— Надо бы нам кресты поставить под нашим согласием.
Вдова не поняла, что речь идет о письменном согласии, и, свернув разговор на божественную тему, с чувством волнения произнесла:
— Каждый из нас перед господом богом дал уже такую нерушимую клятву.
Ионни был тронут и стал уверять ее в своем постоянстве.
— Я, — сказал он, — никогда не улыбаюсь сразу двум.
В хозяйской коляске он отбыл в Тампере, чтобы там в первую очередь получить деньги за свою колбасницу Лизу. Ведь он улыбался теперь другой.
Жизнь казалась ему прекрасной и поэтичной.
* * *Однако тамперские мошенники приготовились встретить Ионни в ином месте — на постоялом дворе Роувари.
Этот постоялый двор находился километрах в тридцати от Тампере. И здесь мошенники нередко обирали деревенских путешественников, которых по различным причинам нельзя было раскошеливать в городе.
Собственно говоря, тамперские жулики тайно арендовали этот дом для своих воровских целей. И вот здесь-то они сейчас и поджидали Ионни. Они послали вперед одного из своих, чтобы тот перехватил Ионни на дороге и доставил бы его сюда для встречи с друзьями.
Причем мошенники приехали сюда со своей водкой и закуской. А некоторые из них для отвода глаз захватили с собой всякого рода инструменты, чтобы доказать, что они рабочие, на тот случай, если полиция захватит их здесь. Так, например, толстяк Танакка, будучи в прошлом электромонтером, взял с собой всякие свои щипчики, кусачки, винты и даже, для полной достоверности, не поленился прихватить бутылку с кислотой для спайки проводов.
В общем все было предусмотрено до мелочей. Даже водка была заранее перлита в лимонадные бутылки, чтоб полиция не подумала, что тут происходит незаконная торговля спиртным.[4]
Ионни прибыл на постоялый двор с охотой и интересом. Ему хотелось поскорей с кем-нибудь поделиться своей переменой. Он тотчас же присоединился к мошенникам и, выпив с ними, начал хвастаться своим удачным сватовством:
— Тут я дал-таки жару одной вдове. Она полюбила меня и согласилась выйти замуж.
Мошенники начали чокаться с ним, и Ионни, почувствовав себя молодым женихом, впал в лирическое состояние.
* * *Надо сказать, что на постоялом дворе в это время гостил знакомый хозяина, некий Хейкки Сипиля. Он с младшим братом возвращался из Тампере на двух лошадях. Там он сделал разные покупки и, между прочим, купил для хозяйственных надобностей бутылку серной кислоты.
Эта кислота была налита в обыкновенную бутылку из-под лимонада, и поэтому Сипиля тщательно спрятал ее, чтоб кто-нибудь по ошибке не выпил этот страшнейший яд. Он спрятал эту бутылку в шкаф, который стоял на хозяйской половине.
Мошенники же расположились в особых комнатах — в двух номерах постоялого двора. И там сейчас они занялись карточной игрой, имея намерение законным путем вытряхнуть из Ионни его тысячу марок. Ионни проигрывал деньги не жалея. На что ему эта мелочь, если вскоре в его карманах зазвенят миллионы.
Что касается сделки насчет Лизы, то мошенники оттягивали этот вопрос и старались все больше и больше подпоить Ионни. И тот, наконец, совершенно опьянел.
В это время Хейкки Сипиля, готовясь к отъезду, достал из шкафа все свои покупки и понес их во двор, чтоб положить в телегу. Бутылку же с серной кислотой он временно оставил на столе, боясь попортить этой жидкостью то, что он понес в телегу.
Между тем пьяный Ионни, выйдя в коридор по своим делам, сунулся на обратном пути не в ту дверь. Шляясь по коридору с бутылкой недопитой водки, он, желая присоединиться к своим, толкнул плечом дверь в хозяйскую половину. И с пьяных глаз ввалился в комнату, где в этот момент никого не было.
Присев за стол, Ионни влил в себя остатки водки и так и остался сидеть, ничего не соображая.
В эту минуту в комнату вошел младший брат Сипиля. Увидев на столе бутылку с серной кислотой, он про себя выругал Хейкки за неосторожность.
„Ведь пьяница по ошибке мог выпить этот яд“, — подумал он и, взяв бутылку, вышел во двор. И там, крикнув брату, чтоб тот не мешкал, выехал со двора в своей телеге.
Совершенно опьяневший Ионни, посидев немного за хозяйским столом, встал, чтобы пойти к своим, но, сделав шаг, покачнулся и упал на пол, где и остался лежать в бесчувственном состоянии.
В этот момент Хейкки Сипиля вернулся в комнату за своей бутылкой. Увидев на столе опорожненную бутылку из-под лимонада, Хейкки пришел в ужас. Он подумал, что человек, лежащий на полу, по ошибке выпил яд и теперь умирает. И в самом деле это было похоже на смерть, так как Ионни, как все хватившие через край, хрипел и испускал стоны.
Сипиля тотчас позвал людей на помощь. Поднялась суматоха, суета, крик. Все растерялись. Никто не знал, что предпринять. Кто-то стал орать на Хейкки Сипиля:
— Ну как можно с такой неосторожностью обращаться с ядом!
Хейкки перетрусил. Ведь суд может обвинить его в убийстве по неосторожности. В страхе он начал бормотать:
— Откуда же я мог знать, что так случится…
Стали тормошить Ионни, но он не поддавался усилиям и продолжал хрипеть. Кто-то авторитетным тоном заявил:
— Да, теперь он уже больше не оживет.
Принялись окатывать его водой. Но в ответ на это Ионни только рычал. И хрипы в его груди усилились.
Однако обильные потоки холодной воды привели Ионни в некоторое чувство. Приподнявшись и сев на полу, он тупо взглянул на окружающих людей.
Переруганный Хейкки, склонившись к Ионни, крикнул ему прямо в ухо:
— Яду выпил!
— Что? — переспросил Ионни, не понимая.
Хейкки сунул ему под нос пустую бутылку из-под лимонада и еще громче заорал ему в ухо:
— Яд, яд выпил!
— А? — опять переспросил Ионни.
— Отраву, отраву проглотил! — что есть силы завопил Хейкки в самое Ионнино ухо.
Тамперские воры, услышав такой шум и гам, пришли узнать, что случилось.
Дрожащая от страха хозяйка сказала им:
— Вот этот выпил серную кислоту и теперь умирает.
Толстяк Танакка бросился к хозяйкиному шкафу.
Ведь он по приезде как раз за шкаф поставил свою бутылку с серной кислотой, чтоб его друзья случайно не отравились. Конечно, он не знал, что прислуга, убирая комнату, выбросила его бутылку на помойку, полагая, что там простая вода.
Не найдя своей бутылки за шкафом, Танакка понял, что Ионни отравился его серной кислотой. Он тихо сказал об этом своим друзьям, и те в свою очередь пришли в ужас. Ведь это пахло судебным делом и тюрьмой. Вряд ли им суд поверит, что они отравили человека не со специальной целью. Не раз они имели дело с полицией, и поэтому неудивительно, что сейчас всю эту воровскую шайку охватил страх.
Тотчас все воры смотали свои удочки и покинули постоялый двор. Из осторожности они пошли не по дороге, а разбрелись по лесам, чтобы незаметным образом добраться до Тампере.
Между тем Ионни все еще продолжал сидеть на полу. Однако теперь до его сознания дошло наконец, что он случайно вместо водки выпил яд. Хмель тотчас прошел. От ужаса расширив глаза, он снова переспросил:
— Так это, черт его дери, яд был?
Хозяин постоялого двора Роувари спокойно подтвердил:
— Да, это был яд. Теперь ты умрешь.
— Ой, перкеле! — вскричал Ионни страшным голосом.
Остатки хмеля испарились. Но теперь Ионни почувствовал, что все его внутренности горят, как в огне. В ужасе он стал кричать:
— Ой, нечистая сила! Ой, как забирает меня уже…
Крича и ругаясь, он жаловался на жжение в желудке.
И в самом деле Ионнин желудок, не слишком привыкший к лакомствам, с трудом переваривал обильное угощение вдовы Коуру. Чувствовалась изрядная боль и жжение.
Мужчины вздыхали, почесывали затылки и томились от ожидания. Женщины причитали в тревоге. В доме все повернулось вверх дном.
Нужна была срочная помощь. Хейкки Сипиля, чувствуя свою вину, повез Ионни в Тампере, к врачу. Но с таким тяжелобольным нельзя было быстро ехать, чтобы не растрясти его, и поэтому послали человека вперед, чтобы он поскорей привез врача навстречу Ионни.
В телеге соорудили постель и, уложив стонущего Ионни, поехали по направлению к Тампере.
* * *Километрах в двадцати от города посланный вперед привез врача.
Больной стал жаловаться на жгучую боль внутри, и поэтому врач не разрешил везти его дальше. Заехали на ближайший хутор, чтобы там положить больного. Владелец этого дома, состоятельный хозяин Пирхонен, сначала воспротивился этому.
— А кто же мне оплатит расходы? — спросил он.
Люди промолчали. Никто не знал, что у Ионни есть деньги. А сам он все еще лежал на улице в телеге.
Врач тогда стал настаивать и тоном приказания объявил:
— Не имеете права отказывать в убежище человеку, который находится в смертельной опасности.
Набожная хозяйка сказала мужу:
— Ну тогда пусть оставят его.
Грузного Ионии перетащили на руках в дом и уложили в постель. Доктор подробно расспросил о случившемся и, узнав, что Ионни выпил полбутылки серной кислоты, пожал плечами и с присущей ученым сухостью кратко сказал:
— Этот больше не жилец на свете.
Его только удивило, что Ионни до сих пор держится. Но, увидев эту громадину Ионни, он и тут нашел врачебное объяснение:
— У него железный организм, который, видимо, в состоянии проявлять чудеса.
В общем врач посоветовал поить Ионни молоком, но отнюдь не простоквашей.
— Молоко и обильном количестве облегчит его страдания, — сказал врач. — Но вернуть этого человека к жизни уже никто не сможет.
От Ионни, конечно, скрыли, что он в безнадежном состоянии, и осторожно стали расспрашивать, кто он и откуда. У Ионни в кармане нашлось метрическое свидетельство. Прочитав его и установив из разговоров, что Ионии попросту босяк, иногда работающий в порту, врач сухо изрек:
— Еще хорошо, что яд глотнул этот босяк, а не другой, более достойный человек.
Хозяин Пирхонен вновь поднял вопрос об оплате. Спросил у Ионни, есть ли у него деньги. Ионни молча указал на свои штаны, висящие на спинке постели. Стали подсчитывать и насчитали более пятисот марок. И тогда Пирхонен согласился взять Ионни на свое полное попечение.
Врач, покидая дом, холодно сказал хозяину:
— Учтите, что умершие от отравления весьма быстро разлагаются. Тем более в такую жару. Поэтому я советую вам похоронить его в первый же день, как он умрет.
Пирхонен учел это обстоятельство и тотчас же послал в Тампере с поручением сына своего соседа Яшку Ринни. Он дал Яшке пять марок вознаграждения и нужную сумму могильщикам для того, чтобы те вырыли могилу к завтрашнему дню.
Расходы эти были сделаны, конечно, из тех денег, которые нашлись в кармане Ионни.
Между тем врач, вернувшись к себе домой, вспомнил, что при заказывании могилы требуется свидетельство о причине смерти. И поэтому такое свидетельство он послал почтой на имя Пирхонена. Эта бумага пришла с опозданием, но могильщики и не потребовали ее, согласившись вырыть могилу без всяких свидетельств.
* * *В присутствии врача Ионни успокоился, надеясь получить помощь. Но когда врач покинул дом, Ионни снова пришел в смятение и стал расспрашивать, что говорил врач.
Прежде чем ответить Ионни, Пирхонен посоветовался с женой — следует ли открыть правду, которая могла ухудшить состояние отравленного.
По мнению верующей хозяйки, нужно было рассказать Ионни обо всем, чтобы он успел подготовить свою грешную душу к дальнему пути. По этой причине Пирхонен спокойно объявил Ионни:
— Врач сказал, что ты больше не жилец.
Ионни совсем перепугался и взревел, как загнанный зверь. Его глаза, круглые от ужаса, заблестели. И он сделал попытку подняться с постели, крича:
— Ой, сатана меня в ад потащит!
Напрасны были все утешения, и напрасно хозяйка говорила о божественной благодати. Ионни, как безумный, ругался, не желая ничего слушать.
Хозяйка пыталась ободрить его.
— Ведь есть же воскресение, — сказала она. — Мертвые в дальнейшем воскреснут и вознесутся на небо по милости бога.
Ионни завопил на эти слова:
— Воскреснешь тут, черта с два! Просто сунут в гроб на дно могилы, и лежи там, пока не рассыплешься.
Хозяева стали поить его молоком, но Ионни противился. Наконец, устав от своего неистовства, он ослаб и затих и даже согласился глотнуть молока. Хозяйка уговаривала его пить, обманывая, как маленького ребенка:
— Ведь доктор сказал, что молоко может спасти.
Это подействовало. Ионни поверил в возможность спасения и стал пить молоко как жадный бык. Тем более что молоко ему понравилось. Ведь ему не часто приходилось пробовать его. Он опорожнил один бидон, потом другой. Потом потребовал еще. И чуть было не прикончил все молочные запасы большого хозяйства Пирхонена.
Хозяйка положила немало трудов, ухаживая за больным и поддерживая чистоту в комнате. Изнемогая от усталости, она воскликнула, убирая мусор:
— Выкинуть бы его самого с этим мусором в помойку — и дело с концом.
На этот раз хозяину пришлось взывать к ее христианской совести:
— Надо же помочь ближнему. За это всевышний наградит. Тем более, что у больного деньги имеются.
* * *Между тем дело об отравлении все больше запутывалось. Становому приставу донесли, что в доме Пирхонена умирает человек, отравленный на постоялом дворе Роувари, о котором ходила дурная слава.
Пристав поспешил на место происшествия, чтобы по свежим следам распутать дело. Он стал допрашивать Хейкки Сипиля, который привез сюда Ионни и еще не уехал, так как его трясла нервная лихорадка.
Хейкки с первых же слов допроса стал затемнять все дело. Он страшился наказания и поэтому совсем не упомянул о своей бутылке с серной кислотой, а рассказал только, что Ионни пьянствовал с мошенниками. При этом намекнул:
— Не их ли рука тут замешана?
Со слов Роувари он знал всю шайку и поэтому назвал все фамилии.
Пристав сразу уверился, что именно эти воры и виновны в отравлении. Доказательством служил их побег. Кроме того, у Ионни имелись деньги, и это могло явиться побудительной причиной преступления.
Не желая беспокоить умирающего, пристав не стал его допрашивать, тем более что дело было слишком очевидным. Необходимо организовать поимку преступников. Это важней, чем что-либо другое.
Не теряя времени, пристав стал звонить в Тампере и в другие города, где, по его мнению, могли укрыться отравители. Все полицейские силы были подняты на ноги, чтобы арестовать эту воровскую шайку.
А Хейкки все еще дрожал, придумывая, как бы выпутаться из беды. Испуганный, он сидел во дворе, молча курил и ничего не мог придумать. В конце концов он разозлился на самого себя. И, запрягая лошадь, пробурчал:
— Ну и пусть возьмут меня. Пусть.
Угнетенный и мрачный, он подъезжал к своему дому.
* * *На другой день под утро выяснилось, что вблизи постоялого двора Роувари совершена кража со взломом. И, конечно, это преступление полиция приписала все той же шайке, которая участвовала в убийстве Ионни.
Воры похитили из квартиры надворного советника Поксюлийни деньги и серебро на сумму в пятнадцать тысяч. Шайка и здесь была непричастна к делу, но кто же мог угадать, что это так.
Надворный советник обещал триста марок тому, кто изловит негодяев, и по этой причине на следующий день в газетах появилось объявление:
„Награду в триста марок получит тот, кто поймает известную шайку мошенников, которая отравила в доме Роувари жителя Хельсинки Ионни Лумпери и вскоре после этого совершила наглую кражу со взломом в квартире надворного советника Поксюлийни“.
Полиция рьяно взялась за дело. Но усердней прочих действовал агент тайной полиции, некто Хютинен, у которого были крайне печальные денежные дела. Он недавно проигрался в карты, и через две недели ему необходимо было оплатить один вексель. Он надеялся оплатить этот вексель из тех денег, которые он получит в награду за поимку шайки.
Впрочем, об этом агенте мы рассказали просто так, между прочим. А теперь давайте посмотрим, как Ионни Лумпери расставался с жизнью.
* * *В доме Пирхонена наступил ответственный момент. Окончательно уставший Ионни понемногу успокоился и покорился необходимости умереть. Он даже стал готовиться к смерти.
Хозяйка заговорила о благодати и спела священный псалом. Она хотела пробудить в Ионни сознание греховности. Ионни поддался этому и с серьезным видом заявил:
— Грех мой в том заключается, что я слишком высокомерно шел по дороге гордости.
Здесь Ионни имел в виду свою кичливость и хвастовство.
Между тем смерть все ближе и ближе подступала к Ионни. Хозяин Пирхонен сосредоточенно и безмолвно курил, размышляя о величии смерти. А Ионни, тяжело дыша, продолжал бубнить:
— Смерть — это большое дело, когда она постучится внашу дверь.
В сердце хозяйки проснулась жалость. Суетясь вокруг больного, она не переставала утешать его:
— С божьей помощью можно и смерть победить…На это Ионни, все более угасая, ответил:
— Земные муки ничего не значат по сравнению с таким страданием, когда приходится ожидать смерти.
Пирхонен поддержал эту мысль:
— Да уж, земные хлопоты — это чистый вздор рядом с таким делом.
Больше всего Ионии страдал по поводу своей несправедливости в отношении Ханкку, который дважды спасал его жизнь. А Ионни за это даже не поставил ему выпивки. Об этом деле он так сказал своим хозяевам:
— Теперь в потусторонней жизни встретится мне этот Ханкку и скажет мне с упреком: „Эх, Ионни, Ионни…“
Тут голос больного дрогнул. Слабость охватила все его существо. И он, еле ворочая языком, потребовал священника.