Старухи богомолки, приживалки, «карлы» и прочая подобная челядь были для богатых барынь рассказчиками о всяческих «чудесах» и «явлениях». Они же приносили циркулировавшие в городе слухи и сплетни. (В высшем свете гуляли свои слухи и сплетни, а среди слуг, лакеев и прочего простого люда – свои.)
Графиня частенько любила, подобно карточному пасьянсу, «раскладывать» и «сопоставлять» слухи, полученные из разных источников. Иногда это позволяло неглупой и любопытной барыне докопаться до истины.
Однако с раскрытием тайны расстроившейся свадьбы дело никак не продвигалось. Вскоре после того, как барыня выказала свое крайнее неудовольствие этим, в ее доме, среди дворни и приживалок, невесть откуда появился непонятный темнолицый старичок. Он утверждал, что немало побродил по белому свету и даже побывал в далекой сказочной стране Индии, где обучался у жрецов-брахманов искусству магии и «науке йогов».
Узнав об этом, барыня тут же призвала его к себе и повелела говорить без утайки, что тот видел и знает.
– Душа человеческая, – сидя на полу на маленьком коврике, по-восточному поджав под себя ноги, вещал старичок, – по велению высших сил, подвластных единому Богу, проходит множество различных превращений.
– Что же за превращения такие? – живо заинтересовалась графиня.
– Изволишь ли видеть, матушка-милостивица, – отвечал ей «ученик индийских магов», – душа жить может во всем решительно: в камне али в дереве, в человеке и даже в твари бессловесной. Индусские жрецы полагают, что опосля того, как душа человека с телом расстается, ей нужда возникает новое пристанище искать. И по заслугам ее при жизни силы Неба и дают ей новое обличье. И так происходит, пока душа вновь не освободится. А то случается по нескольку раз в одном и том же виде пребывать ей приходится, пока от Бога облегчение за грехи тяжкие не выйдет. Потому, комара или даже таракана прихлопнув, можешь в его виде кого-то из родственников али знакомых отправить к новым перевоплощениям.
– Страсти-то какие, – искренне удивилась заинтригованная Толстая и на всякий случай перекрестилась на образа. – Скажи, есть ли способ узнать: кто теперь, после кончины, в каком обличье пребывает?
– Отчего же нельзя, – равнодушно пожал плечами старик. – Трудно-с, но очень даже можно попробовать. Вообще, хуже всего, если человек помирает торопливо: тогда его душа, запыхавшись, перед Творцом предстает и толком на вопросы ответить не может. Поэтому и новое обличье получает часто не по заслугам.
Идея точно выяснить, чья душа в каком обличье пребывает после кончины, вскоре целиком и полностью захватила старую графиню. К тому же «ученик индийских магов» уверенно утверждал: страна, откуда ушла человеческая душа, никакой роли не играет.
– Это как же? – неподдельно изумлялась старая графиня. – Значит, к примеру, французский король Луи или Великий Могол могут у нас обретаться, только в ином виде?
– Души их, матушка-милостивица, токмо одни лишь души, – осторожно поправлял ее старичок. – Отчего же не могут? Очень даже могут. Если их душам в новом обличье помочь, то потом они вновь способны в человеков воплотиться и примерно отблагодарить благодетелей своих.
Последние его слова воодушевили барыню: значит, узнав, где и как обретаются души, к примеру, Железной Маски или бабки графини С., расстроившей свадьбу внучки, она узнает их тайны? Пусть не сразу, пусть со временем, но узнает? И не только их?!
Боже, да неужто вообще возможно такое счастье? Просто немыслимо, «Ученику индийских магов» строго приказали немедля любыми способами вызнать, где и в каком обличье пребывают ныне души Железной Маски, французских королей Людовика XV и Людовика XVI, а также некоторых других известных исторических персон. Старичок жарко взялся за дело и устроил в подвале барского особняка подобие большой алхимической лаборатории с кипящими ретортами и непременным черным котом. При этом он не забывал несколько раз в день столоваться на барской кухне и ежедневно прикладываться к штофу с водкой. Но дело знал: в колбах и ретортах булькали разноцветные вонючие жидкости, в очаге пылал жаркий огонь, а в большом, тускло сиявшем хрустальном шаре ломко переливались непонятные тени.
– Их души ныне пребывают в образах бродячих собак и кошек, матушка-милостивица, – уверенно заявил «маг» спустившейся в подвал графине. – Но в каких именно, высшие силы ни в жисть не скажут: невозможно этого смертным знать!
– А верно ли, что они действительно все в Петербурге? – робко спросила ошарашенная всем увиденным и услышанным старая барыня.
– Вот те крест!
С той самой поры у бродячих собак и кошек в столице Российской империи началась райская жизнь. В своем особняке графиня Толстая устроила нечто вроде «богадельни» или приюта для разной живности. Специально нанятые ею люди лечили, мыли, кормили кошек и собак, а когда их число начинало превышать «критическую массу», необходимые меры предпринимала сама графиня. Она садилась в карету, лакеи ставили к ней в ноги большой ящик с «питомцами», и барыня отправлялась к столичным полицейским-будочникам.
Стражи порядка получали от графини изрядную сумму и в придачу десяток-другой «питомцев» на попечение. Да не просто так, а со строгим наказом как следует их кормить и холить. Время от времени сама графиня Толстая выезжала с инспекциями проверять: все ли ее «переселившиеся души» в полном порядке? И горе тому будочнику, который не выполнил, как должно, барского наказа! Графиня с нетерпением ждала раскрытия страшно интересовавших ее жгучих тайн и для этого не жалела ничего.
Так продолжалось много лет. Но, как ни трудно догадаться, тайны остались неразгаданными. Зато слуги, когда кто-нибудь спрашивал их, кто проживает в этом роскошном дворце, оглядевшись по сторонам – не слышит ли старая барыня? – шепотом отвечали: «Одна старая графиня и тысяча кошачьих душ».
Куда потом подевался темнолицый старичок, называвший себя «учеником индийских магов», так и осталось неизвестным. Зато появилась курьезная поговорка о будочниках-полицейских, взявшихся за деньги опекать питомцев Толстой. Их назвали «кошачьи баре». Так и пошло «кошачий барин» да «кошачья барыня».
Мокрый генерал
Иногда судьба, которую часто называют злодейкой, может сделать неожиданный подарок и курьезом осчастливить на всю жизнь. Правда, говорят, такое случается не часто, но все же случается.
Рачковы. Такую фамилию носили мелкопоместные дворяне в Тамбовской губернии. Дворянство им пожаловали во времена Елизаветы Петровны, императрицы Российской: служа в армии, при сражениях их предки показали немалую стойкость и отвагу, насмерть разя неприятеля. И при этом отменно крыли его виртуозными вариациями общероссийского мата тамбовского разлива.
Император Павел I – большой любитель учений и маневров
Никто из Рачковых ничем особенно не выделялся, высоких чинов не достиг, так, поручики или, самое большое, капитаны в матушке-пехоте, но боевые заслуженные награды имели, чем гордились. Род свой считали военным, призванным служить России.
Под Рождество 1770 года, аккурат в самый сочельник, в просторном, построенном без особых изысков, зато крепком и теплом деревянном доме – усадьбе Рачковых царило оживление: суетливо бегали женщины, на плите грели воду, а в спальне, держась обеими руками за огромный живот, стонала молодая сноха старого Рачкова, готовясь произвести на свет потомство:
– Ох, лишенько мне! Ох, переживу ли я муки эти? Помоги, Царица Мать Небесная, наша заступница.
– Чтобы внук был, – приказал старый Рачков, заглянув в спальню, но на него замахали руками и выставили за дверь.
– А ну как девица! – испуганно спросила роженица у свекрови.
– Не слушай его, – вытирая ей со лба испарину, ответила та. – Привык там солдатами командовать. Кого нам Господь пошлет, то нам и радость!
Тем временем старый Рачков вернулся в гостиную и сел в кресло поближе к печке (каминов в их доме не водилось), словно хотел согреться: от нервного ожидания его бил озноб.
Его сын и будущий отец Павел Рачков-младший сосредоточенно сосал мундштук трубки, скрывая свое волнение за клубами едкого дыма.
– В сочельник, значит, – тоже раскуривая трубку, пробормотал отец семейства, по традиции носивший имя Пал Палыч.
– Кажись, едут, батюшка? – недоуменно пожал плечами старший Пал Палыч. – Давеча метелью все дороги занесло.
– Да нет же, вон колокольчик слышно!
– Значит, непременно к нам завернут, – решил глава дома. – Нежданный гость под Рождество – это к добру али к худу?
Пал Палыч-младший не ошибся. Вскоре к дому Рачковых подкатили сплошь залепленные снегом сани, запряженные заиндевелыми лошадьми, и вбежавшая в гостиную прислуга сообщила, что какой-то приезжий барин просит приютить его по случаю непогоды и невозможности продолжать путь.
– Проси! – распорядился хозяин дома. – Да быстро собери на стол наливок и закуски горячей: человек небось промок.
Следом за прислугой в гостиную вошел закутанный в шубу небольшого роста мужчина и сделал хозяевам изящный поклон:
– Миль пардон, мсье! – А дальше залопотал совсем непонятное, поскольку во французском Рачковы были не сильны.
– По-русски изъясняйся, мил-человек, – прямо предложил ему хозяин, поднеся бокал крепкой настойки. – На вот, согрейся с морозцу!
Француз с благодарным поклоном принял бокал, махнул из него изрядный глоток, и хозяевам пришлось налаживать гостю нормальное дыхание. Тем временем собрали на стол, гость скинул свой тулуп и оказался сухоньким пожилым человеком с быстрыми внимательными, удивительно яркими голубыми глазами и саркастической улыбкой на губах.
Услышав стон, доносившейся из комнаты роженицы, он насторожился и даже перестал есть:
– Что случилось?
– Жена рожает, – не желая вдаваться в подробности, коротко объяснил Пал Палыч-младший.
– О, не стоит так волноваться, – улыбнулся гость. – Сегодня все пройдет хорошо, и скоро я поздравлю вас с сыном и внуком!
– Откуда знаешь? – недоверчиво прищурился по-армейски прямой Рачков-старший.
– Я есть магистр астрологии и прочих магических наук, – уплетая гуся, сообщил француз. – Мне открыты некоторые тайны будущего. Пейте, мсье, все пройдет отлично! Да, кстати, надо сделать подарок новорожденному!
Он что-то шепнул слуге, и вскоре тот внес в гостиную небольшую пушистую елку и расписную коробку.
– В коробе лежат солдатики и игрушки для елки, – объяснил гость.
Двигался он быстро, словно заводной, и глаза иногда не могли за ним уследить. Через несколько минут елка уже стояла нарядной, и на ней горели маленькие свечи, а под елкой выстроились в ряд солдатики с ружьями. Совсем как настоящие, в киверах и ремнях амуниции, с ранцами за плечами.
– В Санкт-Петербурге и Москве уже во многих домах модно ставить на Рождество елку, – подвешивая очередную игрушку, сообщил француз.
И в этот момент раздался тяжкий стон и следом за ним громкий крик родившегося маленького человечка.
– Поздравляю! – поклонился хозяевам странный гость. – У вас сын и внук!
– Мальчик! – задыхаясь от волнения, сообщила вбежавшая в гостиную прислуга. Рачковы онемели от изумления.
– Я не видел младенца, но по расположению звезд в рождественскую ночь полагаю, ему предстоит возвысить ваш род и стать генералом! – сказал магистр астрологии.
– Ну, насчет генерала ты, брат, положим, хватил, – разливая по бокалам настойку, радостно рассмеялся хозяин дома. – А вот справный офицер инфантерии из него непременно получится! Шампанского у нас не водится, так не откажи.
– Конечно! Виват, новий Павель! – Француз одним духом осушил бокал и поднял с пола небрежно брошенную шубу. – Прошу простить, мсье, но мне пора: неотложные дела ждут в Париже! Метель уже утихла, и желаю вам счастья. Оревуар!
В санки ему уложили огромную бутыль, корзинку со снедью, и хозяева лично проводили магистра до ворот, а потом, не обращая внимания на мороз, долго смотрели вслед саням, пока темная точка совсем не потерялась среди бескрайних снегов.
– Слушай. Штык ему в печень! – хлопнул себя по лбу Рачков-старший. – А как его звать-то?
– Да не представился он как-то, батюшка, – в растерянности прикусил ус молодой отец.
– Странный гость, – заключил хозяин. – Одно слово: магистр!
Двадцать восемь лет спустя после этих событий Павел Павлович Рачков-третий служил в чине капитана одного из пехотных полков в Санкт-Петербургском гарнизоне. Не в гвардии, не в самой столице, а тянул армейскую лямку в казармах, стоявших неподалеку от Гатчины.
Великая императрица Екатерина II уже скончалась, и на престол взошел ее сын – император Павел I, человек далеко не глупый, как его иногда любят изображать, во многом весьма справедливый, но коварный и злопамятный.
Как известно, император Павел являлся большим любителем военных игр и обожал устраивать маневры. В сочельник 1798 года он собрал генералитет и объявил:
– Устраиваем военную игру, господа!
– Перед Рождеством, Ваше Величество? – недоуменно спросил один из высокопоставленных военных.
– Именно перед Рождеством, когда никто этого не ждет, – ехидно посмеялся император, потирая ладони. – И погода благоприятствует: снег с дождем, мерзко, но уж на войне как на войне!
– Какова будет диспозиция? – тут же подскочил с картой адъютант.
Спорить с взбалмошным и бешеным в гневе императором себе дороже:
уж лучше грязь месить в сочельник, чем отправиться в Сибирь.
– Так, конницу мы двинем сюда, за ней подтянется пехота, и все к условному часу совместно с артиллерией подойдут к вот этой небольшой крепости. И коменданту дать приказ: ни под каким видом не открывать ворота и нам не сдаваться до двенадцати дня. А потом и праздновать!
– Где найти такого коменданта, чтобы не заробел перед Его Величеством? – выйдя из царского кабинета, спросил один генерал у другого.
– Есть у меня один капитан, по фамилии Рачков: удивительный упрямец. Дадим ему приказ и на время маневров назначим временным комендантом.
Все шло, как предполагал император: скакала конница, шлепала по грязи пехота, гремели колеса пушек, и тогда Павел Петрович отправился самолично осмотреть крепость. Снег с дождем усиливался, и, как на беду, сломалось колесо у кареты. Павел бросил ее и сел в седло, так он оказался в чистом поле, в жуткую непогоду, под стенами крепости, комендантом которой сделали капитана Рачкова – урямца и виртуозного матерщинника. Все как у предков.
– Поезжайте, голубчик, – сказал адъютанту император. – Скажите коменданту, пусть откроет ворота и впустит наш отряд. Непогода, а мы среди поля.
– А пошел ты. – забористым матом ответил посланцу самодержца Рачков. – Время половина одиннадцатого, а до двенадцати нет приказа, открывать!
– Что, так и передать Его Величеству? – побледнел адъютант.
– Ага. Так и передай! – И капитан захлопнул окошко в крепостных воротах.
Получив ответ, Павел I пришел в ярость, однако сам к воротам крепости не поехал, дабы не уронить царского достоинства препирательствами с каким-то капитаном-матерщинником.
Полтора часа Павел Петрович стойко ждал под дождем со снегом и весь вымок, но когда часы пробили двенадцать, галопом поскакал к воротам крепости и осипшим голосом крикнул:
– Где комендант?! Повесить его, подлеца, разжаловать в солдаты, лишить дворянства!
Через двор крепости, печатая шаг, отдавая салют обнаженной шпагой, к Павлу Петровичу подошел рослый детина в ладно подогнанном мундире по всем правилам отрапортовал:
– Комендант крепости капитан Рачков-третий, Ваше Величество.
– Да как ты?.. – даже задохнулся от гнева Павел.
– По приказу обожаемого нами императора! – Рачков выдернул из-за борта мундира пакет и подал ему самодержцу.
Павел развернул его и увидел собственный приказ НИКОМУ, даже самому императору, не открывать ворота крепости до двенадцати часов. Что тут делать?
– Ну хорошо, сударь! – Немного остыв, император сложил бумагу. – Все должно быть в полном равновесии, не так ли? За точное выполнение моего приказа жалую вас в генерал-майоры! Указ подготовят немедля. А вот за то, что оставили своего императора мокнуть в поле, извольте сами столько же помокнуть!
Новоиспеченного генерала подхватили под руки и вывели за ворота крепости, где поставили на то место, на котором изволил ждать Его Величество.
– Как писать его будем? – осторожно поинтересовался у Павла I флигель-адъютант. – Генерал-майор Рачков-третий?
– На память о его безобразиях пусть отныне именуется Рачков-Мокрый! – сердито буркнул император.
Живой прототип Буратино
С самых ранних эпох существования человечества люди, по каким бы то ни было причинам потерявшие руки или ноги, мечтали о том, чтобы хотя бы частично вернуться к нормальной жизни, заменить чем-нибудь утраченную конечность.
Древние египтяне, веря, что переход в другой мир возможен только при сохранении тела в целости, делали протезы для мумий.
Ученые отметили, что в I тысячелетии до н. э. на пространстве от Италии до Индии люди стали практиковать протезирование. Об одном из древнейших случаев можно прочитать у Геродота. Греческий прорицатель Гелесистрат в отместку жителям Спарты, которые держали его в плену, предрек персидское нашествие на Элладу накануне битвы при Платеяхв 479 году до н. э. Часть потерянной при побеге из плена ноги прорицателя была заменена протезом.
В городе Капуя в захоронении 300 года до н. э. был найден скелет с отлично подогнанным протезом ноги от колена до лодыжки. Искусственная конечность была изготовлена из дерева и обшита тонкими бронзовыми листами. В верхней части было отверстие для обрубка бедра. Видимо, была еще деревянная стопа, но она не сохранилась.