Балабан поднял клинок и попытался рассечь сеть, но не смог этого сделать и добился обратного эффекта. От резкого движения сеть плотнее облепила его. Хромой бес двинул плечами и шагнул вперед – сеть молниеносно оплела его руки и ноги, и следующий шаг стал для Балабана последним. Он рухнул на траву и забился в облепивших его со всех сторон нитях.
– Что это?! – хрипло и испуганно завопил Хромой бес. – Что ты со мной сделал, ходок?!
– Ты в Силках Зигвуда, мой друг! – не скрывая торжества, сообщил ему Глеб.
– Почему я не могу их разорвать?
– Потому что они сделаны из более прочного материала, чем все, что ты видел в этой жизни. Когда-то эти Силки принадлежали павшим богам. А твой Дар – всего лишь жалкое отражение того, что они умели делать. Поэтому лежи и не рыпайся, если не хочешь, чтобы нити Силков срезали тебе уши.
7
После того как Глеб отпустил перепуганного князя домой, отряд Глеба углубился на пятнадцать верст в чащобу и там, под защитой плотного леса-глушняка, расположился на отдых.
Тиш играл с флегматичным, неповоротливым Лудобоком в бруски, нервничая из-за проигрышей и тихо ругаясь. Облакаст лежал на ворохе елового лапника с травинкой во рту и разглядывал плывущие по небу тучи так, как дети разглядывают насекомых, которым при желании могут оторвать лапки.
Зоряна, выведав у Рамона, что Глебу нравится сирень, превратилась в сиреневый куст и тихонько трепетала на ветру цветами и свежими листочками.
Лысый чародей, надрезав острой веткой палец, высек из ранки огонь и разжег костер, чтобы поджарить черствый хлеб и сварить кашу из сечки и вяленой свинины.
Хромой бес, связанный по рукам и ногам, спал на лежаке или делал вид, что спит. Однако запах разогретого хлеба и варящейся в котелке каши, долетая до его хищных ноздрей, заставлял их тихонько трепетать, о чем он, вероятно, даже не догадывался.
Рамон сел на палое бревно рядом с Глебом, посмотрел на Балабана и тихо спросил:
– Ну, как он?
– Пока никак.
– Упрямствует?
– Не то слово.
Рамон вздохнул.
– Жаль. Послушай, Первоход, а может, я попробую с ним потолковать? Мне часто говорили, что мой голос внушает доверие. Возможно, мне удастся его убедить.
– Вот еще! – прорычал за спиной у толмача Хлопуша. – Этот гад окунул меня лицом в вонючую болотную жижу, а ты вознамерился поговорить с ним по душам?
– Но он нам нужен.
– Знаю, что нужен. И чем слушать вашу с ним болтовню, я лучше врежу ему промеж глаз кулаком. Вот увидишь – этот косоглазый баран сразу станет шелковым!
– Толстяк прав, – проговорил Хромой бес и открыл глаза.
Взгляды Глеба, Рамона и Хлопуши устремились на него. Балабан зевнул и сказал:
– Никакие ваши уговоры на меня не подействовали. Однако Силки Зигвуда – подействовали. Поэтому оставьте надежду размягчить мне мозги болтовней и положитесь на грубую силу.
– Ну вот! – обрадовался неожиданной поддержке Хлопуша. – Я же говорю – пара хороших зуботычин решает все задачи! Вот погоди, косоглазый, мы с тобой еще подружимся!
– Обязательно, толстяк. А пока… – Балабан улыбнулся. – Не принесешь ли ты мне воды? И пусть это станет началом нашей дружбы.
Хлопуша некоторое время сидел неподвижно, уставившись на Балабана хмурым взглядом и пытаясь понять, издевается над ним Хромой бес или нет. Наконец, встал и сказал с усмешкой:
– Ладно, камнемет. Чего не сделаешь для друга. Скоро вернусь!
– Я с тобой, – сказал Рамон. – Надо набрать воды для ароматного отвара.
Хлопуша кивнул, и оба друга, подхватив по небольшому бурдюку, зашагали к ручью. Как только они скрылись за деревьями, Балабан перевел взгляд на Первохода и окликнул:
– Эй, ходок… Я долго думал над твоими словами и внимательно прислушивался к тому, что говорят твои люди.
– И каков твой вывод?
– Я пойду туда, куда ты прикажешь. Так что можешь выпутать меня из этих проклятых силков.
– Тебя переубедили «уговоры»? Прости, Балабан, но верится в это с трудом.
Хромой бес хмыкнул.
– Ты прав.
– Тогда в чем причина твоего согласия?
– Причина проста. Мой отец был хазарским купцом. Лет восемь тому назад я странствовал с его караваном по славянским землям. И судьба занесла нас в Хлынь-град. Мы хорошо там поторговали, а затем отправились дальше. Но после бурной ночи, проведенной в вашем Порочном граде, отец и его помощники проспали, и в путь удалось двинуться только после полудня. Нам не хватило нескольких часов, чтобы достичь села Тумнова засветло. Ночь застала нас в пути. Однако отец спешил и не стал располагаться на ночлег в лесу. Он хотел как можно быстрее добраться до людей. Мы шли половину ночи, пока не поняли, что сбились с большака и заблудились.
Глеб слушал внимательно, но не терял бдительности на тот случай, если Хромой бес снова попытается забраться к нему в голову.
– Мы расположились лагерем на небольшой лужайке возле реки, – продолжал Балабан. – Но не знали, что лесная тропа увела нас из чистого леса и завела в Гиблое место. Ночью, когда мы спали, на нас напали темные твари.
Хромой бес перевел дух и сглотнул слюну.
– Моего отца задрали волколаки, – хрипло пробормотал он. – Они изгрызли ему тулово и бросили в овраг. Но пока я решался выйти из кустов, в которых успел затаиться, к оврагу пришли упыри. Не буду говорить, что они делали с останками отца… Я пытался закрыть глаза, но не мог.
Немного помолчав, Балабан заговорил снова:
– Из ваших разговоров я понял, что враг, с которым вы решили сразиться, придет из Гиблого места. Я с юности привык мстить людям за свои обиды, но никогда не мог и предположить, что у меня появится шанс отомстить Гиблому месту за отца.
Глеб обдумал слова Балабана, потом пристально на него посмотрел и уточнил:
– Что же ты так долго медлил с решением?
Хромой бес усмехнулся и ответил:
– Не люблю, когда меня убеждают с помощью Силков Зигвуда. Уж прости, но за три года княжеской службы я отвык от грубого обращения.
– Ясно. Но Силки Зигвуда – не самая страшная вещь из тех, что тебе предстоит встретить на пути к Гиблому месту.
– Я об этом догадываюсь.
Глеб усмехнулся, затем протянул руку. В тот же миг веревки, опутавшие Балабана, спали с него, а Силки Зигвуда сжались в серый комок, похожий на мяч, и прыгнули в ладонь Глеба.
Балабан сел на земле, потер иссеченные мелкими красными царапинами запястья, исподлобья посмотрел на Глеба и спросил:
– Сколько нас?
– Детей падших богов?
Хромой бес усмехнулся:
– Так ты нас называешь?
– Да, – кивнул Глеб. – Вас – сотни.
– И ты хочешь всех нас собрать в свой отряд?
– До наступления Тьмы осталось всего три дня. Мы должны упредить Тьму, не позволить ей вторгнуться в наш мир.
Балабан обвел взглядом небольшой отрядик Глеба, сгрудившийся вокруг костра.
– Значит, это все?
– Есть еще один, – сказал Глеб. – Он находится недалеко отсюда, у восточной границы вашего княжества. В деревеньке под названием Логач.
– Откуда ты знаешь, что он там?
– Я его чую. Как один пес чует другого пса за много километров.
Хромой бес удивленно воззрился на Первохода.
– Но ведь ты не…
Глеб качнул головой.
– Нет, я не такой, как вы. Но люди считают меня порождением Гиблого места, и мне все больше кажется, что у них есть для этого все основания.
Некоторое время Балабан думал над его словами, затем искоса взглянул на Первохода и сказал:
– Тот человек, про которого ты говорил… Какой у него Дар?
– Не знаю, – ответил Глеб. – Он очень силен. Думаю, он даже сильнее тебя. Так же, как ты, он сумел воздвигнуть вокруг себя невидимую стену, сквозь которую я не могу пробиться.
– Но ты чувствуешь эту стену, верно?
– Верно, – кивнул Глеб. – А теперь пошли к костру. Я успел здорово проголодаться, пока воевал с тобой.
…Когда они подошли к костру, товарищи Глеба окинули Балабана недоверчивыми, неприязненными взглядами.
– Первоход, ты уверен, что от этого парня не будет беды? – сухо осведомился игрок Тиш. – Мне кажется, ему нельзя доверять.
– Может быть, – согласился Глеб. – Но я все же попробую. Зоряна, Лудобок, потеснитесь и дайте Балабану сесть. Теперь он один из нас.
Глава восьмая ПОСЕЛОК СВЕТА
1
Деревня Логач оказалась довольно большим рыбацким поселком и располагалась недалеко от огромного озера под названием Логачара.
Глеб, Рамон и Хлопуша проехали чуть вперед, чтобы посовещаться. Дети падших богов не возражали, безоговорочно признавая главенство и авторитет Глеба, отблески которого падали и на двух его друзей.
Рамон заговорил негромко, но веско:
– Глеб, думаю, на этот раз нам нет нужды разделяться. И мы можем отправиться на поиски все вместе.
– Толмач говорит дело, – веско пробасил Хлопуша. – И делай со мной, что хочешь, но после случившегося во владениях князя Гостивара я ни за какие коврижки не отпущу тебя одного.
– Глеб, думаю, на этот раз нам нет нужды разделяться. И мы можем отправиться на поиски все вместе.
– Толмач говорит дело, – веско пробасил Хлопуша. – И делай со мной, что хочешь, но после случившегося во владениях князя Гостивара я ни за какие коврижки не отпущу тебя одного.
– Я был с Рамоном, – напомнил Глеб.
– Это одно и то же, – отрезал Хлопуша.
Толмач никак не прокомментировал эту реплику, а лишь мягко добавил:
– Нас немного, всего девять, но отряд наш стоит сотни отборных воинов.
– Да чего там сотни! – с ходу вошел в раж Хлопуша. – Тысячи, а то и двух!
Хлопуша, как всегда, не мелочился, но на этот раз даже правдолюб-толмач не стал ему возражать.
– Мы не знаем точно, с чем, а вернее, с кем нам придется иметь дело, – сказал Глеб. – Будет лучше, если я появлюсь в поселке под видом странника и порасспрашиваю людей.
– Первоход, ты не можешь…
– Это не обсуждается, – перебил Глеб толмача таким голосом, что сразу стало понятно – переубедить себя он не даст. Потом добавил чуть мягче: – Не волнуйтесь за меня. Я умею быть осторожным.
Некоторое время Рамон и Хлопуша хранили молчание, с огромным неудовольствием глядя на Первохода, затем Хлопуша хмуро проговорил:
– Пообещай, что спрячешь под плащом ольстру и не расстанешься с ней, что бы ни случилось.
Глеб нахмурился.
– Но ольстра…
– Пообещай! – потребовал Хлопуша, повысив голос.
Несколько мгновений Глеб молчал, потом улыбнулся и кивнул.
– Хорошо, друг. Я обещаю.
* * *Рыбаков на берегу было трое. Они укладывали сети в большую лодку, собираясь отправиться на промысел. Рыбаки были крепкие, невысокие, с длинными волосами и стрижеными бородами, в засаленных рубахах и меховых жилетках. На ногах у них были сапоги с высоченными голенищами, густо обмазанные какой-то черной мазью – вероятно, препятствующей влаге и делающей сапоги водонепроницаемыми.
Одному из них было на вид лет двадцать, второму – сорок, третьему – пятьдесят или чуть больше.
Остановившись в нескольких шагах от лодки и рыбаков, Глеб приветливо улыбнулся и громко сказал:
– День добрый, сельчане! Пусть ваши боги помогут вам и сделают ваш улов богатым!
Рыбаки посмотрели на Глеба спокойными, нелюбопытными взглядами, после чего двое из них отвернулись, а третий сказал:
– Мы христиане, странник. У нас один Бог, хотя и пребывает в триединстве.
На лице Первохода промелькнуло удивление – давненько он не встречал христиан, а тут их было сразу трое!
– Вот оно что, – негромко проговорил он. Затем приподнял голову и изрек – громко и с выражением: – Истинно говорю вам, братья: вы ловите рыбу, а я сделаю вас ловцами человеков!
Рыбаки резко повернулись и уставились на Первохода изумленными взглядами.
Нужно было срочно закрепить достигнутый эффект. Глеб порылся в памяти и выдал на гора цитату, которая неизвестно откуда всплыла у него в голове:
– Если Бог будет со мною и сохранит меня в пути сем, в который я иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться, то будет Господь моим Богом! Ибо много лет пил я воду слез своих и ел хлеб изгнанья, не оставляя крошек! И хотя до сих пор пребываю я во мраке грешного мира, но будет Господь светом для меня!
Про «не оставляя крошек» – было из другой оперы, но Глеб не стал по этому поводу напрягаться.
То ли слова Глеба произвели на рыбаков мощное впечатление, то ли на них больше подействовала торжественно-пророческая интонация, которую Первоход придал своей речи, но они выпустили из рук сети и выпрямились, не спуская при этом глаз с Глеба.
«Кажется, я их зацепил», – удовлетворенно подумал Первоход, но на всякий случай положил правую руку на приклад ольстры, торчащий из-под хламиды, в которую обрядили его Рамон и Хлопуша.
Первым молчание прервал старший из рыбаков.
– Кто ж ты такой будешь, странник? – спросил он с той теплой интонацией, с которой обращаются к родственным душам. – Уж не проповедник ли из далеких восточных земель?
«Проповедник из восточных земель? Пожалуй, это хорошая «легенда», – подумал Глеб. А вслух сказал:
– Твоя правда, брат. Уже год странствую я по земле и несу людям свет истины.
Рыбаки переглянулись, а на лицах у них появилось уважительное выражение.
– Откуда же ты пришел к нам, странник? – осторожно и мягко спросил тот из рыбаков, который был средним по возрасту. – Из какой земли начал свое странствие?
– Из той земли, которая лежит за далекими Кавказскими горами и зовется Фрязией, – не тратя времени на раздумье, ответил Глеб. – А теперь я хочу спросить вас, братья. Есть ли у вас пастырь?
На лицах рыбаков появилось благостное выражение.
– У нас есть пастырь, странник, – ответил за всех пожилой рыбак. – Имя его Навин.
– Вот оно что. – Первоход одобрительно улыбнулся. – Мне радостно об этом слышать, братья. И как давно существует ваша община?
– Да почитай уже два года, – ответил молодой рыбак. – С того самого времени, как Навин впервые пришел в наш поселок и воскресил нашего старосту Владими…
Пожилой рыбак тихонько ткнул молодого локтем в бок, и тот поперхнулся на полуслове, поспешно отведя взгляд в сторону.
– Значит, вы крестились два года назад, – задумчиво проговорил Первоход.
– Точно так, – кивнул средний по возрасту рыбак.
– Вы и до этого были рыбаками?
– Да, странник. Мы были рыбаками всегда. И мы, и наши отцы, и наши деды. – Рыбак помолчал и, настороженно глянув на Глеба, счел нужным добавить: – Ибо сказано в Учении Его: «В поте лица твоего будешь добывать хлеб свой, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься».
Слова эти были произнесены спокойным, благодушным голосом, но Глебу померещилось, что прозвучали они как-то фальшиво, по-заученному, что ли.
Глеб покивал в знак согласия и тяжело вздохнул.
– Да что же мы стоим! – спохватился вдруг пожилой рыбак. – Ты ведь долгое время был в пути и наверняка голоден! Идем в поселок, там тебя ждут хлеб и рыба! Но сперва назови нам свое имя, чтобы мы могли обращаться к тебе со всем почтением и вежливостью, которых ты достоин!
– Мое имя… Гавриил. Гавриил из Херсонеса.
– А наши имена…
– Погодите, – мягко прервал его Глеб. – Дай-ка я угадаю. Вас зовут… Андрей, Петр и… Матвей. Я прав?
Рыбаки переглянулись и, блеснув белозубыми улыбками, закивали.
«Зубы-то какие крепкие, – отметил про себя Первоход. – Недостатка в рыбе и овощах у них точно не наблюдается».
– Этими именами нас наградил Навин, – с готовностью сообщил молодой рыбак. – Ибо мы были первыми, кого он встретил. Меня он именовал Андреем. Вот его… – Он указал на среднего. – Петром. А его – Матвеем.
Все три рыбака приветливо улыбались, но в какой-то момент, на одно короткое мгновение, Глебу показалось, что во всей этой ситуации слишком много театрального.
«Слишком уж все правильно», – зигзагом пронеслась в голове Глеба неприятная мысль, но тут же улетучилась, едва лишь он встретился взглядом с Андреем. Глаза у парня были синие, чистые и незамутненные грязной, исподней мыслью. Такие глаза бывают только у маленьких детей.
– Я с радостью познакомлюсь с вашим Пастырем и с наслаждением утолю духовную жажду, глотнув из чаши премудрости его, – со смиренной улыбкой проговорил Глеб, а про себя тревожно подумал: «Чего это я такое сказал?»
Но, видимо, слова Глеба понравились рыбакам, потому что они радостно закивали головами и, обступив Первохода, повели его к поселку.
2
Навин сидел во главе длинного стола (или скорей – пяти или шести столов, сдвинутых в одну линию). Выглядел проповедник именно так, как представлял себе Глеб. Это был человек среднего роста и худощавого телосложения. Волосы у него были длинные, темные, чуть вьющиеся. Глаза – серые и спокойные. Чуть вытянутый подбородок венчала темно-русая небольшая борода, а над верхней губой красовались мягкие, красивые усы.
С первого же взгляда Первоходу показалось, что он где-то видел Навина прежде, и лишь в ходе разговора с ним Глеб понял где – на обложке «Библии для детей», которая стояла на полке у одной из его подружек. Было это в прошлой жизни Глеба, которую вернее было бы назвать будущей.
– Ибо отметил меня Отец мой своею благостью, наделив особыми Дарами, которыми я щедро делюсь с людьми, – произнес Навин проникновенным голосом, внимательно и заботливо оглядывая свою паству, в благоговейном молчании сидевшую по обе стороны сдвинутых столов.
Затем он обратил взор на трех рыбаков и спросил:
– Вы принесли рыбу, дети мои?
– Да, отче. Она хорошо провялилась. – Андрей поставил на стол корзинку с четырьмя вялеными рыбинами.
– А хлеб? Кто-нибудь принес хлеб?
– Мы принесли хлеб, отец! – хором проговорили две девочки, лет двенадцати на вид, и поставили на стол корзинку с караваем.
Навин улыбнулся и пододвинул к себе обе корзинки, а затем вынул каравай, отломил от него кусок и передал сидящему рядом старику, тот передал его дальше. Навин отломил еще кусок и снова передал старику. Прошло с полминуты, а он продолжал отламывать от каравая куски и передавать их по цепочке.