— Ты помнишь слова?!
— Я запоминаю все, что было когда-то сказано или спето в моем присутствии. — В словах жаба чувствовалось наигранное возмущение, смешанное с изрядной долей самолюбования. — Более того, я чувствую, слышу и воспринимаю то, что еще не было сказано нигде, а только ощущается в эманациях всеобъемлющего океана мысли, частицей коего являемся мы, кого здесь и сейчас называют философскими жабами. Сколько бы ни было миров, эпох и…
— Жан-Флорентин, — перебил философа Рене, — мы говорим о Темной звезде.
— Песня написана на эльфийском. — Жаб ничуть не обиделся. — Я попробую перевести ее на арцийский, но предупреждаю, получится не очень достоверно. Некоторым словам в вашем языке нет соответствий.
— Непонятно. И жутко, — прошептал Шандер Гардани.
— В этом есть что-то нечеловеческое. — Стефан с досадой оттолкнул пустой кувшин. — Эту песню надо запить.
— Верно, — кивнул Шандер. — Проклятый побери! Вино кончилось. Пойду принесу…
— Нерационально. — Жан-Флорентин выглядел возмущенным. — Я полагаю, вот в этой вазе вода.
— Конечно…
— Тогда гораздо логичнее и экономнее пойти по пути трансформации. Какое вино представляется вам наиболее подходящим? И уберите эти розы! Они мне мешают.
Жаб не подвел. Напиток, в который он превратил воду из-под цветов, был воистину королевским. Главное же, очередная выходка болотного философа разрядила обстановку. Конечно, собравшимся, особенно потерявшему брата Стефану, было невесело, но способность спокойно мыслить мало-помалу возвращалась. Принц и Шандер, не сговариваясь, признали главенство Рене. Адмирал не спорил.
— Если мы до сих пор не можем понять суть несчастья с Зеноном… и подлинную природу твоей болезни, Стефан, то с Марко и Иннокентием ничего непонятного не произошло. Обычное убийство. Попробуем рассуждать, может, что и надумаем. Пытались отравить меня. Погиб эркард. Попробовали отравить тебя. Погиб Марко. Хотели отравить Иннокентия — получилось. Никаких чудес, никакой магии, не правда ли?..
— Возможно, Марко в самом деле выпил вино, предназначенное Стефану, — негромко подхватил Гардани, — но на том же подносе был и другой кубок, из которого пили Ланка и вы. И ничего не произошло.
— И не могло произойти, — возмутился Жан-Флорентин. — Я был начеку и принял бы меры. Вино не содержало ничего постороннего.
— Остается предположить, что отраву положили только в один кубок. Если Марко принял яд каким-то другим способом, целили именно в него. Не представляю, кому брат мог помешать, разве что стал свидетелем чему-то или о чем-то догадался. Шани, ты что-то узнал?
— В тот день, насколько мне удалось выяснить, Марко весь день провел с сестрой. С утра выезжали коней, потом ходили смотреть собак, там же и перекусили с псарями дядюшки Пишты. Затем вы фехтовали, потом все разошлись переодеться к обеду и приему послов, куда Марко уже не вышел. Илана сказала, что его дядя «загонял», все посмеялись, и только, а яд уже начал действовать. Сведений о том, что Марко чем-то угощался в одиночестве, я не нашел. Если верить Ланке.
— Если верить? — быстро переспросил Рене.
— Если б я не знал ее девчонкой, я бы сказал, что у нее была великолепная возможность отравить брата. И вполне вероятный повод. — Гардани выпил вина и, заметно колеблясь, продолжил: — Она могла что-то подсунуть Марко утром.
— Могла… Но причины, причины?!
— Смерть Марко в случае… несчастья со Стефаном приведет или к смене династии, или к изменению закона. Зная, как относится к королю Таяны Архипастырь, как у нас любят принцессу… Десять к одному, что после смерти отца и братьев Илану бы короновали. Она ведь не хотела уезжать в Эланд и вдруг переменила свое мнение…
— Это-то как раз понятно, — заметил молчавший до сих пор Стефан. — Ланка влюблена. В кого, обсуждать не будем. Вот и вся разгадка.
— Ланка не из тех, кто хватается за яд, — откликнулся Рене. — А насчет чувств… Я ничего особенного не заметил, но тебе, конечно, виднее. Великий Орел, никогда не поверю, что она может кого-то отравить! Кинжал еще туда-сюда, да и то не из-за угла.
— Я же сказал, «если бы мы не знали Ланку», но мы ее знаем. Значит, Марко отравился где-то в другом месте или отрава была лишь в одном кубке из двух. Тогда жертвой могла оказаться еще и Герика, она часто обедает со Стефаном… Или я.
— Но ты-то каким боком?
— Я почти каждый день тренируюсь на Полуночном дворе и довольно часто останавливаю слуг с подносами. В конце концов, не я, так Стефан, не Стефан, так Герика или кто-то из воинов. Ясно одно — на сей раз целили не в Рене. Он в это время обычно разъезжает по окрестностям и вернулся по чистой случайности.
— Вернулся и… убил мальчишку.
— И кого-то, безусловно, спас! Вероятнее всех, меня.
— Эти мерзавцы, кто бы они ни были, опять взялись за яд. — Аррой вновь наполнил кубки и поставил вазу на каминную полку. — Спасибо, друг мой, ты превзошел сам себя. Лучше б они занялись мной, мы с Жаном-Флорентином их бы не разочаровали.
— Но сначала вымерло бы еще ползамка, — попытался пошутить Стефан, — к тому же уважаемый Жан-Флорентин спасти-то тебя спасет, но выяснить, кто подсунул яд, вряд ли сможет.
— Мы не о том говорим! — Рене оттолкнул от себя полупустой кубок и встал, опираясь руками о стол. — Главное, что и без Михая в замке творится Проклятый знает что! Убийство Марко — это предупреждение всем нам.
Глава 5 2228 год от В. И. 17-й день месяца Влюбленных Арция. Таяна. Высокий Замок. Окрестности Кантиски
1— Постой. — Роман остановил Топаза и повернулся к спутнику. — Мы ведем себя как перепуганные зайцы, это не дело. Надо выяснить, что произошло и кто за всем стоит. Кроме того, у меня… дело в эрастианском храме.
— У тебя?!
— Да! Позже расскажу. Вот подходящая тропинка. Нужно выиграть десятинку, и нам никто не опасен.
Они свернули в лес и спешились. Гнедой жеребец Феликса тяжело поводил боками, роняя с губ хлопья пены. Топаз был свеж и бодр, он мог скакать и скакать хоть до вечера, и Феликс понял, что движет его новым другом.
— Ценю твое благородство, но кто-то должен вырваться из ловушки и предупредить хотя бы Арроя и Марко Таянского о предательстве. Сейчас не время для самопожертвований.
— Ты все же не церковник, а рыцарь — обо всех судишь по себе. Да, я могу ускакать и, будь это единственным выходом, так бы и поступил. К счастью, бежать не нужно, наоборот. Мы вернемся и заберем кольцо Эрасти.
— Что?!
— Поговорим потом, за нами все-таки погоня. Надеюсь, ты не откажешься пару дней выглядеть лет на двадцать помоложе?
Вопрос ответа не подразумевал: доканчивая фразу, либер уже творил заклинание. Не успели отколыхаться потревоженные конями листья, как дело было сделано. Они еще успели вернуться на тракт и проехать шагом с четверть весы[49], когда из-за поворота вынеслась погоня.
Возглавлявший скачку красивый капитан резко осадил коня, едва не налетев на дородного пожилого господина, одетого по моде двадцатилетней давности. Господина сопровождал долговязый молодой человек, как две капли воды похожий на своего спутника, каким тот был лет тридцать назад. Всадники ехали на одинаковых, хорошо упитанных гнедых и, судя по всему, никуда не спешили. Капитан, как мог вежливо, поинтересовался у проезжих, не встречали ли они двоих всадников. Пожилой хитро и многозначительно промолчал, молодой же радостно сообщил, что видели, и совсем недавно. Те съезжали с тракта в лес у переломанного клена, причем у одного конь совсем заморился, едва шел.
— А что, собственно говоря, случилось? — строго спросил старик.
Офицер наскоро сообщил, что они преследуют двух преступников, подозреваемых в убийстве самого Архипастыря. Старик разохался и потребовал подробностей, молодой стал набиваться в помощь. Оказалось, что это невозможно, и погоня умчалась.
— Что же теперь будет? — недоуменно вопросил юноша. — Когда они никого не найдут…
— Как это не найдут? А Хозяева на что? А, ты об этом не знаешь! В любом лесу есть духи-хозяева. Сейчас они настроены нам помочь. Наши «друзья» будут до ночи гоняться за зайцами, а думать, что за нами. Нам, правда, тоже отдыхать не придется.
— А что, собственно говоря, случилось? — строго спросил старик.
Офицер наскоро сообщил, что они преследуют двух преступников, подозреваемых в убийстве самого Архипастыря. Старик разохался и потребовал подробностей, молодой стал набиваться в помощь. Оказалось, что это невозможно, и погоня умчалась.
— Что же теперь будет? — недоуменно вопросил юноша. — Когда они никого не найдут…
— Как это не найдут? А Хозяева на что? А, ты об этом не знаешь! В любом лесу есть духи-хозяева. Сейчас они настроены нам помочь. Наши «друзья» будут до ночи гоняться за зайцами, а думать, что за нами. Нам, правда, тоже отдыхать не придется.
Феликс промолчал. Необходимость думать о спасении отпала, и боль от потери захлестнула калеку-рыцаря с головой. Роман все понимал и не лез к спутнику с разговорами. Они не раскрыли рта, пока возле самых ворот не налетели еще на один отряд, посланный в помощь первому. Роман с готовностью ответил на все вопросы, и вояки умчались к сломанному клену.
Поставленные по случаю убийства у ворот церковные гвардейцы видели, как приезжие говорят с их товарищами, и излишнего любопытства не проявили. Зато гости обрушили на них град вопросов, подкрепив их предложением помянуть Архипастыря и монетой старой чеканки. Тракт был пуст, из города никого без особого разрешения не выпускали, но про въезжающих ничего сказано не было, и скучающая охрана с готовностью пересказала щедрым провинциалам последние новости. Откровенности способствовало и то, что «старик», назвавшийся бароном Шада, некогда служил в Церковной гвардии под командованием самого Роя Датто и даже дослужился до лейтенанта, теперь же привез определять на службу среднего сына.
Подробность эта сломала и без того тонкий служебный ледок. Отвечавший за въезд и выезд капитан Добори, начавший службу шестнадцатилетним юнцом и заставший командора Датто, выложил все, что знал сам. Прошлой ночью доверенный секретарь его святейшества по наущению и при помощи некоего приезжего колдуна отравил Архипастыря и бежал, убив двоих кардиналов.
Так было объявлено, но капитан, разоткровенничавшись, признал, что лично ему, Габору Добори, ясно не все. Убитые отнюдь не ходили в друзьях покойного, а беглый секретарь был славным человеком. Видно, его заколдовали, или же все было вовсе не так, как объявил метящий в Архипастыри Амброзий Кантисский. Короче, он, Добори, рад, что ловить беглецов выпало не ему. Он лучше проведет вечерок с господином бароном. В какой гостинице лучше остановиться? Сейчас покажем.
Харчевню Роману и Феликсу указали не очень дорогую и удобно расположенную. Мало того, Добори отрядил одного из солдат проводить гостей, так как за время отсутствия барона Кантиска изменилась. Барон поблагодарил и, безошибочно разгадав нехитрый намек, пригласил ветерана вечерком вспомнить молодость. Само собой, приглашение было принято.
2Герика сосредоточенно глядела в чугунок с остро пахнущим зельем. Снимать варево с огня нужно было точно в то мгновение, когда оно закипит; промедлишь, и половина целебных свойств червонника пропадет. Эта простая на вид травка очень помогала Стефану, и Роман, уезжая, научил Герику и Белку готовить целебный напиток. Для тарскийки эти десятинки превратились в священнодействие.
Год назад девушка со всем нерастраченным пылом забитой и запуганной души привязалась к наследнику таянской короны; впрочем, будь Стефан простым воином, это нисколько бы не повлияло на отношение к нему наследницы Тарски. Геро не было дела до короны: все, чего жаждала в свои девятнадцать лет дочь Михая Годоя, — это человеческого тепла и безопасности. Первый, кто одарил ее этим, стал для девушки всем. Она любила Стефана по-собачьи, беззаветно, не надеясь и не задумываясь. Любила, когда он был здоров и женат, любила, когда он стал калекой. Герика не пыталась внести ясность в их отношения, не говорила о своих чувствах, возможно, даже не осознавала их. Быть рядом, смотреть в глаза, иногда помогать — вот в чем был смысл ее существования.
Почти смерть отца, убийство принца, дворцовые интриги и пересуды проходили мимо тарскийки: она ничего не понимала и не старалась понять. Главным было то, что отец не может навязать ей очередного жениха, Стефан стал еще заботливее и нежнее, а здоровье его, спасибо красивому либеру, почти поправилось. Уже несколько дней Герика позволяла себе мечтать о том, как они будут гулять в садах Высокого Замка. Дальше она не загадывала, хоть неуемная Белка всячески намекала, что весной Стефан на ней женится и быть ей после смерти Марко королевой. Корона тарскийку пугала, но ради своего принца она согласилась бы и на нее, сейчас же главным для Геро было вовремя снять варево с огня. И она успела.
Оставалось процедить отвар, смешать с вытяжкой рысьих ушек и обманихи, а затем прибавить пять капель из хрустального флакона, оставленного Романом. Этот флакон составлял главное богатство и тайну девушки, она не расставалась с ним ни днем, ни ночью в страхе, что орудующий при дворе отравитель завладеет ее сокровищем. В том, что убийца охотится за Стефаном, Геро не сомневалась: все остальные в сравнении с ним были ничтожествами. Конечно, был еще эландец, к которому Герика испытывала горячую признательность как за приведенного к Стефану либера, так и за дружеское участие к ней самой, но Аррой казался существом высшего порядка, которому никто не может причинить вред. Будь иначе, он бы никогда не справился с ее чудовищным отцом.
Герика открыла заветный флакон, как всегда замирая от причастности к чуду. Первая же капля вспенила бурую смесь, превратив ее в прозрачнейшую жидкость красивого золотистого цвета, пахнущую горьковатым медом. Напиток был готов.
Тарскийка бережно взяла кувшинчик и тихонько вышла из кухни, где когда-то священнодействовала жена Шандера, предпочитавшая готовить мужу собственными руками. Другая на месте Герики, торопясь навстречу любви, принарядилась бы и уж всяко не прошла мимо зеркала. Дочь Михая в его сторону даже не взглянула.
Она давно не думала о своей внешности, с детства привыкнув к недостаткам, о которых ей постоянно напоминали отец и его быстро сменявшиеся фаворитки. Герика совершенно точно знала, что некрасива, неуклюжа и неумна, а раз так, зачем лишний раз расстраиваться, глядя на собственное отражение? После того как она поверила, что дорога Стефану, ей и вовсе не стало дела до того, как она выглядит, что, по мнению симпатизировавшего тарскийке Шандера, и составляло ее очарование. Большинство обитателей Высокого Замка вообще были снисходительны к недостаткам подруги больного принца. Первые красавицы и те искренне пытались приучить дочь Годоя одеваться и причесываться так, чтобы выставить себя в выгодном свете. Увы! Проще было бы выучить кошку играть на виолине.
Вот и теперь Геро даже не подумала переплести так красящие ее косы и сменить пестренькое домашнее платье на более изысканный наряд. Осторожно сжимая обеими руками горячий, скользкий кувшинчик, девушка бегом пробежала по потайной лесенке и скользнула к Стефану.
Принц был не один, и Герика, поставив драгоценную ношу на покрытый серо-жемчужным бархатом стол, затаилась в спальне принца. Нет, подслушивать она не собиралась, но из-за врожденной застенчивости хотела, чтобы гость, если это только не эландец и не Шани, ее не увидел. Голос девушка узнала не сразу, а узнав — растерялась. Это был король Марко, и он явственно назвал ее имя. Речь шла о свадьбе, о ее свадьбе.
Сердце Геро сжалось: она сама боялась себе признаться, как хотела и стыдилась такого разговора. То, что Стефан мог остаться калекой, ее не пугало. Как и то, что здоровье могло помешать ему стать королем. Она любила человека, а не принца и готова была простить ему даже то, что он родился сыном короля.
— …Герика согласится. Ты же знаешь, она никогда никому не сказала «нет».
— Все равно не стоит решать судьбу девочки в ее отсутствие. — В голосе короля читалось сомнение. — Она, конечно, к тебе очень привязана, но именно поэтому я не уверен, что все… м-м-м… пройдет хорошо.
Дочь Михая не сразу поняла, о чем речь, а когда до нее дошло, она в первый раз за свою жизнь потеряла сознание. Шум за занавеской привлек внимание короля. Марко выхватил меч и рывком отдернул полог.
— Она все слышала, Стефко. — Голос короля был непривычно взволнованным. — Как видишь, это ее не обрадовало.
— Это и меня не радует, — Стефан говорил тихо, но твердо, — однако мы не можем рисковать. Ты выполнишь свой долг, и она тоже. Я поговорю с ней, когда она придет в себя. Я постараюсь объяснить… Что смогу.
— Делай, как считаешь нужным. — Король неловко положил сухую твердую руку на темную голову сына, а затем вышел.
3Приютившая Романа и Феликса гостиница называлась «Роза и лилия». Вывеску с одной стороны поддерживала томная златовласая дева в белом, на голове которой белел венок из лилий. С другой стороны красовалась чернокудрая куртизанка в алом, вызывающе декольтированном платье и с розой в зубах. Таким образом умный хозяин давал понять посетителям, что у него каждый найдет то, что хочет. Нужно только намекнуть…