– Ничего, в плечах село, – подвела итог продавщица и потрогала мужа за плечи. – Выпрямитесь, не сутультесь, – сказала она ему.
Муж послушно выпрямился и смотрел на меня – ждал приговора.
Я посмотрела на ценник – вполне гуманно за итальянскую стопроцентную шерсть. Мужу сказала, что с добавлением кашемира, как он и хотел.
– А принесите еще пальто на каждый день, – попросила я продавщицу, перекладывая на другую руку старую куртку мужа и снятый для удобства пиджак. – А то я его больше не уговорю.
– Вы не одна такая, – вздохнула продавщица. – Ваш хоть не капризничает, и фигура у него хорошая. Высокий, все как на вешалке висит.
– Ну да, – сказала я. «Наш» в это время, кстати, стоял рядом. Он не понял про вешалку. – Это комплимент, – объяснила я. – Не сутулься.
Еще одно пальто мы купили немецкое. Как раз под джинсы. В профессорскую «елочку». Кэжьюал.
Плюс два шарфа. Я была очень довольна. Муж, по-моему, тоже, хотя продолжал изображать из себя страдальца. Во всяком случае, на следующий день на работу он пошел во всем новом. На выходе из подъезда столкнулся с нашей тогдашней няней. Няня даже не узнала работодателя и от неожиданности вместо «здрасьте» выдала: «В пальте и с георгиною во рте». Муж вместо ответного «здрасьте» на автомате отредактировал: «В пальто, во рту».
Впрочем, за границей муж ходит по магазинам с большей охотой.
Он застыл перед полкой с рубашками-поло. Я сидела на пуфике. Он уже долго так стоял, колеблясь между цветом помидора и шпината. Смотрел на меня, как бы спрашивая совета. Я закатывала глаза. Рубашек-поло у моего мужа штук десять. Всех цветов радуги, кроме цвета помидора и шпината. Он хранит им верность с прошлого века, когда купил себе первую рубашку на гонорар, полученный в долларах. Сумма гонорара равнялась стоимости рубашки. Ту, самую первую, он до сих пор носит. Слава Богу, что только дома.
Он купил цвета помидора. Был страшно доволен.
Дело было в Париже.
Потом мы покупали мужу брюки. Он хотел желтые, вельветовые. В таких ходят преклонных лет профессора университетов. У него уже есть вельветовые – зеленые и коричневые. Но нужны были желтые. Брюки были обнаружены в маленьком дорогом бутике. Продавец – этнический китаец – пощупал мужа за талию, прикинув размер. Достал с полки брюки и задвинул занавеску в примерочной. Муж переодевался долго – китаец в нетерпении заглядывал за занавесочку. Муж вышел, обтянутый штанами. Как говорит моя подруга Ирка: «в облипон». По-моему, он даже выдохнуть боялся, чтобы ширинка не разъехалась.
– Отлично сидят, ваш размер, – сказал китаец.
– Может, чуть побольше? – сомневался муж.
– Нет, больше не надо, вот здесь будут висеть. – Китаец похлопал мужа по обтянутому заду.
– Не надо, – процедила я.
Китаец посмотрел на меня с ненавистью.
Мы перешли в обувной отдел. Мужу нужны были коричневые ботинки. Как у университетских профессоров преклонных лет. С узором в дырочку. В определенную дырочку.
– Может быть, эти? – спрашивала я, как только видела пару в дырочку. Я никак не могла взять в толк, чем дырочки отличаются друг от друга. Наконец нашли.
– Берем, – сказал он.
– Померь, – предложила я.
Это еще одна его странность. Почему-то он считает, что разуваться – это очень интимный процесс. Свои носки он готов демонстрировать только близким людям. А в присутствии посторонней женщины, даже перевидавшей по долгу службы бесчисленное количество мужских ног, он вообще ботинки не снимет. Та продавщица хотела невозможного – помочь ему обуться. Муж сидел на пуфике, а она сидела около его ног и уговаривала. Я как-то упустила этот момент из виду и подошла уже в процессе. Муж в этот момент тянул продавщицу за руки, помогая ей подняться. Еще он пытался усадить ее на пуфик. Женщина выдергивала руку, отказывалась. Когда я подошла, она посмотрела на меня глазами олененка Бемби во время пожара в лесу. Она не понимала, что происходит. Муж же смотрел на меня, как мама-олениха, готовая ради сына-олененка на все. Даже на то, чтобы простить мужа-оленя, который сына видел один раз за всю свою жизнь, потому что он вожак и у него работа.
Случилось страшное. Продавщица была в положении. Муж и так беременных женщин боится – это я его на всю жизнь напугала своей беременностью, – а с теми, которые у его ног сидят, он вообще не знает, что делать.
В результате оказалось, что нужно брать на размер больше. Муж расстроился. Он решил, что постарел и стал стаптываться. Я вспомнила фразу наших российских продавщиц: «Французы все маломерки».
– Французы все маломерки, – сказала я мужу.
Поскольку муж все время читает, говорит он мало. И так, что в следующий раз не хочется отрывать его от книги. При этом говорить он предпочитает книжными выражениями. Например, если я слишком долго пристаю к нему в надежде на комплимент по поводу удачно написанного текста, муж поднимает от книги глаза и говорит: «Талант, Каштанка, несомненный талант». Дошло до того, что меня сын Вася одно время называл Каштанкой. С Васей папа вообще замечательно общается. Так, что ребенок надолго замолкает, к всеобщему успокоению.
Когда Васе было два года, он говорил не то чтобы плохо. Вообще ничего не понять. Я не понимала, чего он хочет, Вася злился, все заканчивалось плачем. Мой муж подходил, нависал над сыном и спрашивал:
– Вася, когда ты начнешь правильно артикулировать?
Вася тут же замолкал.
Или вот как сейчас помню. Ребенку года четыре было. Он никак не хотел засыпать. То у него ножка болит, то страшно без света, то вдруг он проспит утром начало мультика, то вдруг мишку во сне потеряет. Я что-то объясняла по десятому кругу. В комнату зашел муж и спросил:
– Василий, почему ты сублимируешь свои страхи?
Вася задумался, как ответить папе, и заснул.
Муж и Васю старается приучить к чтению – они читают энциклопедии и другие полезные детские книжки. Однажды Вася уговорил папу поиграть в пиратов. Пока Вася выставлял корабли и команды, муж подошел к книжной полке и вытащил книгу. Вася покорно прослушал историю Джона Сильвера и сказал:
– Ну, теперь давай играть. Ты будешь стрелять. Стреляй!
Васин папа сказал «тыдыж». Вася посмотрел на него с жалостью. Муж еще раз, погромче, сказал «тыдыж».
– Ладно, папа, давай читай дальше, – разрешил Вася.
Совсем тяжело стало, когда Вася увлекся сборкой-разборкой.
– Не надо делать из меня идиота! – горячился муж, играя с трехлетним ребенком в конструктор.
Я стояла рядом, на подхвате. Показывала, какую деталь в какое место впихивать. Мне казалось, что я делаю это максимально корректно. Вася гладил папу по ноге и подсказывал папе:
– Нет, мама велела вот сюда, видишь, как на картинке нарисовано.
В какой-то момент мы с Васей ушли на кухню обедать, а муж так и остался сидеть на ковре, обложившись инструкцией для детей возрастной категории три года плюс.
– Вот держи! – Муж зашел на кухню, когда я мыла посуду, а Вася доедал фрукты. Он торжественно отдал сыну кораблик, собранный из четырех частей.
– Ой, Вася, смотри, какой папа собрал кораблик! – заахала я.
Вася взял кораблик, кораблик развалился.
* * *
Муж сказал, что если я еще хоть раз куплю ребенку конструктор, то он за себя не отвечает. Произошло это после того, как мы перешли на следующий возрастной уровень – от пяти лет и старше.
Пришли гости с девочкой и принесли конструктор-машинку. Через час рыдающие дети были усажены смотреть мультики, а два папы – уважаемые сорокалетние мужчины с высшим гуманитарным образованием, стоя на карачках, под руководством мамы девочки с техническим образованием собирали машинку. Мама девочки на правах профильного специалиста руководила.
– Так, кузов. Леня, эта деталь крепится к этой, – говорила мама девочки своему мужу. – Нет, с другой стороны. Ой, прости, я не туда посмотрела. Это, по всей видимости, колесо.
– Дай сюда, – не выдержал папа девочки. – Сами разберемся.
Мама девочки обиделась и ушла пить вино.
Она все-таки не успокоилась. Мужчины совместными усилиями дошли до рисунка номер три в инструкции и сделали перерыв на коньяк. Техническая мама тем временем быстренько приладила к заготовке колеса, оставшиеся детали спрятала в коробку и вручила машинку детям. Мой сын заподозрил неладное, сверился с картинкой и опять зарыдал. На его рев из комнаты пришли папы и сказали, что мама девочки все испортила. Им совсем чуть-чуть оставалось, а теперь ничего не исправишь. Умная девочка предложила полечить собранное ее мамой транспортное средство. Они обклеили монстра лейкопластырем и отправили в автосервис – под кровать.
Ситуация накалилась, когда приехавшие бабушка с дедушкой привезли Васе конструктор без возрастной маркировки – вертолет. То, что будет скандал, я поняла, когда увидела, что цвет деталек на картинке не совпадает с цветом деталек в наборе. К тому же деталек в коробке было насыпано щедро. Даже слишком.
Ситуация накалилась, когда приехавшие бабушка с дедушкой привезли Васе конструктор без возрастной маркировки – вертолет. То, что будет скандал, я поняла, когда увидела, что цвет деталек на картинке не совпадает с цветом деталек в наборе. К тому же деталек в коробке было насыпано щедро. Даже слишком.
– Маш, иди сюда, – позвал муж. Я скрылась на кухне под предлогом варки супа. – Ты понимаешь, эта красная штучка, которая на картинке серая, вообще никуда не влезает. Пожалуйста, скажи своей маме, чтобы она больше не привозила конструкторы, которые невозможно собрать.
– Маш, иди сюда! – крикнул муж еще через пять минут. Он лежал на полу детской, тупо уставившись в две книжечки – инструкции по сборке. – Надо позвонить в представительство фирмы. Они что, издеваются? Вот смотри. Эта инструкция первая, а эта – исправленная. Они не так нарисовали, и здесь показан правильный вариант. Я сорок минут собирал по первой инструкции, а теперь нужно все сломать и начать заново.
Ребенок, без надежды увидеть когда-нибудь вертолет, тихо рисовал, сидя за столиком.
– Маш, иди сюда, – муж уже взял на полтона выше, – здесь должна быть такая палочка с тремя дырочками, а здесь нарисована с четырьмя. Но у нас ее нет. Надо найти.
Я долго искала палочку с четырьмя дырочками. Муж на ней, как оказалось, все это время лежал.
– Маш, иди сюда! – звучало угрожающе. – Осторожно, у меня тут по схеме все разложено. Не путай мне тут ничего. Я тебе говорил, что конструкторы нельзя покупать? Почему меня никто никогда не слушает? Я что – пустое место в этом доме? На мои слова что – всем наплевать?
– Что случилось?
– Вот эта фиговина не влезает. Она больше, чем дырка.
Я втиснула фиговину и ушла доваривать суп.
– Маш, иди сюда!
«Все, конец», – подумала я.
– Собирай сама! – Муж стал рвать детальки, разбирая вертолет, и бросаться ими в коробку. – Я – технический идиот. У меня не развита мелкая моторика. Так и передай своей маме.
Больше мы конструкторы не покупаем. Мы теперь для ребенка журналы покупаем.
Дело в том, что мой муж собирает по букинистическим магазинам старые издания. «Веселые картинки» 70-х годов, журналы «Чудак» и «Смехач» конца 20-х годов с карикатурами Ефимова и Ротова и рассказами Катаева, Ильфа и Петрова, «Огонек» 50-х годов с обложками не хуже «Нью-Йоркера». Я не то чтобы не разделяю его страсть, хотя от старых подшивок уже не закрывается шкаф и мне это, понятное дело, мешает. Дело не в этом. Мне страшно брать чужую книгу в руки.
В букинистическом магазине журналы появляются сразу целыми подшивками. Как будто кто-то переезжал, делил имущество, разводился, хоронил родителей, вот и пришлось шкаф разбирать.
Раньше все ненужные книги стопочками выкладывались на подоконник в холле подъезда или швырялись рядом с мусорным баком. У нас на подоконнике в разные годы лежали тома Ленина, брошюры с материалами пленумов ЦК КПСС, книга по домоводству с картинками, изображающими, как нужно расставлять мебель в комнате, и справочник юнната.
А сейчас ненужные книги относятся в букинистический отдел книжного магазина. Зачем выбрасывать, когда можно продать? Наверное, это правильно. Но и в магазине детские журналы свалены в кучу. Муж выбирает профессионально – по составу редакции, авторам, художникам, историческим обстоятельствам, году, затертости обложки…
А я не могу. Мне становится душно и хочется выйти на воздух.
Вот журнал «Веселые картинки» с детскими каракулями: ребенок начал аккуратно раскрашивать картинку и бросил – линии стали залезать за контур. Устал, надоело или обедать позвали. Карандашная штриховка не утратила со временем цвет. А может, ребенок его слюнявил, чтобы было поярче? И язык у него был красного цвета.
Иногда в журналах остаются чужие вещи. Промокашка, какая раньше была в тетрадках. На промокашке печатными буквами признание: «Мама я нибуду тибя абижать. Твой сын Гена». Отдал Гена письмо маме или забыл?
На другом номере «Картинок» сохранился тетрадный листок в клетку. Сверху аккуратно выведено: «Домашняя работа», а чуть ниже: «Математику учить не буду, потому что она…» Кто «она»? Математичка? Журнал когда-то принадлежал Пете из первого «А» – мальчик подписал номер.
У нас хранится журнал с настоящей кляксой. Чернильной. Вася не знал, что такое клякса. Увидел пятно в форме осьминога и спросил. Я объяснила про перья на деревянной палочке и чернильницы-непроливайки. Он теперь не хочет писать ручкой.
Мне хочется найти семью этого Гены или Пети и отдать личные вещи. С другой стороны, эта семья сама отнесла старые журналы в букинистический и подсчитывает, на сколько потянут воспоминания. Может, сами Гена с Петей и отнесли.
В магазинах не только журнальные подшивки – целые семейные библиотеки выставлены. Берешь книгу и видишь чужие карандашные пометки на полях – восклицательные знаки, знаки вопроса, галочки, крестики… Подчеркивания. Невольно прочтешь подчеркнутую фразу. И невольно подумаешь, почему именно ее подчеркнул бывший владелец. У кого-то была привычка загибать уголки, закладывая страницу. Кто-то «разламывал» книгу посередине, по шву. Читаешь, как исторический Живой Журнал.
* * *
Хотя пристрастие Васиного папы к «Веселым картинкам» не раз доводило самого Васю до слез.
Во-первых, на занятиях для развития мозгов, где требуется составлять рассказы по картинкам, Вася не получил ни одной медали. Там детям медали за правильные ответы выдают. Вася привык рассказывать по «Картинкам» – что-нибудь смешное, а ему дали рассказ про девочку, которая в магазин за хлебом пошла. Про девочку ему неинтересно. Еще на занятии нужно было рассказать про любимого героя. Дети рассказывали про Спайдермена и Супермена. Вася хотел рассказать про Гурвинека. Но не выговаривал «р». Учительница несколько раз переспрашивала, Вася закипал слезами. Нет, он честно пытался объяснить: «Гувинек, мальчик, дуг Самоделкина». Детство молоденькой учительницы пришлось на постсоветское время, так что она не виновата.
Чтобы облегчить Васе процесс социализации, мы пригласили логопеда. Все начиналось спокойно – задания были на единственное-множественное число. Одно окно – много окон, одно кольцо – много колец. Один носок – много… Носок или носков? Я все время сама путаю. Вася говорил «кольцов» и «окнов». Дальше пошли предлоги – под, над, от…
– Вот мы берем ручку из сумки, кладем лист бумаги на стол… – говорила логопед, делая паузы в нужных местах.
Вася отвечал правильно и вдруг выдал:
– Я пишу письмо к отцу, к матери.
Логопед сказала:
– Хорошо, молодец. – И поставила в тетрадку «минус».
В одном из номеров «Картинок» была напечатана былина. Про Илью Муромца. В былине Василиса пишет письмо к отцу, к матери. Логопед сказала, что «ка» не надо. Вася сказал, что надо, и заплакал.
Я гадала, что будет, когда они дойдут до прилагательных. Васин папа очень любит постановки «Радио-няни» и «Денискины рассказы» в исполнении автора. И Вася их очень любит. Поэтому он говорит, как Виктор Драгунский – маленькый. («Садись поудобнее, мой маленькый друг…») Бедненькый…
Логопед послушала и сказала, что фронт работы у нас такой, что не знаешь, за что браться. Она подвела меня к зеркалу и велела повторять за ней упражнения, чтобы я могла потом делать их с сыном. Я не смогла сделать язык «чашечкой» (загнуть края языка наверх) и изобразить «ленивую лягушку» (шлепать языком по нижней губе). Языком до носа тоже не достала. «Щелкунчика» я по определению не могу сделать, потому что у меня прикус неправильный. А еще я вспомнила, как Вася одно время высовывал язык и делал «бл-бл-бл». Мы с мужем кричали, что это некрасиво и чтобы он так не делал. А оказалось, что это такое логопедическое упражнение. Называется «болтушка».
В нашем районе есть два продуктовых магазина. Первый у местных жителей называется «Красный», он близко, можно купить хлеба и молока. Второй – «Синий», супермаркет, пять минут на машине. В «Синий» мы ездим по субботам всей семьей.
Для нашего Василия это отдельный аттракцион. Там есть наземная и подземная парковки. Вася требует спуститься в гараж – ему нравится, как поднимается шлагбаум, и там можно поорать во все горло – слышно эхо. Спускаемся, орем.
Еще там есть лифт, и нам главное – успеть первыми нажать на кнопку, потому что если нажмет какая-нибудь тетенька, Вася ехать отказывается – ждет следующего. Это такая проверка на материнство – если в лифте оказывается мать, она никогда не нажмет на кнопку первая. На уровне инстинкта.
В этом современном лифте кнопки как будто специально для детей сделали. Есть зелененькая, красненькая, на уровне глаз ребенка. Естественно, ему нужно нажать сразу две. На уровне инстинкта.