Все проходило прилично и весело: печеная в костре картошка, собранный общими усилиями стол, гитара. Спиртное отсутствовало, за исключением нескольких бутылок пива, да и те прихваченные кем-то чисто в качестве напитка для утоления жажды. Уже было засобирались по домам, когда к залитому водой костру подошли четверо. Явно на два-три года старше, в приличном подпитии и совсем не мирными намерениями.
Просьба получить гитару в прокат была только поводом. Затем последовало предложение одолжить на вечер за бутылку портвейна пару девчонок. Стриженный под бокс здоровяк, видать заводила, уже тянул за руку Машу Орлову – русоволосую гордость класса, самую красивую девушку. Леня отреагировал первым.
Классический прямой в челюсть, только не правой, а левой, сбил парня с ног и отправил в глубокий нокаут. Подскочивший тут же его дружок получил под челюсть и, громко хрюкнув, плюхнулся на задницу. Двое других уже уносили ноги, подгоняемые криками и палками пришедших в себя и осмелевших одноклассников.
Маша Орлова сама подала вмиг оробевшему Лене свою руку и уже не отнимала ее до самого дома.
Так началась первая Ленина любовь. Два года они с Машей не расставались, строили планы на будущее. Всю ночь на выпускном балу протанцевали вместе. Утро готовило им расставание. И хотя оба знали об этом, старались не думать.
К тому времени он твердо знал, куда будет поступать – в МГУ на химический факультет. Родителей это нисколько не удивило. Они давно уже смирились с мыслью об ином пути, выбранном наследником. Оставалось надеяться на внуков как возможных продолжателей музыкальной фамилии Богачевых. Сам Леонид подобной ерундой голову не забивал.
Маша сразу после выпускного уехала в Ленинград готовиться к поступлению в институт гидрометеорологии. В Ленинграде у нее жила бабушка, бывший преподаватель этого вуза. Фамилию Орловых там знали хорошо, и Маша без особого труда поступила, если еще учесть, что закончила школу она с медалью.
Леонид же на вступительных экзаменах с грохотом провалился и через год загремел в армию.
Последним ярким воспоминанием перед армией стала поездка в Ленинград, где они с Машей провели три самых счастливых дня в своей жизни. И первые три ночи.
Два года в спортроте пролетели как один день. Старший сержант Богачев возвращался домой весь в ярко начищенных, блестящих значках. Перед ним лежал весь мир, в котором он твердо решил занять наконец-то свое место.
На этот раз Леонид поступил, на тот же химический факультет Университета. И для него началась новая жизнь.
Он регулярно ездил в Ленинград к Маше, но чувствовал, что в их отношениях появился какой-то холодок, какая-то недосказанность и непонимание. У них были разные жизни и уж совсем разное будущее, которое они себе готовили. В нем не было места друг для друга.
Все разрешилось само собой. После четвертого курса Маша сообщила, что выходит замуж за молодого канадского ученого-океанографа, с которым познакомилась на летней практике. Леонид тяжело перенес это известие, хотя внутренне давно был к нему готов. Он тогда перешел на второй курс.
Спасительным лекарством от депрессии стал Петька Лапин, однокурсник и ближайший товарищ. Он прибегнул к единственно, по его мнению, эффективному средству в таких случаях: забирал с собой Леонида на ночевки в студенческое общежитие. После интенсивной двухнедельной терапии душевная болезнь уступила место «болезни любви».
Петька Лапин оказался специалистом и в излечивании заболеваний подобного рода. Раздобыв у знакомых студентов медиков «бицелин», он десять дней прилежно истязал ягодицы друга болючими уколами. Подобная практика пошла Леониду на пользу. И в дальнейшем он избегал случайных интимных отношений.
Впереди была определенная цель, и он к ней упорно стремился. Первой ступенькой к достижению ее стало поступление на химический факультет. Ее он преодолел. Предстояло преодолеть вторую: закончить учебу. И не просто отсидеть пять лет в аудиториях, а получить достаточные знания, чтобы стать высококлассным специалистом. Леониду уже трудно было разобраться, привлекает ли его химия сама по себе, или им движет желание быть, подобно родителям, настоящим профессионалом в своей области. Он редко над этим задумывался.
Пара университетских романов закончилась ничем. Леонид особо и не жалел. Для себя он давно и окончательно решил, что заведет серьезные отношения и женится, только когда устроится самостоятельно и прочно в жизни. Мама понимала это по-своему. Называла его однолюбом и глупым мальчишкой. Где-то она была права. Маша и впрямь сидела глубоко в подкорке сознания и периодически всплывала оттуда с неизменной детской улыбкой на губах. Леониду казалось, что все это было вчера.
И опять учеба, экзамены, летние стройотряды. И так, по кругу, каждый год. Бокс он не бросил. Но теперь занимался им вместо зарядки дома. Мочалил до третьего пота грушу и спаринговался с воображаемым противником. Как-то пожаловался Петьке, что закис без настоящего поединка. Тот сразу предложил организовать все в общежитии в лучшем виде, комар носа не подточит. Найти двух борзых идиотов, как два пальца об асфальт. Леонид, не раздумывая, предложение отверг.
Вообще Петька всегда его удивлял незаурядными организаторскими способностями и познаниями во многих щепетильных областях. Родом из Зеленограда, он большую часть времени проводил в Москве. Поселившись в общежитии, домой вырывался на выходные, да и то не всегда. В основном, когда гнала нужда. И в свою очередь удивлялся Леониду, проживавшему в шикарной сталинской квартире на Тверской и до сих пор не ставшему в своем районе секс-символом.
Мне бы твои квадратные метры, мечтательно повторял он всякий раз, пребывая в гостях у друга в компании очаровательных девиц.
Впрочем, такие посещения были не часты по причине проживания на одной жилплощади с Леонидом его родителей. Возможность предоставлялась в редкие летние месяцы, когда родня уезжала на подмосковную дачу. И тогда друзья скромно оттягивались.
Нельзя сказать, чтобы Леонид не пользовался успехом у противоположного пола. Высокий, крепко сбитый, накачанный, он привлекал не по годам мужественным видом. Хотя и имел непримечательную внешность: светло-серые, почти бесцветные глаза, редкие рыжеватые волосы, крупный нос. Девушек он покорял исходившими от него волнами обаянием.
По окончании университета Леониду предложили остаться в аспирантуре. Его не привлекала перспектива преподавания и сухой бумагомарательной научной работы. Он жаждал практики, действия. И потому отказался.
Родителям Леонид предусмотрительно об этом не сообщил, боясь расстроить известием о добровольно упущенном престижном, в их понимании, месте. Поделился секретом только с теткой. Ольга Семеновна пожала плечами, мол, тебе виднее. Взрослый человек и решения вполне можешь принимать сам. Но в целом она понимала его и не осуждала. За это он и любил ее: за умение выслушать человека, проникнуться его проблемами и по возможности помочь. Ольга Семеновна пообещала через мужа устроить распределение (он работал в главке Министерства внешней торговли). Леонид и здесь тактично отказался. Диплом он имел более чем приличный и за себя был спокоен.
В результате он оказался в закрытом институте со сравнительно высокой для молодого специалиста зарплатой и обязательными премиальными. Леонид подозревал, что тут не обошлось все же без хлопот тети Оли. Но эти соображения оставил при себе.
НИИ, куда он попал, работал на военных. При входе красовалась скромная вывеска: «Институт химических технологий». И это не было блефом. Если не считать того, что исследования проводились в области создания химического оружия. Возможно, проводились еще какие-то параллельные разработки. Леонид об этом не знал. Он был в курсе работы только своего отдела, отвечавшего за нервно-паралитические газы. И не более. Разговаривать с сотрудниками других отделов на производственные темы строго запрещалось.
Поначалу полная секретность, усиленный пропускной режим и многочисленные, порой доведенные до абсурда инструкции ничуть не смущали. Даже наоборот, увеличивали собственную значимость. Но со временем все эти меры безопасности, направленные на пресечение утечки информации, начали порядком надоедать. Тем более что как молодой здравомыслящий человек он прекрасно понимал полную ненужность и глупость большинства из них. Работа же нравилась. Очень. И поэтому приходилось мириться со всем остальным.
Не обошлось без служебного романа. Новый, видный из себя сотрудник привлек внимание женской половины, которая тут же заявила на него права, отвадив претенденток из других отделов. Леонид наблюдал за происходящим с иронией и удивлением одновременно: мужиков в институте хватало, примерно поровну. Но, как обычно, вскоре перестал ломать над этим голову. Он полностью ушел в работу.
Молодого талантливого специалиста заметили. Несколько раз премировали. И вскоре стали поручать более ответственные участки работы. Леонид с удвоенной энергией принимался за дело. Удача не покидала его – у него все получалось.
Первой на него положила глаз Ираида Кононова, пышнотелая блондинка, года на два старше. Одинокая женщина была явно не удовлетворена жизнью и недвусмысленно обхаживала парня. Когда ее намеки и плоские шутки стали невыносимы, Леонид решил прибегнуть к испытанному способу, взятому из бесценного арсенала Петьки Лапина. Он принялся ухаживать за поступившей на работу в одно время с ним Юлей Коробченко.
Молоденькая скромная брюнетка, лишний раз боявшаяся поднять глаза, была в его руках щитом против домогательств Ираиды и ей подобных. А таких оказалось немало, что лишний раз подтверждало статистику о преобладании женского населения над мужским. Но отношения Леонида и Юли очень скоро переросли в более тесные. И он, сам того не замечая, серьезно увлекся девушкой.
Никто, ни на работе, ни дома, не удивился, когда через год они поженились.
Отец с матерью предлагали жить с ними или разменять квартиру. Леонид не согласился, ссылаясь на льготы у них в институте в получении жилплощади. И молодожены сняли отдельную квартиру.
Юля оказалась великолепной женой и хозяйкой, уступчивой и мягкой. Он пребывал на седьмом небе от счастья. С ребенком решили не спешить. Но родители не прекращали натиск, желая при жизни понянчить внуков. С Юлиными было легче – они жили в Киеве.
На четвертый год их совместной жизни Юля забеременела. Мама Леонида только что не носила ее на руках. В будущем внуке или внучке она несомненно видела музыканта, продолжателя добрых семейных традиций.
Ее мечтам не суждено было сбыться. Хрупкая от природы, Юля при родах умерла, родив мертвого ребенка.
В тридцать лет Леонид потерял сразу двух дорогих ему людей. Тетя Оля увезла его к себе на дачу, где он целый месяц беспробудно пил.
…После смерти жены Леонид Богачев долго втягивался в работу. Но она его и спасла от затянувшейся депрессии. Он, не жалея сил, работал над новыми составами и формулами, не задумываясь, в каких целях и где будет использован конечный продукт. То, что не в мирных, было ясно и последнему дауну. Но Леонид выполнял поставленные перед их НИИ задачи, а если таковые существовали, значит, существовала и государственная необходимость в них. В конечном счете, он сам выбрал этот путь, и сворачивать было поздно.
Леонид и не предполагал, как круто изменит всю его жизнь начавшаяся в стране «перестройка». Перемены в политике, общественном устройстве и сознании затронули и неприступный до того институт. Режимность уже не была настолько строгой, инструкции обязательными, секретность рассекречивалась направо и налево, просачиваясь даже в средства массовой информации, где обильно поливали грязью прежнее, как оказалось, агрессивное правительство. Но самым страшным стало то (главным образом для сотрудников), что государственное финансирование НИИ снизилось до ничтожно малых цифр. Можно было смело заявить: прекратилось вовсе.
Вокруг с поразительной быстротой происходили удивительные вещи. Союзные республики, провозгласив независимость, отпочковывались одна за другой, в срочном порядке придумывая собственные гимн, герб и флаг (вы забыли про тугрики и карбованцы). Еще вчера могучая держава распалась на удельные княжества, с остервенением выясняющие между собой отношения. В основном: кто кому чего должен.
В обстановке демократизации и гуманизации общества началось повальное разоружение. Оказалось, что все, над чем трудился и что создавал институт Леонида, античеловечно и даже преступно. Они остались одни, невостребованные у государства. Но оно же подсказало и выход: перейти на самоокупаемость и мирные рельсы. Бронепоезд НИИ химических технологий оказался довольно тяжелым на подъем, и для него наступили тяжелые времена.
Регулярные до привычности невыплаты зарплат погнали лаборантов, инженеров, технологов на улицу искать другой жизни. В считанные месяцы институт опустел на треть. А после проведенного сокращения, по причине ограниченности фонда зарплаты, наполовину.
Леонид не стал дожидаться сокращения штатов, хотя его оно вряд ли коснулось бы. Сам написал заявление об уходе, чем немало удивил начальника, и покинул стены, в которых провел более семи лет.
Он не жалел о принятом решении. Его деятельная натура требовала движения, роста. А в институте время, казалось, остановилось. Жизнь диктовала новые условия, к которым нужно было приспосабливаться, чтобы выжить. И не просто выжить, а выжить достойно. Леонид интуитивно почувствовал момент, когда надо оказаться в первых рядах зарождающегося класса. Потом догонять он не хотел, да и понимал, что это будет сложнее. Вот так и начал новую страницу в своей биографии.
Вначале торговал перекупленными у поляков джинсами. Небольших сбережений, явившихся стартовым капиталом, пока хватило только на это. Через полгода он уже сам мотался в Польшу, а затем в Турцию за джинсовой продукцией, наводнившей вещевые рынки. Вскоре у него появилось два помощника-продавца. Сам управиться не успевал. А еще через год Леонид сбывал свой товар оптом приезжавшим в Москву челнокам из провинций, а часть менял на черную икру, которую тут же с успехом продавал. Дела шли хорошо, даже очень хорошо, несмотря на возросшую конкуренцию.
Народ, ощутивший упадок отечественной продукции и ее неэстетичность и дорвавшийся до западных и псевдозападных товаров, большую часть своих денег оставлял на рынках. Но это не могло продолжаться вечно.
Леонид начал подумывать об организации собственного производства: небольшого цеха по пошиву джинсовой одежды. Его планы в корне изменил случай.
Как– то ему предложили бартер корейскими калькуляторами. Он рискнул. И удивился результатам. Маленькие счетные машинки улетели в два дня. Попробовал еще раз. Результат тот же. Вот тогда Леонид и взглянул на торговлю с другой стороны. И не только на нее.
Надвигалась новая эпоха. Эпоха компьютеров и другой электронной техники. Эта ниша на рынке была еще не занята. И он опять не стал ждать, пока его опередят.
Вместо цеха арендовал небольшой отдел в одном из центральных комиссионных магазинов и забил его калькуляторами, часами, магнитолами. Ходовой, сравнительно дешевый товар быстро расходился. Леонид едва успевал завозить новый.
У хозяев, впустивших его, наоборот, дела шли хуже некуда. Последовал ряд сокращений. Набегали долги по уплате коммунальных услуг и аренде домоуправлению. Леонид обернул критическую ситуацию с пользой для себя.
Он заключил с домоуправлением договор аренды с правом выкупа помещения магазина-банкрота и стал, таким образом, единственным хозяином. Коллектив, пожелавший остаться, принял на работу почти в полном составе. Здесь он опять выигрывал: кроме штата продавцов приобретал сразу бухгалтера и заведующую. Магазин, переименованный в «ХХ век», начал новую жизнь.
Леонид закупил партию компьютеров, расширил ассортимент бытовой техникой, и фирменный магазинчик на Никитском бульваре процветал. Самым популярным и прибыльным товаром оказались компьютеры. Он не просчитался и, заглядывая в будущее, продумывал иные направления. В одном Леонид был твердо убежден: стоять на месте нельзя, жизнь – это постоянное движение. И неукоснительно следовал своему правилу.
Родные не знали, радоваться или нет его успехам. Не сомневалась только тетя Оля, гордясь тем, что племянник самостоятельно пробивается в жизни, притом в смутное время. Отца и мать Леонид понимал. Они люди другой эпохи и другого духовного мира с присущими ему индивидуальными ценностями. Они вообще редко опускались с небес музыки на землю. В какой-то мере он им завидовал.
Жениться второй раз он не собирался. Хотя и прошло три года, воспоминания о Юле не отпускали, держали в крепких, до сих пор терзающих душу клещах. Почему-то он решил, что заводить с кем-то серьезные отношения предательство по отношению к ее памяти. Другая, рациональная часть мозга убеждала, что это глупо, надо жить дальше. Человек не вечен. И оглядываясь на прошлое, надо думать о будущем.
Леонид в который уже раз спасался работой. Казалось, он сделан из железа и ему нет износа. Если про кого-то и пелось в песне: «ни минуты покоя, ни секунды покоя», так это про него. А по-другому и нельзя было. Вынужденно и осознанно потраченная энергия не пропадала впустую. Его детище росло и крепло
Они появились в канун Нового года. Прилично одетые молодые люди, в дубленках и норковых шапках, с застывшими улыбками на квадратных лицах и пустыми немигающими глазами.
– Добрый вечер, Леонид Георгиевич, – поздоровался здоровяк с маленькими поломанными ушами.
– Чем могу служить? – Леониду хватило одного взгляда, чтобы догадаться, зачем пожаловали гости. Он уже отпустил сотрудников после небольшого праздничного стола и собирался сам уходить. Замешкавшаяся у двери бухгалтер Зина вопросительно посмотрела на него. Леонид отправил и ее.