В конце мраморной лестницы визитера попросили подождать перед дубовой дверью, какой позавидовал бы и премьер-министр. Когда же она распахнулась, дворецкий церемонно изогнулся.
Навстречу шагнул хозяин. «Мгновенный портрет»: крепкий, приземистый господин с отполированным черепом источал столько энергии, что хоть лампочку зажигай. Тело его было такой ширины, что огромная цепочка часов натянулась по жилетке в струну. Мясистые пальцы предназначались самой природой рвать и хватать, так что обручальное колечко терялось в складках кожи. Зато перстень, украшенный брильянтом с орех, горел немигающим глазом. Одним словом, хищник. Силен и опасен, как старый носорог. Вставать у него на пути не стоит. Раздавит и не заметит. В жизни всего добился сам, потому гордится волей и животной хитростью. Этот уникальный человеческий экземпляр внимательно осмотрел юношу.
— Уж больно молод что-то, — с сомнением пробурчал он. — Не нашли чего получше…
В такой ситуации церемонии излишни. Заложив руки за спину, Ванзаров строго заявил:
— Изложите, в чем дело. И побыстрее. Я сюда отдыхать на свежем воздухе приехал, а не в кабинетах торчать.
К такому обращению господин был непривычен. Нахмурившись, грозно порычал:
— Да ты кто таков?!
— Чиновник сыскной полиции. И прошу не «тыкать». Если у вас нужда, извольте в приемные часы на Офицерскую улицу. Всего доброго…
И развернувшись, направился к двери.
— Господин Ванзаров!.. Да погодите же!.. Родион Георгиевич, прошу вас…
От самоуверенной наглости не осталось и следа. Хищник признал в полноватом юноше равного. Ну, или почти равного. Во всяком случае, зубы и когти спрятал, прикинувшись милым и пушистым. Гостю было предложено располагаться в кожаном кресле размером с бричку, а затем всяческие напитки и сигары. От подобной чести Родион отказался. Хозяин представился Филиппом Филипповичем Сундуковым. Имя это чиновнику полиции ничего не говорило. Очевидно, владелец новенького замка сторонился публичности. Большие деньги не любят славы, а любят тишину.
— Простите мою оплошность, — сказал он и даже улыбнулся. В сочетании с голым черепом улыбка выглядела оскалом. — Мне ведь рекомендовали вас как опытного и проницательного сыщика…
«Так и есть!» — душа Родиона возликовала, но внешне он остался невозмутим.
— …Вот и не разглядел сразу. А теперь вижу: характер. Такой мне и нужен. Сговоримся…
Согласившись с оценкой своего характера, Родион терпеливо ждал, ничем не выражая интереса.
Сундуков поерзал и, видя, что помощи не дождаться, начал сам:
— О себе рассказывать не буду, что захотите узнать — и так разыщете, а что знать не положено, то и копать не надо. В этой жизни для меня мало что недоступно. Честно скажу: могу купить, что захочу. Капиталец собрался такой, что лишний раз говорить о нем не стоит. Не поверите, если правду скажу, решите, хвастает Филипп, врет. Но и сами видите, какая красота вокруг. А во сколько это обошлось! Деньги, Родион Георгиевич, это такая сила, что все может покорить. Все мне подвластно, ни в чем не знаю отказа…
Так и подмывало вставить: «Я царствую! Послушна мне, сильна моя держава». Но мудрость зажала рот. Всякое бывает.
А Сундуков не унимался:
— … Долго трудился, чтобы всего этого достичь, но теперь могу позволить себе любой каприз. Вы еще человек молодой, так запомните совет: главные друзья мужчины — сторублевые банкноты. И не верьте другому. Это в поговорке «не имей сто рублей…», а в жизни все иначе. Богатство — основа счастья мужчины. Его сила и гордость. Накопить трудно, но еще труднее сохранить. Понимаете, о чем я?
Нет, не понимал Родион. Не было у него богатства, копить не собирался, а тем более сберегать. Да и какое богатство в полиции! Закон и порядок, да и только.
— Так вот, пришло такое время, когда думать мне надо, что дальше будет, кому состояние передать. И вот тут…
Дверь распахнулась, и в комнату словно вихрь ворвался. С радостным криком в кабинет вбежал мальчик в коротких штанишках и бархатной курточке. За ним неторопливо вошла девочка, на вид постарше. Нянька осталась за порогом, не решаясь войти. Малыш устроился на коленях Сундукова и заявил, что у него важное дело. В одно мгновение Филипп Филиппович растаял, как леденец, превратившись в нежно любящего отца. Потрепал курчавую головку, погладил по спинке и внимательно прислушался.
— Папа, папа! Мальчишки деревенские шоколаду не пробовали! Вот смешные! Давай куплю! Я им обещал! — лепетал ребенок, задыхаясь и тяжело дыша. Но причина была не в спешке. Синева губ и темные круги вокруг глаз говорили о непорядке с сердечком.
Сундуков вынул пухлое портмоне и, не глядя, сунул купюру. Родион невольно отметил красненькую.[7] Сын порывисто обнял батюшку за бычью шею, чмокнул и заспешил к двери. Девочка, выжидавшая в стороне, подошла и серьезно сказала:
— Папенька, я собрала с няней ягоды. И продала их дачникам. Заработала рубль. Вот… — Она показала монету.
— Умница, иди играй. Видишь, у меня разговор важный. Ступай.
Спрятав денежку, дочка поклонилась и вышла вслед за братом. На него походила скорее общими чертами сундуковской породы.
— Вот ради кого стараюсь! — светился гордостью отец.
Тут следовало ввернуть какой-нибудь комплимент, но Родион не знал, как хвалить детей. И невежливо промолчал.
— Сынок мой драгоценный, Альбертик, наследник мой, надежда и опора моя. Будущий хозяин всего. Понимаете?
Чиновник полиции решительно ничего не понимал. В первую очередь зачем он понадобился. Но терпеливо молчал, что всегда вызывает уважение в собеседнике. Филипп Филиппович передвинулся ближе, словно теперь начнется самое важное.
— В воскресенье у Альбертика день рождения, шесть ему исполнится, герою моему. Так что приготовил подарок: объявлю, что составил духовную,[8] назначаю его единственным наследником всего…
Родион едва успел подумать, что такой подарок ребенок вряд ли оценит, как любящий отец продолжил:
— Поздравить Альбертика прибудут наши родственнички, негодяи и подлецы отменные, все как на подбор, да вы сами увидите. Так вот, мне надобно за ними присмотреть…
— Желаете, чтобы поработал охранником? — ледяным тоном спросил Родион. Хоть рот открыл, а то все молчком, умник.
Сундуков даже скривился, дескать, и не думал так унижать значительную персону.
— Была бы нужна охрана — роту полиции выписал бы. Мне мозги ваши нужны и умение анализировать.
— Как полагаете их использовать?
— Побудьте с нами, присмотритесь, послушайте, а выводы сообщите. Мне сказали, в людях тонко разбираетесь. Лучший сыщик в сыскной. Разве не так?
Что поделать, слаб человек, лесть любит. И Родион не исключение. Поддалось что-то у него в душе на доброе слово. Только спросил, что за причина такого странного поручения.
Филипп Филиппович заметно помрачнел:
— Чувство у меня появилось нехорошее. А чутью своему верю слепо, иначе бы ничего не достиг. Затевается что-то против Альбертика моего, сердцем отцовским чую. Зла ему желают. Но вот кто эта гадина — не знаю. Потому и прошу разгадать, откуда может беда грозить.
— Подозреваете кого-то конкретного?
— Если бы знал, не стал бы и беспокоить.
— Извините, обязан спросить: подозреваете, что ребенка могут убить?
Сундуков глянул так недобро, что у Родиона засосало под ложечкой:
— Пусть попробуют, в порошок сотру…
— Мне трудно предположить, что за вред могут причинить пятилетнему ребенку в вашем доме.
— Понимаю. Поверить нелегко. Фактов у меня нет, какие вы у себя в полиции любите. Факты не нужны. Я сердцем чую. Разберитесь, нащупайте, откуда может ветер дунуть. А если скажете, что пустые твои тревоги, Филипп, то и слава богу.
В обязанности полиции, конечно, входит предупреждать преступления. Но здесь даже не пахло преступлением. Глупость мог совершить сам Сундуков, устроив расправу по глупому подозрению. Скорее всего, чистейшая ерунда, страхи любящего отца. Или что-то недоговаривает? Так стоит ли тратить драгоценные выходные, чтобы следить за невинными родственниками?
Пока Родион пытался выбрать между любопытством и ленью, Сундуков отошел и вернулся с пачкой новеньких десятирублевок, перетянутых банковской ленточкой.
— Аванс за труды, — сверток лег на край стола. — Завтра, когда выводы доложите, окончательный расчет. Столько же. Дело чистое, аналитическое, вы мне услугу, я вам — благодарность. Никакого касательства к вашей службе.
Стопка манила. Виделся в ней отпуск-мечта с поездкой в бессмертную Элладу. Еще книжный шкаф, набитый редкими томами, на которые только засматривался, и… Да мало ли на что молодому человеку потрать целое состояние. А две тысячи для коллежского секретаря за пару дней непыльной работенки — просто клад немыслимый.
И Родион сдался. Вольный гений поработился злату, так сказать.
— Мне необходимо знать, кто к вам приедет, краткие сведения о подозреваемых… то есть родственниках, их биографии, отношение к Альберту и так далее, — сказал он.
— Нет, не нужно вам знать ничего. Рассмотрите чистым взглядом, может, и заметите то, чего я не вижу.
Убедившись, что сделка состоялась, Сундуков перешел к деталям:
— Что вы из полиции, знать никто не должен. Скажем, мой деловой партнер… С этим вижу проблемку. Для партнера у вас одежка не подходит. Одно слово — обноски…[9] Ну, ничего, быстро исправим…
На серебряный звон колокольчика явился господин в черной жилетке с портновской меркой. Надо же, какое совпадение! Гость был обмерен снизу доверху. Портной молча поклонился и исчез тенью. Надо понимать, костюм родится за ночь. Просто чудо. Хотя какое чудо деньгам не подвластно.
— Завтра жду пораньше, часикам к девяти, — Филипп Филиппович протянул ладонь. — Очень на вас надеюсь. Осветите окруживший меня мрак, как фонарь маяка.
После такого напутствия обратную дорогу Родион нашел сам.
Супруги Макарские накормили его отменным ужином, рассказывая, как бы случайно, какой Сундуков благодетель, вся округа на него чуть не молится. Ванзаров и вида не подал, что знает, благодаря кому потратит выходные зря. Хотя не совсем зря. Пачка во внутреннем кармане делала жертву менее горькой. Он только мстительно отказался от водки, а пить одному под ласковым взглядом женушки у Лешеньки не вышло. Точнее — не пошло. Так ему и надо.
Дорогому гостю постелили на самом лучшем диване, окна комнаты выходили в яблоневый сад. Ворочаясь на новом месте, Родион прикидывал, что дельце совсем пустяковое, заодно великолепная тренировка техники «мгновенного портрета». Преступника ловить не надо, а только логически определить, кто может готовить пакость. Плевое занятие для лучшего сыщика столицы. Комплимент приятно ласкал гордость, так что он невольно повторял слова Сундукова, пока не заснул совсем.
Утреннее солнце еще не успело выбраться из-за леса, а Родион из постели, как на пороге объявился вчерашний портной. Из массивного свертка был извлечен отменный костюм, да еще сорочка с модным галстуком и даже щегольские ботинки. Портной не ушел, пока господин Ванзаров не изволил переодеться. Одернул низ пиджака, разгладил лацкан, чуть натянул рукав и остался доволен работой. А уж как был доволен Родион! Впервые видел в зеркале модного господина, который ему нравился. Прямо франт. Ну а госпожа Макарская так зашлась от восторга, чуть молочник не выронила. Наверное, пожалела, что такого красавца упустила. Что с женщинами делает хорошо пошитый пиджак! Ну, не в этом дело…
Просив не ждать к обеду и ужину, Родион отправился в замок.
Там полным ходом шли приготовления к празднику. Слуги бегали с корзинами провизии, горничные вытряхивали перины и постельное белье, повара чистили кур и капустные кочаны. А посреди хаоса незыблемо возвышался Сундуков, следя и покрикивая: «Смотрите у меня, ротозеи, чтоб все было как на царском приеме! Иначе голов не сносить». Так грозен был его окрик, что казалось, он и правда имеет власть карать и миловать. Хотя логика подсказывала, что домашнего палача с плахой даже его богатство не осилит. Не те времена, знаете ли, просвещение, личная свобода и все такое. Разве по шее дадут, да и то легонько, не батогами, а плеткой. Прогресс налицо.
Приближение раннего гостя Филипп Филиппович заметил издалека, прищурился, оглядел так и сяк и остался доволен.
— А ведь каков красавец! Хорош, шельма! — сказал он добродушно, похлопывая Ванзарова по плечу. — Ванзаров, вам годков… двадцать два, наверно…
— Двадцать три, — поправил гордый юноша.
— Вот и отлично! Лет семь еще послужите, связями обзаведетесь, чины получите, а у меня как раз невеста подоспеет. Девице замуж выходить в девятнадцать самое милое дело. А мужчине — как раз к тридцати. Идеальная пара.
Не ожидая невест с утра пораньше, Родион искренно не понял, кого ему сватают.
— Дочка моя старшая, Лидочка. Кто же еще! Вы мне нравитесь, породнимся, всем обеспечу. Ну как, сговорились?
Юный чиновник вежливо отказался, сославшись, что такое решение надо хорошенько обдумать. Сундуков не возражал — время терпит.
— Видите, сколько хлопот! — пожаловался он. — И за всем глаз да глаз, ничего сами делать не умеют, или разобьют, или перепутают. А тут еще кошка сдохла…
— Какая кошка? — из вежливости спросил Родион, как будто интересуясь породой.
— Да кто ее знает, кошка и кошка, за домом нашли дохлую. Их у меня с десяток подъедается на кухне. Одной больше, одной меньше — какая разница. Крыс все равно нет.
— Отчего околела?
— Охота вам о всякой ерунде беспокоиться! Слопала какую-нибудь гадость, и готова. Подождите, скоро ваши клиенты пожалуют, вот с ними и разбирайтесь… Вы еще животом няньки обеспокойтесь, дорогой сыщик.
— А с ней что случилось? — не удержался Родион.
— Что с бабой глупой может случиться? Обожралась втихую, вот теперь и мается. Ладно, вы тут осмотритесь, а мне пора. Комната ваша на втором этаже приготовлена, рядом со всеми гостями… Будь они неладны.
И Сундуков удалился, на ходу раздавая приказы челяди. Родиону оставалось только заняться изучением окрестностей.
Прогуливаясь вокруг дома и уворачиваясь от снующих туда-сюда слуг, Родион неторопливо осматривал величественное владение. Окна на втором этаже были распахнуты, ветерок игриво взмахивал тюлем. Очевидно, комнаты проветривают в ожидании гостей.
Но и на первом этаже широкие ставни настежь. Там, за окнами, огромная столовая, а рядом библиотека и курительная.
Обойдя вокруг и не найдя труп кошки, Родион направился в дом. На гостя не обращали внимания. Слуги были настолько заняты, что не зевали по сторонам. Впрочем, одна женщина, испуганно посмотрев на Ванзарова, поклонилась ему и немедленно скрылась. Судя по платью и по жемчужному ожерелью на плоской груди, это была сама хозяйка дома, госпожа Сундукова. Видно, власть мужа настолько крепка и тяжела, что жена в доме права голоса вообще не имеет. Редкий случай в семейной практике. Честное слово…
В комнате, приготовленной для Родиона, его ожидала парочка чемоданов — предусмотрительный Сундуков позаботился даже о багаже «делового партнера». Якобы приехал из дальних странствий. Филипп Филиппыч серьезно заботился, чтобы ничто не выдало обман и сыщика приняли за гостя. Как видно, интуиция его пребывает в серьезном беспокойстве. Не зная, чем себя занять, Ванзаров посидел на кровати, осмотрел пустой шкаф и решил еще погулять.
Панорамное окно разделяло коридор на две половины. Рядом с ним застыл хозяин, судя по выражению его лица, ему попалось что-то неприятное. Он подозвал к себе Родиона.
— Глядите-ка, стервятники слетаются…
К дому подъехали три кареты. Из первой вышла пожилая дама, она опиралась на руку юноши. Из другой — супружеская пара, а из третьей — изящная дама, закрывшая лицо дорожной вуалью.
— Кровопийцы, дармоеды, изверги, ох, была бы моя воля…
Лучше не знать, что бы случилось тогда. Море крови и горы трупов, не меньше. Сундуков кипел ненавистью. Отставив дипломатию, Ванзаров спросил напрямик: зачем же принимать гостей, если они так опасны?
Филипп Филиппович тягостно вздохнул:
— А что делать? Не прогнать же в шею. Хотя руки чешутся… Все-таки родственники, родная кровь, хоть и поганая. Смотрите за ними в оба глаза. Я на вас надеюсь…
Что и говорить: родственников не выбирают. С этим горем приходится мириться.
Родиона более не задерживали. Вместо того чтобы оценить возможных врагов наследника, он отправился на половину слуг. Ему указали скромную комнатенку.
Заметив чужого мужчину в дверях, Федора встрепенулась и попыталась встать с постели, на которой сидела, свесив ноги. Гость извинился за вторжение, просил не беспокоиться и даже вежливо поинтересовался самочувствием, между тем незаметно изучая няню.
Женщина неопределенных лет, отличалась крестьянским лицом и богатством форм. От нее прямо пышело материнским жаром. Ничем иным, кроме воспитания детей, такая натура заниматься не могла. В это бесполезное дело она вкладывала все теплоту своего безразмерного сердца.
В другом доме прислуга начала бы кривляться и показывать характер: еще чего, отвечать на вопросы посторонних. Но у Сундукова дисциплина была железной: раз гость спрашивает, значит, так надо.
— Благодарю, барин, — безропотно ответила Федора. — Уже полегчало…
— А что с вами произошло, уважаемая?
Вежливый юноша очень понравился Федоре: такой славный, милый, безусый, хочет казаться важным, но ведь совсем еще несмышленыш.
— Видно, съела что-то, — словно извиняясь, ответила она. — Так к горлу подступило, думала, наизнанку вывернет. Но вот молочком отпилась, и вроде ничего… Благодарю.