДТП. Мы садимся в электричку и едем в город Д., что на канале, за той штукой «лысой» резины, что заперта в нашем сарае. Раскормленная вторая жена брата отсутствует, и ключа эта идиотка, естественно, не оставляет. Мы не можем попасть в сарай, ломать нам его неохота, потому что мы делали это уже неоднократно. Во злобе и печали мы едем в электричке обратно, пессимистически догадываясь, что от суеты, мельтешенья, разъездов, раздоров нас не спасет никакая Карельская АССР.
Вот так. А теперь собственно попытка разобраться в совокупности этих обстоятельств, чтоб тем самым хоть частично прояснить жизнь. Переходим к аналитическому разбору событий.
АНАЛИЗ ПЕРВОГО ОБСТОЯТЕЛЬСТВА. Мы могли бы не покупать в 1983 году автомобиль «Запорожец 968 М», он не прошел бы к настоящему времени уже около 45 тыс. км, отчего шины не износились бы начисто, не имели изжевов, в которые проходит кулак, что не грозило бы дорожно-транспортным происшествием или снятием номеров представителем ГАИ, и его не пришлось бы уговаривать взять на месте штраф 5 рублей в карман. На свалке не подбирались бы четыре штуки «лысой» резины, три из них не ставились бы взамен изжеванных, а четвертую мы не заперли бы в сарае, принадлежащем нам по праву личной собственности в подмосковном городе Д., что на канале. И новые шины купить не было бы невозможно, потому что нам было бы их не надо, и очередь, растянувшаяся на два года, и отсутствие денег для спекулянтов — на все это нам было бы начхать, и не пришлось бы хлопотать дорогому Б. Е. Трошу, хоть он и бакинец русского происхождения, поселившийся в Эстонии.
АНАЛИЗ ВТОРОГО ОБСТОЯТЕЛЬСТВА. Ну вот на хрена, спрашивается, мой брат женился второй раз? Ведь жена у него дура, и он ее бросит. Он одну уже бросил, бросит и вторую, когда настанет срок. Ему бы сразу жениться на третьей и жить с ней счастливо до конца дней своих, как это делают все умные люди. А нам тогда не пришлось бы мучиться от соприкосновения с совсем чуждым нам миром, который вдобавок накладывает на нас какие-то обязанности, как на родственников, не пришлось бы постепенно приходить в уныние и нервность, продолжая обливаться потом. И девочка не дичилась бы, не шептала маме на ухо бытовой приземленный вздор. О, зачем кварталы каменные, где по вечерам такие же бабы, как наша невестка, выходят в халатах и тапочках лузгать семечки! Но мы подтверждаем, что любим нашу сибирскую родину, любим «бабуленьку» и горды тем, что она подарила нам черемуховую муку для шаньги и банку малинового варенья. Когда же мы сможем ответить ей тем же? Когда мы все вместе уедем в Троице-Сергиевскую лавру?
ТРЕТЬЕГО. Ну вот зачем, спрашивается, мы считаемся «писателями», когда нас нигде не печатают, а если и напечатают, то нам же будет хуже, уже было? Ведь мы до 4-го класса начальной школы им. Сурикова, расположенной в городе К., весьма успешно играли в оркестре народных инструментов на домре-прима. Мы солировали в концертах Дома пионеров. Вальс из оперы «Иван Сусанин», «Итальянская полька» Рахманинова — вот наш репертуар. Если бы мы не закопали эти свои таланты, соблазненные мороком художественной литературы, то сейчас бы могли успешно объехать полмира, играя в народном составе. Разоделись бы во всякую «фирму», кучковались бы у «Березки», пели в узком кругу блатные песни о нелегком труде балалаечника за границей. Увы нам!..
И ЧЕТВЕРТОГО (закономерно вытекающего из трех предыдущих). Ну и слава Богу, что все закончилось без ДТП, а на все остальное — наплевать! Мы садимся в электричку и едем в город Д., что на канале, за той штукой «лысой» резины, что заперта в нашем сарае — и прекрасно! Раскормлена вторая жена брата или тоща, как Кащея,— не наше дело, сами третий раз женаты! И если бы она сдуру оставила ключ, то соседи, того и гляди, сперли бы шину и пропили ее в так называемом кафе, что на 74-м км Дмитровского шоссе. «Не сметь лезть в чужую жизнь! Любить невестку! Наша невестка, скорее всего,— замечательный человек, незаурядная натура, ведь мы ее почти не знаем и совсем не понимаем!» — взвизгиваем мы сами на себя, а сарай тоже ломать не надо, мы делали это уже неоднократно. И прочь злобу, прочь печаль! Мы едем в Карельскую АССР, мы увидим музей-заповедник «Кижи», где в который раз скажем: жизнь прекрасна, потому что она есть, а когда ее нет, то она уже совсем не прекрасна. Испытываем ли мы самодовольно взлелеянные чувства пребывания на седьмом небе? О, нет... Мы относимся ко всему хладнокровно. Мелькнет ли исчезающий купол русского храма, корабль ли наш ухнет в волну, свинцовый ли горизонт надвинется, окутывая, мы не отступимся от прекрасности жизни!
ГЛАВА 1984
Ода под названием „Низзя"
Господи помилуй! Безобразие! Ужас! Страх! На углу Парижской Коммуны и Урицкого лежит человек потерявший весь свой внутренний, внешний, моральный и физический облики!
Челотек потерявший все свои облики, лежит на тротуаре около пятиэтажного дома, и нам, автору, описывать его совершенно нету мочи, потому что стыдно нам, противно и нельзя.
Вот мы и опишем-ка лучше Герберта Ивановича Ревебцева, служащего. Потому что Герберт Иванович-молодец. Герберт Иванович, он... Впрочем, и Герберта Ивановича нам нет смысла описывать. Герберт Иванович фигурирует во множестве других наших «произведений» и все наши читатели обязаны его знать. Но все-таки...
Низзя! Низзя нам мириться с подобным безобразием, ужасом и страхом на углу! Низзя! — смело крикнул Герберт Иванович.— Как мы смеем мириться средь бела дня с подобным видом пьяного, гадкого человека? Как мы смеем смотреть в глаза нашим детям? Ведь наши дети идя в школу или с уроков, могут увидеть все это, и все это может оставить неизгладимый след и сугубо повлиять на дальнейшую судьбу , всех наших детей! А появись иностранец? Так ведь он же сей момент щелкнет фотокамерой, и первые страницы всех главных газет мгновенно украсятся безнравственной фоткой с лживой подписью: «ТАК ОНИ ЖИВУТ» Низзя! Низзя, граждане! Помогите, граждане! Помогите своему заблудшему члену, и общество щедро отблагодарит вас!
Так вещал Герберт Иванович, но граждане шли размеренно, шагали, погруженные в свои нелегкие думы, и происходящее их интересовало еще меньше, чем сам Герберт Иванович.
А тот снова взвыл:
— Ну, почему? Почему такое обилие равнодушия? И где, кстати, милиция? Почему не берет его в кузов? Почему такое обилие равнодушия?.. Не могу!.. Я — человеколюб, но я не могу, и я сейчас его пну обутой ногой прямо в харю! Да! Прямо в харю я пну его обутой ногой! И пусть прольется кровь, но пусть кто-нибудь шевельнется! А тот, кто еще не совсем пропал, пусть одумается. Да! Пусть он одумается! И пусть прольется кровь! Это и есть — любовь!
И Герберт Иванович нацелился своим куцым ботиночком, но тут пьяный внезапно открыл лицо и высказался почти разумно:
— Низзя! Не трожь! Меня бить низзя!
— Почему низзя, когда можно? — удивился Герберт Иванович.
— Говорят тебе — низзя, значит — низзя. Я врать не стану,— бормотал пяный.
— Да почему низзя-то? Ты объясни, ты объясни, а то ведь буду бить! — заметался Герберт Иванович.
Пьяный глядел почти твердо.
— А потому, братка, низзя, что ведь неизвестно еще, кем я окажусь, когда очухаюсь-то, понял? Неизвестно. Понял? Неизвестно. Понял? Неизвестно. Понял?
И жизнеустроитель Ревебцев тут сильно призадумался. И пинать он пьяного тут же сразу устранился и навеки застыл — с размахнувшейся ногой, раскрытым ртом. И рука его сама собой поползла в карман и навеки там застыла, чтобы дать пьянице двадцать копеек. А пьянице только того и надо! Он навеки застыл лежать дальше!
И на этом мы, автор, вынуждены оставить наших любимых героев. Но не от вялости или неумения нашего оставить, а лишь потому, что нам срочно захотелось спеть оду под названием «Низзя». Слушайте наше чýдное пение!
— Низ-зя! Низ-зя! Низ-зя! — поем мы.— И так низ-зя! И сяк низ-зя! И этак низ-зя! — тянем мы.— И хорошо низ-зя! И плохо низ-зя! — выводим мы.— И вперед низ-зя! И назад низ-зя! Никуда низ-зя! Никак низ-зя! Ничего низ-зя!
— Низзя! Низзя! Низзя! — торжественно звучит в пространстве и времени наш слабый голос, а по щекам нашим текут мутные вымученные слезы.
М. Д. Соколову — 80 лет
И. Т. Козлову — 75 лет
Г. А. Айряну — 70 лет
Л. А. Галкину — 70 лет