– А… Значит, сразу после воскресенья, – философски заметил мужик.
– Именно. Была суббота, потом воскресенье. А в понедельник вы могли увидеть здесь большую черную машину. Она называется «Сааб». Я вам на песочке могу нарисовать, что эта штуковина из себя представляет.
– Это я и сам тебе запросто нарисую. Друг, машины – моя слабость, – с чувством сказал мужик. – Обожаю я машины. «Сааб» – это ж песня! Сиденье с подогревом, движок мощный, в северной стране сделана, значит, зимой заводится с пол-оборота. Песня!
– А не звучала она в здешнем эфире в понедельник?
– А как же! Заслушался, честно скажу. Как работает мотор! А? Понедельник, гм-м-м… Такой день не забудешь!
– И что было интересного в этот день?
– Парад машин, вот что. Я, как заядлый автомобилист, люблю поглазеть. Дело было так: гуляли мы с Тигрой вокруг песочницы, и вдруг подъезжает к дому этот самый «Сааб». Черный. Вышел из него солидный мужик. В костюме, при галстуке. Лицо такое, министерское. Вышел – и шасть в подъезд. И сразу подъезжает «Пассат», темно-зеленый металлик, год выпуска – не ранее девяносто второго, движок один и восемь. Подъехал он тихо-тихо, да еще за кусты попытался спрятаться. Это здесь-то! Среди чахлой растительности! Самое странное, что никто из «Пассата» не вышел. Пока я «Пассат» рассматривал, гляжу, подъезжает «Гольф». Тоже движок один и восемь. И год выпуска не ранее девяносто второго. А цвет у «Гольфа» темно-голубой, металлик. Красивая машинка, бабская. И вышла из нее баба, шикарная брюнетка. В шляпе. И тоже бегом в подъезд. Тут подъезжает «Вольво», семьсот сороковая, да еще универсал! Это я тебе, друг, скажу тачка! И цвет шикарный, серый. Перламутровый. Как жемчуг переливается. Это уже не песня, а целая поэма. А водитель к тем же чахлым кустикам попытался прижаться. «Пассат»-то, как увидел, что туда «Вольво» прет, так и рванул с места. И не жалко такую тачку! Задел левым крылом заборчик. Тот скрежет мне до сих пор ножом по сердцу. Эх, почему на таких тачках уроды ездят, а? Я бы с нее пылинки сдувал, тряпочкой каждый день полировал, стеклышки вылизывал. А он ее о забор! И, главное, по дури. Накупят себе прав всякие уроды и давай хорошие машины разбивать! Эх!
Леонидов сидел, не дышал. Пусть выговорится. Это удача, самая настоящая удача! Двадцать девятого августа, днем, здесь разыгралась драма. Поцарапано левое крыло «Пассата».
– А из «Вольво» вышел кто-нибудь? – хриплым голосом спросил он.
– В том-то и дело, что нет! Мужик там сидел, это точно! Я долго машину разглядывал. И водителя видел. Он намертво вцепился в руль и замер. Ну мы с Тигрой посмотрели на эти дела да и дальше пошли. Пока гуляли, ничего не изменилось. Тот тип, что в «Вольво» сидел, так и не двигался, а «Сааб» и «Гольф» рядышком стояли.
– Когда они уехали, не знаете?
– Нет, я ведь, домой пошел, кино смотреть.
– Ну, спасибо. Ценная информация. А запротоколировать ваши показания? Чтоб все официально? Подъехать к следователю?
– Да за ради бога! – обрадовался мужик. – Все развлечение. Только я не понимаю, какой здесь криминал? Угнали, что ли? «Сааб» или «Вольво»?
– Следователь вам объяснит, – уклончиво сказал Леонидов, а в душе все ликовало: он нашел ценного свидетеля! Не зря прожит день!
Ах, Ирина Сергеевна! Как же так? Почему вы не рассказали о том, что случилось днем двадцать девятого августа? Ведь это вы водите темно-зеленый «Пассат». И левое крыло у вас поцарапано. Как же так, Ирина Сергеевна?!.
В квартире Серебряковых было тихо, как в могиле. Дверь Алексею открыл Серебряков-младший, угрюмый подросток с желтыми волчьими глазами, и глянул на старшего оперуполномоченного с откровенной неприязнью. Только что зубы не оскалил. Потом исчез в своей комнате. «Никто меня не любит, – пожалел себя Леонидов. – Никто. И она тоже…»
Вдова вышла к гостю, кутаясь в теплую шаль. Ирину Сергеевну знобило. Выглядела она плохо. На лице красные пятна, нос распух. Никак не жена бизнесмена. Не хозяйка процветающей фирмы. Ну, не процветающей, а выжившей после кризиса, что само по себе уже успех. А она плачет.
– Здравствуйте, Ирина Сергеевна. Как вы себя чувствуете?
– Плохо.
– Я хотел бы задать вам пару вопросов. Открылись новые обстоятельства…
– На вопросы отвечать могу. Проходите, – сухо сказала Серебрякова и пошла на кухню, где ей, видимо, было комфортно.
Алексей проследовал за ней.
На кухне царил полумрак. На диване валялся скомканный плед, подушка в изголовье была примята и вся в пятнах. Слезы? Вдова плачет? Любимый человек умер, или вина тяготит? Она могла быть причастной к убийству. Она не хотела его делить. Ни с кем.
– Я сварю вам кофе, Алексей Алексеевич? – не оборачиваясь, спросила Серебрякова. – Или, быть может, вы голодны?
«А ведь она не намного старше меня! – сообразил вдруг Алексей. – Сколько ей, тридцать пять, тридцать шесть? Но не сорок, это уж точно! А выглядит плохо. Горе старит. У нее горе. Умер, умер А. С. Серебряков!»
Он с трудом нашел в себе силы отказаться от тарелки ароматного борща. Не хватало рассесться здесь, борщ хлебать! Леонидов сглотнул слюну и сказал:
– Нет, спасибо. Только кофе.
Ирина Сергеевна долго возилась у плиты, что-то то и дело переставляла, снимала крышки, закрывала крышками кастрюли и сковороды. Наконец поставила перед ним чашку ароматного кофе. Решив, что здоровье беречь не будет, раз личная жизнь не сложилась, Леонидов решительно придвинул ее к себе. И мужественно сделал глоток. Ирина Сергеевна налила кофе и себе, присела напротив.
Они немного помолчали, наконец Леонидов решился:
– Ирина Сергеевна, зачем ваш муж купил двадцать восьмого августа трехкомнатную квартиру в Митине? То есть оформил покупку через агентство недвижимости двадцать восьмого августа, – тут же поправился он. – Вы знали об этом?
– Квартиру? Какую квартиру? – безразлично переспросила Серебрякова.
Разумеется, она знала!
– Трехкомнатную квартиру, я же вам сказал. Улучшенной планировки, две лоджии, паркет, огромная кухня.
– Я не видела никакой квартиры.
– Как? Разве вы не собирались переезжать в нее со своей семьей?
– Переезжать? Зачем? Какой смысл из центра Москвы ехать в Митино?
– Да, действительно. Смысла нет.
– Это все, что вы хотели узнать?
– Значит, покупку новой квартиры муж с вами не обсуждал. А то, что он собирается устраниться от дел и передать управление фирмой Павлу Сергееву, он с вами обсуждал?
– Вот как? – теперь она, похоже, удивилась. – Даже до этого дошло?
– Вы не в курсе?
– Нет.
– Как и с квартирой?
– Повторяю, никакой квартиры я не видела.
– Конечно, не видели. Вы ведь даже не заходили в дом. Вас спугнули. А ведь так хотелось зайти, не так ли?
– Откуда вы знаете?
– Видели вашу машину. Есть свидетель.
– Мою? А вы уверены, что мою? – вяло защищалась Серебрякова.
– Темно-зеленый «Пассат», металлик.
– Ну, таких машин в Москве десятки тысяч.
– У вас крыло поцарапано. Левое. Вы так спешили скрыться, что задели забор, огораживающий место парковки.
Она молчала. Потом медленно сказала:
– Я не хочу об этом говорить.
– Придется, иначе я подумаю, что у вас был мотив заказать мужа. Вы ведь не хотели, чтобы он ушел?
– Надеюсь, вы понимаете, что есть вещи, о которых женщине не хочется говорить?
Лане, с которой он беседовал утром, не хотелось признаваться в том, что она шантажировала Серебрякова. Просила отступного. Какая тема особенно неприятна Ирине Сергеевне? Он мягко сказал:
– Поверьте, удивить меня трудно. Мне исповедовались серийные убийцы и насильники. Так что… Расскажите мне все. Без протокола, как частному лицу. Я постараюсь вас понять.
– Понять… Это чудовищно, но я рада тому, что он умер моим. И похоронила его я, а не та женщина, которую он любил всю жизнь и из-за которой погиб, – тихо сказала Ирина Сергеевна.
– Вы в этом уверены?
– В том, что он ее любил? – Она заплакала. – Я расскажу вам то, что не смогу больше никогда рассказать. Никому. Пусть это умрет вместе с Сашей. Знаете, когда он мертв, мне спокойнее. Он целиком и полностью принадлежит мне, больше не надо ни с кем его делить. Он мой. Я знаю, что любить не буду больше никогда. Я не буду счастлива. Но по крайней мере буду спокойна. Браки большей частью неравноценны. Один любит, другой позволяет себя любить, но тот, кто позволяет, должен испытывать хотя бы благодарность!
Она вытерла лицо краем платка. Леонидов понял, что неожиданно для себя испытывает к этой женщине симпатию. Какая цельная натура! «Я никогда не буду счастлива…» А ведь Ирина Сергеевна счастье заслужила. Но раз она выбрала покой…
– Саша всегда был немного странным. С детства он страдал предубеждением против красивых женщин, потому что его мать была красавицей и это отравило жизнь его отцу. Мой свекор страшно ее ревновал, скандалы в доме были ужасными. И это происходило при ребенке. Знаете, что отец говорил маленькому Саше? «Не женись на красивой, сынок, всю жизнь будешь несчастным». Сашина мама несколько раз пыталась развестись и даже уходила от мужа, взяв с собой маленького сына. Муж плакал, умолял, просил вернуться. Она возвращалась, и все начиналось сначала. Моя свекровь трагически погибла в результате несчастного случая. Но я подозреваю, что это было самоубийство. Сашин отец ненадолго ее пережил. Сердце… – Ирина Сергеевна тяжело вздохнула и продолжила: – На третьем курсе мой будущий муж влюбился в Ладу Самохину. Лада была самой красивой девушкой на факультете, за ней ухаживали все. Умница, красавица, хорошая спортсменка. Просто идеал женщины! Разве Саша мог устоять? Но он видел, что вокруг Лады толпа. Что ее внимания добиваются все. И помнил слова отца. Отравить свою жизнь ревностью? Жить в постоянном страхе, что жена тебе изменяет? В юности он был горячим и вспыльчивым, в отца. А тот опускался и до рукоприкладства. Потом Александр научился управлять своими эмоциями. В Саше жил дух противоречия. Если все заваливали трудные экзамены и без труда сдавали легкие, он все делал наоборот. Его привлекала только трудность препятствия. Завоевать Ладу было трудно, поэтому он и увлекся. Когда Лада наконец обратила на него внимание, началось что-то странное. Саша стал ее избегать. Намеренно не замечал, старался не бывать в компаниях, куда ее приглашали. Тогда же мы с ним и познакомились. Наверное, он подошел ко мне все из того же чувства противоречия, из желания соригинальничать: пригласить девушку, с которой никто не хотел танцевать. И, знаете, я не упустила свой шанс. Мне можно простить, я любила и, если бы начать жизнь сначала, я поступила бы так же, вышла бы замуж за Александра Серебрякова, – твердо сказала Ирина Сергеевна. – Я часто представляла себе их брак. Его и Лады. Они не могли быть счастливы. Судьба мудра. Она послала Серебрякову меня. Если бы он женился на Ладе, ничего бы в жизни не добился. Одно то, что, собравшись уйти к ней, Саша решил отстраниться от дел, это подтверждает. Он не понимал своего счастья. Не хотел понимать.
Разумеется, она себя защищала. Леонидов не был с ней согласен. А как же любовь? Ведь они любили друг друга! Разве не это главное?
– А чем у них тогда кончилось с Ладой, Ирина Сергеевна?
– С Ладой? Ничем. Лада ждала предложения, Александр же начал дурить. Стал везде появляться со мной. Демонстративно не обращал на нее внимания. Она подождала немного и вышла замуж за его соседа по комнате. Отличного парня, между прочим! Я считаю, что ей повезло в браке. Так же, как и мне, – с вызовом сказала Ирина Сергеевна. – Что ж, Лада вышла замуж, Серебряков сделал предложение мне. Потому что я была от него беременна… Не смотрите на меня так. Я верила, что смогу добиться его любви. Мне казалось, достаточно быть доброй, терпеливой по отношению к своему избраннику, не отходить от его постели, когда он болеет, растить его ребенка, ездить по его делам, часами сидеть на телефоне, если этого требует его дело. И еще много, много таких мелочей, из которых и состоит жизнь. И тогда жизнь сложится. Но вместо этого мы постепенно отдалялись. Сначала у нас появились отдельные спальни, потом мы перестали вместе обедать и ужинать. Саша приезжал слишком поздно, когда я и сын уже поужинали и легли спать. Потом он не пришел ночевать. Раз, другой, третий. Без всяких объяснений. Я поняла, что у мужа появилась любовница. Но в нашей с ним жизни ничего не изменилось. Он по-прежнему покупал все, что я хотела, помнил все семейные праздники, ездил с нами отдыхать и ни разу не заговорил о разводе. Стало ясно, что к любовнице он тоже равнодушен. Точнее, к любовницам. Он просто покупал красивых девочек, которые могли дать ему то, чего не могла я. Бросал их без сожаления. А со мной жил. И тогда я подумала: пусть все идет, как идет.
Она вздохнула. Алексей представил их жизнь с Александром Серебряковым, и фраза Ирины Сергеевны «мой брак был удачен», показалась ему нелепой. Что же тогда неудачный брак?
– Я сейчас перейду к делу, к событиям двадцать девятого августа. Нет смысла освещать в подробностях те пятнадцать лет, которые мы прожили с Александром. Итак, в августе этого года он вновь встретился с Ладой. Знаете, она еще больше похорошела. Редкая красавица, – без зависти сказала Ирина Сергеевна. – Как я и предполагала, ее брак оказался удачным. Андрей, ее муж, просто пылинки с нее сдувал. Лада, похоже, ни в чем не нуждалась. Они танцевали, а мы с Андреем мило болтали. Я поняла: не остыло, все кончено. Для меня. Александр больше не боится связать свою судьбу с красивой женщиной, на которую все обращают внимание. Он убедился в своей силе. Был уверен, что справится, и смеялся над собой двадцатилетним. Это было в его глазах. Ушли детские страхи. Я сама пригласила их в гости: Ладу и ее мужа. Лучше знать, что тебя ожидает. Они пришли. Я думала, что Лада ему не позволит… – Ирина Сергеевна запнулась. – Но она позволила. Они флиртовали друг с другом. Только слепой мог этого не увидеть. Обменивались многозначительными взглядами… Тут Андрей, муж Лады, вышел в соседнюю комнату поговорить по телефону, а я нашла повод уйти на кухню. Вы никогда не подслушивали чужие разговоры? Знаете, со мной это случилось впервые. Я стояла под дверью и слушала, как мой муж назначает свидание другой женщине, как признается ей в любви. Ночью я, естественно, не спала. Все думала, думала, думала. Даже убеждала себя, что надо смириться. Отпустить. Но не могла. Мне было больно. Эта боль заставила меня в тот день, двадцать девятого августа, следить за мужем и его любовницей. С утра он уехал в офис, и я караулила его там. Он вышел в половине второго, сел в машину. Никогда прежде не занималась слежкой, но по странной случайности мне это удалось. Мы приехали в незнакомый мне район. В Митино. Я плохой конспиратор. Но Саша в тот день ничего не замечал. Как только подъехал к тому дому, выбежал из машины и моментально скрылся в подъезде. Он очень спешил. Был похож на влюбленного мальчишку, – с усмешкой сказала Ирина Сергеевна.
Алексей пожалел ее. Ну зачем надо было делать это?
– Я видела, как подъехала Лада на темно-голубом «Гольфе». Она тоже спешила. Лада не знала, какая у меня машина. Она вошла в тот же подъезд. Я только никак не могла взять в толк, что это за дом и почему они здесь встречаются? Потом я видела, как подъехала большая серая машина. Я не очень разбираюсь в автомобилях, но, по-моему, «Вольво». Знаете, я вдруг вспомнила Сашины рассказы о детстве, о том, как его отец ревновал маму и в какого зверя он превращался. Вспомнила потому, что увидела лицо Андрея. Меня как током ударило. Безумный взгляд, губы серые, руки вцепились в руль. Ничего вокруг не видит. Меня он, по-моему, не заметил. Я же поспешила уехать. Потом мне пришла в голову мысль, что Андрей способен на все. Я испугалась за мужа. И подумала, что надо бы его предупредить. И сказать наконец, что я знаю все. Знаю правду. Я поехала в офис. И тут подвернулась Юля. Мы с ней ладим, она милая женщина. Но тогда мне очень не понравилось, как она на меня смотрит. С жалостью. Я спросила в лоб, что случилось? Юля долго мялась, а потом брякнула: – «Вас можно поздравить с покупкой, Ирина Сергеевна?» – «С какой покупкой?» – удивилась я. «Ну как же, новая квартира! Не понимаю, правда, зачем Александр Сергеевич решил переезжать из центра в Митино? А мне ваша старая квартира так нравится! Хотите, мигом найду покупателя?» Я, разумеется, отшутилась. Мы немного поболтали. Я узнала, что последние дни Александр занимается только этой квартирой. В срочном порядке покупает мебель, вызвал декоратора. До сих пор Саше было безразлично, какая мебель его окружает и на каком диване он спит. Все делала я. А теперь он спешно вил семейное гнездышко. Я ни секунды в этом не сомневалась. Это был конец.
– И что вы сделали? – осторожно спросил Алексей.
– Ничего из того, что вы думаете. Не ринулась добывать пистолет, чтобы лишить жизни неверного супруга, не кинулась на поиски наемного убийцы. Не отправилась к Ладе, выяснять отношения. Не стала искать помощи у ее мужа, у Андрея. Я просто поехала к маме. Чтобы выплакаться и привести в порядок свои мысли.
– Куда?
– В Красный Луч. Это маленький поселок в ста двадцати километрах от Москвы, вы, конечно, никогда о нем не слышали. Но для меня этот поселок – единственное место на земле, где я могу быть по-настоящему счастливой. Поверьте, я объездила полмира со своим покойным супругом. Но везде мне хотелось только одного: домой. Не в Москву, а на родину, в Красный Луч. И маму мою тоже невозможно оторвать от земли, хотя много раз мы с Сашей предлагали ей переехать в Москву.
– Сто двадцать километров? – с сомнением переспросил Алексей. – И сколько это по времени?
– Проверяете мое алиби? На такой машине, как моя, при отсутствии пробок полтора часа. Я ехала быстро. В тот вечер, когда убили Сашу, меня не было в Москве. Вас это устраивает?
– Смотря в котором часу вы оттуда уехали, Ирина Сергеевна.
– Приехала я часам к четырем. Мама, конечно, меня не ждала. Сейчас самая работа в огороде. Картошку пора копать. Я всегда предлагала маме деньги, чтобы она покупала овощи, а не выращивала их сама. Но она так привыкла и каждую весну сажает картошку. Когда я приехала, она как раз готовила мешки. Мне хотелось разрыдаться у нее на груди, но вместо этого я взяла лопату и пошла в огород. Работа меня успокоила. Я так устала, что перестала о чем-либо думать. Кажется, начал накрапывать дождь, но мы не ушли, пока все не убрали. Потом перетащили мешки под навес и пошли ужинать. В доме у мамы все по-прежнему. Снаружи мы, конечно, его подновили, обложили кирпичом, сделали пристройку, провели воду, газ. Но в самом доме все как в моем детстве. За буфетом даже остался кусок старых обоев, которые поклеил отец, когда мне было семь лет. На стенах висели мои похвальные грамоты, а в письменном столе я нашла свои школьные тетрадки, дневники, песенники. Знаете, такие забавные, куда мы с девчонками записывали модные песенки, пожелания и глупые стихи. Мы пили чай с травами, разговаривали о погоде и об урожае. Потом я рассказала ей о Саше, о том, что, возможно, он со мной разведется. Мама не стала меня утешать. Сказала только: «Что Бог ни делает, все к лучшему». Начало темнеть. Я вспомнила, что с утра надо готовиться к школе, отвезти сына в магазин, купить новый костюм, тетради, и стала собираться. Приехала домой часам к одиннадцати. Вечера.
– Сын был дома?
– Конечно! Мы не очень-то близки, он больше тянулся к отцу. Но ведь он уже взрослый. Ему пятнадцать. Я поняла, что мы это переживем. Потом выпила успокоительное и легла спать. Разбудил меня ваш звонок. Знаете, я… Я успокоилась.
– Что вы подумали в тот момент?
– Не знаю. Кажется, обвинила себя в том, что не успела предупредить мужа. Я ведь видела лицо Андрея. А потом, я испытала облегчение. Поверьте, положение вдовы приятнее положения, в котором оказывается брошенная женщина. Для меня он уже умер. Вот и все.
– Значит, вы с самого начала были убеждены, что Александра Сергеевича убил Андрей, муж Лады? И предпочли об этом промолчать?