Поднявшись на ноги, он обвел сгрудившихся вокруг него посельчан смущенным взглядом и сказал:
– Со мной все в порядке. Можете расходиться.
Но люди не разошлись. Мужики, бабы, парни, девки – все они стояли вокруг Глеба широким полукругом и молча смотрели на него. Отчего-то от этих взглядов Первоходу снова сделалось не по себе.
– Ладно, – выдохнул Глеб. – Пожалуй, я немного прогуляюсь.
Он повернулся было, чтобы пойти по улице, но дорогу ему преградил приземистый толстяк со странными, будто оцепеневшими, глазами. Глядя ходоку в глаза и растянув губы в улыбку, он сказал:
– Странник, яд водяной змеи очень опасен. Чтобы не заболеть, ты должен выпить это. – И он протянул Глебу кружку с какой-то жидкостью.
Люди, смотревшие на Глеба, улыбнулись еще шире и закивали головами.
– Ну, раз должен…
Первоход протянул руку и взялся за кружку. Толстяк выпустил ее из пальцев, но Глеб не успел как следует ухватиться, и кружка брякнулась на землю.
– Что ты сделал! – рявкнул толстяк.
Глеб посмотрел на него удивленно и неприязненно.
– Не стоит так волноваться, крепыш, – сказал он. – Это всего лишь деревянная кружка.
– Но там было лекарство для тебя!
Посельчане, окружившие Глеба, осуждающе закачали головами.
– Ничего страшного, – заверил их Первоход. – Я неплохо себя чувствую. Рука уже почти не болит.
Лицо толстяка снова стало добродушным.
– Прости, что накричал на тебя, – произнес он приветливым, слегка виноватым голосом. – Я принесу тебе еще лекарства. Пожалуйста, подожди меня здесь, странник.
– Спасибо, брат, но лекарство мне ни к чему.
Глеб хотел обойти толстяка, но тот снова заслонил ему дорогу.
– Пожалуйста… – проговорил он, чуть ли не подобострастно заглядывая Глебу в глаза. – Если мы не вылечим тебя, Навин будет расстроен. А мы не хотим расстраивать Навина.
В сущности, Глебу ничего не стоило согласиться и позволить толстяку сбегать за новой дозой лекарства. Но, как это обычно бывало, когда кто-то начинал слишком уж упорно давить на Орлова, в душе у него проснулось всегдашнее упрямство.
– Насколько я успел понять, ваш пастырь не из тех, кто расстраивается по пустякам, – холодно проговорил Глеб.
Он аккуратно отстранил толстяка рукой и зашагал вниз по улочке. Глеб чувствовал, как вся община смотрит ему в спину, и от взглядов этих странных румяных людей ему сделалось неуютно. В былые времена случалось, что вот так же в спину ему смотрели волколаки, оборотни и упыри, но даже тогда он не ощущал себя таким уязвимым и незащищенным.
«Вероятно, во всем виноват яд водяной гадюки, – решил он. – Должно быть, это дерьмо расслабляет волю».
Почувствовав острое желание выпить, Глеб почти машинально открыл сумку-ташку, притороченную к поясу, и увидел в ней оловянную бутылочку с водкой. Секунду поколебавшись, он достал бутылочку, свинтил крышку и быстро к ней приложился. Водка горячей волной прокатилась по пищеводу. В мозгах слегка прояснилось.
Глеб хотел двинуться дальше, но вдруг все вспомнил! Стол с ужасными яствами, чудовищ, пожирающих гниль…
Некоторое время Глеб стоял посреди улочки, уставившись в землю, и растерянно моргал. Две реальности, виденные им, никак не могли соединиться в одну. А потом он поднял взгляд и увидел, что Андрей, Петр и Матвей стоят у него на пути.
6
Спиной Глеб почувствовал взгляды других посельчан. Вероятно, рыбаки окружили его, спрятавшись за домами.
Что-то нервировало и раздражало Глеба, и он не сразу понял, что причина была в запахе. А вернее – в страшной вони, исходившей от трех рыбаков. Так пахнет морской берег после шторма, выбросившего на песок гальку, гнилые водоросли и дохлых, успевших разложиться на утреннем солнце рыб и медуз.
Стараясь вдыхать воздух ртом, Глеб нащупал под балахоном приклад ольстры и сказал рыбакам:
– Уйдите с дороги, ребята. Я сыт по горло вашими играми, и если вы не уйдете, я за себя не ручаюсь.
Петр разомкнул губы и хмуро проговорил:
– Ты не можешь уйти, Гавриил.
– Ты не можешь уйти, – подтвердил Матвей. – Никто не уходит из поселка.
– Попробуйте меня остановить, – холодно прищурившись, предложил Глеб.
Андрей облизнул мокрые, странно бледные губы и сказал:
– Ты не понимаешь, странник. Никто не может покинуть поселок без разрешения Навина.
– Ну, передайте ему, что я прошу разрешения, – небрежно произнес Глеб. – Надеюсь, он мне не откажет. Ведь Бог должен быть не только всесилен, но и всеблаг.
Матвей вздохнул.
– Ты все еще не понимаешь нас, Гавриил. Ты не уйдешь из поселка. Никто не уходит. Никогда.
Глеб усмехнулся и хотел ответить, но вдруг заметил, что все три рыбака были мокрыми, и с одежд их на песок стекала мутная, коричневая вода.
«Что за черт? – изумленно подумал Глеб, прикинув, что до озера отсюда не меньше полутора верст. – Где это они успели выкупаться?»
И тут рыбаки сдвинулись с места и медленно зашагали к Глебу. И чем ближе они подходили, тем страшнее становились их лица. Сердце Первохода учащенно забилось, а по спине пробежала ледяная волна, когда он понял, что лица у рыбаков темные и распухшие, а в волосах запутались гнилые водоросли и мелкие ракушки.
Рыбаки подходили все ближе, и Глеб невольно отступил на несколько шагов.
Из темной, распухшей, дырявой щеки Матвея высунулся черный крабик. Однако, увидев перед собой Глеба, крабик поспешно скрылся.
Глеб выхватил из-под балахона ольстру и нажал на спусковой крючок. Пуля с отвратительным чавканьем вошла Матвею в мокрую грудь, но рыбак не остановился.
Глеб тщательно прицелился и выстрелил рыбаку в колено. Тот споткнулся и повалился на землю, но и тут не остановился, а пополз к Глебу, глядя на него безумными, полными лютой злобы глазами и подволакивая за собой простреленную ногу.
Первоход глянул по сторонам и увидел, что поселок самым жутким образом переменился. Вместо чистеньких домов вдоль улицы стояли покосившиеся от времени лачуги с изъеденными древоточцем бревнами. Заборы были черны и повалены, огороды поросли высоким, жухлым бурьяном. На всем был налет глубокого запустения, будто в этих лачугах и в этих дворах никто не жил и не ходил уже много-много лет.
Со всех сторон Первохода окружали люди с синими, опухшими лицами. Одежда на них была насквозь мокрая и обвитая водорослями.
И тут нервы у Глеба сдали. Он выстрелил подползающему Матвею в лицо, а затем принялся палить из ольстры в посельчан. Но пули не причиняли им никакого вреда.
– Опусти свой громовой посох, странник! – услышал Глеб громкий голос Навина.
Первоход повернулся на голос и увидел проповедника. Тот стоял возле колодца и внимательно смотрел на Глеба.
– Твой громовой посох здесь бесполезен, – сказал тот. – Нельзя убить того, кто уже мертв.
Глеб почувствовал, как быстро и судорожно забилось его сердце, а ольстра дрогнула у него в руках.
– Ты хочешь сказать… – хрипло начал Глеб, но остановился, перевел дух и договорил окрепшим голосом: – Ты хочешь сказать, что все они мертвы?
– В обычном понимании этого слова – да, – спокойно ответил Навин. – На живых людях Господь давно поставил крест. Они смотрят и не видят, слушают и не слышат.
Проповедник нахмурился и продолжил с горечью в голосе:
– Когда я пришел дать им свободу, они встретили меня кольями и вилами. Я оживил их старосту, но вместо благодарности они испытали ужас. Люди, жившие в этом поселке, были неразумны, а их уши и сердца были глухи к моим словам. Мне пришлось истребить весь поселок.
– Как? – хрипло спросил Глеб.
– Я велел им пробить в днищах ладей дыры. А потом заставил их сесть на ладьи и отплыть подальше от берега.
– И они послушались?
– Да, – ответил Навин. – Они подчинились мне. Не могли не подчиниться, ибо я – десница Божья и трубный ангельский глас.
Он снова замолчал. Помолчал несколько секунд, глядя на Первохода внимательным, спокойным взглядом, а потом сказал:
– Я очень долго жил здесь один, брат. И скорби моей не было предела. Пастырь без паствы… Учитель без учеников… Но внезапно на меня снизошло озарение. Я понял, что по силе своей и по своему могуществу равен Богу. И значит, я могу вернуть себе паству единым актом божественного творения. И я сделал это. Поднял их со дна озера. Всех до одного.
Глеб обвел взглядом мертвые лица окруживших его утопленников, облизнул пересохшие губы и снова посмотрел на проповедника.
– Ты утопил людей, а вернул монстров, Навин! Я видел, как эти чудовища ели человеческую плоть!
Некоторое время Навин молча смотрел на Глеба. Потом сухо проговорил:
– За два дня до тебя к нам пришли два странника. Но они были не так чисты и крепки духом, как ты, и мне пришлось убить их. Иногда я позволяю своей пастве полакомиться плотью. Мертвецы голодны, странник. Они всегда голодны, и мне приходится постоянно держать их в узде. Но теперь… – Взгляд Навина, устремленный на Глеба, смягчился, и на губах его появилась улыбка. – Теперь нас будет двое, странник. Двое живых в этом удушающем царстве мертвых. Двое зрячих в стране слепых. И это будет началом нового мира.
Глеб молчал и хмурил брови. Но Навин, казалось, не замечал его неприязненного взгляда.
– Посмотри, какой дивный поселок я создал! – Навин обвел рукой дома, и Глеб увидел, что поселок вновь преобразился, а вместо раздутых утопленников рядом с калитками и заборами стоят счастливые, розовощекие, улыбающиеся посельчане. – Это настоящий островок счастья в безбрежном море зла и ужасов!
Навин посмотрел на Первохода взглядом, полным добродушия и надежды.
– Будь со мной, Глеб! – сказал он. – Будь со мной по доброй воле! Господи, я так этого хочу!
Первоход медленно покачал головой.
– Нет, Навин. Я не останусь в твоем царстве счастливых мертвецов.
Лицо Навина потемнело.
– Вижу, ты такой же неразумный строптивец, как и они, – с болью и горечью в голосе проговорил он. – Что ж… попробуем по-другому.
И проповедник устремил на Глеба холодный, яростный взгляд.
Глеб вскрикнул и упал на колени. Боль была такой свирепой, будто его мозг пронзила раскаленная игла. Навин неторопливо подошел к ходоку, остановился перед ним и возложил руки ему на голову.
– Тише, сын мой. Тише.
Боль слегка отпустила, но из глаз Первохода все еще лились слезы. Навин погладил его по волосам и мягко прого-ворил:
– Тебе многое пришлось пережить, сын мой. Ты запутался. Заблудился. Но у тебя есть выход. Положи свой громовой посох на землю и следуй за мной.
– Куда? – прохрипел Глеб, едва не теряя сознание от адской боли.
– В светлый и лучший мир, – ответил Навин и вновь погладил Глеба ладонью по голове. – Я крещу тебя озерной водой. Так же, как крестил всех их. Ты станешь частью общины и никогда… слышишь, никогда больше не будешь одинок. Ты ведь этого хочешь?
– Да… – хрипло выговорил Глеб. – Я этого хочу.
Он сцепил зубы, поднял ольстру, ткнул ее дулом проповеднику под адамово яблоко и нажал на спуск.
Громыхнул выстрел, и голова Навина разлетелась на куски, а сам он рухнул на дорогу, как деревянная колода, дернул ногой и оцепенел.
Посельчане, стоявшие у домов, уставились на мертвого проповедника, потом перевели взгляды на Глеба и открыли черные рты. Страшный многоголосый крик ворвался Глебу в уши, взорвал его мозг и заставил его самого закричать от нового приступа боли.
Но тут посельчане стали падать один за другим. Глеб зажмурился и с силой потер веки и виски. Когда он снова открыл глаза, наваждение исчезло. Теперь вокруг Глеба снова был старый, давным-давно обезлюдевший поселок, на улицах которого лежали воняющие гнилыми водорослями, раздутые и посиневшие утопленники.
7
Глеб соскреб со дна коробочки остатки бурой пыли и сунул их на язык. Потом открыл оловянную бутылочку с водкой и, запрокинув голову, сделал большой глоток.
– Давай, – хрипло проговорил он, отставив бутылочку. – Давай же…
Голова у него слегка закружилась, перед глазами повисла желтоватая пелена, а когда пелена рассеялась, Глеб увидел перед собой зыбкую человеческую фигуру.
– Громол! – воскликнул Глеб. – Наконец-то ты пришел! Объясни мне, что происходит?
Охотник внимательно посмотрел на Первохода и сказал:
– Тьма, Глеб. Та самая Тьма, о которой я тебе говорил. Она всегда готова принять какую-то определенную форму.
– Значит, проповедник Навин… – Глеб нахмурил лоб и мучительно поморщился. – Погоди… Дай сообразить… Ты хочешь сказать, что Навин был частью Тьмы? И что его Дар был темным даром?
– Проповедник Навин? – Охотник прищурил холодные серые глаза. – О ком ты говоришь?
– Как о ком? О нем! – Глеб хотел показать на обезглавленное тело Навина, но с удивлением увидел, что тела нет.
Ходок огляделся, и лицо его еще больше вытянулось от изумления. Никакого поселка не было, и раздувшихся утопленников – тоже. Он сидел у Кривой балки, а вокруг шелестели листьями деревья.
– Что за дьявольщина? – хрипло проговорил он. – Должно быть, это из-за бурой пыли…
– Бурая пыль здесь ни при чем, – перебил его охотник.
– Тогда что при чем? Как я, дьявол тебя побери, снова оказался в Гиблом месте? Я ведь покинул Хлынь почти неделю назад! Что это за фокусы, Громол?
Охотник чуть склонил голову набок и посмотрел на Первохода сочувствующим взглядом.
– Неужели ты еще не понял, Глеб?
– Не понял что? – раздраженно спросил ходок. – Что я должен понять, Громол?
Зрачки Громола расширились, и он тихо проговорил:
– Врата, через которые ты вошел в поселок Логач, были вратами вечных сумерек. Ты в Сумеречном мире, Первоход. На границе Света и Тьмы.
Стоило Громолу произнести эти слова, как что-то в окружающем Глеба мире неуловимо переменилось. То ли воздух стал плотнее и приобрел красноватый оттенок, то ли небо опустилось ниже, но реальность стала другой, и Глеб это сразу понял.
Ходок снова огляделся.
– Это, безусловно, Кривая балка… – пробормотал он. – Но выглядит она как-то… иначе.
Охотник кивнул:
– Да. То, что тебя окружает, – это не Гиблое место.
– А что же?
– Его темная, скрытая от людских глаз изнанка. Твои спутники дожидаются тебя у Межи, Глеб. Ступай к ним и объясни им все. Конечно, если сможешь.
Глеб снова с силой потер виски.
– Предположим… Предположим, что я так и сделаю. Но что нам делать дальше?
– Отправляйтесь в глубь Сумеречной чащобы и разыщите там темного кузнеца.
– Кто это?
– Темный двойник Вакара. Попроси его продать тебе оружие, которым можно одолеть Тьму.
Глеб посмотрел на охотника с удивлением и недоверием.
– И он согласится?
– Должен согласиться. Однако взамен он попросит нечто такое, что тебе очень дорого.
– Что именно? – уточнил Глеб.
Призрачный охотник покачал головой.
– Этого я не знаю.
Первоход обдумал слова друга. После стольких лет, проведенных в Гиблом месте, он был уверен, что никто и ничем не сможет его удивить. И вот в течение одного дня он встретил живого бога, оказавшегося призрачным богом мертвых, а затем оказался в реальности, которую с полным основанием можно было назвать иной.
Насчет «живого бога» он, кажется, все понял. Проповедника Навина ему подбросила в качестве развлечения (или, быть может, проверки?) та самая Тьма, о которой твердил Громол.
А что касается Сумеречной чащобы, то тут на ум Глебу пришел фильм, виденный много лет назад (или вперед?) в Москве XXI века. Герои фильма, маги и колдуны, то и дело ныряли в параллельную реальность, которую они называли Сумраком. Реальность эта была чем-то вроде теневого двойника нашего мира, и обычным людям путь туда был заказан.
Стало быть, Сумеречная чащоба была теневым двойником Гиблого места. Или – истинным его обликом.
Поразмыслив над этим, Глеб снова посмотрел на охотника и спросил:
– И что нам делать потом? Где произойдет наша схватка с Тьмой?
– В Храме Падших Богов, – ответил охотник.
– В Храме Падших Богов… – задумчиво повторил Глеб. – Звучит неплохо. Ну, и как же я его разыщу?
– Просто, – ответил Громол. – В Сумеречной чащобе любая тропа ведет к этому Храму. Кроме того, углубившись в чащобу, ты почувствуешь его. Так же, как чувствовал детей падших богов, когда отправился на их поиски.
Обдумал Глеб и это. Что ж, по крайней мере, маршрут Громол обозначил вполне определенно. Ну, а там…
Глеб прерывисто вздохнул и вновь взглянул на охотника.
– Положим, Храм мы отыщем. А дальше, Громол? Что я буду делать, когда найду Храм?
Призрачный охотник внимательно посмотрел на Глеба и ответил:
– То, что умеешь лучше всего.
Глеб мрачно усмехнулся.
– Я собрал всего шесть чародеев, Громол. Этого мало.
– Тьма приходит в движение, Глеб, – сказал охотник. – У нас больше нет времени. Придется встретить врага с тем, что есть.
Глава девятая СУМЕРЕЧНАЯ ЧАЩОБА
1
Передвигаться по Сумеречной чащобе было не сложнее, чем по обычному лесу. Путники перебирались через болотца, пробивались сквозь чащу деревьев, отдыхали под защитой кустарников, выставив караулы, разводили небольшие костры. Спали чутким сном, слушая отдаленный вой оборотней и волколаков (или их сумеречных подобий?).
В остальное время, преодолевая страх и усталость, они шагали ходко, зорко всматриваясь в каждую рощу и заросли кустарника. Легкий ветерок покачивал голые ветки, шуршал в ржавых бурьянах. Чудилось, что где-то неподалеку рыщут стаи темных тварей, жаждущих полакомиться живой плотью.
«Интересно, какие они – здешние темные твари? – изредка думал Глеб, оглядывая странные деревья, листья на которых были либо светло-серыми, либо белыми с черной траурной каймой. – Такие же, как в Гиблой чащобе? Да нет, должны отличаться. Примерно так, как отличаются оборотни и волколаки от обычных волков и собак».
Впрочем, встречаться с этими чудовищами у Глеба не было никакого желания.
Приходили ему в голову и другие мысли.
«А может быть, я уже мертв? – подумывал Глеб, бесшумно шагая по валежнику. – Кажется, был такой философ-мистик, который утверждал, будто после смерти человек не сразу понимает, что умер. Какое-то время ему кажется, что он продолжает свое существование, не замечая перемен. Но на самом деле то, что он переживает, – это уже не жизнь, а своего рода инерция».