Обмерев, они сидели и молча ждали. К ним поднялся запыхавшийся администратор.
– Копию договора! Берите и больше не забывайте.
– Больше не забудем, вы уж нас простите, – ответил Спиро, чувствуя, как его бросило в пот, и надеясь, что администратор этого не замечает.
Тот, однако, вгляделся в лицо парня и нахмурился. Но потом слегка пожал плечами и ушел в свою контору.
Дао и впрямь был опытным пилотом. Он завел двигатель, дал хорошенько раскрутиться пропеллеру, отпустил тормоза и порулил на взлетную полосу. С башни поступило разрешение; самолет разбежался на старенькой залатанной бетонке и взмыл в небо.
– Я уж думал, окочурюсь от страха, – прокричал Спиро сквозь рев мотора.
– Так ведь обошлось. Куда летим?
– Чего? А, на восток. Куда дороги ведут. Это недалеко.
– Не разумней ли взять сейчас на север, к Сан-Франциско, и повернуть, когда нас не будет видно с аэродрома?
– Ага, толково. Я скажу, когда поворачивать.
Ранчо стояло за прибрежной равниной и покатыми холмами, почти у подножия Сьерра-Невады, – горстка почерневших в пожаре зданий и пыльная взлетка. В ее конце маячила машина, возле нее ждали трое. Самолет пролетел вдоль полосы – Дао нужно было убедиться, что она в рабочем состоянии, – затем пошел вверх, на крутой разворот. Идя навстречу ветру, «команч» сбросил скорость и аккуратно приземлился на три колеса. Вьетнамец подвел его к автомобилю и выключил двигатель.
– Как у вас, все получилось? – Пэт была бледна – отважный замысел по мере его реализации все больше повергал девушку в ужас.
– Они же здесь, разве этого недостаточно? – сердито проговорил Мартин-Лютер. – Мы все выкопали и переложили в машину.
Дао и Спиро сошли на землю и заглянули в открытый багажник седана.
– Галлоновые банки из-под краски, – пояснил Дик. – В каждой пять фунтов пороха. Сверху залепили гипсом.
– А запалы? – спросил Дао.
Дик ухмыльнулся, но как-то невесело.
– С этим было посложнее. В смысле, у меня не вышло то, что заказывали. Но я нарезал обычного бикфордова шнура. Замедление будет пятнадцать секунд, как и задумано…
Он смущенно умолк, увидев холодную ярость в глазах Дао. Трясущимся от возмущения пальцем тот указал на банки.
– Вы что хотите этим сказать? Что изменили конструкцию, не посоветовавшись с нами? И теперь из-за вашей дурости операция на грани провала? Сколько у меня рук, а? Три? Одна рука на штурвале, вторая дергает кольцо терочного воспламенителя. Но как одной рукой управлять самолетом, а второй держать спичку и банку? Как…
Он задохнулся от бессильной злости. Сжимая кулаки, Дик буравил взглядом землю. Вьетнамец переводил взгляд с одного американца на другого, и никто ему не отвечал.
– Сами понимаете, это невозможно. Как теперь быть? Слишком многое уже сделано, чтобы сейчас взять и прекратить операцию. Я поведу самолет. Один из вас должен лететь со мной и поджигать шнуры.
Помощники краснели от стыда, торопливо придумывая причины для отказа. Тран Хунг Дао, профессиональный воин, мрачно выслушивал одного за другим. Ему-то говорить уже было не о чем. Но он заметил, что Мартин-Лютер не оправдывается, а потому не удивился, когда тот зло и презрительно плюнул товарищам под ноги:
– Слабаки вы, дешевки беложопые. Что, поиграли в войнушку? Хорошо провели времечко? Сейчас война по-настоящему пришла к вам в дом, а вы – надо же, какие нежные! – не желаете в ней поучаствовать. Лейтенант, как думаешь, можно будет меня высадить где-нибудь в сторонке, когда закончится потеха?
– Почему бы и нет? Только скажите где.
– Ну так приступим. – Негр ткнул большим пальцем в сторону самолета. – Белые господа, не жуйте сопли, посодействуйте парню хотя бы с погрузкой.
Пока американцы укладывали банки на два задних сиденья, слов было сказано очень мало. Из сумочки Пэт достала три одноразовые зажигалки и вручила их Мартину-Лютеру.
– Удачи, – напутствовала блондинка.
– Да уж, крошка, удача нам не помешает. А теперь отвалите, снежки, – с мячом к воротам рвутся низшие расы.
Дао снял с себя шарф и плащ, отдал их девушке и надел форменное кепи. Легко завелся двигатель, «команч» прокатился до начала полосы и там развернулся. Он не успел и с места стронуться, а легковушка уже запрыгала прочь по ухабистой дороге. Мартир-Лютер брезгливо фыркнул.
– Какой у нас план? – спросил он, когда самолет оторвался от земли.
– Сначала аэродром «Риэм». Заходим с моря на бреющем, бомбим. Разворачиваемся, повторяем, исчезаем над морем.
– И это все?
– Это только начало.
Набрав высоту пять тысяч футов и повернув, самолет теперь гудел над Тихим океаном, впритирку к морской границе. Когда пролетали чуть южнее «Риэм-филда», Дао рассматривал его с живейшим интересом: это же «вертолетная столица мира», главная учебная база противника. Прямо на глазах взлетают и садятся винтокрылые машины, а на летном поле они во множестве стоят ровными рядами.
Снова оказавшись над водой, «команч» в плавном развороте снизился к самым волнам, позволил им обрести поразительную четкость и устремился к берегу. Дао до отказа подал вперед рычаг дросселя, рев двигателя в ушах сделался оглушительным.
– Приготовиться! – прокричал вьетнамец.
Мартин-Лютер, уложивший себе на колени целый штабель банок, щелкнул зажигалкой и с кривой улыбкой ответил:
– Будь спок!
Внезапно по курсу возник пляж, чуть дальше – низкие дюны. Над ними самолет проскочил на бреющем. А вот и аэродром!
– Иллюминаторы открыть! К бою! По моей команде поджечь первую и передать мне. Поджигайте!
Легкий самолет несся над шеренгой вертолетов; из ладони Дао рвалась оплетенная проволокой рукоять. Он отправил за иллюминатор тяжелую банку и протянул руку за второй. Прежде чем «команч» достиг построек на краю летного поля, вниз отправились еще две бомбы. Увидев, что Мартин-Лютер успел поджечь четвертую, вьетнамец замахал рукой, и негр поспешил выдернуть огнепроводный шнур.
– Дай и мне штучку бросить! – прокричал помощник.
– Хорошо. Но по возможности не трогаем живую силу. Наши цели – ГСМ, вертолеты и грузовики.
«Команч» взмыл и заложил умопомрачительный вираж, чтобы устремиться в противоположном направлении. За эти несколько секунд сцена разительно изменилась: над шеренгой вертолетов клубились дымы, по полю носились люди. Аэродром смахивал на растревоженный улей. Кто-то стоял внизу, запрокинув голову, и смотрел на самолет. При его повторном появлении моряки и морпехи рассыпались в поисках укрытия.
Подав две самодельные бомбы Дао, Мартин-Лютер воспламенил запал третьей и выкрикнул:
– Эта моя!
Она полетела в сторону припаркованного заправщика. И угодила в цель – оглушительный взрыв сопровождался клубящимся облаком пламени. Вопя в восторге что-то нечленораздельное, негр лупил кулаком по кромке иллюминатора.
– Что теперь? – спросил он, когда легкий самолет снова пересек береговую линию.
– За нами летят?
– Какой-то вертолет… Нет, сворачивает. Они даже не поняли, что случилось. Не знают, кто на них напал.
– Очень надеюсь, что вы правы. Эффект внезапности – это все, что у нас есть. Наша следующая цель – Норт-Айленд.
– Да ты шутишь! Там же истребители, зенитки! Твою мать, рядом авианосцы с эрликонами, крейсера!
– И все исправно и готово к бою. Так ли это, скоро узнаем.
– Тран, надо отдать тебе должное, парень ты не робкого десятка. Штурмовать целую базу военного флота, это ж какие яйца надо иметь!
– Чем громче будет наше заявление, тем лучше его расслышат. На этот раз хватит одного захода…
– Малыш, мне это по кайфу! Вперед!
– Потом снизимся до минимума и полетим прямо на Мирамар, к северу от Сан-Диего, – там расположен военный аэродром. Одно бомбометание, далее я приземляюсь и сдаюсь. На мне мундир, значит я военнопленный; со мной должны обращаться, как мы обращаемся с вашими летчиками, которые бомбят нашу страну. Я уже сказал, цель моей акции – громкое публичное заявление. Но как быть с вами?
– Со мной? Мирамар вполне подходит. Там есть полосы больше двух миль длиной, аж до самого леса. Прокатись в конец, при развороте поднимется туча пыли. Я там спрыгну, залягу и подожду, пока тебя сцапают, а потом улизну. У меня получится.
– Ладно, очень на это надеюсь. А сейчас приготовьтесь, прямо по курсу – база.
Перед ними выросли дома и ангары, дальше возвышались серые громады военных кораблей. Похоже, сюда еще не поступило сообщение о налете на «Риэм». Дао потянулся за бомбой – и вдруг резко накренил машину в крутом развороте.
– Там бомбардировщики «Эф-четыре», они опустошают мою страну.
От бомбардировщиков полетели металлические клочья, повалил черный дым. Банки с порохом падали одна за другой, но вот «команч» пересек летное поле и повернул в направлении гавани. Прямо по курсу стоял авианосец, «остров» возвышался как небоскреб, с него следило за приближением самолета множество глаз. Проносясь над кораблем, Дао и Мартин-Лютер успели заметить единственного морпеха, который оказал сопротивление: автомат в его руках дергался, пули летели в небо. К палубе устремилась бомба, но отскочила и взорвалась в воде, не причинив никакого урона.
– Не поднимайся, держись автострады, – прокричал Мартин-Лютер.
Дао хотел было ответить, но схватился за штурвал – мотор вдруг протрещал и заглох.
– В чем дело? – нарушил панический возглас негра наступившую тишину.
– Не знаю. Похоже, двигатель пробит. Вытекло все масло.
– Пуля? Когда в нас стреляли?
– Может быть. Где тут можно приземлиться?
– Нигде, кругом дороги и дома. На воду?
– Нет. Если утону, могут и не найти. Надо, чтобы они поняли, кто это сделал и для чего. На той стороне гавани «Линдберг-филд». Думаю, дотянем.
Лейтенант сосредоточился на управлении, чтобы максимально продлить снижение машины.
– А как насчет меня?
– Сожалею, но вам придется лететь со мной до конца. Может, удастся выбраться из самолета на поле и убежать.
Мартин-Лютер неразборчиво ругался и бил кулаками по сиденью, когда они едва не задели колесами тунцеловные суда, когда пронеслись над улицами, когда перемахнули через ограду аэродрома и аккуратно опустились на взлетно-посадочную полосу. Все это произошло слишком быстро – у помощника не было никакой возможности спрыгнуть.
От здания аэровокзала к ним устремилась спецмашина аэродромного обслуживания, с визгом тормозов остановилась боком перед «команчем»; водитель выскочил из кабины с противоположной стороны и сломя голову побежал прочь.
Дао изо всех сил давил на тормоза, самолет подпрыгивал и кренился, но предотвратить столкновение с грузовиком не удалось. Оглушительный грохот, страшная боль, кругом кувыркаются неизрасходованные бомбы… Пока потерпевшие крушение приходили в себя, отворились двери здания аэровокзала и на поле хлынули пассажиры, техники, пилоты, стюардессы, уборщики, – и вся эта толпа ринулась к разбитому самолету.
– Уже знают, – проговорил Мартин-Лютер. – По радио услышали.
– Мы сдадимся, как ваши пилоты. Они бомбят больницы и школы, они разрушили на три четверти мой родной Намдинь, они убивают нас тысячами. Но мы все-таки берем их в плен.
Мартин-Лютер ничего на это не сказал, он утратил способность говорить и вообще двигаться, – мог лишь смотреть круглыми от ужаса глазами на ревущую толпу. Ему уже было ясно, что сейчас произойдет.
– Запри дверь! – сумел он выкрикнуть наконец. – Наглухо запри и не открывай, надо дождаться копов, военных! Надо продержаться!
Лейтенант Тран Хунг Дао и сам успел все понять, глядя на разинутые в воплях рты, на тянущиеся к нему даже не руки – когтистые лапы бешеных зверей; на слесарные инструменты и прочие схваченные в спешке предметы, предназначенные для расправы над ним.
Он изо всех сил держал ручку двери. Возле его лица вдребезги разбился иллюминатор, в кабину влетел гаечный ключ.
– Я сдаюсь в плен! На мне мундир комбатанта! Десять лет вы вот так же громили мою страну! Пять миллиардов долларов в год тратили на бомбы! Убивали, калечили женщин, детей…
Дверь вырвалась из рук вьетнамца, в него вцепились чужие пальцы.
– Полиция? Вы же полицейский, помогите мне…
Тот, к кому обращался Дао, ударил его кулаком в лицо, выбил глаз.
Множество рук вытащило пилота из кабины, сорвало с петель вторую дверь и швырнуло вопящего Мартина-Лютера наземь.
Кулаки, носки ботинок и туфель, каблуки-шпильки… Густым градом удары сыпались со всех сторон, слепя, мозжа, разрывая, убивая. С трупов сорвали одежду, чтобы легче было добраться до мягкой плоти.
Солдатам с расположенной поблизости базы Корпуса морской пехоты пришлось лезть через высокую ограду, поэтому к их прибытию от жертв мало что осталось. Но бравые морпехи все же вволю потоптались тяжелыми ботинками по кровавым ошметкам.
Поскольку содеянное этими двумя извергами нельзя было назвать иначе как чудовищным преступлением. И не существовало на свете кары, чересчур суровой для них.
Сплошные рычаги, винты и шестеренки Перевод Сергея Удалина
– Сплошные рычаги, винты и шестеренки – вот как оно выглядело, сержант! Шел проливной дождь, а оно стояло под моим окном, неподвижное и черное, как сам Сатана. Святые угодники! Я весь окаменел, только и мог, что смотреть на него. А потом сверкнула молния и стало светло как днем. Я видел его так же ясно, как сейчас вижу вас. И я перекрестился, да! Точно набожная старушонка при виде церкви. Оно было высокое, как вы, и даже выше, и оно просто стояло там, под дождем. С каждого рычага, с каждой шестеренки текла вода. Я до того перепугался, что отскочил от окна – будто меня кто-то толкнул снаружи. А потом оно ушло. Я сам не ожидал от себя такой смелости, но все-таки вернулся к окну и увидел, как это кошмарное диво бежит по полю. Прямо бежит, никуда не сворачивая. Сказать вам, сержант, в какой стороне оно скрылось?
– Если ты не скажешь, Шон, то от кого еще я узнаю? – спокойно, сохраняя чинный вид, ответил сержант.
Щуплый и невзрачный Шон переминался с ноги на ногу и дергал носом, словно кролик, на которого и в самом деле изрядно смахивал. В сравнении с неспешным рокотом полицейского его речь казалась звяканьем монет в кармане.
– Да вы и так уже прекрасно знаете. Вам рассказывали, и не раз! Но наш страж порядка до сих пор не обращал внимания на жалобы граждан. Теперь придется! Оно побежало вон туда, к Дун-Дубхе[6]. Так что́ вы собираетесь предпринять?
– Я собираюсь поговорить с бароном, потому что ты действительно не первый жалуешься на странности, которые творятся возле Черной башни.
Сержант медленно встал и застегнул пуговицы на воротнике толстыми, как сардельки, пальцами. Он был кряжистым и сильным и не нуждался в оружии, чтобы субботним вечером прекратить самую дикую драку в пивной.
– Насколько мне известно, ущерба никто не понес, но жалобы есть жалобы.
– Давно пора, – пробормотал Шон, торопливо уступая дорогу блюстителю закона. – Я бы с вами пошел, да своих дел по горло.
– Это точно, – неопределенно пробасил сержант, после чего закрыл входную дверь в местное отделение гарда шихана[7] и оседлал большой черный велосипед. – Это правильно.
И покатил в сторону Черной башни.
Справедливо подмечено, что если и существует на свете место, где могут происходить непонятные вещи, так это северная часть графства Мейо. В Ирландии хватает пустынных торфяников и продуваемых всеми ветрами болот, но это самый бесплодный и заброшенный ее уголок. Совсем как Луна, только покрытая зеленью, но все равно безжизненная. Унылая, однообразная равнина, не оживленная ни единым деревцем, резко обрывается в море. За бесчисленные столетия прибой потрудился на совесть, изрезав весь берег опасными узкими заливами. Не лучшее место для человека – и все-таки люди живут здесь, всегда жили, и до сих пор возвышается над этой пустыней мрачный остов Черной башни, возведенной на заре истории, если не раньше.
Она стояла возле заброшенной церкви с обвалившейся крышей и крохотным прилегающим погостом, где на удобренной истлевшими костями почве густо разрослись крапива и ежевика. На этом угрюмом фоне башня выглядела еще мрачнее. О ней рассказывали множество небылиц, одна другой страшнее. А недавно там поселился человек, чем сразу привлек внимание всей округи, а заодно и вызвал новую волну слухов. Сержант выслушивал все эти байки, кивал, запоминал и, казалось, не собирался ничего предпринимать. Но разве кто-нибудь осмелится пойти вместе с ним глухой ночью по извилистой тропе, где достаточно одного неверного шага, и тебя затянет в бездонную трясину? Если сержант и проходил здесь раньше по ухабистой дороге, то никому не рассказывал об этом; если и приглядывался к мрачной башне, то делал это незаметно. Но раз уж нынче вечером он все-таки отправился в путь, значит у него были на то серьезные причины.
Багровое закатное солнце светило ему в спину. Аккуратно прислонив велосипед к осыпающейся каменной стене, он постучал кулаком в рассохшуюся деревянную дверь.
Пришлось еще раз постучать, прежде чем послышались неторопливые шаги, бряцанье цепей и скрежет отодвигаемого запора. Наконец из-за приотворившейся двери выглянули настороженные глаза.
– Добрый вечер, – произнес сержант совершенно ровным, бесстрастным тоном.
– Что вам нужно? – прозвучало в ответ.
– Всего лишь задать пару вопросов. Могу я войти?
Глаза моргнули и тут же скрылись. Снова скрежетнул запор, и дверь открылась шире, чем в первый раз. Сержант протиснулся внутрь, подождал, пока хозяин управится с замком и обернется, затем спокойно рассмотрел его. Худой как скелет, с мертвенно-бледной кожей, желтыми глазами и спутанными седыми волосами. Он носил старомодный, выцветший от времени жилет с уймой пуговиц. Устремив на собеседника строгий неподвижный взгляд, сержант продолжил разговор:
– Мистер Вэнстродж?
– Нет, барон фон Строй[8]. А в чем дело?
– Это здание теперь принадлежит вам?
– Я владелец, я! Что вам от меня нужно?