Юрген Ленц заметно волновался.
- Мы росли в привилегированных домах. Мы проезжали через варшавское гетто, глядя с заднего сиденья лимузина, и не понимали, почему дети там казались такими грустными. Мы видели, как загорались глаза у наших отцов, когда фюрер лично звонил по телефону, чтобы пожелать их семействам веселого Рождества. И некоторые из нас, как только повзрослели достаточно для того, чтобы начать думать, научились ненавидеть наших отцов и все, к чему они стремились и что с ними было связано. Ненавидеть и презирать всеми фибрами души.
Удивительно моложавое лицо Ленца вдруг вспыхнуло.
- Видите ли, я не думаю о своем отце как об отце. Он для меня какой-то совсем посторонний, незнакомый человек. Вскоре после окончания войны он удрал в Аргентину; уверен, что вы слышали - нелегально выбрался из Германии с фальшивыми документами. Он бросил мою мать и меня без гроша; мы жили в лагере для интернированных. - Юрген сделал паузу. - Так что у меня никогда не было никаких сомнений или душевных конфликтов по поводу нацистов. Создание этого фонда стало самым малым, что я сумел сделать.
В комнате ненадолго воцарилось молчание.
- Я приехал в Австрию, чтобы изучать медицину, - вновь заговорил Ленц. - В какой-то степени то, что я покинул Германию, принесло мне облегчение. Я любил эту страну - я здесь родился, - и я остался здесь, занимаясь медициной и по мере сил сохраняя свою анонимность. После того как я познакомился с Ильзе, любовью всей моей жизни, мы долго обсуждали, что могли бы сделать с унаследованными ею фамильными деньгами - ее отец сколотил состояние на издании религиозной литературы и псалтырей, - и решили, что я оставлю медицину и посвящу свою жизнь борьбе против того, за что сражался мой отец. Ничего никогда не сможет стереть темное пятно, которое представлял собой Третий рейх, но я приложил все свои силы, все свои скромные возможности для того, чтобы стать одним из тех орудий, которые работают для улучшения человечества. - Речь Ленца казалась излишне гладкой, походила на отрепетированную, как будто ему уже тысячу раз доводилось произносить ее. Наверняка так оно и было. И все же в его словах не угадывалось фальшивой ноты. За маской спокойной уверенности, которую носил Ленц, несомненно, скрывался измученный человек.
- И вы никогда больше не видели своего отца?
- Видел. Два или три раза незадолго до его смерти. Он приехал в Германию из Аргентины с визитом. У него было новое имя, новая биография. Но моя мать отказалась встретиться с ним. Я видел его, но я не испытал к нему никаких чувств. Он был для меня совершенно чужим человеком.
- Ваша мать просто выбросила его из своей жизни?
- А потом она ездила в Аргентину на его похороны. Можно было подумать, что она испытывала необходимость убедиться в том, что он мертв. Кстати, это забавно - страна ей очень понравилась. Так что в конце концов она туда переехала.
В комнате снова стало тихо, а потом Бен спокойно, но твердо произнес:
- Должен сказать, на меня произвели большое впечатление усилия, которые вы приложили, чтобы пролить свет на то, что досталось вам в наследство от отца. В этой связи было бы очень интересно узнать, не могли бы вы что-нибудь рассказать мне об организации, известной под названием "Сигма". - Произнося последние слова, Бен впился взглядом в лицо Ленца.
Ленц долго молча рассматривал его. Бену казалось, что он слышит в тишине, как бьется его собственное сердце. Наконец Ленц заговорил.
- Вы упомянули "Сигму" как бы между делом, но я думаю, что это основная причина вашего прихода сюда. Зачем вы пришли, мистер Саймон?
Бен почувствовал озноб. Он сам позволил загнать себя в угол. Теперь у него было два варианта: или держаться за свое вымышленное имя и легенду, или раскрыть правду.
Пришло время говорить напрямик. И постараться вызвать на откровенность хозяина дома.
- Мистер Ленц, я предлагаю вам прояснить характер вашей причастности к "Сигме".
Ленц нахмурился.
- Зачем вы пришли сюда, мистер Саймон? Зачем вы обманом втерлись в мой дом и лжете мне? - Ленц странно улыбался, его голос звучал очень тихо. - Вы ведь из ЦРУ, мистер Саймон, я не ошибаюсь?
- Что вы говорите? - возмутился Бен. Он был расстроен и испуган.
- Кто вы такой на самом деле, мистер "Саймон"? - прошептал Ленц.
- Милый дом, - сказала Анна. - Кому он принадлежит? Она сидела рядом с водителем синего "БМВ". Машина, хотя и принадлежала полиции, не имела никаких отличительных обозначений. Салон был полон дыма. Сидевший за рулем сержант Вальтер Хайслер, полный человек с приветливым выражением лица, почти непрерывно курил "Касабланку". Держался он тоже прямо-таки сердечно.
- Одному из наших самых... э-э-э... видных граждан, - ответил Хайслер, предварительно затянувшись сигаретой. - Юргену Ленцу.
- И кто же он такой?
Они оба рассматривали красивую виллу на Адольфсторгассе. Анна обратила внимание на то, что большинство стоявших вдоль тротуаров машин имело черные таблички знаков, на которых белым были нанесены номера. Хайслер объяснил, что такие номера выдавались за особую плату; таков был старый аристократический стиль.
Сержант выпустил изо рта густое облако дыма.
- Ленц и его жена пользуются широкой известностью в светских кругах. Бал Оперы и так далее. Я думаю, что вы назвали бы их... Как это у вас говорится - э-э-э, фило... филантропы? Ленц управляет семейным фондом. Переехал сюда из Германии двадцать с лишним лет тому назад.
- М-м-м... - Глаза Анны щипало от дыма, но она не хотела жаловаться. Хайслер оказывал ей очень большую любезность. И ей даже нравилось сидеть здесь, в полном дыма полицейском автомобиле и ощущать себя "своим парнем".
- И сколько же ему лет?
- Если я не ошибаюсь, пятьдесят семь.
- Значит, видный.
- Очень.
На улице находились еще три ничем не выделявшихся автомашины. Одна стояла неподалеку от них, а еще две - в нескольких сотнях ярдов, по другую сторону виллы Ленца. Автомобили были расположены в классическом порядке "коробка", чтобы, независимо от того, каким путем Хартман пожелает покинуть район, он обязательно оказался бы в поле зрения кого-нибудь из наблюдателей. Сотрудники, затаившиеся в машинах, все до одного являлись отлично подготовленными специалистами по ведению наружного наблюдения. Каждый из них имел оружие и портативную рацию.
У Анны никакого оружия не было. Она считала крайне маловероятным, что Хартман окажет какое бы то ни было сопротивление. Из всех материалов по нему следовало, что он никогда не имел огнестрельного оружия и не подавал запросов о выдаче разрешения на владение им. Все убийства стариков были совершены с помощью яда, введенного шприцем. Он скорее всего не имел при себе оружия.
Фактически она знала о Хартмане очень мало. Но ее коллегам из Вены было известно еще меньше. Своему другу Фрицу Веберу Анна сообщила лишь о том, что американец оставил отпечатки пальцев на месте преступления в Цюрихе. Хайслер тоже знал только то, что Хартмана разыскивали в связи с убийством Россиньоля. Но для Bundespolizei это было вполне достаточным основанием, чтобы согласиться задержать Хартмана и, по формальному запросу представителя ФБР в Вене, поместить его под арест.
А насколько могжно доверять местной полиции? - спросила Анна себя.
Это вовсе не было теоретическим вопросом. Хартман находился в этом доме на встрече с человеком, который...
Ей в голову пришла еще одна мысль.
- Этот парень, Ленц, - проговорила она (ее глаза буквально жгло от дыма). - Может быть, мой вопрос покажется вам странным, но не имеет ли он какого-нибудь отношения к нацистам?
Хайслер раздавил окурок в переполненной пепельнице.
- Ну, что же в этом вопросе странного? - ответил он. - Его отец... Вы слышали такое имя: доктор Герхард Ленц?
- Нет, а я должна была его слышать?
Он пожал плечами: наивные все-таки люди эти американцы.
- Один из самых худших. Коллега Йозефа Менгеле, того самого, который проводил в лагерях разные ужасающие эксперименты.
- А-а-а... - В мыслях Анны тут же возникло еще одно соображение: Хартман, сын выжившей жертвы нацизма, обуреваемый духом мести, отправился на борьбу с представителями следующего поколения.
- Его сын - хороший человек, нисколько не похожий на отца. Он посвятил всю свою жизнь исправлению того зла, которое совершил его отец.
Анна посмотрела на Хайслера, а затем перевела взгляд через ветровое стекло на великолепную виллу Ленца. Сын военного преступника был антинацистом? Поразительно. Она подумала, известно ли это Хартману. Он вполне мог ничего не знать о младшем Ленце, кроме того, что тот является сыном Герхарда, сыном нациста. Если Хартман настоящий фанатик, то вряд ли он стал бы задумываться над тем, что Ленц-младший, возможно, умеет превращать воду в вино.
А из этого следует, что Хартман уже мог сделать Юргену Ленцу смертельный укол.
"Боже мой, - подумала она, глядя, как Хайслер закуривает очередную сигарету. - Почему мы сидим здесь и ничего не предпринимаем?"
А из этого следует, что Хартман уже мог сделать Юргену Ленцу смертельный укол.
"Боже мой, - подумала она, глядя, как Хайслер закуривает очередную сигарету. - Почему мы сидим здесь и ничего не предпринимаем?"
- Это ваше? - неожиданно спросил Хайслер.
- Что именно?
- Вон тот автомобиль. - Хайслер указал на "Пежо", стоявший почти напротив входа в виллу Ленца. - Когда мы подъехали, он уже находился здесь.
- Нет. А разве он не из ваших?
- Нисколько. Я знаю все номера.
- Возможно, это сосед или друг?
- Интересно, а не могли ли ваши американские коллеги включиться в это дело? Ну, например, чтобы проверить вас? - с неожиданным возбуждением произнес Хайслер. - Если это так, то я немедленно отменяю операцию!
- Этого не может быть, - не очень решительно, словно оправдываясь, сказала Анна. - Том Мэрфи обязательно поставил бы меня в известность, если бы дал кому-нибудь такое задание.
- Поставил бы? А если нет?
- Во всяком случае, когда я рассказала ему об этом деле, он не проявил к нему никакого интереса.
Но если он вздумал проверять ее? Было ли это возможно?
- Ладно, но в таком случае кто же это такой? - осведомился Хайслер.
- Кто вы такой? - снова спросил Юрген Ленц; теперь на его лице начал появляться испуг. - Вы не друг Уинстона Рокуэлла.
- Пожалуй, не совсем, - признался Бен. - Я имею в виду, что знаю его по работе, которой мне пришлось заниматься. Меня зовут Бенджамин Хартман. Мой отец Макс Хартман. - Он снова пристально всмотрелся в Ленца, чтобы не пропустить его реакции.
Ленц посмотрел в сторону, и в следующее мгновение выражение его лица смягчилось.
- Помилуй бог, - прошептал он. - Я сразу должен был заметить сходство. То, что случилось с вашим братом, было просто ужасно.
Бен вдруг почувствовал боль, как будто его ударили в живот.
- Что вам известно?! - выкрикнул он.
Полицейская рация щелкнула и заговорила.
- Korporal, wer ist das? [Капрал, кто это такой? (нем.)]
- Kerne Ahnung [Не имею представления (нем.)].
- Keiner van uns, oder? [Кто-то чужой или? (нем.)]
- Richtig? [Точно? (нем.)].
Теперь и другая команда захотела узнать, входит ли "Пежо" в число машин, выделенных для наблюдения, а Хайслер подтвердил, что понятия не имеет о том, откуда она взялась. Он достал с заднего сиденья монокуляр ночного видения и поднес к глазу. Уже стемнело, и неопознанный автомобиль стоял без огней. Поблизости не было ни одного уличного фонаря, так что разглядеть лицо водителя машины было невозможно. "Прибор ночного видения - отличная идея", подумала Анна.
- Он закрывает лицо газетой, - сообщил Хайслер. - Бульварная газетка. "Die Kronen Zeitung" - вот и все, что удалось разглядеть.
- Вряд ли парню легко читать газету в такой темноте, верно? - сказала Анна. И подумала: Может быть, Ленц-младший уже мертв, а мы все сидим здесь, ожидая неведомо чего.
- Не думаю, что он получает много удовольствия от чтения. - Хайслер с готовностью подхватил ее шутку.
- Можно, я посмотрю?
Он вручил ей монокуляр. Впрочем, Анна тоже не увидела ничего, кроме газеты.
- Совершенно ясно, что он старается спрятать лицо, - согласилась она. Что, если он действительно из Бюро? А это наводит на размышления. - Вы позволите воспользоваться вашим мобильным телефоном?
- Будьте любезны. - Полицейский протянул Анне свой громоздкий "Эрикссон", и она набрала номер американского посольства в Вене.
- Том, - сказала она, когда Мэрфи взял трубку, - это Анна Наварро. Скажите, вы ведь не отправляли никого в Хитцинг, да?
- Хитцинг? Это здесь, в Вене?
- В связи с моим делом.
Недолгое молчание в трубке.
- Нет. Ведь вы же меня об этом не просили, верно?
- Ну, а здесь кто-то присоединился к моему патрулю. Думаю, что никто в вашем аппарате не взялся бы проверять меня, не посоветовавшись предварительно с вами?
- Они знают, что лучше бы им так не поступать. К тому же, насколько мне известно, все мои находятся на месте.
- Благодарю вас. - Она нажала кнопку отключения и вернула телефон Хайслеру. - Странно.
- В таком случае кто же сидит в этом автомобиле? - озадачился Хайслер.
- Могу ли я спросить, почему вы решили, что я из ЦРУ?
- В этой организации есть ветераны, которые сильно настроены против меня, - ответил Ленц, пожав плечами. - Вы слышали о плане "Скрепка для бумаг"? - Ленц и его гость теперь пили водку. Ильзе Ленц так и не вернулась в гостиную, хотя после ее столь неожиданного для Бена исчезновения прошло больше часа. - Может быть, вам незнакомо это название. Но вы, конечно, знаете, что сразу после войны правительство США - Управление стратегических служб, так назывался предшественник ЦРУ, - занималось тайной перевозкой части ведущих нацистских ученых из Германии в Америку. "Скрепка для бумаг" кодовое название этого плана. Американцы подчищали немецкую документацию, фальсифицировали ее. Прилагали массу усилий для того, чтобы скрыть, что имеют дело с военными преступниками, убийцами огромного количества людей. Вы же знаете, что, как только война закончилась, Америка перешла к новой войне - "холодной". Внезапно стало приниматься в расчет лишь то, что могло помочь в борьбе против Советского Союза. Америка потратила четыре года и потеряла полмиллиона жизней, сражаясь против нацистов, и вдруг в одночасье нацисты превратились в друзей, поскольку могли оказаться полезными в борьбе против коммунистов. Помочь Америке в создании оружия и всякой всячины, нужной для этой цели. Эти ученые были блестящими людьми, именно благодаря им Третий рейх смог добиться таких огромных научных успехов.
- И при этом являлись военными преступниками.
- Совершенно верно. Некоторые из них виновны в пытках и убийствах тысяч и тысяч заключенных концентрационных лагерей. Некоторые, такие, как Вернер фон Браун и доктор Губертус Штругхолд, были создателями значительной части нацистского оружия. Артур Рудольф, причастный к убийству двадцати тысяч невинных людей в Нордхаузене, удостоился от НАСА наивысших почестей!
За окнами стемнело. Ленц встал и включил свет в гостиной.
- Американцы приютили у себя человека, руководившего всеми концлагерями в Польше. Один нацистский ученый, которому они предоставили убежище, проводил в Дахау эксперименты по замораживанию людей - он закончил свою жизнь на авиационной базе ВВС Рэндольф, в Сан-Антонио как выдающийся профессор космической медицины. Люди из ЦРУ, устроившие все это, те немногие, кто остался в составе этой организации, были менее чем благодарны мне за усилия, которые я приложил, чтобы пролить свет на эти эпизоды.
- Ваши усилия?
- Да, мои и моего фонда. Это составляет заметную часть исследований, которые мы финансируем.
- Но какой же опасности можно ожидать от ЦРУ?
- Я понимаю, что ЦРУ появилось лишь через несколько лет после войны, но оно унаследовало оперативный контроль над этими агентами. Существуют исторические аспекты, которые кое-кто из старой гвардии ЦРУ предпочел бы оставить неприкосновенными. Чтобы гарантировать это, некоторые из них готовы пойти на экстраординарные меры.
- Извините, но я не могу этому поверить. ЦРУ не способно убивать людей.
- Да, теперь, - с саркастическими нотками в голосе согласился Ленц. После того, как эти ребята убили Альенде в Чили, Лумумбу в Бельгийском Конго, устраивали покушения на Кастро. Нет, закон, безусловно, запрещает им заниматься такими вещами. Так что теперь они "используют внешние ресурсы", как вы, американские бизнесмены, любите выражаться. Они нанимают вольных стрелков, используя для этого длинные цепочки посредников, чтобы никто и никогда не смог бы найти связь между наемными убийцами и американским правительством. - Ленц умолк, а затем добавил: - Мир намного сложнее, чем вы, похоже, считаете.
- Но ведь все это - давняя и не имеющая отношения к современной жизни история!
- Вряд ли ее можно назвать не имеющей отношения к жизни, особенно если вы - один из людей, живших в те давние годы и в значительной степени причастных к этой самой истории, - непреклонно продолжал Ленц. - Я говорю о престарелых государственных деятелях, отставных дипломатах, бывших высокопоставленных чиновниках, прежних сановниках, которые в молодости сотрудничали с Управлением стратегических служб. Думаю, что, когда они сидят в библиотеках и пишут свои мемуары, они не могут не испытывать некоторой неловкости. - Он пристально вгляделся в прозрачную жидкость в своем стакане, как будто надеялся что-то там увидеть. - Это люди, привыкшие к власти и почету. Им совершенно ни к чему открытия, которые бросили бы тень на их золотые годы. О, конечно, они не устают говорить себе, что все, сделанное ими, служило на благо своей страны, помогало сохранить доброе имя Соединенных Штатов. Во имя общего блага делается так много зла! Это, мистер Хартман, мне доподлинно известно Старые одряхлевшие псы бывают самыми опасными. Можно позвонить по телефону, попросить об услуге. Наставники могут взывать к лояльности своих воспитанников. Перепуганные старики решили по крайней мере умереть, сохранив свои добрые имена в чистоте. Как бы мне хотелось разрушить весь этот сценарий. Но я знаю, что представляют собой эти люди. Слишком хорошо я изучил человеческую природу.