— Я всё же думаю, что то. Во что бы то ни стало, говорила ты мне, не взирая кто погибнет на пути. Это единственные условия на которых я работаю. Что-либо иное допускает недопонимание. — Морвеер выглядел отчасти озадаченным, отчасти развлекающимся. — Я осведомлён, что некоторым натурам претит убийство оптом, но я определённо не предвидел, что ты, Монцкарро Муркатто, Талинская Змея, Мясник Каприла будешь одной из них. Не стоит беспокоится из-за денег. За Мофиса ты заплатишь десять тысяч, как мы и договаривались. Остальные — беспла…
— Вопрос не в деньгах, болван!
— Тогда в чём вопрос? Я взял на себя часть работы, как и было тобой поручено и добился успеха, в чём же здесь моя вина? Ты говоришь, что совсем не имела в виду такого результата и не берёшь на себя ответственность за эту работу, так в чём же здесь твоя вина? Очевидно, ответственность свалилась не на нас, а между нами, совсем как дерьмо с задницы нищего, да прямиком в открытый погреб, навсегда исчезнув с глаз и не создавая никому никаких дальнейших неудобств. Неудачное недопонимание, можем же мы так назвать? Несчастный случай? Как будто внезапно налетел ветер и упало огромное дерево и накрыло в том месте всех букашек и раздавило… их… насмерть!
— Ррраздавило, — прощебетала Дэй.
— Если тебя донимает совесть…
Монза ощутила прилив гнева, рука в перчатке до боли крепко сжала ножны, искривлённые кости смещаясь хрустели. — Совесть это отмазка, чтобы ничего не делать. А я про разумное использование ситуации. Отныне мы сойдёмся на одном покойнике за один раз.
— Точно сойдёмся?
Она неожиданно шагнула вглубь комнаты и отравитель попятился, встревоженно переводя глаза на её меч и обратно. — Не испытывай меня. Даже не пробуй. Один труп… за один раз… я сказала.
Морвеер осторожно прочистил горло. — Конечно, ты — клиент. Мы поступим как ты велишь. В самом деле, нет причин злиться.
— Ну уж если я разозлюсь, я тебе скажу.
Он издал болезненный вздох. — В чём трагедия нашего ремесла, Дэй?
— Признательности нет. — Ассистентка пропихнула в рот последнюю маленькую корочку.
— Совершенно верно. Пойдём, прогуляемся по городу, пока наша хозяйка решает, чьё имя из её списочка следующим удостоится нашего внимания. Такое впечатление, что здешний воздух заразили лицемерием. — Он с видом оскорблённой невинности вышел вон. Дэй зыркнула из-под песчаных ресниц, пожала плечами, встала, отряхнула с блузки крошки и проследовала за учителем.
Монза отвернулась к окну. Толпа в осовном рассосалась. Появились кучки встревоженных городских стражников, перекрывавших улицу перед банком, соблюдая безопасную дистанцию от неподвижных тел, распростёртых на мостовой. Она подумала, что бы на это сказал Бенна. Скорее всего посоветовал бы ей успокоиться. Посоветовал бы выбросить всё из головы.
Она схватила обеими руками сундук и, рыча, запустила его через комнату. Он ударился о стену, подняв в воздух клочья обивки, грохнулся вниз и опрокинувшись, раскрылся, разбрасывая по полу одежду.
Трясучка всё стоял в дверях, наблюдая за ней. — Я завязываю.
— Нет! — Она осеклась. — Нет. Мне по прежнему нужна твоя помощь.
— Стоя лицом к лицу с мужчиной, это одно… но так…
— С другими будет по другому. Я прослежу за этим.
— Чистые, красивые убийства? Вот уж вряд ли. Если настроился убивать, трудно предрешить число мёртвых. — Трясучка медленно помотал головой. — Морвеер и подобные ему уёбища могут отойти в сторонку и лыбиться, но я не могу.
— Ну так что? — Она медленно приближалась к нему, так, как могут подходить к норовистой лошади, стараясь успокоить её глазами и не позволить ей понести. — Назад на Север с полсотней заработанного за поездку серебра? Отрастишь волосы и вернёшься к нестиранным рубашкам и окровавленному снегу? Я думала ты гордый. Я думала ты хочешь добиться лучшего, чем то, что было.
— Ты права. Я хотел стать лучше.
— Ты можешь стать таким. Со мной. Кто знает? Может этим ты спасёшь чьи-то жизни. — Она нежно положила левую руку ему на грудь. — Наставь меня на праведный путь. Тогда ты сможешь стать одновременно и хорошим и богатым.
— Начинаю сомневаться, что человек может быть и тем и тем.
— Помоги мне. Я должна идти дальше… ради брата.
— Уверена? До мёртвых помощь не дойдёт. Месть — для тебя самой.
— Тогда ради меня! — Она через силу смягчила голос. — Я ничего не могу сделать, чтобы ты передумал?
Его губы скривились. — Собираешься швырнуть мне ещё пятёрку?
— Не надо мне было так. — Она скользнула рукой выше, обвела вдоль линии его подбородка, пытаясь взвесить верные слова, настроить на верное решение. — Ты не виноват. Не стало брата, а он был для меня всем. Не хочу потерять кого-то… — Она не закончила фразу.
Теперь во взгляде Трясучки появилось странное выражение. Отчасти сердитое, отчасти алчное, отчасти стесняющееся. Он некоторое время стоял молча, и она ощущала как на его лице вздуваются и расслабляются мышцы.
— Десять тысяч, — сказал он.
— Шесть.
— Восемь.
— Принято. — Она уронила руку и они уставились друг на друга. — Собирайся, мы уезжаем через час.
— Ладно. — Он виновато прокрался за дверь, избегая её взгляда, а она осталась здесь, в одиночестве.
В этом-то и была основная беда с хорошими людьми. Они обходятся дьявольски дорого.
III. Сипани
Не прошло и двух недель, как тамошний люд перешёл границу в поисках расплаты и повесил старого Десторта вместе с женой. Мельницу сожгли. Неделю спустя его сыновья выступили мстить и Монза сняла отцовский меч и ушла с ними, держась позади неё хныкал и шмыгал носом Бенна. Она была рада уйти. У неё пропало настроение сажать и сеять.
Они покинули долину чтобы свести счёты, и сводили их два года. К ним присоединялись другие, те кто потерял свой труд, свои поля, свои семьи. В скором времени они уже сами жгли поля, вламывались в хаты, забирали всё что могли найти. Вскоре они уже сами вешали. Бенна подрастал быстро. Закалился и стал безжалостен. Что ещё оставалось? Они мстили за убийства, потом за кражи, потом за оскорбления, потом за слухи об оскорблениях. Шла война, поэтому нехватки в прегрешениях за которые следует мстить не было.
Потом, под конец лета, Талинс и Мусселия заключили мир. Ни одна из сторон не выиграла ничего, кроме трупов. Человек в отороченом золотом плаще прискакал на равнину, ведя за собой солдат и запретил творить расправы. Сыновья Десторта и остальные разошлись в разные стороны, забрали с собой награбленное и вернулись к тому, чем занимались до того как настало прежнее безумие, либо отыскали безумие новое, чтобы погрузиться уже в него. К тому времени у Монзы снова появилось настроение сажать и сеять.
Они добрались до деревни.
Там им предстало воплощение воинского блеска, стоящее на краю разрушенного фонтана в нагрудном доспехе сияющей стали и с инкрустированной переливающимися самоцветами рукоятью меча у бедра. Половина деревни собралась послушать его речь.
— Моё имя — Никомо Коска, капитан Солнечного Отряда — благородного братства, сражающегося в составе Тысячи Мечей, величайшей бригады наёмных воинов Стирии! У нас есть договор о найме с юным герцогом Рогонтом Осприйским и мы набираем мужчин. Мужчин с боевым опытом, мужчин осенённых храбростью, мужчин влюблённых в приключения и обожающих деньги. Кого нибудь из вас тошнит ковырять грязь ради пропитания? Кто нибудь из вас мечтает о чём-то лучшем? О чести? О славе? О богатстве? Вступайте к нам.
— Мы можем пойти, — шепнул Бенна.
— Нет, — сказала Монза, — С меня хватит драться.
— Не придётся много драться! — возвестил Коска, словно мог читать её мысли. — Я вам это обещаю! Серебренник в неделю, плюс доля от добычи! А добычи будет полно, поверьте мне, парни! Наша дело правое… ну, вполне правое, и наша победа неизбежна.
— Мы можем пойти, — шепнул Бенна. — Ты хочешь обратно месить грязь? Валиться усталой каждуй ночь с грязными ногтями? Я не собираюсь!
Монза подумала о работе, которую ей надо будет проделать, чтобы только очистить верхнее поле и что она с этой работы сможет выручить. Образовалась очередь из людей, намеревающихся вступить в Солнечный Отряд, в основном крестьян и нищих. Темнокожий писарь вносил их имена в книгу.
Монза протолкалась к ним.
— Я Монцкарро Муркатто, дочь Джаппо Муркатто, а это мой брат Бенна и мы воины. Отыщется ли нам работа в вашем отряде?
Коска обалдело посмотрел на неё, а темнокожий покачал головой. — Нам нужны мужчины с боевым опытом. А не мальчишки и бабы. — Он попытался подвинуть её рукой.
Она не собиралась подвигаться. — У нас есть опыт. Побольше чем у этих поскрёбышей.
— У меня отыщется тебе работа, — сказал один из крестьян, осмелевший от того, что расписался в бумаге. — Как насчёт отсосать мне хуй? — И он стал над этим ржать. Пока Монза не сшибла его на землю и каблуком не заставила проглотить половину зубов.
Никомо Коска глядел на это поучительное зрелище слегка подняв бровь.
— Саджаам, договор о найме. Там точно сказано про мужчин? Как звучит буквально?
Писарь покосился на документ. — "Две сотни кавалерии и две сотни пехоты, кои должны состоять из хорошо оснащённых и подготовленных лиц." Лица — вот всё что там говориться.
— А подготовка — такое расплывчатое понятие. Ты, девица! Муркатто! Ты завербована, и твой брат тоже. Ставьте подписи.
Так она и сделала, и Бенна тоже, и вот так просто они стали солдатами Тысячи Мечей. Наемниками. Крестьянин уцепился за ногу Монзы.
— Мои зубы.
— Поищи их когда посрёшь, — ответила она.
Никомо Коска, прославленный солдат удачи, увёл новых завербованных из деревни под весёлый звук рожка, и той ночью они встали лагерем под звёздами, сгрудились в темноте у костров, разговаривая об обретении богатства в грядущей кампании. Монза и Бенна укрылись вместе под одним, наброшенным на плечи, одеялом.
Из мрака вышел Коска, отблески огня отражались от его кирасы. — Ах! Мои дети войны! Талисманы моей удачи! Холодно, у? Он сдёрнул свой алый плащ и кинул его им. — Держите. Может выгонит холод из ваших костей.
— Что вы за него хотите?
— Примите вместе с моими комплиментами, у меня есть ещё.
— Почему? — хрипло спросила она….
— "Капитан сперва следит за удобством своих людей, а уж потом за собственным", сказал Столикус.
— Кто это? — спросил Бенна.
— Столикус? Вы что, это же величайший генерал в истории! — Монза тупо таращилась на него.
— Император старых дней. Самый знаменитый из императоров.
— Что такое император? — спросил Бенна.
Коска поднял брови. — Типа короля, только ещё хлеще. Вам надо это почитать. — Он что-то вынул из кармана и вложил в руку Монзы. Небольшая книжица с помятой и поцарапанной красной обложкой.
— Я почитаю. — Она открыла книгу на первой странице, ожидая что он уйдёт.
— Мы читать не умеем, — сказал Бенна, прежде чем Монза успела его заткнуть.
Коска нахмурился, покрутил между большим и средним пальцем кончик навощенных усов. Монза ждала, что капитан велит им убираться назад на хутор, но вместо этого он медленно присел возле них и закинул ногу за ногу. — Дети, дети. — Он ткнул в страницу. — Вот это вот буква "А".
Туман и шёпот
Сипани вонял гнилью и застоявшейся морской водой, угольным дымом, ссаньём и говном, краткостью жизни и медленным разложением. Как будто Трясучка напердел. Да ладно бы запах — не разглядеть свою руку перед лицом. Ночь такая тёмная, а туман такой густой, что Монза, идущая так близко, что её можно коснуться, виднелась не чётче призрачного очертания. Фонарь освещал перед его сапогами едва ли с десяток блестящих холодной влагой булыжников. Не раз он чуть было не шагнул прямо в воду. Это было бы легче лёгкого. В Сипани вода подстерегала за каждым углом.
Злобные великаны вздымались впереди, корчились, превращались в обшарпанные здания и уползали прочь. Из мглы выскакивали чёрные фигуры — шанка в битве под Дунбреком — и становились мостами, оградами, повозками, изваяниями. По углам улиц на концах шестов качались светильники, у дверей горели факелы и освещённые окна висели в воздухе, предательски мерцая во мраке как болотные огоньки.
— Проклятущий туман, — бормотал Трясучка, выше поднимая фонарь, как будто это помогало. — Не вижу ни зги.
— Это Сипани, — бросила через плечо Монза. — Город Туманов. Город Слухов.
Ну да, ледяной воздух наполняли странные звуки. Повсюду хлюпанье, плеск воды, скрип канатов гребных шлюпок, виляющих по разветвлённым каналам. Во тьме звенели колокольца, всевозможными голосами перекликались люди. Цены. Предложения. Предостережения. Разлетающиеся из уст в уста угрозы и хохмы. Собачий лай, кошачье шипение, птичье карканье, крысиный шорох. Обрывки затерянной в тумане музыки. Прирачный смех, перепорхнувший сюда с той стороны бурных вод, фонари скачущие во мраке, когда какая-нибудь компания гуляк направлялась в ночи из кабака, в бордель, в игорный притон, в курильню. Трясучка вертел головой, и ему становилось ещё хуже. Похоже, ему нездоровилось уже несколько недель. С самого Вестпорта.
Из тьмы донёсся топот и Трясучка прижался к стене, правая рука на древке засунутого под куртку топорика. Прямо впритирку с ним, из темноты возникали и проносились прочь какие-то мужчины. И женщины, одна на бегу прижимала шляпку к громоздкой причёске. Бесовские рожи, отмеченные пьяными улыбками, налетали, кружились и мчались мимо, и уходили в ночь — мгла колыхалась за их развевающимися плащами.
— Сволочи, — прошипел Трясучка вслед им, выпуская топор и отлепляясь от липкой стены. — Свезло им, что я одного из них не разделал.
— Привыкай. Это Сипани. Город Гуляк. Город Воров.
Ну да, воров хватало с запасом. Возле ступеней, на углах, под мостами, одаривая тяжёлыми взглядами слонялись мужчины. И женщины, чёрные силуэты в дверных проёмах, за ними тускло горят светильники, некоторые вопреки холоду еле одеты. — Серебренник! — крикнула ему одна из окна, высунув ногу и покачивая ею в полумраке. — За серебренник у тебя будет лучшая в жизни ночь! Ладно, за десять грошей! За восемь!
— Продают себя, — хрипло промолвил Трясучка.
— Каждый себя продаёт, — донёсся невнятный голос Монзы — Это…
— Да, да. Это, ебать его в сраку, Сипани.
Монза остановилась и он едва не налетел на неё. Она откинула капюшон и сузила глаза на узкую дверь в обшарпанной кирпичной стене. — Это оно.
— Ты что, показываешь мне местные достопримечательности?
— Может позже устроим такую прогулку. А сейчас пора заняться делом. Прими грозный вид.
— Так точно, вождь, — Трясучка выпрямился и скорчил самую хмурую и мрачную физиономию — так точно.
Она постучала и вскоре дверь, покачнувшись, отворилась. Из тускло освещённого коридора смотрела женщина, долговязая и гибкая, напоминающая паука. Она предстала перед ними расслабленно прислонив бёдра и возложив вытянутую руку на дверь, постукивая тонким пальцем по дереву. Как будто ей принадлежал этот туман, и вся ночь и они сами в придачу. Трясучка придвинул фонарь самую малось ближе. Твёрдое, резкое лицо с ухмылкой бывалого человека усыпано веснушками, во все стороны торчали короткие рыжие волосы.
— Шайло Витари? — спросила Монза.
— А ты, стало быть, будешь Муркатто?
— Так и есть.
— Ты облачена в смерть. — Она сузила глаза на Трясучку. Холодные глаза, с намёком на жестокое подшучивание внутри. — Кто твой мужик?
Он ответил за себя. — Звать Коль Трясучка, и я не её.
— Нет? — Она усмехнулась Монзе. — Чей же он тогда?
— Свой собственный.
В ответ она засмеялась режущим смехом. Как будто всё в ней этому противилось.
— Это Сипани, приятель. Каждый кому-то принадлежит. Северянин, да?
— Это плохо?
— Как то раз один спустил меня с лестничного пролёта. С тех пор я с ними не очень. Почему Трясучка?
Она застала его этим врасплох. — Что?
— Наверху, на Севере, я слыхала, мужчина зарабатывает своё имя. Совершает великие подвиги и всё такое. Почему Трясучка?
— Ээ — Последнее, в чём он нуждался — предстать дураком в глазах Монзы. Он всё ещё надеялся при случае пролезть обратно в её постель. — Потому что мои враги трясутся от страха когда встречаются со мной лицом к лицу, — соврал он.
— Правда что ли? — Витари отступила от двери, одарив его издевательской улыбочкой, когда он пригибался под низкой притолокой. — Ну и трусливые же у тебя, нахрен, враги.
— Саджаам сказал, ты здесь кое-кого знаешь, — проговорила Монза, когда женщина провела их в узкую гостиную, скудно освещённую дымящимися угольками очага.
— Я всех знаю. — Она сняла с огня дышащий паром котелок. — Супа?
— Мне не надо, — сказал Трясучка, прислонившись к стене и сложив на груди руки. Он стал гораздо опасливее относиться к гостеприимству, с тех пор как познакомился с Морвеером.
— Мне тоже, — сказала Монза.
— Располагайтесь. — Витари налила себе какого-то напитка и села, закинув одну длинную ногу на другую. Носок её чёрного сапога покачивался вперёд-назад.
Монза заняла единственный оставшийся стул, слегка сморщившись, пока на него усаживалась.
— Саджаам сказал, ты решаешь вопросы.
— И что же вам двоим необходимо сделать?
Монза мельком глянула на Трясучку, и в ответ он пожал плечами. — Я слышала, что в Сипани едет король Союза.