– Да, определенная логика тут есть, согласен. И все-таки мне трудно поверить, что Гастингс…
Когда в Каллендере узнали о новом убийстве, обитателей городка охватило некоторое смущение, весьма похожее на тревогу. Однако известие о том, что и в этом преступлении замешана Иможен Мак-Картри, вызвало ропот. Ряды сторонников шотландской амазонки таяли, а число ее противников все росло. Элизабет Мак-Грю возблагодарила небо за блестящую возможность восстановить утраченную власть. Ей сообщили новость в отсутствие Уильяма, ибо тот, злоупотребляя недавно обретенным могуществом, заставлял жену мыть магазин (прежде это всегда было его обязанностью), а сам шел к друзьям пожелать им доброго утра. Тем, кто сидел под каблуком у жены, Уильям с удовольствием давал советы и не без гордости приводил в пример самого себя. В то утро, вернувшись в бакалею, Мак-Грю с изумлением обнаружил, что никто и не думал наводить в лавке порядок, а Элизабет спокойно читает газету. Уильям решил подавить бунт в зародыше.
– Элизабет!
Бакалейщица невозмутимо посмотрела на мужа.
– Да?
Это удивительное спокойствие несколько выбивало Уильяма из колеи. Наверняка случилось что-то очень серьезное…
– По-вашему, сейчас время читать? – осведомился Мак-Грю куда менее сурово, чем следовало.
– Точно так же, как не время прогулок!
Да, это действительно бунт. Уильяму оставалось лишь снова прибегнуть к средству, несколько дней назад принесшему ему победу. Он с угрожающим видом пошел к жене. Но Элизабет двинулась навстречу, крепко сжимая в руке здоровенный тесак, которым они рубили окорока. Глаза бакалейщицы сверкали.
– Попробуйте только тронуть меня, Мак-Грю, и увидите, что из этого выйдет! Раз вы так восхищаетесь убийцами, я готова перенять опыт! Ну, идите же сюда!.
Но Уильяму вовсе не хотелось пробовать.
– Говорят, на счету вашей мисс Мак-Картри – еще один труп. На сей раз – молоденькая горничная из «Черного Лебедя»! О, я вполне разделяю ваш восторг! Так поспешите, мистер Мак-Грю, мне не терпится тоже завоевать ваше восхищение, хотя бы посмертное!
Необычное поведение жены, сообщенная ею новость и огромный сверкающий нож – все это окончательно доконало Уильяма. Он чувствовал, что упустил момент, когда, действуя энергично, еще можно было спасти положение, а потому стал искать компромисс.
– Элизабет…
– Тут больше нет никаких Элизабет! Вы прикончили ее в тот день, когда подняли на меня руку! И я никогда вас не прощу! А теперь отправляйтесь в погреб за бутылками и чтоб я больше не видела вас без дела! Иначе – горе вам, Мак-Грю!
Уильям покорно открыл люк и с видом грешника, низвергнутого архангелом в ад, стал спускаться по лестнице. Сама о том не подозревая, в эту минуту Иможен добавила к списку своих жертв еще одну.
В «Гордом Горце» оповещенная кумушками Маргарет Булит тоже попыталась взять реванш, но Тед был покрепче бакалейщика. Насильственная смерть Ислы Денс и нехорошие слухи о мисс Мак-Картри, конечно, расстраивали его, но кабатчик не подавал виду и, даже рискуя навлечь на себя недовольство посетителей, продолжал защищать Иможен. Увы, число ее сторонников среди тех, кто собрался в кабачке до полудня, было очень невелико. Мэр Гарри Лоуден изощрялся в насмешках по адресу дочери капитана, и по всему бару то и дело прокатывалось одобрительное эхо. Булит не выдержал:
– Позвольте вам заметить, Гарри, вы не джентльмен, ибо джентльмен никогда не стал бы в таких выражениях говорить о даме, которой Каллендер очень многим обязан!
Лоуден несколько удивился, но тут же дал отпор.
– Каллендер обязан мисс Мак-Картри только тем, что она расширяет его кладбище! Надо думать, вашей отравы ей показалось недостаточно!
Будит с достоинством выпрямился.
– Томас, – приказал он официанту, – рассчитайтесь с этим субъектом и попросите его выйти. Мы не обслуживаем такого рода посетителей.
Мэр покраснел до ушей и, перегнувшись через стойку, ухватил кабатчика за грудки.
– Продолжайте в том же духе, Тед, и я разобью вам морду!
Булит рывком высвободил рубашку и вооружился щипцами для льда.
– Попробуйте только, Гарри Лоуден, и я с удовольствием стукну этой штуковиной по вашей пустой башке!
Питер Конвей и Нед Биллингс бросились их разнимать. Первый начал утихомиривать кабатчика, а второй – внушать мэру, что первому лицу в городе негоже так неприлично вести себя на людях. Однако по тону секретаря Лоуден сразу почувствовал, как тот радуется скандалу. Сочтя, что его репутация и в самом деле под угрозой, Гарри молча вышел из кабачка. А Биллингс не преминул обратить его бегство в свою пользу.
– Мэр, до такой степени не способный владеть собой, похоже, не самый большой подарок для нашего города… – громко заявил он.
Нед думал о будущей избирательной кампании и не упускал случая подставить Лоудену подножку. Очень довольный собой, он заказал выпивку на всю компанию.
Открывая заседание следственного суда, коронер Питер Конвей явственно ощущал враждебность большинства присутствующих, а потому не отважился слишком открыто выражать симпатии мисс Мак-Картри. Когда в зал вошла вызванная свидетелем Иможен, раздалось возмущенное гудение, и лишь Тед Булит (к ужасу собственной супруги) стоя приветствовал амазонку, причем стоял он достаточно долго, чтобы эта демонстрация поддержки не осталась незамеченной.
Допрос свидетелей не занял много времени, поскольку никто, по сути дела, ничего не видел и не слышал. И все же Питер Конвей не отказал себе в удовольствии помучить старого недруга, Джефферсона Мак-Пантиша.
– Вы уверены, что управляете гостиницей, Джефферсон Мак-Пантиш?
– Ну, ясное дело…
– Не такое ясное, как вам кажется, Мак-Пантиш… Я уже, помнится, вам говорил, в этом заведении слишком высокая смертность…
– Вы нарочно пытаетесь облить меня грязью, Конвей!
– А вы не думаете, что факты и без того достаточно красноречивы?
– Я подам на вас жалобу за клевету!
– Каким же образом я вас оклеветал, Мак-Пантиш? И потом, здесь не место для пререканий. Вы обязаны только отвечать на мои вопросы! Думаете, если вы хозяин «Черного Лебедя», так и закон для вас не писан? Расскажите-ка нам об Исле Денс…
Присмиревший Джефферсон огляделся по сторонам, напрасно ища поддержки.
– А что я, по-вашему, могу о ней сказать?
– Я бы очень хотел для разнообразия хоть раз услышать от вас правду! Для начала признайтесь, это вы убили Ислу Денс, свою служащую?
– Я? Вы… вы смеете обвинять меня в…
– Я вас не обвиняю, а допрашиваю…
В результате выяснилось всего-навсего, что Исла была воспитанной девушкой, скромной и работящей, в «Черном Лебеде» служила второй год, родилась в Инвернессе и вроде бы не встречалась в Каллендере ни с одним мужчиной. В день смерти горничной никто не заметил в ее поведении ничего необычного. Сослуживцы мисс Денс подтвердили показания Мак-Пантиша. Никто из них и не подозревал, что Исле угрожает хоть малейшая опасность. Доктор Элскот описал рану, от которой умерла мисс Денс. Арчибальд Мак-Клостоу рассказал, что об убийстве ему сообщили мисс Мак-Картри и мистер Мак-Рей, после этого он позвонил врачу и пошел будить Тайлера, а мисс Мак-Картри предупредила инспектора Гастингса, и потом все вместе собрались у тела Ислы Денс. Инспектор СИД не смог дать никаких дополнительных объяснений, и коронер, наконец, вызвал Иможен.
Стоило шотландке приблизиться к свидетельской скамье, – и зал злобно заворчал. Но дочь покойного капитана Мак-Картри, не теряя присутствия духа, обвела аудиторию презрительным и высокомерным взглядом. Кое-где послышались смешки. Расстроенный Питер Конвей, решив не затягивать допрос, выяснил у свидетельницы время, когда они с Мак-Реем обнаружили тело, – девять сорок пять, и предложил ей вернуться на место. Но Гарри Лоуден заупрямился. Не сомневаясь, что, публично выступив против мисс Мак-Картри, он сделает себе неплохую рекламу, а заодно отомстит Конвею и Булиту, мэр потребовал слова. Коронер, прекрасно понимая, чем это пахнет, уступил более чем неохотно.
– Я даю вам слово, мистер Лоуден, но очень прошу не затягивать…
– Так же, как вы – с допросом мисс Мак-Картри?
По залу пробежал гул одобрения. Но Питер не желал сдаваться без боя.
– На что это вы намекаете, мистер Лоуден?
– Я не намекаю, Конвей, а четко и ясно говорю, что вы не проявили должного любопытства по отношению к свидетелю.
Заявление мэра наградили аплодисментами. И гнев Питера обратился на публику.
– Сержант Мак-Клостоу, я приказываю вам при первом же подозрительном шуме очистить зал! Ну, Лоуден, мы вас слушаем!
Мэр заговорщически подмигнул приятелям.
– Мисс Мак-Картри, не будете ли вы так любезны сказать нам, одна ли вы нашли тело Ислы Денс или в компании?
Мак-Клостоу радостно осклабился, да и прочие враги Иможен чуть ли не урчали от удовольствия. Шотландка повернулась к мэру.
– А я-то думала, вы слушали показания свидетелей, мистер Лоуден! Но, вероятно, я ошибалась, иначе вы знали бы, что со мной был мистер Мак-Рей.
– А где вы встретили этого джентльмена, мисс, простите за нескромный вопрос?
– Он пил чай у меня дома.
– У вас дома? А вы ведь живете одна, не так ли?
Из зала послышалось насмешливое хихиканье. Наконец-то эту рыжую дылду поставят, на место, а то что-то она уж слишком зазналась. Но Иможен не успела ответить – миссис Элрой вскочила и возмущенно набросилась на сограждан:
– Почти все вы родились у меня на глазах! Так вот, говорю вам, вы затеяли постыдное дело! С тех пор, как Иможен Мак-Картри ранили, я живу в ее доме и днем и ночью! И это я собственноручно наливала чай мистеру Мак-Рею! А вам, Гарри Лоуден, и как мужчине, и как мэру этого города следовало бы постыдиться и не вести себя так неприлично! Теперь уже точно вы больше не получите моего голоса на выборах, я буду – и других уговорю – голосовать за Неда Биллингса, он, по крайней мере, славный малый!
Нед почел за благо встать и, тепло поблагодарив миссис Элрой, уверить, что изо всех сил постарается ее не разочаровать. Разъяренный Лоуден спросил у коронера, что здесь происходит – заседание следственного суда или предвыборный митинг? Питер Конвей огрызнулся, сказав, что Лоуден сам нарушил ход разбирательства, поддавшись личной враждебности к свидетелю вместо того, чтобы попытаться прояснить дело. Коронера освистали, он выругал публику и получил ответ в том же духе. Мак-Рей наклонился к Гастингсу:
– Я бы не уступил свое место даже за бочонок самого старого виски!
Инспектор тут же согласился, что зрелище и в самом деле незаурядное, и он, Гастингс, впервые в жизни присутствует на заседании следственного суда, которое больше всего напоминает массовое сведение старинных счетов, а о жертве и ее убийце все напрочь забыли.
А Гарри Лоуден, чувствуя поддержку аудитории, продолжал наступать:
– Как мэр Каллендера, мистер Конвей, я обязан заботиться об общественном порядке, а потому вынужден обратить ваше внимание на тот бесспорный факт, что каждый раз, когда Мак-Картри возвращается на родину, катастрофа следует за катастрофой с головокружительной скоростью. В ее присутствии люди так и мрут!
Ядовитое замечание мэра зал встретил овацией. Раздосадованный коронер хотел было возразить, но Иможен не дела ему времени.
– Оставьте, Питер… Что вы можете сделать с толпой людей, совершенно утративших уважение к самим себе?
Слова Иможен, сказанные громким голосом, в котором даже самый острый слух не уловил бы ни тени страха, немного отрезвили наиболее разумную часть публики. Многим стало стыдно за свое поведение. Коронер мигом ощутил едва заметную перемену в настроении зала и решил ею воспользоваться.
– Я не потерплю, мисс, чтобы какой-то субъект – будь он хоть трижды мэром этого города! – при мне оскорблял женщину! – с благородным негодованием заявил Питер.
Теперь уже почти весь зал замер, выжидая, на чью сторону склонится чаша весов. А мисс Мак-Картри так величаво и возвышенно, что у потрясенного Мак-Рея захватило дух, воскликнула:
– Вспомните, Питер Конвей, шотландцам не впервой предавать несчастную гонимую женщину!
Этот прямой выпад больно задел почти всех присутствующих. Никто из них не забыл давней подлости, совершенной во имя реформаторской церкви. И даже теперь, четыре века спустя, шотландцев терзали угрызения совести. Что до Иможен, то она сейчас воображала себя Марией Стюарт в Керрберрихиле, лицом к лицу с коварно покинувшими ее войсками. И мисс Мак-Картри держалась с гордостью и достоинством королевы-мученицы. Все умолкли. Как генерал, уже державший победу в руках и вдруг увидевший беспорядочное бегство своих солдат под неожиданным натиском противника, Гарри Лоуден попытался спасти положение:
– Никакие уловки вам не помогут, мисс!
Но Иможен с удивительной, чисто женской логикой презрительно бросила:
– Я всегда подозревала, Гарри Лоуден, что вы продались англичанам!
Никто не сумел бы объяснить, на чем основано это обвинение, но стоило упомянуть исконного врага – и вся аудитория ощетинилась. Мэр на секунду опешил, но быстро взял себя в руки.
– К вашему сведению, мисс Мак-Картри, моя мать была урожденной Фергюсон из Перта, а мой отец…
И тут Питер Конвей позволил себе нанести удар ниже пояса.
– Который? – вкрадчиво осведомился он.
Оскорбительность вопроса была столь чудовищна, что до Гарри не сразу дошел его смысл. Зато Нед Биллингс, отличавшийся куда большей живостью ума, громко фыркнул. Зал притих.
– Что вы, черт возьми, хотели сказать, Конвей? – зарычал мэр.
– А то, что никто толком не знает, то ли вы сын своего законного отца, то ли Питера Мэттьюза, бродячего торговца-англичанина, утешавшего вашу маменьку субботними вечерами, когда супруг задавал ей хорошую трепку!
Не говоря ни слова, Лоуден снял пиджак и, аккуратно сложив, повесил на спинку стула.
– Когда я с вами управлюсь, Конвей, вас придется отправить в пертскую больницу, – процедил он.
У коронера пересохло во рту. Он с мольбой посмотрел на Иможен, и мисс Мак-Картри немедленно бросилась на помощь.
– Поразительно, – прогремела она, – что такой старинный шотландский городок, как наш Каллендер, избрал своим мэром какого-то паршивого английского ублюдка!
В воздухе запахло сражением. Услышав воинственный клич Лоудена, противники мисс Мак-Картри собрались вокруг мэра. Многие растерялись, понимая, что Иможен хватила через край – в глубине души Гарри не такой уж скверный тип и достаточно похож на покойного отца, чтобы его чисто шотландские корни не вызывали сомнений.
– Гип-гип ура, мисс Мак-Картри! – не в силах сдержать ворторга, гаркнул Хэмиш Мак-Рей.
Но Иможен не дала аудитории сообразить, стоит ли поддержать призыв журналиста – чувствуя, что переживает поистине исторические минуты, она громко затянула «Марш Роберта Брюса». А разве можно усомниться в правоте того, кто поет старый шотландский гимн? Уильям Мак-Грю первым показал себя достойным соратником Иможен, чуть-чуть опередив Теда Булита и Томаса, официанта из «Гордого Горца», потом к ним присоединились Питер Конвей и даже Нед Биллингс, который таким образом открыто встал на сторону врагов мэра. Доктору Элскоту весь этот шум живо напомнил молодость, поэтому он тоже вплел свой голос в общий хор одновременно с Хэмишем Мак-Реем. Только женщины еще сохраняли враждебность. Однако вскоре от них отделилась миссис Элрой и, как и ее муж Леонард, встала рядом с Иможен. Маргарет Булит, повинуясь свирепым взглядам супруга, тоже покинула лагерь противника. Так началось повальное бегство. Не выдержав, преподобный Родрик Хекверсон запел с теми, кого, казалось, поддерживает сам Бог, и скоро вся середина большого зала мэрии, взявшись за руки, увлеченно пела «Марш Роберта Брюса». В глубине, там, где обычно располагался президиум, закрыв лицо руками, рыдал Гарри Лоуден. Кейт Мак-Каллум безуспешно пытался его успокоить. У окна миссис Мак-Грю, миссис Шарп, миссис Плери, миссис Фрейзер и мисс Флемминг являли собой последний оплот оппозиции. Гастингс, Мак-Клостоу и Тайлер наблюдали за этой сценой от двери. Первый – с веселым любопытством, второй – со все возрастающим раздражением, а третий – с тревогой, ибо опасался дальнейшего хода событий. Наконец хор умолк, и публика начала потихоньку разбредаться. Инспектор остановил Питера Конвея.
– Господин коронер, а вы не забыли, что созвали сюда присяжных для предварительных слушаний по делу об убийстве Ислы Денс?
– А ведь и правда!
Он быстро собрал присяжных и после кратких переговоров те вынесли традиционное заключение о том, что убийство совершено одним или несколькими неизвестными, затем все, кроме Гарри Лоудена, ушли.
Убитый горем мэр не двигался с места, невзирая на все старания Мак-Каллума.
– Да ну же, Гарри, встряхнитесь и забудьте, что тут наговорила эта женщина! – увещевал он. – Право слово, по-моему, она частенько сама не соображает, что несет!
Но Лоуден в глубокой печали замотал головой.
– Услышать, как меня обозвали английским ублюдком, – это уж слишком, Кейт… Это я-то англичанин? Да я в три года впервые попробовал хаггис!
Мак-Каллум недоверчиво уставился на мэра.
– Не может быть!
– И у меня началось такое несварение желудка, что я два дня висел между жизнью и смертью!
– Ну, тогда это был и впрямь настоящий хаггис!
Едва преподобный Родрик Хекверсон успел надеть домашние шлепанцы, старая служанка Элиза предупредила хозяина, что с ним хотят поговорить дамы из приходского комитета. Не будь Хекверсон слугой Божьим, он охотно послал бы их ко всем чертям. А кроме того, разве можно ссориться с теми, от кого в значительной степени зависит твое материальное благополучие. И священник приказал впустить дам. Ощетинившаяся зонтиками сплоченная группа напомнила священнику изобретенную Александром македонскую фалангу. Получив приглашение сесть, боевой отряд рассеялся, и преподобный отец узнал самых опасных своих прихожанок – миссис Мак-Грю, мисс Флемминг, миссис Плери, миссис Шарп и миссис Фрейзер. Хекверсон сразу попытался настроить их на более миролюбивый лад.