– Да, теперь дошло, – Рис кивнул, хлопая ресницами, и Тибор заметил, что щеки у него за короткое время ментальной разведки успели немного ввалиться, а под глазами залегли синяки. – Это не все. Те черные канаты, которые тянутся от Гонбера во все стороны – они вроде корней, которые врастают в каждого попавшегося человека, их очень много, не сосчитать. Чтобы Гонбер становился сильнее, ему нужно побольше чужого страха. Это в придачу к тому, что он выпивает энергию таонц, когда кого-то убивает. Чтобы его наверняка уничтожить, надо или обрубить все эти корни, или прикончить его так, чтобы они сами разом оборвались, иначе он возродится. Судья Когг не смог бы удержать его в своих сотах.
– Н-да, задачка у нас… – подытожил Тибор, с тревогой глядя на осунувшееся, как в начале их знакомства, лицо Риса.
Глава 5 Свитки Тейзурга
«Премудрые мои наставники, арбитры и коллеги, почтеннейшие из почтенных, беспристрастнейшие из беспристрастных, дозвольте скромнейшему из ничтожных, прилежно подбирающему крохи мудрости вашей, слово молвить, не подымая глаз, и предложить на суд ваш высокий сей маловажный опус, написанный неумно и неказисто. И прочая, прочая, прочая в том же роде… Покуда не надоест.
Дань вежливости я отдал. И почему, интересно, повествование о событиях, в коих ты принимал личное участие, заведено начинать с этой дичайшей галиматьи? Какой извратник ввел сию моду? Безусловно, не я. Началось это с незапамятных времен – незапамятных, прошу заметить, даже для меня, хотя я помню свои инкарнации на много веков назад.
Перевожу вышесказанную благоглупость на общедоступный язык. Олухи несчастные, в своей хваленой премудрости не видящие дальше собственного носа, хотите – читайте, не хотите – не читайте, но если желаете и в дальнейшем наслаждаться отправлением естественных надобностей и пустословием, внемлите моему совету: не пытайтесь уничтожить сей маловажный опус, неказисто написанный. И скажите спасибо, мог бы не предупреждать. На мои свитки наложено заклятие, оберегающее их от любого ущерба. Право же, сами не обрадуетесь.
Те, кто не принадлежит к числу почтеннейших и беспристрастнейших, кто хочет узнать правду о проклятии, павшем по вине Унбарха на мир Сонхи – эта история написана для вас. Ваш покорный слуга собирается красиво уйти и напоследок хлопнуть дверью (почему – о том после, если не пропадет настроение), так что расскажу все, как было.
Во-первых, я обещал это Хальнору.
Во-вторых, я всегда считал себя истинным злом мира Сонхи, и вдруг, нате вам, Унбарх, праведник наш беспримерный, меня на этом поле перещеголял – не могу смолчать и не отдать ему должное! Хотя, надо заметить, мое молчание уже пытались купить. Предлагали, естественно, золото (а то у меня его мало), толпу выдрессированных девиц с восковыми улыбками, артефакты посредственной ценности. Добродетель готова приплатить злу, лишь бы оно не распространялось на каждом углу о грязных делишках добродетели. С ума сойти. Дохрау уже сошел, не выдержали собачьи мозги. Иногда я ему завидую.
В-третьих, такая тоска… Я сижу возле растопленного камина в башне своего замка на Овдейском полуострове, а снаружи носится с завываниями и плачем Пес Зимней Бури. Он тоже тоскует, о том же самом.
Дохрау находится в лучшем положении, чем я. Он запомнил Хальнора прежним, улыбающимся, а я видел его с разбитым до неузнаваемости лицом, в крови, в свисающих лохмотьях содранной кожи… Это было в Подлунной пустыне, на далеком юге, куда Псу Зимней Бури путь заказан, я же – на тот момент бесплотный дух – не мог ничего сделать. Единственное, в чем я виноват: я не сумел убить Хальнора, прежде чем его захватили. За все остальное спросите с Унбарха и с тех почтеннейших и беспристрастнейших, кто его в то время поддерживал.
Раньше мы с Дохрау относились друг к другу без приязни, но общая потеря нас сблизила. Гм, потеря… Найти-то мы его нашли, но в каком виде! Превращение человека в животное – весьма грустная вещь, особенно для тех, кто знал и любил это существо раньше.
Вот знать бы, по собственному хотению он растворился в зверином царстве или же это произошло случайно? Так или иначе, мы с Дохрау устроили для него в Лежеде зачарованный заповедник, постарались все предусмотреть… Надеюсь, ему там живется не слишком плохо.
Итак, дозвольте представить на суд ваш показания очевидца, свидетельствующего против Унбарха».
«Предисловие Евсетропида Умудренного, ценой собственной жизни подвергшего сии свитки цензурной правке во имя торжества невинности и всеобщего добронравия.
Стою одной ногой в могиле, сраженный заклятием Тейзурга, посему буду краток.
Не потерпел я распущенности словесной и недрогнувшей рукой вымарал отсюда все словоизвития охальные и смущающие, написавши на их месте поучительные притчи, в которых всяк разглядит и почерпнет умную мысль себе на пользу.
Заклятие коварное, защищающее сей опус от правки, сгноило мои зубы и кости, навело на меня струпья, лишай и чесотку, развеяло мою энергию таонц и увлекает меня в могилу, аки захлестнутая на вые петля, но я призываю: идите по моей стезе! Ибо успел я изничтожить лишь самое вопиющее, а работы остался край непочатый. Завещаю же вам на пороге смерти: смело беритесь за дело и переправьте сию нужную для истории, но возмутительную писанину в пристойный вид!
Всей душой с вами, Евсетропид, прозванный Умудренным».
Заметка на полях: «После похорон Евсетропида Умудренного не нашлось добровольцев исправлять Свитки Тейзурга, но мы, по решению Верховного Совета Магов, ограничили к ним доступ во избежание повторных инцидентов. Орнейла, Старшая Хранительница Кариштомской библиотеки».
Гаяну приходилось, пробегая глазами текст, сразу же переводить с древнего языка, поэтому чтение шло медленно. Лиум сидела напротив, чинно сложив руки на коленях, и очень внимательно слушала.
Их пустили в одну из библиотечных келий. Волшебная золотисто-оранжевая лампа, добротная деревянная мебель, на столе кувшинчик с холодным травяным чаем и две кружки. Свиток из шелковистого материала цвета слоновой кости исписан черной тушью. Изящный каллиграфический почерк принадлежит Тейзургу, размашистый, с неровными кривыми линиями – цензору-мученику Евсетропиду, мелкий и аккуратный – Старшей Хранительнице. Кожаный футляр, из которого извлекли первый свиток, украшен темными кабошонами, в глубине самоцветов мерцают злые огоньки.
Прервавшись, Гаян отпил из кружки и спросил:
– Вставки Евсетропида Умудренного читать или нет? Если хочешь, буду их пропускать.
– Читай подряд, – решила Лиузама. – Чай, деньги сполна за все уплочены… Пока все вокруг да около, скоро ль про Хальнора-то начнется?
– Да прямо со следующей строчки. Вот, слушай…
«В первый раз я увидел Хальнора за три года до марнейских событий, когда разнес школу Унбарха в Анжайваре. Что бы там ни болтали, это было не беспричинное злодеяние злобного злодея, а ответ на провокации, изрядно мне надоевшие. Унбарховых выкормышей следовало проучить. Да-да, дети, но если недоросли думают, что можно безнаказанно оскорблять могущественнейшего из сонхийских магов, пусть пеняют на тех, кто их этому научил.
Накануне в анжайварской школе был праздник: поставили во дворе чучело «Тейзурга Босомордого» с волосами из мочала, в шелковом женском платье и блестящих побрякушках, закидали всякой дрянью, какая нашлась в хозяйстве, потом сожгли – с воинственными плясками вокруг костра и прочим пристойным весельем.
Готовясь к войне, Унбарх исподволь внушал своим питомцам мысль, что враг не столь страшен, как может показаться. Я, в свою очередь, собирался наглядно продемонстрировать им, что это ошибочная идея. И вовсе я не ставил целью всех там поубивать, как утверждает Унбарх. Произвести как можно больше разрушений, напугать до икоты, чтобы после сниться в кошмарах, отбить охоту на будущее устраивать игрища с моим безответным чучелом – и довольно.
Сверху это гнездо подрастающих героев напоминало засохшую и растрескавшуюся на жаре коровью лепешку. Приземистые бурые постройки с плоскими крышами, закоулки, где двое еле разойдутся, тесные дворики. Вся обстановка ненавязчиво наводит на мысль об аскезе и похвальном единообразии. Снаружи, за воротами, площадь (на ней-то и сожгли «Тейзурга Босомордого»), по окружности – пустое пространство, обнесенное внешней стеной с четырьмя замечательно уродливыми башнями. Пейзаж во вкусе Унбарха: невзрачная, тусклая, нагая холмистая местность – нагота пожилой отшельницы, свидетельствующая об отсутствии желаний и умерщвлении плоти. Глядя на это изо дня в день, приучаешься к идее, что так и должно быть, всегда и везде.
Сторожевые башни начинены заклятиями, сверху эта унылая твердыня также накрыта недурным защитным куполом, поэтому я вышел из Хиалы в зените – и сразу спикировал вниз, на лету ударив по магической преграде и разорвав ее в клочья. Следующий удар – по омерзительным постройкам. Я пребывал в демоническом облике: шипастые крылья, клыки, огонь из пасти, иссиня-черная чешуя и все такое прочее. Когда стены пошли трещинами и потолки порушились, внизу началась беготня. Стрелы, камни, копья и заклятия соскальзывали с моей шкуры, не причиняя вреда, потом я ощутил чувствительный укол и в первый момент даже не разозлился, а удивился. Небольшая ранка под левым крылом, в общем-то пустяк, однако чтобы нанести мне эту ранку, надо было вложить в заклятие незаурядную силу!
Сторожевые башни начинены заклятиями, сверху эта унылая твердыня также накрыта недурным защитным куполом, поэтому я вышел из Хиалы в зените – и сразу спикировал вниз, на лету ударив по магической преграде и разорвав ее в клочья. Следующий удар – по омерзительным постройкам. Я пребывал в демоническом облике: шипастые крылья, клыки, огонь из пасти, иссиня-черная чешуя и все такое прочее. Когда стены пошли трещинами и потолки порушились, внизу началась беготня. Стрелы, камни, копья и заклятия соскальзывали с моей шкуры, не причиняя вреда, потом я ощутил чувствительный укол и в первый момент даже не разозлился, а удивился. Небольшая ранка под левым крылом, в общем-то пустяк, однако чтобы нанести мне эту ранку, надо было вложить в заклятие незаурядную силу!
Я как раз взмыл ввысь, но определил, откуда оно прилетело, и, мигом зарастив царапину, обрушился на противников. Я собирался размазать их по плитам убогого хозяйственного дворика «в назидание остальным», как любит выражаться Унбарх. Ибо оставить в его распоряжении адепта, способного достать меня даже в этом виде – сами понимаете, почтеннейшие и беспристрастнейшие, сие было бы недальновидно.
В этом дрянном дворике находилось трое учеников тринадцати-пятнадцати лет, два старых раба (один в обмороке) и обделавшийся с перепугу маг-наставник. Я использовал заклятие «воздушный камень» ради двоякого результата: чтобы одним махом раздавить всю компанию всмятку и защититься от увесистого фрагмента восточной башни, который летел в мою сторону, словно выпущенный из гигантской пращи. Насчет башни-снаряда – решение оригинальное, спору нет, но жертвовать в сиюминутных целях единством архитектурного ансамбля… Хотя было бы там, чем жертвовать!
Счет шел на мгновения, и весь этот эпизод занял куда меньше времени, чем ушло на описание тех же событий. До развязки оставалось всего ничего, когда я рассмотрел ученика, изготовившегося к бою. Подросток в коричневой форменной тунике и мешковатых штанах того же цвета, светловолосый и темноглазый, с золотисто-смуглой кожей. На плече кровоточащая ссадина. Плетет заклятие, вот-вот закончит.
В первый момент я удивился: Унбарх не любит красивых людей, что мужчин, что женщин, буквально терпеть их не может, это ни для кого не секрет. Вытерпеть чью-то красоту – для него это все равно что скушать свежий лимон, посыпанный жгучим перцем в придачу. Всего перекосит, с полчаса будет плеваться и произносить маловразумительные тирады. А за этого мальчишку на рынке рабов отвалили бы целое состояние, я бы определенно не поскупился.
Во второй момент дошло: вот кто меня ранил! Если Унбарх все же взял его в ученики, на то должна быть веская причина: магический потенциал, превосходящий средний уровень. Полезному смертоносному орудию можно простить все, даже красоту.
В следующий момент я осознал, что сейчас он будет раздавлен моим «воздушным камнем» в кровавый фарш.
А в последний момент понял, что не хочу его убивать.
На самом деле все эти моменты уместились в одно мгновение. Я не размышлял – когда бы я успел? Извернулся так, что всего скрутило от боли, заложил дикий вираж и неизящно врезался в ближайшую постройку, снеся оную вдребезги «воздушным камнем». Кусок башни промчался мимо и обрушился на содрогнувшуюся землю где-то за крепостной стеной – глупо, но эффектно.
Скрежеща зубами от боли, я выбрался из-под обломков, озираясь в поисках светловолосого ученика и заодно плетя «кокон шелкопряда», чтобы защитить его от потусторонних неожиданностей на время полета через Хиалу. Напрасно старался, захватить паршивца не удалось. Те, кто был в атакованном дворике, успели попрятаться. Сверху я их больше не видел, а крушить все подряд не хотел, опасаясь его убить.
В меня швырнули верхушкой еще одной башни, потом в небо взмыли трое старших магов в демоническом облике. На них-то я и сорвал злость, что не помешало двум выжившим заявить, будто они меня прогнали. Ага, с переломанными хвостами и порванными крыльями, обожженные, избитые… Третьему я вдобавок почти перекусил шею, и он вскоре умер, так и не рискнув напоследок превратиться в человека, настолько тяжела была его рана.
Унбарх после разглагольствовал, что Тейзург-де подло напал и разворотил половину его школы в Анжайваре, но получил достойную трепку и сбежал. Не сбежал, а покинул поле боя, когда мне надоело терзать малоинтересных противников и созерцать идиотские упражнения их более робких коллег в башнеметании.
Сейчас я думаю: возможно, в тот последний момент меня остановил дремучий глубинный инстинкт, гласящий, что Страж Мира Сонхи неприкосновенен? Меня остановил, а Унбарха – нет… Но не буду утверждать, что я знал, с кем имею дело. Я ведь, кажется, собирался быть честным… Если я и ощущал нечто в этом роде, то на неосознанном уровне, не отдавая себе в том отчета.
Проигнорировав, как обычно, приглашение явиться на Верховный Совет Магов и объяснить свои неприемлемые действия, якобы нарушающие какие-то заплесневелые священные соглашения, я занялся делом. Кое-кого подкупил, кое-кому напомнил о старых долгах, и в конце концов узнал следующее: светловолосого ученика зовут Хальнор Тозу-Атарге, ему четырнадцать лет, происходит он из весьма благочестивой семьи, живущей в Орраде, из рода прямых вассалов Унбарха. В школу был взят, когда ему исполнилось семь, так как магические способности проявились в раннем возрасте. Ожидается, что в скором времени он сдаст экзамен и станет одним из младших боевых магов своего господина.
Характеристика не обнадеживала. В самый раз, чтобы испортить мне настроение. Отсюда следовало, что Хальнор Тозу-Атарге должен оказаться юным фанатиком, безмерно преданным Унбарху и шарахающимся от всего, что не укладывается в рамки привитого сызмальства «благочестия». Что с таким существом можно сделать? Разве что держать в темнице, желательно в цепях, и разговаривать через решетку, сохраняя бдительность, иначе он плюнет тебе в лицо, швырнет миской или отколет что-нибудь еще столь же непримиримое. Но я решил, что все равно его украду, и будь что будет.
Плыли однажды по озеру три утки в поисках хлебушка, и спросила одна: «Почему мы голодные?» А вторая ответила: «Потому что вода родит рыбу, а не хлебные крошки». А третья молвила: «Давайте же, сестры, не будем лениться, а нырнем и добудем себе еду!» Отсюда мораль: если птица ты водоплавающая, ищи пропитание в воде, а не в воздухе».
– Он, что ли, с ума спятил? – спросила Лиузама.
– Кто?
– Да Тейзург! Только что рассуждал об одном и вдруг приплел каких-то уток…
– Судя по всему, Тейзург действительно был до некоторой степени сумасшедшим, но про уток – это уже Евсетропид Умудренный, – объяснил Гаян. – Его почерк. Здесь даже материал свитка другой, более грубый на ощупь и прозрачный, как стекло. Вот, посмотри. Видимо, просто так прежний текст было не соскоблить, и он применил колдовство.
«Я предпринял несколько попыток его похитить, но, увы, не преуспел. После экзамена Хальнор был зачислен в элитную Чистейшую Стражу, которая подчинялась лично Унбарху и повсюду его сопровождала. Думаю, в мирное время мои старания были бы вознаграждены, но, как вам известно, мы с Унбархом воевали и были взаимно готовы к любым пакостям.
Дважды удача мне издевательски ухмыльнулась: отчаянные вылазки, я ухожу с добычей в когтях – и оба раза добыча оказывается не та! Естественно, пленников я убивал, на что они мне сдались, а Унбарх по этому поводу рвал и метал – и то утешение.
Вы, почтеннейшие и беспристрастнейшие, вняли тогда речам Унбарха и досовещались до того, что, ежели истребить сообща зло, которое зовется Тейзургом, вскорости наступит Золотой век. Что ж, вот он и наступил… Нравится? Только не говорите, что вы хотели вовсе не этого, или что Унбарх ввел вас в заблуждение, или что того требовало некое Великое Равновесие – отмазка на все случаи, когда другие отмазки не выдерживают критики. Право же, это будет несерьезно для таких почтеннейших и беспристрастнейших.
Благодаря вашей неоценимой помощи Унбарх захватил мои земли и вытеснил меня в Подлунную пустыню. Я понимал, что мне, по всей вероятности, предстоит уйти на ту сторону, и был к этому готов. Не в первый раз. Умру, а потом вернусь, чтобы начать все сначала, в этой игре есть своя прелесть. К тому времени, как я снова достигну дееспособного возраста, отвоеванные у меня города созреют для мятежа.
Я ведь лучший правитель, чем Унбарх. Да, подати, казни, одиозные последствия магических опытов – а где, скажите на милость, этого нет? При всем том же самом я дозволял своим подданным устраивать праздники, ходить в театры и смотреть выступления бродячих артистов (лишь бы меня не честили, а там пусть вытворяют, что хотят), одеваться, кому как вздумается, развлекаться любовными интрижками. А Унбарх в своих владениях все, что можно, позапрещал, а что никак нельзя было запретить – регламентировал до такой степени, что народ всех сословий у него жил, словно в клетках, хотя были те клетки незримые и нематериальные. Благочестие, одним словом, хотя не вижу я в подобных вещах ни чести, ни блага.