Он сиял.
— Кого? — спросил Куропёлкин.
— Баборыбу! — воскликнул Удочкин. — Кого же ещё-то?
— Какую ещё Баборыбу? — продолжал тереть глаза Куропёлкин.
— Ту самую, которую вы потребовали! Во всех соответствиях, и рост, и вес, и все дамские привычки и умения, и способность к продолжению рода! — торжествуя, произнёс профессор.
— И где же она? — спросил Куропёлкин.
— Привыкает к здешнему климату, — сказал профессор. — Но скоро вы сможете её увидеть. Вам предстоит опознать её, привыкать к ней и переходить к бытовому режиму совместного проживания.
— Что значит — скоро? — с трудом выговорил Куропёлкин.
— Вы приведите себя в порядок, — посоветовал профессор, — оденьтесь, позавтракайте и приходите к скамье «Нинон».
— Завтракать и обедать я буду лишь после знакомства с Баборыбой, — сказал Куропёлкин.
— Ваше дело, — заявил Удочкин. — Или — ваш удел!
196
Позавтракал Куропёлкин водой из-под крана.
Уговаривал себя не спешить.
А сам спешил.
Не терпелось, не терпелось, не терпелось ему увидеть воплощение собственных ночных видений. Чувства его при этом двоились и играли в чехарду. То есть он был готов увидеть создание совершенное и ему необходимое. И был готов (даже желал этого) к неудовольствиям и придиркам по поводу несоответствия отловленной особи его эротическим ожиданиям и понятиям о красоте. А коли это была бы и не живая плоть, а ловко исполненное умельцами изделие, да ещё и доставленное, скажем, из провинции Хейлунцзян Поднебесной, он сейчас же сочинил бы ругательную отказную, то бишь рекламацию.
197
И всё же, и со спешкой своей, он растянул приготовления к выходу на полтора часа.
Вышел. Радуясь свежему ветерку, теперь уж точно не торопясь, прошагал к останкинской скамье, сел. Заметил: не исчезли ни гипсовое весло, ни выжженное лунными ли лучами, солнечными ли слово «Нинон». Стал посматривать по сторонам. Любопытствующую всадницу с вуалью заметить не смог. Не было её… Возможно, успокоилась…
Не сразу, но наконец, откинув полу шатра, появились профессор Удочкин и стюард Анатоль.
— Ага, вы уже здесь, Евгений Макарович, — обрадовался Удочкин. — Тогда приглашаю вас под сень шатра.
Прошли. То ли в момент прихода Куропёлкина шатёр расширился и раздулся, то ли он имел особенные свойства, недооценённые Куропёлкиным, но он оказался огромным. Цирк в нём мог работать с основательной труппой. Однако арены под шатром не было. Не имелись и ряды для зрителей. Главное пространство в шатре занимал аквариум.
Прежде при порывах ветра угадывалось Куропёлкину в шатре нечто овальное, похожее на «бочку» для гонок на мотоциклах по вертикальной стене. Ошибался Куропёлкин. Аквариум стоял перед ним старомодных линий, с восемью углами и вертикалями плоских стёкол.
— Нынче вроде бы мода на аквариумы в виде шара, — обратился Куропёлкин к профессору Удочкину, — а этот будто из коридоров детской стоматологии для успокоения ребёнков, но только большой…
— Вы ошибаетесь, Евгений Макарович, — деликатно сказал Удочкин. — Именно шарообразные аквариумы вышли из моды. Овалы искажают зрительные объёмы и пластику движений водяных существ. Не только в серьёзных деловых офисах, но и в богатых виллах рыбы плавают сейчас в традиционных стеклянных параллелепипедах…
— Чемоданах, — сказал Куропёлкин.
— Каких чемоданах? — удивился профессор.
— В обыкновенных, — сказал Куропёлкин. — Вы знаете, что Земля имеет форму чемодана? Я же вам говорил про такую теорию.
— Не помню, — признался Удочкин. — То есть какого чемодана?
— Вот такого, как этот аквариум, — сказал Куропёлкин.
Удочкин в растерянности взглянул на стюарда Анатоля. Тот кивнул.
— Я не без труда привыкаю к вашим шуткам, Евгений Макарович, — сказал Удочкин. — Но, действительно, посчитаем, что перед нами водяной чемодан…
«Зачем я опять валяю дурака, — подумал Куропёлкин, — перед милейшим человеком?»
— А где же Баборыба? — спросил он.
— Её готовят, — сказал Удочкин. — Давайте присядем на эти вот кресла.
Кресла были пластиковые, из тех, что украсили стараниями московско-австрийской бизнес-дамы ряды футбольных стадионов. Уселись втроём. И стали глазеть на аквариум. Вполне возможно, глазел один Куропёлкин, а Удочкину и Анатолю наверняка все подробности водоёма уже поднадоели.
Куропёлкин разглядел аквариум. Он был метров в шесть или даже в семь высотой и внутренним стеклом (ну, если не стеклом, то чем-то другим, прозрачным) был разделён на две равные доли. Над шестиметровым слоем воды в обоих отсеках располагались помещения, можно назвать — воздушные. И обстановка в них была знакомых Куропёлкину предбанников, со шкафом для одежды, полотенец и простыней.
— После того как вы увидите Баборыбу, — объявил профессор Удочкин, — и насладитесь её купанием, вы, если пожелаете, сможете занять свой отсек в аквариуме и понырять в его водах, вы же, если верить документам диспансеризации, способны находиться под водой чуть ли не три минуты и проплывать без выхода на поверхность семьдесят метров…
— Не без этого, — важно согласился Куропёлкин.
— Какой отсек вы выбираете?
— Да мне всё равно, — сказал Куропёлкин. — Ну, давайте правый…
— На невидимой отсюда стороне аквариума, — сказал стюард Анатоль, — имеются совмещённые комнаты для общений вас и Баборыбы.
— Спасибо за информацию, — сказал Куропёлкин.
198
— И вот что, — продолжил Анатоль. — Чтобы у вас не создались ложные ожидания. Вы как-то легкомысленно отнеслись к моим словам о спешке… какой и кого, не скажу… Наша нынешняя отловленная Баборыба — глухонемая. Ледяная она или не ледяная, я не знаю. Но она — глухонемая…
— То есть?
— То есть она на вид баба, но молчит как рыба об лёд…
199
— Евгений Макарович, — объявил профессор Удочкин, — начинается.
— Весь внимание, — и Куропёлкин в волненин прижался к спинке кресла.
В шатре, не имевшем оконцев или хотя бы прорезей для солнечных лучей, темно не было, а воду в аквариуме мгновенно подсветили, и на дне в левом отсеке обнаружился грот, вход в который был украшен выкрученными природой раковинами «поднеси к уху и слушай музыку моря», перламутровыми створками жемчужин, сердоликами из прибрежных песков и даже костяными панцирями малых черепах.
«На кой хрен такие роскошества? — удивился Куропёлкин. — Не иначе как из-за намерения отвлечь меня и всучить мне липовый товар».
Волнения ожидания в нём сейчас же притихли.
И тут из грота вынырнула девушка в сиреневом купальнике и резиновой шапочке для купаний в городских бассейнах.
— Это кто? — спросил Куропёлкин.
— Баборыба! — радостно объявил профессор Удочкин. — Наблюдайте за ней внимательнее. Для первого выплыва ей отпущено две с половиной минуты.
Куропёлкин наблюдал внимательно, а через минуту — и с интересом.
То есть поначалу он отнесся к зрелищу спокойно. Ну, вынырнула пловчиха, на сотни других виденных им похожая. Женщина как женщина. Скорее всего должная обеспечивать сопровождение диковиной особи и в случае чего поддержать и обезопасить её, не дать ей растеряться и как-либо оконфузиться.
Но никакое другое существо своим появлением в аквариуме Куропёлкина не порадовало. И через две с половиной минуты, объявленные Удочкиным, девушка в сиреневом купальнике, проделав несколько, по понятиям Куропёлкина, акробатических движений, схожих с трюками гимнасток-художниц, подплыла к порталу грота и в нём исчезла.
— И это всё? — спросил Куропёлкин.
— Всё, — сказал Анатоль. — Пока всё.
— А где же Баборыба?
— Это и была Баборыба! — обиженно произнёс Удочкин. — Как вы этого не поняли? Мы так старались! Неужели вы такой нечувствительный? Это же ваша судьба…
— Какая ещё судьба! — возмутился Куропёлкин.
— Теперь, Евгений Макарович, — холодно сказал Анатоль, — вы обязаны подписать важную бумагу.
— Какую ещё бумагу? — сердито взглянул на Анатоля Куропёлкин.
— О том, что вам, Евгений Макарович, — сказал Анатоль, бывший стюард, а теперь неизвестно какой, но несомненный чин, — по вашему требованию отловлена и предоставлена Баборыба…
Перед Анатолем возник пюпитр, но не для нот, а для важной деловой бумаги.
— Погодите, — растерянно сказал Куропёлкин. — Мне нужно всё обмозговать.
— Обмозговывайте, — сказал Анатоль. — Но недолго…
— Вот что, Анатоль, или кто ты там! — грозно сказал Куропёлкин. — Заткнись! Ты для меня никто. И обмозговывать я буду без твоих советов.
200
Куропёлкин закрыл глаза.
Две с половиной минуты он будто бы просматривал видеофильм. Сиреневая купальщица, да ещё со спортивными навыками, ему понравилась. Правда, иные Баборыбы плавали в его снах. Но откуда им здесь взяться? Однако отчего же и с этой вполне привлекательной (хотя бы на первый взгляд — телом) женщиной не позабавиться и не поучаствовать в непонятной ему игре? Ведь иначе можно было бы подохнуть от скуки и одиночества…
Две с половиной минуты он будто бы просматривал видеофильм. Сиреневая купальщица, да ещё со спортивными навыками, ему понравилась. Правда, иные Баборыбы плавали в его снах. Но откуда им здесь взяться? Однако отчего же и с этой вполне привлекательной (хотя бы на первый взгляд — телом) женщиной не позабавиться и не поучаствовать в непонятной ему игре? Ведь иначе можно было бы подохнуть от скуки и одиночества…
201
— Значит, так, — сказал Куропёлкин.
И тут же замолчал. Будто бы не додумал думу.
— Значит, так, — повторил Куропёлкин. — Посчитаем, что это именно Баборыба. Что она отловлена и предоставлена мне…
— Ну вот! — ожил Анатоль.
— Помолчи! — от Анатоля Куропёлкин тут же отвернулся, обращался он исключительно к профессору Удочкину. — Но самым важным пунктом в моём требовании было: «Для совместного проживания». Баборыбу я, предположим, увидел, но ощутить и понять, способна ли она к совместному проживанию, то есть почти к семейно-полюбовному, возможности я не имел. Ко всему прочему купальник у неё таков, что самые существенные для женщины места для меня не открылись.
— Поверьте нам! — чуть ли не взмолился профессор. — Просто она девушка стеснительная и добродетельная, сам бы влюбился в неё, и она не согласилась выплыть из грота обнажённой. А так, поверьте нам, в ней всё, как полагается!
— Так что же, — сказал Куропёлкин, — моё совместное проживание с ней будет состоять из сеансов наблюдений за её застекольными добродетелями? А может, она резиновая и надувная?
— Какой ужас вы говорите! — замахал руками профессор.
— Так или иначе степень совместимости со мной, — сказал Куропёлкин, — я должен для начала изучить хотя бы на ощупь.
— Ужас! Ужас! — причитал профессор.
— Что может быть проще! — воскликнул Анатоль. — Вас сейчас впустят в ваш отсек, вы там поплаваете чуток, успокоитесь, подниметесь в предбанник и там в комнатах общений вы сможете проверить свойства нашего вам подарка на ощупь. Или как пожелаете.
— У меня нет плавок, — сказал Куропёлкин. И сразу понял, что сморозил глупость.
— Нет проблемы! — воодушевлялся Анатоль. — Сейчас будут. Хотя вы были бы хороши и функциональны и без плавок.
— Ты ещё и пошляк, Анатоль! — поморщился Куропёлкин.
— Извините, ваше благородие! — сказал Анатоль. И выкрикнул: — Вундеркинд! Сюда и немедленно!
Посчитал нужным сообщить Куропёлкину:
— Это служитель аквариума. Хозяин воды.
Насчёт «немедленно» у служителя Вундеркинда были свои соображения. На вид — мужичок был шустрый, но к Анатолю он приближался не спеша и без особого, видимо, желания что-либо произвести немедленно.
— Вундеркинд, вот наш главный и влиятельный заказчик. Уважь его!
Служитель Вундеркинд уважил влиятельного заказчика, из кучи тряпок выбрал для него плавки («Не с секретного ли они склада нижнего охранительного белья господина Трескучего-Морозова?» — пришло в голову Куропёлкину), вещи заказчика уложил в пакет магазина «Эльдорадо» и впустил Куропёлкина в шлюзовое устройство, очевидно схожее со входом в грот с раковинами и камнями. Вода в аквариуме оказалась пресная, с запахом реки, довольно тёплая. Куропёлкин покувыркался с удовольствием, глаза ему не щипало (под водой глаза он не закрывал), но задерживаться в воде не стал, а выбрался на воздух.
И засмущался.
«Дурак! — осаживал себя Куропёлкин. — Разбежался в нетерпении… Даже забыл спросить, как к ней обращаться…» Обернулся в поисках служителя Вундеркинда. Может быть, тот был человеком осведомлённым. Но служитель до предбанника не добрался.
«Да она же глухонемая!» — вспомнил Куропёлкин.
Хотел было причесаться, но карманы халата, естественно, были пустые.
В комнате же Куропёлкина на задах аквариума с диваном для отдыха в углу нашлись и зеркало, и предметы ухода за внешними красотами хозяина, даже пилочки для ногтей лежали на стеклянной полке перед зеркалом, имелась тут и бритва электрическая. А в тумбочке под зеркалом были обнаружены Куропёлкиным средства гигиены и эротической обороны.
— Эй, дядя, что вы тут капаете на пол! — услышал Куропёлкин. — И людей заставляете наводить чистоту. Разве это хорошо?
Сзади водил по полу шваброй служитель Вундеркинд. Серенькие волосы его от прямого пробора разлетелись к ушам. Упреждая резкие слова Куропёлкина, он проворчал:
— Она вас ждёт, а вы тут топчетесь!
Отвечать Вундеркинду Куропёлкин не посчитал нужным. И шагнул в комнату Баборыбы.
202
Та сидела на своём диванчике и мелкими глотками, с остановками, пила воду «Святой источник». То ли минеральную из Парголово, то ли из струй кранов «Водоканала», то ли, действительно, из лесного родника. Кто знает, какие жидкости заполняют нынче сосуды для утоления жажды.
Куропёлкину почудился запах сигареты, но он посчитал, что ошибается. Сам он не курил и мог спутать запах табака с неведомым ему парфюмом подводной девы.
При подходе к ней Куропёлкина девушка все ещё в сиреневом купальнике будто бы вмялась (в страхе?) в кожаную спинку дивана. Куропёлкин будто бы испугался своих намерений выявить способность девушки (в мыслях он старался не называть её сейчас Баборыбой) к совместному проживанию и даже — хотя бы проверить на ощупь — ледяная ли она, резиновая или надувная из новейших материалов.
Куропёлкину стало жалко её.
Будто бы она была его дочкой. Или даже внучкой его.
Какие уж тут проверки способностей к совместному проживанию!
Куропёлкину захотелось дать понять сиреневой девушке, что опасаться его не следует.
В жизни Куропёлкина возникали знакомства с глухонемыми, один из них, кстати удачливый параолимпиец, был его тренером по акробатике во Владивостоке, и теперь Куропёлкин попытался движениями рук и губ выказать отношение к напуганной (им!) девушке.
Однако в ответ она мотала головой и, видимо, ещё больше пугалась существа в распахнувшемся одеянии.
Куропёлкин спохватился и стянул халат поясом.
Движением ладони вверх Куропёлкин предложил особе отловленной и предоставленной встать. Поняла, встала. Следующим жестом Куропёлкин пригласил её (особь, особу, девушку) приблизиться к нему. Приблизилась. Куропёлкин протянул к ней руку, как бы предупреждая её, что он сейчас до неё дотронется. Не возражала, ждала. Удивился. Девушка была не только не ледяная, но и пылкая. Хорошо это или плохо, решить он не смог. «Потом выясним», — пообещал он себе. Зачем-то поднял левую руку девушки и носом уткнулся ей в подмышку. Пахло хорошо, водой реки и цветком жёлтой кувшинки, иначе кубышки.
Потом он всё же решил осмотреть места, для совместного проживания существенные. Девушка его намерений не поняла. Тогда Куропёлкин посчитал нужным действовать по принципу: «Делай, как я!». Может, сообразит… Сообразила. Куропёлкин скинул с себя халат, стянул плавки. И новая подруга его без всяких колебаний сняла купальник и предоставила все особенности своего тела Куропёлкину.
Тут и произошло с Куропёлкиным нечто странное. Ему бы доводить до конца испытания, а он заробел, и в голову его зашла блажь, будто он может доставить невинному существу, не осведомлённому пока о своеобразии людской любви, огорчения и даже физическую боль.
И он отступил от подаренной ему девушки, чмокнул её в щеку и застыл в шаге от неё.
Но прежде он ощутил пылкость прижавшегося к нему женского тела.
Девушка смотрела на него сейчас с удивлением. Или даже с разочарованием.
— Дядя, — услышал он, — ты будешь заканчивать испытания? Или дашь персоналу отдохнуть?
— Тётя, — сказал Куропёлкин, — что-то я не видел особых трудов персонала. И в ваших советах я не нуждаюсь.
— Моё дело сливать воду, — проворчал Вундеркинд. — Мне нужно знать, можно ли сливать.
— Сливайте, — разрешил Куропёлкин.
— Чао, — на всякий случай Куропёлкин обернулся к речной девушке, помахал ей рукой и по подсказке Вундеркинда, прихватив пакет со своими вещами, по приставной лестнице спустился к профессору Удочкину и Анатолю.
203
Чувствовал затылком, что девушка смотрит ему вслед всё с тем же недоумением и досадой.
«А неплоха она, неплоха! — думал Куропёлкин. — Неплоха Бабо… Баборыбушка…» Понял: Баборыбой называть её ему будет неловко, Баборыбушкой выходило слащаво. И он снова подумал о красоте и желанности её тела.
Но сейчас же вспомнил о теле женщины, более совершенном и желанном.
Однако та женщина была ему чужая…
И вредная.
И ей предстояло ещё портить судьбы людям. И обзавестись тёмно-серым куцым хвостом с иглами дикобраза.
204
— Что-то вы быстро? — удивился Анатоль.
— Всё, что надо, я выяснил, — сказал Куропёлкин.
— И всё же очень быстро, — продолжал недоумевать Анатоль. — Вы могли бы и не спешить.