— Что ты такое говоришь, — то был не вопрос, а прямо-таки опечаленный стон Першего. И он, склонившись к голове мальчика, прильнул к ней губами. — Твои мысли, чувства… твой мозг, плоть все бесценно… Не то, чтобы упырь, никто не дотронется до этого совершенства… Тем паче ты находишься под особой опекой Родителя, ибо неповторимый малецык по своей сути.
— Тогда зачем привезут упырей? — многажды ровнее поспрашал Ярушка явственно волнуясь за что-то.
Господь сразу ощутил ту тревогу и мысли юноши, словно они просочились чрез вьющиеся лохмы волос, каковые Кали — Даруга, несмотря на частые просьбы, не состригала, точно данная длина, шелковистость и почитай, что мелкая кудряшка доставляли ей радость.
— Не беспокойся, это не связано с тобой Ярушка или Айсулу, Волегом, — пояснил успокаивающе Перший и его голос днесь не звучал, как бас, наполнившись той самой мягкостью и бархатистостью присущей баритону. — Упырей привезут не скоро. Порядка трех — четырех десятилетий спустя, когда на смену Мору в Млечный Путь прибудет Воитель.
Яробор Живко туго вздохнул, поелику слышал это уже не впервой и, конечно, от Кали-Даруги, которая степенно готовила его к мысли, что когда-нибудь Першему придется его покинуть. Мальчик уже не раз вопрошал демоницу почему вслед за старшим Димургом должен будет отбыть и Мор. Однако неизменно получая от многомудрой рани Черных Каликамов ласку и умиротворение, вскоре стал принимать то хоть и весьма отдаленное событие, как должное.
— А эти упыри, они похожи на людей? — вопросил юноша, окончательно успокоившись, что те существа не сменят, не всосут плоть и мысли дорогих ему людей. — У них также как и у нас есть руки, ноги, голова. И почему интересно все иные творения общим своим обликом похожи на человека.
— Правильнее сказать на Богов, мой бесценный, — все еще голубя волосы мальчика на его макушке своим дыханием отозвался Димург. — Будет верно молвить, что создания, коим является и человек, сотворены по образу Бога. Самый идеальный вариант жизнеспособного творения, имеющего две верхние, две нижние конечности, голову и туловище. Ну, а там вже как решил Родитель аль Боги. Однако как выглядят упыри я тебе, Ярушка не могу сказать, ибо скорее всего и не видел их… Но если и видел, чего нельзя также отклонять, всего только раз…два… И посему, конечно, их образа и саму встречу не запомнил. Это весьма молодые творения малецыка Огня… поелику и сам этот Зиждитель очень юн. Малецыки, конечно, всяк раз показывают мне свои творения, и почасту интересуются моим мнением, али просят помощи… Но, я, мой милый, скажу честно, не всегда запоминаю показанные мне творения… Не всегда помню их, даже ежели участвовал в том творении.
— А малецыки на твое запамятство не обижаются? — поинтересовался Яробор Живко, подумав, что если бы Господь не запомнил его творение, он вельми тому обстоятельству огорчился.
— Нет… они не досадуют. Они понимают, что я весьма занят и благодарны тому, что я уделил им свое время, подсказал и побыл вместе, — молвил старший Димург и медленно расплел свои руки, дотоль прижимающие к груди мальчика, также неспешно поднявшись с каменной глади брега на ноги. — Да и я всегда могу повернуть толкование в том направлении, что малецыки не почувствуют мою неосведомленность. Это только ты, моя драгость, ощущаешь своим бесценным естеством, что я желаю не отвечать на твой вопрос, ибо обладаешь особой чувствительностью.
Перший испрямив спину, наново приобрел положенный ему как Зиждителю рост, вернув положенные размеры и своему венцу и змее в навершие его. Своей массивностью он вроде как загородил уходящее на покой солнце, днесь выбросившее по окоему зеленой дали земли золотисто-розовые полосы, придав ей какое-то парящее колебание, точно преломляющихся меж собой поверхностей грани. Таковая же зримо-колеблющаяся дымка, только наполненная голубизной света отражающаяся от сини воды парила и над океаном придавая ей зябкое дрожание, словно каждый морг встряхиваемого живого, дышащего и думающего создания.
— Ярушка, хотел кое-что тебе показать, — спустя время сказал Перший и подол его сакхи легохонько качнулся, точно тело Бога сотряслось от беспокойства.
Мощное… почти черное пятно-тень, не имеющее очертаний, отбрасываемое старшим Димургом, похоже, не просто окутало сидящего мальчика, оно будто сменило цвет и самого камня, придав ему черноту с яркими бликами золотого сияния.
— Если ты пожелаешь, мой дорогой, — добавил Перший. — Я отнесу тебя в иное место, и покажу вельми занятное. Я там дотоль не бывал, но Темряй поведал мне, что сие место весьма незабываемо — красивое. Хочешь?
— Темряй, — болезненно протянул мальчик, так как до сих пор не смог пережить сначала расставания с Вежды, а после еще и с Темряем, каковой отбыл не простившись… Оставив Яробору Живко отображение чудного зверя, оное ему передал Перший, и который достаточно долго потом прыгал по комле, поколь сам по себе не рассеялся.
— Да, Темряй, мой милый, — мягко произнес старший Димург, чувствуя всю тоску лучицы по себе подобным и весьма тревожась за ту чувственность. — Темряй там бывал почасту, когда расселял людей в Млечном Пути. И он сказал, сие место непременно тебе понравится.
— Да…да, отнеси Отец, — торопко выдохнул Яробор Живко.
И тотчас вскочил на ноги. Мальчик стремительно развернулся лицом к Господу, и, протянув ему навстречу правую руку, ступил, как тот допрежь учил, довольно-таки близко.
— Только, этот полет будет несколько резким, — нежно пояснил старший Димург. — И слегка собьет дыхание, потому как только почувствуешь под ногами твердую почву, сразу глубоко вздохни.
Бог крепко ухватил юношу за протянутую руку, прикрыв всю кисть свои долгими конической формы перстами, и положил левую длань ему на спину, таким образом, придержал.
— Надеюсь, живица не станет на меня серчать, — дополнил Господь и чуть зримо просиял.
Яроборка напоследок оглянулся. И с нежностью воззрился вдаль накатывающей океанской воды, несущей на себе загривки пены, шибутно кивнув. Да лишь потом сомкнул, как указывал при перелете Перший, глаза.
— Готов? — вопросил старший Димург и юноша так и не понял, сказал Бог это вслух или слышимо только для Крушеца… Крушеца, каковой, как давеча осознал для самого себя мальчик, и есть будущее божество, суть Першего. И чьей малой частью является он… он, Яробор Живко.
Глава двенадцатая
Прошел, верно, миг, как от жарких лучей солнца, ласкающих левый бок мальчика и в частности, припекающих его щеку, что-то отделило, словно плотной стеной выросшая преграда. Она, кажется, взяла в полон не только слева, справа, снизу и сверху, но окружила со всех сторон Яробора Живко, поглотив свет, дуновение, тепло. Она очевидно сжала и пространство округ него и Бога. Она стиснула и все его тело так, что скрипнули тугой резью кости, остановилось течение крови в венах, вздрогнув, перестало стучать сердце и вырабатывать воздух легкие. Резкий рывок, схожий с однократным сокращение мышцы, в доли секунд сплюснул в тугую, комковатую частичку тело юноши и почудилось, стремглав бросил куда-то в темную безбрежность… Та самая черная даль растеклась и пред очами Яробора Живко и, похоже, заструилась внутри его махунечкого, неживого, однако однозначно существующего тела.
Также энергично, как дотоль мальчик утерял способность ощущать собственное тело и пространство околот себя, ноги его оперлись о что-то твердое. Сердце, в мгновение ока, расширившись в груди, ударилось о его стенки, и единожды растянув в размахе все вены, капилляры, артерии протолкнуло по ним кровь.
— Глубоко… глубоко вздохни, мой бесценный, — мягко прозвучал бас-баритон Першего, вроде не снаружи, а внутри головы юноши.
И Яроборка немедля исполнил указанное, глубоко вогнав в затрепетавшие легкие мощные струи воздуха. Малозаметно дрогнули его губы и конечности, толи от порывистого ветра, огибающего фигуру, толи от нежданно ставшего тугим воздуха, вроде не желающего втягиваться носом. Воздух не просто тяжело входил в ноздри, он, не до конца спускался к легким, оглаживая их макушки, поелику там ниже они склеились али стали какими-то тяжелыми. Перста и длань старшего Димурга все еще ласково удерживающие голову мальчика резво прошлись по его спине, засим по лицу и груди, точно покрыв кожу и серебристую материю сакхи легкой дымкой. И тотчас Яробору Живко удалось вздохнуть глубже, и одновременно пробив слипшиеся легкие до их завершения снять всякую тяжесть с собственной плоти.
— Можешь открыть глаза, — заботливо молвил Перший, и выпустил из своей длани руку мальчика.
Ярушка отворил очи и огляделся. Сейчас над ним раскинулся белесый купол неба, подсвеченный с одного окоема пурпурно-золотой полосой уходящего на покой солнца. Три круглых, белых спутника больше походящие на облачные пятна, поместились в небосводе друг над другом, по мере удаления от планеты, уменьшаясь в размере. Чудилось, спутники еще не напитались положенным им сиянием и висели как раз супротив пурпурно-золотой полосы света. Их мало-помалу наполняющиеся желтым сиянием поверхности рассылали вкруг себя ореол песочной зяби света, будто расходящегося в разные стороны легкого колебания волн. Ближайший из спутников в виде мощной, круглой тарели таращил на Яробора Живко свою неравномерно окрашивающуюся поверхность, где лицезрелись вспученные более яркие склоны гор, али вспять притопленные, приглушенные пятна впадин. Малозаметным бликом желтоватого сияния поблескивал третий спутник, почти вдвое меньший в размахе, чем первый и тот, что поместился в средине да малость правее, поражая своей залащенностью полотна.
Ярушка отворил очи и огляделся. Сейчас над ним раскинулся белесый купол неба, подсвеченный с одного окоема пурпурно-золотой полосой уходящего на покой солнца. Три круглых, белых спутника больше походящие на облачные пятна, поместились в небосводе друг над другом, по мере удаления от планеты, уменьшаясь в размере. Чудилось, спутники еще не напитались положенным им сиянием и висели как раз супротив пурпурно-золотой полосы света. Их мало-помалу наполняющиеся желтым сиянием поверхности рассылали вкруг себя ореол песочной зяби света, будто расходящегося в разные стороны легкого колебания волн. Ближайший из спутников в виде мощной, круглой тарели таращил на Яробора Живко свою неравномерно окрашивающуюся поверхность, где лицезрелись вспученные более яркие склоны гор, али вспять притопленные, приглушенные пятна впадин. Малозаметным бликом желтоватого сияния поблескивал третий спутник, почти вдвое меньший в размахе, чем первый и тот, что поместился в средине да малость правее, поражая своей залащенностью полотна.
Ровное каменное плато, на котором находились Господь и мальчик высоким, ровным многогранником покоилось в поднебесье. Густые сизо-белые облака али тучи подкатывая к самому каменному полотну стен, отвесно спускающихся вниз, плотной своей массой скрывали и саму планету, и близлежащие однозначно каменные вершины горной гряды, о существовании каковых можно было догадаться по тусклым пежинам утесов, прикрытых дымчатыми завесами атмосферы. Само же плато сине-черное, словно ночные небеса на Земле, впрочем, как и стены, поражали взгляд своей отполированностью, без какого-либо существования на ней растительности аль животного мира. Изредка, правда, на ней просматривались в покатых, и вовсе крошечных, выемках чуть-чуть колеблющиеся под порывами ветра лужицы воды… И тогда и сам камень, и вода, на удивление окрашивались в ярко-алый цвет, цвета пролитой человеческой крови.
— Как красиво! — мальчик это не просто молвил, он это выкрикнул.
И торопливо сойдя с места, подступил к самому краю отвесного плато, воззрившись вниз, на цепляющиеся своими сизыми языками облачные испарения, жаждущие доползти до самой макушки, пенящие раскинувшиеся до окоема небосвода облачные воды… клубящиеся и бурлящие точь-в-точь, как речное горное течение.
— Это не Земля?! — вопрошая и одновременно утверждая высказался Яроборка и срыву вздев голову уставился на расположившиеся позадь друг друга спутники. — Что это за планета? — теперь уже он поспрашал и торопливо присел на корточки, желая разглядеть лежащий под облачными испарениями мир.
Старший Димург стоявший от мальчика в нескольких шагах неспешно подступил к нему, и, остановившись, почитай на самом краю плато, слегка вскинул вверх руку, резко дернув перстами так, словно хотел разорвать испарения облаков. Из кончиков его пальцев неожиданно выплеснулось золотое сияние, то самое, каковое придавало его темной коже божественность и россыпью капели улетело вниз… Туда в роящиеся клубы облаков. Вмале украсив сизые полотна желто-медными бусенками. Еще доли секунд и бусенцы многажды вспухнув, образовали объемные пятна желтых туманов… Оные словно надавив сверху на сизые облака, степенно стали опускать их вниз к земле, однова с тем делая их внутренности многажды более разрозненными.
Облака, право молвить, опускались не всей массой, а токма значимым куском, как раз той частью, на которую и просыпалась с перст Бога золотая капель. Все же остальное полотно дымящегося облачного ковра продолжало висеть на прежнем месте, касаясь своими патлатыми краями самого неба и начавшей наполняться синевой пурпурно-золотой полосы, подобно прочерченными повдоль купола линиями.
Тот же кусок испарения, который Господь заставил осесть, невдолге дотронулся и вошел в багряные кроны деревьев, впитался в широкую, сине-зеленую полосу реки, пробившей свой узбой средь однородного месива леса. Оземь, как оказалось, лежала не столь далеко, ее можно было узреть, но лишь пятнами цвета, разобрать в тех пежинах самой растительности, животных, людей оставалось все же неможным.
— Это покрытый рдяной листвой лес? — сызнова выдохнул толи спрос, толи ответ Яробор Живко и ноне рывком улегся грудью на каменную гладь плато, выдвинув вперед голову, и желая рассмотреть стелющийся внизу мир.
— Осторожно, — не скрывая тревоги проронил Перший и сам опустился на корточки подле мальчика, упершись правым коленом в каменный уступ и обхватив левой рукой того за стан. — Голова закружится, и оттого волнения придут видения. Здесь достаточно высоко и ты не разглядишь, мой дорогой, раскинувшуюся внизу лесистую местность и брега довольно-таки мощной реки. И, да, мой мальчик, эта иная планета.
— А как она называется, эта планета? — спросил Ярушка, заворожено вглядываясь в багряные кроны деревьев, идущих сплошным ровным ковром.
— Это планета Лесное Чело в системе Шуалина, — задумчиво пояснил Перший и провел враз затрепетавшими перстами, по каковым вельми скоро пробежало золотое сияние, по спине мальчика. — Это одна из тех планет в многочисленных системах Галактики Млечный Путь, где существует человеческая жизнь, подобно земной. Можно сказать даже сродни вам, ибо в частности мои отпрыски были привезены сюда из одной Галактики Весея… Галактики Мора… Тогда необходимо было в короткий срок собрать людей и привезти в Млечный Путь. И я попросил малецыка Мора этим заняться, посему в короткий срок из достаточно густонаселенной Весеи, отобрали и вывезли в Млечный Путь детей… Достаточно быстро и грубо… Однако я торопился, боялся, что мне откажут, потому несколько изменил своим правилам и детей привезли сначала на Землю, после на Лесное чело… Только засим потомками этих людей, скажем так, вже землян, заселяли остальные системы в Млечном Пути.
Мальчик отвел взор от стелющегося внизу под ним иного мира, каковой наново начало заволакивать сизой дымкой облаков наступающих с окоема и словно наползающих на свободные места, и, вскинув голову вверх, зыркнул в лицо Господа, негромко вопросил:
— Значит в Млечном Пути много жилых систем?
— Нет, не много, — немедля откликнулся старший Димург.
И теперь уже настойчивей обхватив тело юноши обеими руками в области талии потянув на себя, поставил на ноги, тем самым убирая его от края плато, под которым кружили подбираясь к отвесным стенам облака хороня под собой чужой… нездешний мир, в котором однако жили подобные земным люди… Не просто подобные, а их братья…
— Галактика Млечный Путь сравнительно юная, — все еще не поднимаясь с колена и тем, будучи ближе к мальчику, молвил Перший да ласково приголубил его патлатые, вьющиеся волосы, ноне напоминающие клубящиеся внизу сизые испарения. — Она создана Родителем в честь рождения самого юного из Расов, малецыка Дажбы. И предназначается для его управления… Но Небо разрешил крохе малецыку слишком рано здесь управлять… Я о том сказывал брату, пояснял, что малецык мал и хрупок и не сумеет с должным вниманием управлять становлением Галактикой… Какое-то время я даже не позволял того управления творить… Одначе меня не послушали, Дажба стал сам просить… и я уступил… Хотя и с тяжелым естеством. И тогда из Золотой Галактики из созвездия Льва Системы Козья Ножка привезли людей… белых людей и расселили на Земле… Та планета, Зекрая, имела весьма короткий срок существования, как и сама система… Какая та неудачная, человечество на ней в весьма короткий срок потеряла все нравственные ориентиры, и физически стало вырождаться. Я даже не стал вывозить оттуда людей, ибо посчитал такое уродство не должным исправлять…
Бог внезапно прервался и особенно мягко взглянул в лицо мальчика, ласково провел перстами по коже его лба, оглаживая точно какую драгоценность. Он медлительно поднялся на ноги, и, испрямившись, перевел взор на кудлатые полотнища облаков, подползшие к отвесной стене плато.
— И был занят я тогда иным… более для меня важным, — отметил Перший, да положил свою мощную длань на голову Яроборки, тем словно придерживая его от покачивания. — Атефы привозили в Млечный Путь своих людей из двух Галактик… Желтых, как зовете их вы люди белой расы, из Галактики Велета Становой Костяк, а красных из Галактики Асила Травьянда… Малецык Усач погодя, когда приглядывал в Млечном Пути, привозил людей из своей Галактики Крепь и селил в другой системе не в Солнечной… Но у тех людей несколько иной цвет кожи… каковой вы бы белые люди назвали чагравый… Хотя чагравых людей Усач поселил лишь в системе Горлян. Во всех остальных, а их порядка десяти в Млечном Пути только желтых и красных. Черные люди живут в пяти системах, в том числе в Солнечной. Здесь их расселением вначале занимался Темряй, погодя Вежды… Но меня в Млечном Пути интересовало и интересует только одно… ты мой замечательный мальчик… ты мой бесценный малецык. Лишь из-за тебя, моя драгость, я и поселил тут своих отпрысков и посещаю Млечный Путь, ибо для меня днесь значим один ты…