– Почему? Вы же сами сказали – на беду! Разве это правильно?
– Так уж все устроено. Страж Мира должен оставаться вечно юным, иначе нельзя. Его взаимодействие с миром – явление крайне сложное и непознанное, но если Страж в один прекрасный день превратится в существо непогрешимо благоразумное и всеведущее, мы получим царство мудрых старцев, идеальных правил, созревших колосьев, решенных задач… Состарившийся мир, в котором все наилучшим образом завершилось. Это не значит, что Страж в человеческом воплощении обязательно должен каждый раз умирать молодым, но это значит, что в душе он пленник бесконечной весны. Покинув телесную оболочку, он вспоминает, кто он такой – до следующего рождения. Если понадобится, Страж Мира может стать водой или ветром, огнем или камнем – чистым воплощением любой из четырех стихий. Когда он ветер, Псы Бурь летят за ним, как за своим вожаком. Дохрау в былые времена хвостом за ним таскался, словно самая настоящая собака, а сейчас каждую зиму носится с воем вокруг Лежеды. Хоть и безумный, но помнит, что это злополучное болото надо стеречь от магов. Тейзург расстарался с зачарованным заповедником, часть своей силы ради этого от себя оторвал. Сделать всем назло – это для него всегда было первостепенное удовольствие.
– А вы бы забрали оттуда Камышового Кота и выбросили за Врата Хаоса? – Круглые голубые глаза уставились на Тривигиса сердито и обвиняющее.
– Он бы сам так захотел, и ему бы не понравилось то, что сделал Тейзург. Если потребуется, Страж Мира пожертвует собой ради мира, это непреложная истина. Тейзург, раз уж его обуревали такие чувства, мог бы отправиться вместе с ним в Несотворенный Хаос, а вместо этого затянул узел намертво и сбежал бесы знают куда. Очень в его духе.
– Но ведь Несотворенный Хаос – это Хаос! – Лиузама протестующее всплеснула мягкими белыми руками. – Они бы там погибли, там же всему конец…
– Не для Созидающих.
– Простите, почтенный, но разве Тейзург был Созидающим? – не удержался Гаян, только что отхлебнувший теплого ягодного вина.
– Вам это кажется невероятным? Тем не менее был. Скорее всего, до сих пор им остался. Созидающий – совсем не обязательно носитель всех добродетелей, точно так же как Разрушитель – не всегда злобный агрессор. Бывает по-всякому. Хотя, Унбарх принадлежит к скверной разновидности Разрушителей, и дорвись он до власти над миром, начал бы постепенно все уничтожать – бродячих артистов, рийские расписные веера, книги развлекательного содержания, красивых девушек, пирожные с мармеладом, фривольные мозаики в общественных банях, тыквенные маски, любимые Тейзургом укромные чайные с наемными комнатами на втором этаже и любимых Евсетропидом уток с печеными яблоками. Принадлежащий ему мир стал бы похож на прополотую ретивым дурнем грядку. Ничего удивительного, что Хальнор и Тейзург против него объединились: двое Созидающих скорее найдут общий язык, чем Созидающий и Разрушитель такого пошиба.
– Так они бы в Хаосе остались живы? – робко уточнила Лиум.
– Безусловно. И если вспомнить, что Тейзург в конце концов ушел из Сонхи Вратами Хаоса, то получается, что он поступил вдвойне бессовестно.
– Разве Вратами Хаоса?.. – Она несколько раз хлопнула светлыми шелковистыми ресницами. – В песнях же поется, что для него открылись Врата Перехода, потому что наш мир его отпустил…
– Это сказки. Врата Перехода исчезли и с тех пор ни для кого не открывались, даже за особые заслуги. Но Тейзург, как Созидающий, запросто мог воспользоваться Вратами Хаоса. Как вы думаете, почему в Сонхи не осталось Созидающих? Все они ушли, причем Тейзург, судя по всему, убрался последним – после своего видения, описанного в Тайном Свитке. Это трудный путь, и вряд ли он дошел до цели с тем же запасом сил, какой был у него перед путешествием. Только Созидающий может пройти через Несотворенный Хаос, но даже ему придется там нелегко. Из бушующей вокруг неопределенности он будет создавать дороги, равнины, горы, моря и рано или поздно дойдет, добежит, доплывет, долетит, доползет, куда собирался. Сколько времени он на это потратит, зависит от его способностей и от везения.
– Ну, тогда ладно… А что это была за «звездная соль», которую Хальнор просил у Тейзурга?
– Редчайшее вещество. Бывает, что оно появляется в звездную ночь на камнях – несколько серебристых крупинок, и если кому-то посчастливится их собрать, он сможет выручить за свою находку целое состояние. Для некоторых чар и зелий «звездная соль» незаменимый ингредиент. В том числе она лишает силы любые магические клятвы. Унбарх связывал своих боевых магов заклятиями, из-за которых каждый, кто решится пойти против его воли, умирал в медленных муках. Оставаться преданными господину фанатиками – это для них был единственный способ выжить.
– Вот оно как… А чего ж господа из Верховного Совета были в ту пору такими бестолковыми и смешными? Ровно какие шуты в балагане!
– Да не были они настолько уж бестолковыми, – Тривигис сдержанно улыбнулся. – Это Тейзург в своих записках постарался вывести всех шутами. Обычная для него манера: себя представлять таким значительным, утонченным и загадочным, что где уж вам понять, а окружающих – толпой идиотов. Евсетропид Умудренный, который раньше всех дорвался, к собственному несчастью, до его свитков, действительно не блистал, гм, здравым смыслом, хотя и не был обделен магической силой, но что касается остальных – среди них были разные люди. Думаю, Тейзургу можно верить, когда он с симпатией изображает Хальнора, но когда дело доходит до Верховного Совета – не забывайте, что пером водил недоброжелатель. Не следует верить любому написанному слову.
– Вот оно что… – повторила Лиузама. – Надо мне теперь еще Тайный Свиток прочесть, чтобы узнать, чего такого ему привиделось и каким станет Хальнор, когда снова превратится из кота в человека.
Поздно вечером, на террасе под звездами, которые роняли крупицы своей серебряной соли на развалы далеких ледников, к Гаяну подошла крадучись закутанная в шаль Венуста.
– Прошу меня простить, сударь, у меня к вам просьба… Если это не имеет для вас существенного значения, иначе я просто извинюсь…
От таких речей ему становилось тягостно, и он готов был согласиться на что угодно, лишь бы это поскорее прекратилось.
– Что я могу для вас сделать, сударыня?
– Я уже читала Свитки Тейзурга, за исключением Тайного Свитка. Неловко признаваться, мне это до сих пор не по карману, – она попыталась улыбнуться небрежно и весело, неосознанно подражая Рен, но вышло испуганно, и Гаян ее пожалел. – Если для вас это не принципиально, как бы вы отнеслись к тому, чтобы я вместо вас прочитала госпоже Лиузаме Тайный Свиток? Я в перспективе не останусь в долгу… Конечно, если вы желаете сами, я беру свою просьбу назад…
Слова шелестели, словно изящно вырезанные лепестки бумажной хризантемы. Это было невыносимо. В своем роде не хуже, чем пение Айвара.
– Разумеется, читайте, – согласился Гаян и добавил, чтобы она не продолжила уговоры и извинения, усомнившись в его капитуляции: – Честно говоря, у меня сел голос, и это очень кстати, что вы согласны меня заменить.
Чародейка ушла, но стоило ему облокотиться о каменную балюстраду, как позади снова послышались шаги, шорох платья. В этот раз Лиум, тоже закутанная в теплую шаль.
– Гаян, какое ты знаешь большое число? – выпалила она деловитым шепотом.
– Сто. Миллион. Зачем тебе?
– Да видишь, я у Венусты спросила: что делают маги, ежели надо наколдовать то, что завтра или послезавтра никак не может сбыться? А то бывают же вещи, которых не бывает… Ну, по-дурацки спросила, сама знаю, а она поняла и сказала: делают поправку на время, чтобы то, что должно произойти, успело приготовиться. Вот я и подумала… Ну, не важно, об чем подумала, ты только скажи, что больше, миллион или сто?
– Миллион больше.
– Ага, тогда пускай будет миллион, чтобы наверняка все успелось. Гаян, вот чего, ты только не пугайся, когда я с Башни Проклятий кричать начну. Все будет хорошо.
Что она измыслила для деревни Верхние Перлы? И для кого это будет «хорошо»? Гаян смотрел в студеную ночную синеву за старой каменной балюстрадой, на отлитый из белого золота полумесяц, на стелющийся по неразличимым склонам туман и мечтал, чтобы ему позволили побыть в одиночестве.
– Да, я понял, – отозвался он невпопад.
– Вот-вот, знаешь, как деревенские говорят: клин клином вышибают. Поэтому не бойся, я тоже хочу одно другим вышибить. А сейчас пойду отсюда, а то холодно.
Затихающие в потемках шаги. Наконец-то Гаян остался наедине с плывущим в синеве полумесяцем.
«Я недалеко ушел от Дохрау. Чтобы воспользоваться «иглой грядущего», сперва надо тронуться умом, но я решил, что сделаю это, и сделал. Естественно, я имею в виду ворожбу, а не окончательное прощание со здравым рассудком.
– Да, я понял, – отозвался он невпопад.
– Вот-вот, знаешь, как деревенские говорят: клин клином вышибают. Поэтому не бойся, я тоже хочу одно другим вышибить. А сейчас пойду отсюда, а то холодно.
Затихающие в потемках шаги. Наконец-то Гаян остался наедине с плывущим в синеве полумесяцем.
«Я недалеко ушел от Дохрау. Чтобы воспользоваться «иглой грядущего», сперва надо тронуться умом, но я решил, что сделаю это, и сделал. Естественно, я имею в виду ворожбу, а не окончательное прощание со здравым рассудком.
Чем шире та область, которую вы пытаетесь охватить, гадая на будущее, тем больше там размытого и неопределенного. Чем она уже, тем больше вы получите такого, что может произойти с достаточно высокой степенью вероятности. «Игла», как отсюда следует, самый верный способ, но увидеть и постичь посредством иных ощущений вы сможете лишь то, что находится в точке, которую пронзит ее острие. Для меня это было в самый раз, меня ведь интересовало только одно – встреча с Хальнором.
Все бы ничего, но способ этот зверски болезненный. Я чуть не умер, вогнавши себе в сердце незримую ледяную иголку. Обладателям слабого здоровья не рекомендуется брать с меня пример. Лед начал таять – это, между прочим, тоже несказанно мучительно, зато пока он тает, можно рассмотреть крохотный фрагментик вероятного грядущего. Стоит добавить: если там есть, что рассматривать.
Более всего я боялся очутиться в пустоте – сие означало бы, что мы с Хальнором вовек не встретимся.
…Лестница, полого обвивающая толстую белую колонну, испещренную где погуще, где пореже разноцветными точками. Словно ее забрызгали краской, но выглядит прелестно и необычно. Рядом кто-то есть, мы держимся за руки… Или немного не так, я пытаюсь вырвать руку, а женщина в одежде служанки вцепилась мертвой хваткой и не отпускает. Еще кто-то поднимается нам навстречу. Внизу, на той ступеньке, что возле поворота, сидит кот неведомой породы, наяву я не видел таких пушистых. Глаза цвета светлого янтаря смотрят настороженно, с явственным неодобрением: умел бы говорить – сделал бы людям замечание.
Невзирая на пронизывающую боль в груди, я рассмеялся – и мигом вывалился оттуда в реальность. Какой же убогой показалась мне после этого видения сводчатая комната с потемневшей штукатуркой и масляной лампой в закопченной нише! Зато я видел Хальнора.
Да, в первый момент я подумал, что Хальнор – это кот: очевидно, я все-таки изловил его и забрал к себе во дворец, уже какая-никакая перемена к лучшему. Почему не похож на болотную рысь? Мало ли почему, помесь с другой разновидностью… И где еще могла бы находиться эта белая лестница, залитая хоть и не солнечным, но почти столь же ярким светом, исходящим из рассыпанных по лазурному потолку светильников, подобных прирученным звездам, если не у меня во дворце?
Прошу иметь в виду: «игла грядущего» причиняла мне сильную боль, поэтому некоторая замедленность мыслительного процесса в тот момент для меня извинительна.
Однако что-то было не так… Чувства, которые я там испытывал: бессильная ярость и оскорбленная любовь, осознание ужасающего проигрыша и нежелание сдаваться. Невещественный лед проколовшей мое сердце «иглы» пока еще не растаял до конца, и я снова зажмурился, проваливаясь туда. Мало узреть картинку из грядущего, надо еще и понять, что именно вы узрели.
Кот, сидевший на нижней ступеньке и глядевший на нас с царственным кошачьим укором, не имел никакого отношения к Хальнору. Это был просто-напросто домашний кот, сногсшибательно роскошный и в то же время самый что ни на есть обыкновенный. Я-то в первый раз сосредоточил внимание на нем, а надо было смотреть на юношу, который появился из-за изгиба лестницы.
Впрочем, там я поймал его присутствие краем глаза, потому что выяснял отношения с дамой. Или, вернее сказать, она со мной выясняла отношения. Тем не менее я его заметил и рассмотрел. Как вы уже, наверное, поняли, это был Хальнор. Или не был, а будет? Речь ведь о грядущем… Но с другой стороны, сам эпизод с ворожбой и видением принадлежит минувшему, поэтому не буду блуждать в дебрях глагольных времен, а расскажу суть.
Юноша лет семнадцати-восемнадцати, и сложением, и даже чертами лица напоминающий того Хальнора, вместе с которым мы дрались за Марнейю. Те же лучистые темные глаза, но при этом волосы, как у туземца с Орзунских островов – в этой дикой шевелюре не хватало только птичьих перьев и священных веточек с ягодами алой сайсабии. Полукровка? Несмотря на это, он занимал достойное положение в обществе: на нем были доспехи со сверкающей эмблемой городской стражи на груди, на поясе пара футляров с оружием, украшенных такими же эмблемами, под мышкой он держал круглый шлем, снабженный стеклянным забралом. Не раб, не нищий – сын зажиточных вольных горожан, юный воин на государственной службе.
Понимаю, кое-что в этом описании кажется странным, но я, раз уж взялся рассказывать о своем видении, стараюсь быть точным в деталях. Да, забрало стеклянное, но это стекло прочнее иной брони, а вместо меча и кинжала – изогнутые предметы относительно невеликих размеров, нечто вроде жезлов, мечущих молнии и заклятия, какими увлекаются некоторые маги. Возможно, в грядущем сия направленность возобладает? Так или иначе, там я знал, что стеклянное забрало – не ерунда, а превосходная защита, и в футлярах у него на поясе находится смертоносное оружие. Доспехи тоже, кстати, выглядели занятно: нигде ни завязок, ни пряжек – не латы, а куртка и штаны из сплошного текучего металла, который никаким клинком не разрубишь. Обычное обмундирование городской стражи, об этом я тоже был осведомлен. Впрочем, хватит подробностей, которые могут сойти за небылицы.
Еще там была девушка, вцепившаяся в меня, как разъяренная пантера в кусок мяса, который пытается от нее убежать. Красивая сероглазая северянка. Нечесаные волосы длиной почти до колен небрежно стянуты тесемкой на затылке. Это выглядело кощунственно, ведь за обладательницу таких волос – при условии, что они здоровые и ухоженные – на рынке рабов заплатят, как за две дюжины стриженых красоток.
Простая туника, длинные темно-синие штаны – одежда прислуги или поденщицы, выполняющей грязную работу. Но башмаки не те, что носят служанки: белоснежные с черной шнуровкой и узорчатыми прорезями, на блестящей черной подошве толщиной в два пальца – работа искусного ремесленника.
Она не прислуга. Принадлежит ли к знати, непонятно, что-то запутанное, но она сама себе госпожа. И я, видите ли, ее люблю, а эта демоница меня возненавидела и погубила мою репутацию, мое положение в обществе, мою будущность. Из-за нее меня могут казнить, а я все не теряю надежды достучаться до ее сердца, как несчастный влюбленный юнец… Но даже это не самое худшее. Там я не маг. Больше ничего о себе сказать не могу, так как мое внимание было направлено вовне, а повторить трюк с «иглой грядущего» невозможно. Где, когда, почему я лишился магической силы – это осталось загадкой, но одно знаю наверняка: если я не хочу все потерять, мне туда нельзя.
На мгновение наши с Хальнором взгляды встретились, и в первый момент в его темных глазах как будто мелькнула тень узнавания… В то же время он испугался – ничего удивительного, он же меня «убил»! Встретить убитого тобой – для иных людей это страшнее встречи со своим прежним убийцей.
Он отступил к стене, освобождая дорогу, а кот бросился от нас наутек. Я хотел оглянуться, но светловолосая мегера, тащившая меня вниз, обладала силой ожившей каменной статуи, и глаза у нее были бешеные, как у Дохрау, когда тот обещал, что все равно дорвется до глотки Унбарха.
Не знаю, что там было – будет? могло бы быть? – дальше. «Игла» растаяла без остатка, боль в сердце утихла, и всякая связь с этой зловещей сценкой прервалась.
Осталось ощущение, что там происходило много невообразимого, не поддающегося, за отсутствием подходящих понятий, никакому словесному изложению, но суть такова: я перестану быть магом, женщина, которую я полюблю, меня отвергнет и предаст, я потеряю все, что у меня есть – и вот тогда я наконец-то увижу Хальнора!
Искренне за него рад, однако платить такую цену за встречу с ним – слуга покорный. Впрочем, предупрежден – следовательно, вооружен.
Прощай, Хальнор, пусть твоя новая человеческая жизнь будет счастливее той, что оборвалась на пепелище Марнейи.
И ты, моя сероглазая негодяйка, тоже прощай. Чувствую, что я тебя уже люблю, но наяву мы с тобой никогда не увидимся, и ты не сможешь мне навредить. Если б я только мог, подарил бы тебе украшенные жемчугами гребни и умелую рабыню для ухода за волосами.
Я собираюсь в который раз всех переиграть. В моем видении присутствовали два человека и кот – что ж, я отправляюсь туда, где нет и быть не может ни людей, ни кошек.