– Ты не обижайся, Катя, но я пока тебе ничего не скажу, хорошо? А где ты его видела?
– Первый раз я увидела его позавчера, когда он открывал квартиру… А второй раз – вчера, он возвращался из магазина, в руках у него было вино. Могу себе представить, как вы сейчас проводите время…
– Катя!
– Извини. Но я давно таких мужчин не видела… Разве что по телевизору. Он, похоже, тоже влюблен в тебя. Надо же, ты постоянно комплексуешь по поводу своей внешности, переживаешь из-за носа, а у самой такие мужчины… Ты так быстро забыла Кирилла, а ведь и он тоже мужчина что надо… Жаль только, что загулял… Между прочим, он приезжал сюда, звонил в дверь…
– Звонил?
– Да. Только звонил. Я, честно говоря, когда услышала, как в твою дверь кто-то так упорно звонит, решила подсмотреть… Гляжу – твой Кирилл. Я все ждала, когда ему это надоест и он откроет дверь своими ключами, но он оказался благородным рыцарем – позвонил, позвонил и уехал. Ты бы видела его новое авто… по-моему, это «Крайслер», такой черный, огромный… Ты будешь зеленый чай или черный, с бергамотом?
– Если можно, зеленый с жасмином.
Катя накрыла в гостиной стол, принесла и поставила перед Ларисой тарелку с разогретыми пирожками.
– Угощайся. Я вот пеку, пеку, а для кого?
– На работу не устроилась?
Катя раньше работала администратором в театре, но после развода с мужем, режиссером этого же театра, она работу вынуждена была бросить. Постразводный сюжет соседок был схож на редкость – бывший муж тоже откупился от Кати квартирой. Быть может, именно этот факт и сблизил женщин, подтолкнул друг к другу. Но все равно Лариса всегда считала Катю немного глуповатой, ограниченной, хотя и приятной в общении. Вот и сейчас, ну кто тянул Катю за язык, как она могла вспомнить и произнести вслух о Ларисиных комплексах по поводу внешности, носа? Разве умная женщина так поступила бы? Дура, что с нее возьмешь? Разве что вот эти восхитительные пирожки с мясом?
– Нет, на работу меня пока не тянет. Я почитываю объявления, думаю, куда бы мне устроиться, и с ужасом понимаю, что ничего не умею, что Миша бросил меня, как котенка в прорубь… Мне так тяжело, так тяжело…
– Может, тебе устроиться в другой театр администратором, у тебя это хорошо получалось…
Они замолчали обе: слышно было, как в дверь Лары звонят. Причем настойчиво, упорно.
– Пойду посмотрю, кто это… Хоть бы только не Кирилл… вот это будет номер… Я же не одна, там Чемберлен…
– Кто?
– Это я так его зову. На самом деле у него другое имя… подожди…
Но это был Кирилл. И его присутствие здесь казалось анахронизмом, он давно уже выпал из ее жизни и мог возникнуть, как ей тогда казалось, лишь в беседе с мамой или в мыслях о своем беспросветном будущем, о своей бедности.
– Сейчас Чемберлен откроет ему… Этого нельзя допустить…
Она распахнула дверь и оказалась лицом к лицу со своим бывшим мужем. Кирилл и правда выглядел больным и усталым. Увидев Лару, он изменился в лице, словно успокоился, и сразу же, как будто и не допуская мысли о том, что они теперь чужие люди, обнял ее, прижал к себе. Ей захотелось плакать.
– Кирилл, отпусти меня, – проговорила она, зажатая его руками. – Ты не должен этого делать. Ты предал меня и теперь не имеешь права…
В это время дверь ее квартиры с опозданием в целую жизнь раскрылась, и на пороге возник красавец Чемберлен.
– Лара, это ты? Разве у тебя нет ключа?
Он внимательно рассматривал обнявшуюся пару бывших супругов.
– Кирилл, да отпусти же меня! – Она с силой вырвалась и бросилась словно за спасением к Чемберлену. Тот охотно принял ее в свои объятия. – Не приходи сюда больше…
Ей было неловко перед квартирантом, перед гостем, перед мужчиной, который ей так нравился и с которым она планировала завязать – на первое время – дружеские отношения. Хотя и так понятно, что Кирилла она не хочет, раз живет одна, да и сейчас ярко продемонстрировала свою к нему неприязнь.
– Зачем ты пришел? – Она сощурила глаза и рассматривала бывшего мужа критически, не желая видеть в нем черты мужчины, которого она раньше, как ей казалось, любила или, во всяком случае, хотела любить.
– Я должен поговорить с тобой. Прямо сейчас. Непременно.
Чемберлен отпустил ее и ушел в глубь квартиры. К компьютеру, подумалось ей. Он предательски оставил ее одну. Если бы он был неравнодушен к ней, то не ушел бы, остался и сам поговорил бы с Кириллом, объяснил, что теперь у него на нее куда больше прав, чем у бывшего мужа, предавшего и бросившего ее. Но он ушел к своему компьютеру. Ну и пусть.
– Входи. – Она впустила Кирилла и, не оглядываясь, прошла на кухню, включила чайник. Интересно, зачем пришел Кирилл. Что он собирается ей сказать? Мамочка, должно быть, расписала ему Чемберлена во всех красках. «Действуй, – сказала она своему любимому зятю, – не то твою Ларочку приберут к рукам. А заодно и твою квартиру, которую ты наживал непосильным трудом». Она такая, эта мама, она может… Если бы она была не замужем, то сама бы, наверное, вышла замуж за Кирилла.
– Кто этот мужик? – строгим тоном спросил Кирилл, плотно закрывая за собой дверь кухни.
– Квартирант, – огрызнулась она, говоря чистую правду. – Надо же мне как-то жить, на что-то жить… Я понимаю, ты оставил мне эту квартиру, но не могу же я питаться этими комнатами… Работать я пока не могу, я еще не в том состоянии…
– Вообще-то я дал тебе деньги…
– Я только что вернулась из Мармариса…
– Хорошо. Я для того и пришел, чтобы обсудить наши финансовые дела. Лара, возвращайся ко мне. Вернее, позволь мне вернуться к тебе. Я многое передумал за это время, я не могу без тебя… Если ты не хочешь меня как мужчину, позволь мне просто жить рядом с тобой, видеть тебя… Я могу спать в своем кабинете, я ни на что не претендую… Только не води сюда мужиков!
– Я теперь не твоя жена.
– Это тебе только кажется. Ты была моей женой, есть и будешь. Все эти формальные записи в документах – полная чушь. Я люблю тебя, понимаешь? И ты не могла меня разлюбить за такой короткий срок.
– Кирилл, между нами все кончено.
– Ты имеешь в виду этого плейбоя? Он, конечно, не похож на меня, он здоровый, как бык… Но пойми, ему от тебя нужна только квартира. А если я тебе буду давать деньги, то он заберет и их у тебя… Разве ты не видишь, с кем живешь? И вообще: что у вас?
– Пока ничего, но у нас еще все впереди… Или ты думаешь, что только тебе нравился мой чудесный нос? Чемберлен говорит, что он придает моему облику сексуальность… Он просто умирает по моему носу, вот так-то вот.
– А когда я тебе говорил, что мне нравится твой нос, как ты реагировала? Почему не верила?
– Да потому, видимо, что я чувствовала в тебе фальшь… Кирилл… Как ты мог бросить меня и умчаться в Питер? – Она неожиданно всхлипнула. – Это потому, что ты мужчина и у тебя есть деньги? Ничего, когда-нибудь и я тоже разбогатею… Я выйду замуж за Чемберлена… Он – талантливый компьютерщик, у него сложная, но высокооплачиваемая работа…
– Он что, хакер, что ли?
– Возможно. Но моральная сторона в данный момент меня интересует меньше всего. Ты все понял?
– Лара, ты даже не предложила мне кофе!
– Еще чего!
Тогда Кирилл достал из кармана плаща конверт и высыпал оттуда деньги.
– Вот, десять тысяч долларов. В банке на твоем счету появилось столько же. Я дал бы тебе больше, но мне не хочется, чтобы на мои деньги ты покупала своему любовнику костюмы и галстуки… Я даже думать об этом не могу…
– Если хочешь знать, он дал мне денег на питание… Говорю же, он мой квартирант… Вот. – Она распахнула дверцу буфета, чтобы продемонстрировать Кириллу сложенные аккуратно стодолларовые купюры.
– Как это – квартирант? Но твоя мать сказала, что он твой любовник…
– А ты слушай ее больше… Она тебе еще и не такое скажет. Да она сама положила на него глаз…
– Лара, что ты говоришь?
– Оставь меня в покое! Ты бросил меня, а теперь спрашиваешь, почему я сдаю второй этаж?
– Да ты с ума сошла!
– Я беру с него деньги не только за проживание, но и за питание… И если мне будет уж совсем тяжело, стану брать с него деньги и за сексуальные услуги…
Она получила пощечину. Чуть не упала со стула. После чего взяла со стола первое, что попалось под руку, – пепельницу и ударила Кирилла по голове. Ее начало колотить… Как тогда, в тот самый вечер, когда Кирилл сообщил ей о своем решении перебраться в Питер к своей школьной шлюхе.
– Никогда, слышишь? – проговорила она сиплым голосом, глядя, как Кирилл, держась за разбитую голову, смахивает с волос окурки и пепел. – Никогда не смей поднимать на меня руку. Ты мне – никто. И никакие деньги не помогут тебе вернуть меня.
– Это мы еще посмотрим…
И он сделал то, чего меньше всего ожидала Лара, он поцеловал ее. Сильно, жадно, как если бы и на самом деле изголодался по ней, соскучился, как если бы он любил ее… Потом он сказал:
– Я уйду, а тебе надо хорошенько подумать и принять правильное решение. Но я, Лара, никогда, никогда больше не брошу тебя. Я постоянно думаю о тебе, вспоминаю о том, как нам было с тобой хорошо. А нос? Ну почему тебе в голову лезет такая чепуха? Я обожаю твой нос… Прости меня, негодяя, одного твоего слова достаточно, чтобы мы поехали с тобой в Венецию, в Париж… прости и забудь. Я хочу, чтобы ты родила мне детей, ты и только ты…
– Я уйду, а тебе надо хорошенько подумать и принять правильное решение. Но я, Лара, никогда, никогда больше не брошу тебя. Я постоянно думаю о тебе, вспоминаю о том, как нам было с тобой хорошо. А нос? Ну почему тебе в голову лезет такая чепуха? Я обожаю твой нос… Прости меня, негодяя, одного твоего слова достаточно, чтобы мы поехали с тобой в Венецию, в Париж… прости и забудь. Я хочу, чтобы ты родила мне детей, ты и только ты…
– Что же такого сделала твоя первая любовь, что ты сбежал от нее? Укусила тебя? Попыталась отравить?
– Она изменила мне практически в моем присутствии со своим бывшим мужем… Мне было так больно, что я представил себе, как же должно быть больно тебе. Она сильно изменилась, она стала совсем другим человеком. Она – чудовище, не оценила моих чувств, моего порыва. Вот видишь, я вполне искренен с тобой…
– Да зачем мне теперь твоя искренность? Я не хочу и дальше слышать от тебя о твоей поездке в Питер…
– Дальше? Так, значит, у меня есть надежда?
Она вдруг поняла, что не может переносить Кирилла в таких дозах. Она, к своему удивлению, не хотела видеть и Чемберлена. Во-первых, ей было стыдно за скандал, который он наверняка слышит; во-вторых, где гарантии, что и он когда-нибудь не совершит подлость по отношению к женщине, которая полюбит его по-настоящему? Вот Лука – совсем другое дело. Ей вдруг захотелось увидеть его, немного сумасшедшего, но доброго, странного, чудного и тоже брошенного. Как она могла так быстро забыть его? Кто покормит его, кто успокоит, если ему будет плохо и он впадет в депрессию? А что, если он снова бродит по улицам, без денег и питается объедками?
– Кирилл, мне надо за покупками… Ты на машине?
– Конечно… – Кирилл так обрадовался перемене ее настроения, что готов был отвезти куда угодно. – Надеюсь, ты поедешь одна?
– Да, конечно, одна! А про Чемберлена и не думай… Пока что он лишь мой квартирант…
– А если мы его… попросим отсюда?
– Только попробуй…
– Но мне тяжело…
– Мне тоже было тяжело. Ладно… Забыли. Поехали… Подожди меня, я только соберусь…
Она поднялась к Чемберлену и сказала, что едет за покупками и что вернется к вечеру, а если не вернется, то чтобы он не волновался. Ей нравилась та роль, которую она сама себе придумала. Они только друзья, не больше, это ли не прекрасное начало для возможных будущих отношений?
Она надела меховую куртку, взяла с собой большую хозяйственную сумку, и они с Кириллом вышли из квартиры. Как в старые добрые времена…
12
Она ужасно ругала себя за то, что не записала номера телефона Луки. Конечно, хорошо бы предварительно договориться о ее визите. А вдруг в его жизни произошли перемены и он уже окончательно выздоровел, окреп… Но нет, так скоро люди не поправляются.
Распрощавшись довольно холодно с Кириллом, она сначала зашла в аптеку (на тот случай, если Кирилл вздумает за ней следить), купила там таблетки валерианы, аспирин; выйдя из аптеки, прошла вдоль дома и свернула в арку, поднялась к Луке и позвонила. И очень расстроилась, когда ей никто не ответил. Она звонила долго и, когда уже отчаялась услышать звуки, свидетельствующие о том, что в доме кто-то есть, вдруг отчетливо различила шаги. Медленные, как если бы Лука едва передвигал своими ослабевшими ногами…
Дверь распахнулась, и она увидела тощего парня в джинсах и свитере, небритого, с ярко-розовым носом и заспанными глазами.
– Ты кто? – спросил он у Лары. – Не ко мне, случайно?
– А ты, кажется, Виктор? Тот самый пьяница и бабник? – не выдержала Лара. – Я по поручению Луки. А ну-ка выметайся отсюда… Быстро! Где Лука?
И она, оттолкнув едва стоящего на ногах Манцова, устремилась в глубь квартиры. Луки нигде не было.
– Где Лука? – спросила она Манцова, чье дыхание она почувствовала на своем затылке. – Вы куда его дели? Зачем отпустили больного человека? А?!
– Откуда мне знать… Я спал.
Она повернулась и еще раз посмотрела на Манцова.
– Значит, так. Где комната, в которой ты живешь на правах его друга? Где? А ну-ка, показывай мне немедленно! Бордель устроил… Пользуешься болезнью товарища и водишь сюда шлюх…
– А ты-то кто такая?
– Я – его невеста…
– А где же ты раньше была, когда он совсем загибался?
– Я тогда еще не была с ним знакома. И хватит разговаривать. Говорю же – брысь отсюда…
– Сейчас сама пулей вылетишь…
– Что ты сказал?
Она развернулась и, вспомнив, как недавно ударила пепельницей по голове Кирилла, замахнулась и на Манцова. Она была нервна, агрессивна и не могла с собой совладать.
– Послушай, по-хорошему тебя прошу… Мне ведь ничего не стоит сейчас закричать или позвонить в милицию и сказать, что ты пытался меня изнасиловать… Хочешь, я порву на себе одежду?
– Ты что, спятила? Откуда тебя черти принесли?
– Оттуда и принесли. Где Лука? Ты не слышал, как он уходил? А где Вика Лейбман?
– На репетиции, наверное…
– Послушай, как вы могли так легко перебраться к нему домой и жить здесь? Вот у тебя, к примеру, что, дома нет?
– Почему же, есть, – обиженно проговорил Виктор. От него так разило перегаром, что Ларе пришлось отодвинуться.
– Тогда почему же ты живешь тут?
– Потому что там живет моя бывшая жена.
– А Вика?
– У нее тоже проблемы… А ты что здесь делаешь? Собираешься окрутить Луку и выйти за него замуж? Да у него знаешь сколько таких девиц было? Уверен, что у тебя никаких шансов… – И тут он совершил ошибку. Дотронулся указательным пальцем до своего носа. Посмотри, мол, на себя, на свой нос…
Этого жеста Ларе хватило, чтобы она рванула к нему… Ударила наотмашь его по лицу и, уже понимая, что совершает нечто ужасное, непозволительное, обрушила всю свою агрессию на ни в чем не повинного, в общем-то, Манцова. Остатки хмеля выбивались из него точными и злыми ударами. Манцов постепенно, изумляясь происходящему, приходил в себя. За всю свою безалаберную жизнь он привык к ударам и посильнее, сейчас же он просто недоумевал и спрашивал себя: откуда вдруг взялась эта чокнутая девица с перекошенным носом? И что ей от него нужно?
– Собирай свои манатки, и чтобы я тебя здесь не видела… Человек болен, ему плохо, он ничего не ест и не пьет, у него с собой нет даже денег, а вы – что ты, что Вика – живете каждый своей жизнью и делаете вид, что ничего не происходит… Где комната, в которой ты обосновался, клещ, Иуда?
Но она и так отлично знала, где он ночевал, а потому помчалась туда, распахнула дверь и очень удивилась, не обнаружив на постели очередной подружки Манцова. Царивший здесь беспорядок лишь дополнил и без того устоявшийся в квартире хаос. Хорошая мебель, постель, посуда – все было загажено…
– Или ты уходишь сам, или же я дождусь Луки, и тогда он уже попросит тебя отсюда… Тебе очень надо портить отношения с человеком, который когда-нибудь, поверь мне, может ох как сильно помочь тебе…
Она и не надеялась, что он уйдет, а потому, чувствуя, что и сама начинает киснуть, что силы покидают ее, отправилась на кухню, достала из холодильника минеральной воды, сделала несколько успокаивающих глотков, села на стул, на котором раньше сидела великая актриса Вика Лейбман, и разрыдалась.
Она рыдала по своей развалившейся семейной жизни, по потерянной вере в людей, а еще от жалости к себе и, как это ни странно, к Луке. Она представляла себе, как он бродит по выстуженной ветрами и мокрой от дождя Москве, голодный, замерзший, не понимающий, что с ним происходит… Так продолжалось до тех пор, пока она не услышала, как хлопнула дверь. Зло и сильно, как может хлопнуть дверью лишь очень рассерженный человек…
Она вышла из кухни и медленно, как если бы ей было трудно идти, пошла в комнату, в которой жил Манцов. Одного взгляда хватило, чтобы понять – он ушел. Собрал свои вещички и ушел, по-настоящему, насовсем, хлопнув дверью. В комнате оказалось распахнутым окно – так Манцов, вероятно, хотел продемонстрировать, что и духа его в этой квартире больше не будет. Или же в нем заговорила совесть, и он решил напоследок проветрить прокуренную и задохнувшуюся в человеческих испарениях комнату.
Она не стала закрывать окно, решив, что комнату действительно надо проветрить. Затем заглянула в комнату Лейбманши. Здесь было не чище. Вот только запахи были другими, сложными, замешенными на крепких духах, жирных кремах и пудре, рассыпанной на большом туалетном столике. Все было обвешано пестрыми тряпками, даже дверцы роскошного, во всю стену, шифоньера. Зеркало было замутнено сальными отпечатками пальцев.
Ей вдруг подумалось, что этой зазнавшейся актрисе не помешало бы пережить настоящее, не сценическое потрясение, а также испытать действие на себе внешних, не зависящих от нее сил. Может, выставить и ее из этого удобного, но все-таки чужого гнездышка? Женщина, называется… Во что она превратила огромную, некогда уютную спальню Луки? В подобие своей театральной гримерки? Что ж, пусть теперь убирается отсюда!