– Ну, как там дела, Игорь Иванович?
Печкин отвечает:
– У него на дворе дождь идёт, а он босиком бегает.
Мама сразу испугалась и велела:
– Игорь Иванович, сходите немедленно к нему и скажите, чтобы он резиновые сапоги надел.
Печкин вздохнул, снова свой плащ почтальонский накинул и к дяде Фёдору пошёл. Пришёл к дяде Фёдору и говорит:
– Дядя Фёдор, мне твоя мама звонила. Велела немедленно резиновые сапоги надеть.
Приказал он это дяде Фёдору, а сам опять на почту потопал.
Дядя Фёдор привык маму слушать. Он немедленно сапоги резиновые надел. В это время яркое солнце вышло, тёплое, как весной, всю влагу высушило. А дядя Фёдор в сапогах бегает.
Тут мама снова Печкину звонит:
– Ну, как у вас дела, Игорь Иванович, надел дядя Фёдор сапоги?
– Надел, – отвечает Печкин, – да только зря. У нас сейчас солнце вышло жаркое, как в Африке.
– Ой! – кричит мама. – Надо, чтобы он их немедленно снял. У него же пальцы сопреют, и ноги кривыми сделаются. Да он же мозоли натрёт! Надо, чтобы он снял сапоги.
Пока почтальон Печкин ходил для снятия сапог, снова дождик начался. Да такой холодный, как осенний!
– Ну, чего? – спрашивает мама. – Снял он сапоги?
– Снял, – говорит Печкин. – Да только зря. У нас опять дождик пошёл.
– Караул! – кричит мама. – Он же простудится.
Печкин подумал, подумал и сказал:
– И хрен с ним! Ну, и хорошо!
– Как так, ну и хорошо? Как так хрен?
– А так, – ответил Печкин. – Умнее будет.
Мама так растерялась, что не знала, что и сказать. Она только молча глазами хлопала.
А Печкин подумал, подумал и объявил:
– Вот что, Римма Трофимовна, давайте мы с вами так договоримся. Я не буду туда бегать каждую минуту. Я раз в день буду туда заходить к вечеру, и если что не так, я буду вам сообщать. Я буду вас информировать.
– Хорошо, – обрадовалась мама, – вы каждый день мне будете про него рассказывать. Как он там.
Они твёрдо об этом договорились.
На следующий день Печкин пришёл к дяде Фёдору, чтобы сделать военные наблюдения. Посмотрел, посмотрел и пошёл на почту звонить маме Римме.
Мама Римма уже с обеда у телефона сидела, ждала известий из Простоквашино. Пока в деревне телефона не было, она о дяде Фёдоре раз в неделю беспокоилась, а с телефоном каждый день беспокоиться начала. А то и каждый час.
– Ну, и чего там? – спрашивает она Печкина. – Всё в порядке?
– Какое там в порядке, – отвечает почтальон, – да не в порядке вовсе.
Мама за сердце схватилась.
– Ваш сыночек, вместо того чтобы делом заниматься, книги читает целый день.
– Какие книги? Про плохих женщин?
– При чём тут женщины? Он какого-то Брема читает, про зверей.
– Он что же, совсем ничего не делает?
– Нет, делает. Он траву сегодня косил, штакетник с Матроскиным красил.
– Наверное, он так отдыхает.
– Если бы он лежал и отдыхал, то хорошо бы было. А он вместо этого книгу читает. Это же трата времени.
Мама немного успокоилась. Но тут же у неё новые опасения возникли:
– Скажите мне, Игорь Иванович, а он там не голодает?
Печкин даже удивился:
– А мы с вами про «голодает» не договаривались. Мы про «как он там» договаривались.
Мама тоже удивилась:
– В это «как он там» всё входит: и питание, и режим дня, и погода, и как он одет.
Печкин даже сердиться начал:
– Мама Римма, я ведь почтальон тутошний, а не директор пионерского лагеря. Я буду вам только то сообщать, что видно без захождения в дом. То, что через калитку видно, и то не каждый день. Потому что у них петух клевачий завёлся.
– А много видно-то через калитку? – спрашивает мама.
– Много видно, – говорит Печкин. – Всё видно. У них калитка дырчатая.
Пришлось маме согласиться на этот дырчатый обзор.
Иметь дело с хитрым почтальоном Печкиным было непросто. Но и мама не простая была. Она вот что придумала. Она решила дяде Фёдору по одному письму в день писать.
Почтальон Печкин будет каждый день письмо её мальчику приносить и всё про него маме будет рассказывать.
И вот что получилось. Пишет мама письмо дяде Фёдору:
«Дорогой мой мальчик. Сегодня погода жаркая, смотри не обгори, сиди всё время в тени. Не расставайся с зонтиком. Больше пей воды».
Через неделю от дяди Фёдора ответ приходит:
«Дорогая мама, я не могу сидеть в тени, у нас второй день идёт дождик. И пить воды больше не получается, и так вода кругом. Хоть плавай. И с зонтиком я не расстаюсь, потому что мы оба в доме. Хотя зонтик весь износился, в нём одни дырки».
Мама тут же пугается и снова пишет сыну:
«Дорогой дядя Фёдор, если будешь плавать, надевай надувной жилет, который тебе папа два года назад подарил. А зонтик, раз он дырявый, выброси за калитку. Это хорошая народная примета. Значит, дождей не будет».
Снова она получает ответ:
«Дорогая мама, я зонтик выбросил через забор и попал в почтальона Печкина. У него теперь шишка на голове. Он тебе будет звонить».
К тому времени, когда это письмо к маме пришло, Печкин уже пять раз позвонил маме и пожаловался:
– Я к ним с добром, а они зонтиками кидаются.
Мама испугалась:
– Ой, Игорь Иванович, не сердитесь. Выбрасывать зонтики – это такой народный обычай хороший, чтобы дождей поменьше было.
Печкин немного успокоился, но всё-таки сердито сказал маме:
– Когда ваш мальчик мимо меня в следующий раз проходить будет, я в него табуреткой брошусь.
– Зачем?
– Это такой обычай народный. Чтобы гостей поменьше было.
И неизвестно, сколько бы эта переписка продолжалась, если бы не новое событие: изобретение почтальона Печкина.
История вторая Изобретение почтальона Печкина
Почта почтальона Печкина работала очень плохо. Не потому, что это была почта почтальона Печкина, а потому что вся почта в стране работала плохо.
В старину письмо из Простоквашинска до Москвы на лошадях добиралось за пять дней. А в последнее время – за пять недель. И это при наличии самолётов, автобусов, мотоциклов и лозунгов «Повысим доставляемость писем на десять процентов».
И все ругали почтальона Печкина за расхлябанность в почтовом деле.
Однажды дядя Фёдор ему посоветовал:
– А ты, дядя Печкин, купи сотовый телефон, и пусть все в Простоквашино вместо писем тебе эсемески шлют. А ты будешь ходить по деревне и всем их показывать.
Печкин в последнее время усиленно читал журналы с блестящими обложками, они бесплатно на почту приходили, и кое-что про сотовые телефоны прочёл. Он говорит:
– А что, мысль неплохая. Только мне с моей почтальонной зарплатой надо деньги на такой телефон два года копить.
Тогда пошли дядя Фёдор с Матроскиным по дворам, деньги для Печкина на телефон собирать. Больше всех те люди деньги давали, кто в таких телефонах не нуждался, у кого они уже имелись. Это были дачники.
А все местные, деревенские, деньги зажимали, правда, может быть, потому, что у них этих денег отродясь не было.
– Чем меньше человек в деревне живёт, – говорил Матроскин, – тем больше он о деревне заботится.
В конце концов общими усилиями купили почтальону Печкину общественный телефон. Тогда дядя Фёдор стал всех деревенских жителей обходить и говорить им:
– По всей стране люди уже давно обзавелись сотовыми телефонами. И ваши родственники, дед Андрей (бабка Пелагея… сторож Шуряйка), имеют такие телефоны. Напишите им, чтобы они вам не длинные письма писали по почте, а короткие эсемески слали по телефону. А Игорь Иванович будет их вам показывать. Это будет почтовая революция.
Дед Сергей с горушки, тётка Пелагея, соседка Печкина, и сторож Шуряйка были не самыми «светлыми лучами в тёмном царстве» и долго ничего в разум взять не могли. Наконец и они поняли, что от них требуется. И они стали разъяснительные письма своим родственникам отправлять. Первой Пелагея Капустина такое письмо написала:
«Дорогая моя тётя Маруся Михайловна, пишет тебе твоя незабвенная племянница Пелагея из деревни Простоквашино.
У нас теперь новости: почтальон Печкин телефон приобрёл, новый, электрический.
Номер у него 8-837-222-44-55 Мылайн.
И нечего тебе длинные письма мне писать, которые идут сто лет в обед, присылай мне сымысиськи.
А он будет мне их читать».
И стала она ждать от тёти «сымысисек».
Бабушка Евсевна с горушки написала своё письмо троюродному брату Симеону, который жил в Симеизе:
«Дорогой мой брат Симеиз, я не могу тебе часто писать – и рука устала, и на почту тяжело ходить. Я тебе буду через электрическую трубку слать сымысики. Потому что мы всей деревней телефон приобрели. Это радиотелефон, его номер 8.837.222.44.55, это сотовый телефон. Другим – другие номера достались. Кому девяносто девятый, кому сто первый.
Она написала на конверте: «Город Симеон, ул. Пролетарская, Симеизу Евсееву».
Хорошо, что на почте в районном центре Простоквашинске люди грамотные работали. Они быстро догадались ошибки исправить. И пошло письмо в город Симеиз Симеону Евсееву.
Дед Сергей с горушки долго думал: кому бы ему написать письмо и сообщить телефонный номер. Потом решил, что будет переписываться с внуком-суворовцем.
Он написал письмо в суворовскую школу:
«Внук ты мой горячий! Внук ты мой железный! Как ты живёшь и постигаешь военную науку? Я знаю, что ваше училище не простое, вас готовят на полковников и выше. Может быть, и на майоров. Помнишь, как ты жил у нас в деревне и катался на поросёнке Борьке? Борька, слава Богу, уже вырос, и мы его съели. У нас в деревне новый прогресс – почтальон Печкин купил телефон, который посылает письма по радио. Евойный номер 8.837.222.44.55 Мылайн. Посылай ему симимески. Он будет мне читать».
И другие жители Простоквашино своим родственникам написали такие же письма.
И скоро на сотовый телефон почтальона Печкина посыпались ответы. Первой письмо получила тётка Пелагея. Почтальон Печкин пришёл к ней в дом, достал сотовый телефон, надел очки и стал читать:
– «Дорогая моя племянница Пелагея, пишет тебе твоя незабвенная тётя Маруся Михайловна. Погода у нас хорошая, солнце сияет…»
– Ишь, размахалась, – сказал Печкин. – Кому нужна эта погода?
– Мне нужна, – ответила Пелагея.
– Зачем?
– За людей порадоваться. Дальше читай.
– «Солнце сияет, а радости нет, – стал читать Печкин. – Спина у меня ноет, и пенсия маленькая. Если у тебя есть лишние деньги, пришли мне. Я куплю поросёнка и что останется верну».
– Ну, всё, – сказал Печкин, – я пошёл.
– Как пошёл! – закричала Пелагея Капустина. – Она мне завсегда про Ваську своего пишет. Читай мне про Ваську.
Печкин понял, что не получилось, стал читать про Ваську.
– «А Васька мой пошёл на курсы шофёров, старый дурень. А платить приходится мне. Приходит домой поздно, весь в саже. Как будто он не шофёр, а кочегар».
– Всё, – сказал Печкин, – дальше ничего нет. Телефон кончился.
В самом деле, телефон не кончился, там ещё много чего было. И про внучку Варьку, которая в школу пошла, а школьную форму носить не хочет. И про то, что соседский петух «клювается». Просто Печкин считал, что всё это лирика, детали, а главное он уже прочитал.
Пошёл Печкин к бабушке Евсевне с горушки. К той, которая к брату Симеизу писала в город Симеон. И стал ей письмо из Симеиза читать:
– «Дорогая ты моя Любочка!»…
«Ничего себе, – подумал Печкин, – а я и не знал, что она Любочка. Я думал, что она Евсевна». И стал дальше читать:
– «…свет ты мой в окошке, розочка моя!..» – Печкин на Евсевну посмотрел и подумал: «Она скорее на одуванчик похожа». – «Птичка моя, соловей…»
Печкин снова взглянул на Евсевну: «Скорее уж курочка…»
– «Как ты хорошо пела «Помню, я ещё молодушкой была…»
«Она уже и тогда вспоминала свою молодость, – подумал Печкин. – Сколько же ей лет? Не меньше двухсот. Такую старость надо уважать».
– В общем, он тебя в гости приглашает в город Симеиз, – закончил Печкин.
Он пока к бабушке Евсевне шёл, всю почту прочитал и сообщил ей самое главное.
Если всем читать, что «… у нас курей двадцать штук, а несётся только десять…» и «…что у нас крыша в сарае прохудилась, хотя совсем ещё новая…», – это ж никаких сил не хватит и времени.
Но даже в коротком варианте Печкин читал с утра до вечера. Он так и мотался целыми днями.
К бабушке Евсевне он нёс «симимески». Потом деду Сергею с горушки тащил «сымысики». А Пелагее Капустиной приносил «сымысиськи». Он даже к дяде Фёдору бегал, «эсемески» носил.
Печкин был вынужден ему читать:
– «Ты, дядя Фёдор, ботинки новые носи, не экономь. Ботинки нечего жалеть, надо жалеть своё здоровье».
Он говорил:
– Ты, дядя Фёдор, маму не слушай. Чем босее, тем здоровее. Кто босиком гуляет, тот больной не бывает. Это народ придумал.
В самом деле, народ ничего такого не придумывал, просто Печкину понравилось, как он складно сказал. И он решил это народу приписать.
А бабка Евсевна вообще надумала своим деревенским «сымысиськи» посылать. Особенно Пелагее Капустиной. Чуть что, сразу пишет:
«Пелагея, у меня блины поставлены, а масла подсолнечного нет. Срочно иди ко мне».
Печкин как прочитал, так за голову схватился:
– Слушай, Евсевна, не буду я такие письма носить. Если бы что важное в письме было, например про лекарства или про пожар, или «срочно вылетай ко мне самолётом», я бы такие письма стал носить. А про подсолнечное масло не буду.
Тогда бабка Евсевна письмо исправила:
«Пелагея, у меня блины поставлены. Срочно вылетай ко мне самолётом».
– Не буду, – говорит Печкин. – Несерьёзная причина.
Тогда бабка Евсевна по-другому написала:
«Пелагея, у меня лекарства из кастрюли вылезают. Сковородка раскалилась, может случиться пожар. А подсолнечного масла нет. Срочно вылетай ко мне самолётом».
Печкин плюнул и понёс эту «сымысиську» Пелагее.
Пелагея всё прочитала и говорит:
– Некогда мне самолётом летать, у меня корова не доена. Вот тебе бутылка подсолнечного масла, пойди, отнеси её Евсевне. Заодно и блинов поешь.
Тогда почтальон Печкин взял бутылку, повернулся и прямым ходом пошёл к дяде Фёдору.
– Всё, больше сил моих нет. Забирай свой революционный телефон. Одно беспокойство от него. Я хочу, как прежде, бумажные письма разносить.
Дядя Фёдор телефон взял, Печкина успокоил, и они вместе пошли к бабушке Евсевне с подсолнечным маслом блины есть.
Между прочим, почтальона Печкина за это время начальники хотели сократить. Потому что на почту перестали приходить обычные письма. Все родственники в деревню «сымысики» присылали. А если письма не приходят, для чего тогда почтальон?
Хорошо, что письменное дело вскоре снова наладилось. Обычные письма снова пошли, и всё в большем и большем количестве. Потому что Печкин Игорь Иванович очень много семейных связей наладил своими «сымысиками».
И его на почте оставили, ещё и с повышением – ему вместо табуретки стул на колёсиках из города привезли.
История третья Хлопоты с Шариком
Дело было летом, в самый туристический, огородный и дачный сезон. У кота Матроскина всё в огороде росло и зеленело. Особенно капуста.
Но тут неприятности начались. С Шариком.
Шарик и всегда-то копать любил, а в последнее время на него какая-то копательная болезнь напала. Он целыми днями в огороде ямы рыл. Да такие, что с головой под землю уходил.
Так и летела из-под его лап земля во все стороны, причём вместе с редиской молодой и с огурцами.
Был бы хоть какой толк от его копания: что ли бы он яму для мусора выкопал или берёзку в яму посадил – так нет! Копал Шарик просто из любви к чистому искусству.
Правда, один раз он из земли старую-престарую зелёную монету выкопал. Но о ней пойдёт рассказ позже.
Дядя Фёдор забеспокоился:
– Слушай, Шарик, прекрати свою подрывную деятельность. Смотри, в огороде живого места не осталось.
– Скоро мы все туда попадаем, – поддержал его Матроскин.
А Шарик оправдывается:
– Да я и сам не рад. Думаете, я хочу копать? Да ни капельки! Ничуть, просто у меня само собой копается. Без моего разрешения.
– Вот что, Шарик, – сказал однажды Матроскин. – Если тебе копать так хочется, ты хотя бы погреб выкопай.
И стал Шарик погреб копать. Копал, копал, выкопал. Хороший большой погреб. В нём можно и огурцы, и капусту хранить.
Все думали, он успокоится. Так нет, он новый погреб копать начал.
Пробовали Шарика привязывать. Он выть начинает. А как его отпустят, он сразу в огород и снова начинает землю рыть.
Пошли дядя Фёдор и Матроскин к профессору Сёмину. И всё ему рассказали.
– Эрик Трофимович, что нам с собакой делать?
– Тяжёлый случай, – говорит профессор Сёмин. – Это, наверное, мания у него такая. Болезнь копательная. Придётся психолога или гипнотизёра звать.
– Придётся, – согласился дядя Фёдор.
А дело было летом, в самый туристический и дачный сезон. Кого хочешь можно было в Простоквашино найти.
– По-моему, – говорит профессор, – у Пелагеи Капустиной какой-то учёный дачу снимает. То ли он зоопсихолог, то ли гипнотизёр, то ли фокусник. Он родственник великого манипулятора Кио. И фамилия у него похожая – Ио.
Нашли этого психолога-гипнотизёра. Это был очень редкий специалист. Он своим суровым взглядом кур усыплял. Сидит, сидит курица или петух на насесте, он как на неё бросит взор… Всё, курица шлёпается, как подкошенная. И имя у него было редкостное: Ион Ионович Ио.