– А сейчас, дядя Фёдор, мы на тебе будем орла рисовать.
– На мне? Давайте сначала на газете попробуем.
Положили Матроскин с Шариком дырчатого орла и орла вырезанного на газету и стали чёрную краску распылять зубными щётками.
– Класс, – говорит Матроскин, – если на них ещё короны подрисовать, сразу герб России получатся.
– Если на них короны нарисовать, это два поссорившихся петуха с гребешками получится.
– Почему поссорившихся?
– Потому что они в разные стороны смотрят.
– Нет, – говорит дядя Фёдор, – до орлов им ещё расти и расти. Лучше я себе у того художника настоящих орлов нарисую за сто рублей.
А вот шкатулка дяде Фёдору очень понравилась. Он сказал:
– Хорошая работа. Папе очень понравится.
И когда дядя Фёдор папе шкатулку с орденом подарил, папа очень обрадовался, а потом удивился:
– Спасибо, сынок, за хороший подарок. Только вот значок на нём какой-то странный. Ты прочти, что на нём написано.
Дядя Фёдор прочитал: «Лучшей собаке Нижегородской области».
– А я, – говорит папа, – никогда в Нижегородской области и не был. Так что давай мы эту шкатулку Шарику подарим. Пусть он в неё косточки и хрящики складывает.
Так что Шарику в этот день больше всех повезло. А дяде Фёдору папа привёз «Лего» на тысячу деталей. Так что целый месяц дядю Фёдора не видно и не слышно было. И все без него скучали.
Но скоро новое веселье пришло. У Шарика объявились друзья.
История шестая Новые друзья Шарика
Хорошее лето было в этом году. И погода была прекрасная, и работа была интересная, урожайная, и книги читались одна лучше другой.
В Простоквашино никто время даром не терял. Все с утра до вечера что-нибудь нужное делали. Пасли коров, кололи дрова, запасали сено.
Правда, был один день в году религиозный – день святого Фотия. В простонародье он назывался «Фотий – нельзя работать». В этот день всем полагалось отдыхать с утра до вечера.
Так простоквашинцы и в этот день ухитрялись что-нибудь делать. Они говорили:
– Вот сейчас схожу, сено поворошу, а потом буду весь день лежать.
Но тут же вскакивали:
– Ой, чуть не забыл. Воды-то надо принесть. Вот принесу и до самого вечера не встану.
И снова хватались за голову:
– Батюшки, я тут отдыхаю, а у меня тесто убегает.
И так они отдыхали и отдыхали весь этот религиозный праздник. Жаль, что он быстро кончался.
Так что и дядя Фёдор, и кот Матроскин, и Шарик всё время в Простоквашино были делами заняты.
Шарик в это лето научными экспериментами очень интересовался. Как узнает, что где-то что-то научное происходит, хвать своё фоторужьё и туда. Потому что он своими фотоснимками немного подрабатывал в журнале «Собаки и жизнь».
А как раз в это лето профессор Сёмин настольный инкубатор купил и стал на дачной веранде для своей бабушки гусят выводить.
Вообще-то это была легенда, что «для бабушки». Это чтобы соседи не удивлялись. На самом деле он хотел проверить одну теорию – теорию профессора Лоренца, своего коллеги – специалиста по языку и поведению животных.
Профессор Лоренц утверждал, что первый предмет, который увидит выведенный гусёнок, он будет принимать за свою мать. Ну, если не за свою мать, так за своего начальника. Если первым предметом окажется подушка, то за этой подушкой гусята и будут следовать, как за мамой.
Поэтому профессор Сёмин целыми днями сидел с подушкой около инкубатора – проверял температуру, влажность и выводимость гусиных яиц. Он всё время просматривал эти яйца через картонку с дыркой, наводя их на яркую лампочку.
А Шарик с фотоаппаратом рядом крутился, хотел момент вылупления на плёнку сфотографировать.
Так они с профессором Сёминым два дня дежурили.
И конечно, без дяди Фёдора, почтальона Печкина и Шарика дело не обходилось. Они тоже всё время у инкубатора крутились.
Наконец яйца в инкубаторе стали покрываться трещинами и распадаться на части.
Профессор вынул лоток, и на глазах у всех из яиц стали гусята выбираться. Получилась интересная картина: профессор Сёмин им всё подушку подсовывает, а Шарик со своим аппаратом всё время впереди профессора вертится. Гусят щёлкает.
Скоро все гусята из яиц вылезли, пищать стали. И всех их Шарик сфотографировал.
– Отлично, друзья, – говорит профессор Сёмин всем зрителям, – завтра, как только они на ноги встанут, я буду им подушку показывать. Я этой подушкой их на речку поведу.
И все стали ждать утра.
Утром, ни свет ни заря, все члены худсовета к профессору Сёмину на дачу подтянулись. Начался эксперимент. И Шарик пришёл, и Матроскин, и дядя Фёдор, и почтальон Печкин даже.
Профессор Сёмин вышел на улицу с подушкой, а бабушка профессора ящик с гусятами вынесла. Она высыпала гусят на землю, и они стали траву щипать.
Профессор Сёмин им подушку показывает:
– Цып, цып, цып! Гусь, гусь, гусь!
Они ноль внимания.
Вокруг них Шарик с фотоаппаратом крутится, то привстанет, то присядет, то приляжет даже. И вот, как только он приляжет, все гусята к нему бегом. Так и стараются на фотоаппарат влезть.
Он им:
– Кыш, кыш!
А они не убегают, только пищат вокруг.
Профессор Сёмин совсем расстроился:
– Этот эксперимент неправильный. Профессор Лоренц что-то здесь не додумал.
Тут дядя Фёдор решил своё слово сказать:
– Эрик Трофимович, профессор Лоренц всё додумал, мне кажется. Это Шарик со своим фотоаппаратом что-то недодумал. Ведь первый предмет, который гусята увидели, был его аппарат. Так что это не вы, а Шарик должен гусят на речку вести.
Почтальон Печкин тоже слово вставил:
– Придётся тебе, Шарик, своим фотообрезом цыплятами управлять.
Почему он сказал «обрезом»? Да потому, что Шарик своё фоторужьё укоротил, он на нём приклад отвинтил.
И в самом деле, гусята за «обрезом» Шарика спокойно к речке пошли. Когда фотоаппарат на земле лежал, они вокруг него травку щипали. Но стоило фотоаппарату удалиться, они травку бросали и с писком за Шариком неслись на своих перепончатых лапках.
И в самую воду гусята за Шариком вошли и поплыли сразу же. Хорошо, что Шарик свой аппарат вовремя из воды вынул и не вымочил, а ведь мог бы его испортить.
Но всё это весной было, самой ранней. А сейчас уже осень наступила, правда, тоже ранняя. Гусята выросли, большие стали и начали даже подлётывать.
Однажды Шарик со своим фотоаппаратом направился журавлиный перелёт фотографировать. И шёл он мимо дачи профессора Сёмина как раз тогда, когда бабушка профессора (помните, которая с веником) гусей пасла.
Идёт себе Шарик, в ус не дует, и вдруг из гусиной стаи несколько гусей поднимаются и за ним бегом.
Шарик бежать. Гуси за ним.
Шарик быстрее. Гуси быстрее.
Шарик во всю мочь побежал. Гуси на крыло поднялись и рядом полетели.
На полкилометра Шарика хватило, дальше он упал на землю – еле дышит. Гуси приземлились рядом, травку щиплют.
Шарик дальше побежал, гуси снова за ним. Летят на уровне головы, крыльями его обветривают.
Шарик кричит:
– Кыш! Кыш!
А они своё:
– Га-га! Га-га!
Он им:
– Кыш! Кыш!
Они своё:
– Га-га! Га-га!
И ни фига! Тогда Шарик вспомнил, что это те самые гуси сёминские, которые его фотоаппарат видели, когда из яиц вылезали.
– Здравствуйте, парни, – говорит Шарик. – Идите домой. Дальше я один доберусь.
Но парни не уходят.
Понял Шарик, что фотоохота сорвана, и домой отправился. Он думал, что гуси по дороге к профессорской бабушке вернутся.
Какое там! Гуси, как почётная охрана, его до крыльца проводили и остались во дворе. Мало того что остались, они ещё всю кашу из миски Шарика съели.
С тех пор Шарик влип. Куда бы он ни направился, где бы он ни появился, рядом с ним два телохранителя перепонками шлёпали.
Ну, ладно, пока дело было в деревне, можно было этот почётный караул терпеть.
Но вот Шарик в город отправился, фотографии в журнал «Собаки и жизнь» отвозить. Выкатил он из сарая тр-тр Митю, влил в бензобак борщ вчерашний и в город отправился.
Как только он на пороге зашевелился, два гуся встали по стойке смирно, шеи вытянули и стали на него преданно смотреть.
Шарик думал, что их шум мотора испугает или они отстанут в дороге. Но не тут-то было.
Два гуся поднялись на крыло и, равномерно махая крыльями, полетели рядом.
А что Шарику делать? Фотографии в журнал сдавать надо же!
И он до самого Простоквашинска так и ехал с фотовинтовкой за спиной и с почётным караулом с двух сторон.
Вот въехал он на главную площадь города, трактор оставил и быстро шмыгнул в подъезд, где его редакция была.
Вот въехал он на главную площадь города, трактор оставил и быстро шмыгнул в подъезд, где его редакция была.
Он думал, что гуси охранять его трактор останутся. Но нет.
Гуси, как увидели, что он исчез, сразу на крыло поднялись и кругами стали летать в поисках своей «мамы» – фотоаппарата с прикладом. Уже несколько кругов над главной площадью сделали.
Когда они мимо окна редакции пролетали, Шарик их в окно увидел и сказал главному редактору Журналистову:
– Сергей Автандилович, я на секунду выскочу. Я боюсь, мои гуси с ума сойдут, потому что меня не видят.
Он спустился вниз, свой фотоаппарат гусям показал и на седло тр-тр Мити положил.
– Всё, теперь гуси успокоятся, а я пока с Сергеем Автандиловичем побеседую. Я ему всё про эксперимент профессора Сёмина-Лоренца расскажу.
Гуси и в самом деле успокоились и опять принялись на газоне пастись.
Шарик снова поднялся на второй этаж и стал рассказывать главному редактору о гусятах, которые фотоаппарат за маму приняли.
Сергей Автандилович расцвёл и говорит:
– Хорошая история, воспитательная. Правда, к собакам она никакого отношения не имеет.
И тут он придумал:
– Ура! А давай мы её на собак переделаем.
– Как так на собак?
– Просто. Мы напечатаем, что это не гусята родились, а щенки. И что это они за аппаратом бегали.
– Но это же будет неправда.
– Но зато это будет интереснее.
Они стали долго спорить. Шарик никак не хотел неправильный эксперимент в журнале печатать. А Журналистов упирался:
– Ведь гуси никакого отношения к нашему журналу не имеют.
– А мы приблизим, – говорит Шарик.
– А как?
– А мы дадим гусям собачьи клички. Допустим, Тузик и Бобик.
Они спорили всё сильнее и всё сильнее горячились. Между тем Тузик и Бобик мирно на газоне паслись около фотоаппарата.
А в городе Простоквашинске жил-был вороватый дедушка Кадушкин. Он очень много времени в местах дальнего следования проводил, потому что всё чужое любил утаскивать. То есть он был воришкой. Вообще-то он уже не хотел воровать, он решил бросить. Он каждый раз говорил: «Всё. Это в последний раз». Но у него это как-то само собой получалось. Как увидит что-нибудь, что плохо лежит, так сразу хвать и бежать куда-нибудь. Чтобы потом чужую вещь продать.
И в этот раз дедушка Кадушкин увидел фоторужьё на тракторе. Он тут же себе сказал:
– Всё. Это в последний раз. – Схватил ружьё и побежал.
Тузик и Бобик сразу загоготали, на крыло поднялись и за ним. Кадушкин направо, гуси направо. Кадушкин влево, гуси влево.
Шарик, как услышал хлопанье крыльев, сразу в окошко высунулся. Видит – нет ни гусей, ни фоторужья. Он всё понял и на улицу выскочил.
– Что делать?
На его счастье, на главной площади в этот раз милиционер Люськин дежурил. Шарик к нему подбежал:
– Товарищ Люськин, товарищ Люськин, не видали, куда гуси полетели?
– Видел, – говорит Люськин. – Они за одним таким товарищем хромоногиньким полетели. Я ещё подумал, что он дрессировщик, что ли, из цирка, почему за ним гуси летят.
– Это не дрессировщик из цирка. Он мой фотоаппарат украл. Это жулик какой-то.
– Тогда я его знаю, – говорит Люськин. – У нас на весь город один жулик и есть. Это – дедушка Кадушкин. Он недавно освободился. И живёт в вагончике бесхозном у оврага. Мусор охраняет.
Инспектор Люськин посадил Шарика в мотоцикл с коляской и помчался к бесхозному вагончику у оврага.
И точно. Видят они, около мусора гуси пасутся, а рядом дедушка Кадушкин аппарат рассматривает.
На этом краткосрочный отпуск дедушки закончился. Его инспектор Люськин в коляске увёз.
А Шарик взял фотоаппарат и Тузика с Бобиком к трактору повёл. Сел он на трактор и быстро в деревню Простоквашино вернулся. Гуси за ним. Очень хлопотная поездка с ними получилась.
А через неделю в журнале «Собаки и жизнь» появился фоторепортаж Шарика о гусях с названием:
«КАК ТУЗИК И БОБИК ФОТОАППАРАТ СПАСЛИ».Всем жителям города этот фоторепортаж очень понравился.
История седьмая Печкин и зонтики
Однажды в жаркий летний день, когда солнце просто выжигало ему затылок, почтальон Печкин задумался:
– А почему на велосипеде не ездят под зонтиком?
Он так серьёзно задумался, что к дяде Фёдору пришёл:
– А почему почтальоны не ездят с зонтиком?
Дядя Фёдор не знал, что сказать. Но Матроскин нашёлся:
– Да потому, что у них зонтиков нет. При их зарплате.
Тут Печкин обиделся:
– Вот как раз на зонтики нам, почтальонам, денег хватит. И на летние зонтики, и на осенние.
– Ну, тогда я не знаю, – сказал Матроскин.
– Может быть, потому, – говорит дядя Фёдор, – что нельзя одной рукой зонтик держать, а другой велосипедом рулить.
Тут Шарик вмешался:
– Значит, можно зонтик к рулю привязать, и пусть он сам собой на руле едет.
Задумчивый, ушёл Печкин от дяди Фёдора.
А жара не спадала.
Между прочим, почтальон Печкин был человек вредноватый, но умелистый. Что он задумывал, то выполнял.
И скоро вся деревня Простоквашино с удивлением увидела, как почтальон Печкин едет себе на велосипеде, а над ним большой солнечный зонтик раскрыт.
Причём зонтик так устроен, что его можно в любую сторону поворачивать. Если солнце спереди, зонтик вперёд наклоняется. Если солнце сбоку, и зонтик вбок.
Первым делом Игорь Иванович к дому дяди Фёдора подрулил и даже объехал вокруг дома, чтобы все увидели, какой он изобретатель.
Из дома дяди Фёдора все жильцы высыпали на почтальона Печкина смотреть.
Шарик стал Печкина фотографировать:
– Замечательное фото получится. Деревня на подъёме.
– Почему на подъёме? – спросил Матроскин.
– Не знаю, – ответил Шарик. – Но если почтальоны под зонтиками стали ездить, в этом есть что-то курортное.
– И мне так кажется, – сказал дядя Фёдор, – что в этом есть что-то курортное.
– А я хотел бы посмотреть, как он под горку поедет, – сказал Матроскин.
– И как он поедет? – спросил Шарик.
– Полетит.
– Никуда он не полетит, – сказал дядя Фёдор.
– Почему?
– Потому что у нас в Простоквашино нет горок. У нас все тропинки ровные.
И верно, почтальон Печкин спокойно катался на своём велосипеде под зонтиком и никуда не улетал. Если дождик шёл, он другой зонтик приделывал, дождевой, и никакого дождя не боялся.
Профессор Сёмин, когда встретил Печкина, сказал ему:
– Вот вы какой изобретатель! Вы сами это придумали?
Печкин ответил:
– Вот я какой изобретатель! Я сам это придумал.
– Вам надо это изобретение запатентовать.
– А как это? – спросил Печкин.
И тогда профессор Сёмин ему объяснил, что есть такое специальное бюро изобретений Роспатент. И что все изобретения там регистрируются. И не только изобретения, но и названия удачные.
Про названия Печкин выспрашивать не стал, а изобретениями заинтересовался: что будет, если он свой зонтик зарегистрирует?
– Тогда другие люди этими зонтиками заинтересуются. И если какой-нибудь завод начнёт выпускать такие зонтики на продажу, то Печкину будут платить часть денег. Допустим, пять рублей от каждого велозонтика.
Печкину такое развитие событий очень понравилось.
– Но, Игорь Иванович, – сказал профессор Сёмин, – вам надо обязательно сделать чертёж вашего зонтика и описать его.
Печкин немедленно засел за рисование чертежа. Он два дня рисовал зонтик. И ещё четыре дня делал описание:
«Берётся зонтик с пластмассовой ручкой. (Чертёж прилагается.) Ручка снимается. Зонтик вставляется в кривошип. (Чертёж прилагается.) Кривошип крепится на руль велосипеда. (Фотография прилагается.)»
Почтальон Печкин приложил фотографию, потому что рисовать велосипеды не умел. Он и зонтик-то с трудом начертил. И всё.
Сложил он чертежи в свою почтовую сумку, сел на велосипед и поехал в сторону Простоквашинска.
Тут-то, перед самым пригородом, и была на пути длинная-длинная горка, про которую кот Матроскин говорил. Она была асфальтированная.
Почтальон Печкин стал разгоняться всё сильнее и сильнее. Он не хотел разгоняться, но у него так получалось.
Зонтик напрягся от встречного ветра. А тут ещё тёплый вихрь налетел… И зонтик вместе с велосипедом и Печкиным в воздух поднялся.
Нет, Печкин не полетел высоко в небеса, не парил над облаками вместе с орлами. Он всего несколько метров пролетел и приземлился в кузов грузовика.
Скоро в городской газете «Собаки и жизнь» была помещена фотография «Почтальон на высоте». Там был изображён летающий Печкин.