— Проклятие! А как с таблицей?
— Мы скатились на пятое место, — проинформировал Тони. — Отстали на пять очков от аахенцев. О первом месте нечего и думать.
— Главное, нам не придется пить за первенство, — пробурчал вратарь. — Петер, твое здоровье, недоносок. Из-за тебя наше первое место в сортире. Тони не следовало выпускать тебя на поле. Какие дурацкие пасы ты делал…
— Что? Проиграли из-за меня? Ты что, рехнулся? А кто пропустил пять штук? Я бы их снял одной левой. К тому же я ушел с поля, когда было 2:1.
— Мне кажется, вас перекармливают в бундесвере, — поддержал вратаря Мартин. — «Встать! Шагом — марш!» и прочее — это все пустячки, мелочь. Чем ты займешься после службы? Дискотекой?
— Заткнись! Вскоре и тебя призовут. Сам узнаешь, что это такое. Болтаешь чушь!
— Не нервничай, — попыталась успокоить меня Петра, сидевшая рядом. — Они проиграли, настроение, естественно, кислое. Вот и ищут виноватого…
— Ничего, я еще себя покажу, — выдавил я.
— Уж не собираешься ли ты стать генералом бундесвера? — с издевкой спросил Эрих.
Вот подлюги! Человек делает все, чтобы помочь команде завоевать первенство, а они еще недовольны. Друзья называется!
— Утру вам носы, дорогие мои, — сказал я. — В нашем роду, роду Крайесов, все мужчины становились офицерами. Мой брат был лейтенантом. Могу спорить, я тоже стану лейтенантом.
— Совсем рехнулся! — отреагировала Петра. — Болтаешь вздор. Я хочу, чтобы у меня был ухажер, а не лейтенант-живодер!
— При чем тут лейтенант-живодер? Что плохого, если мужчина становится офицером? Офицер может приказывать, командовать людьми, имея на то все основания… Алло, старина! Дай-ка мне еще пива!
— Не пей так много, — сказала Петра. — Я надеялась, что у нас с тобой что-нибудь получится. Сейчас только три часа, а ты уже выпил четыре бутылки.
— Ну и что? Настоящий солдат должен быть всегда гладко выбрит и слегка пьян. Но если ты думаешь иначе, я завязываю. Пусть выпьет Тони, у него жажда! — И я подсунул тренеру свою кружку. — Итак, орлы, — сказал я вставая, — запомните: пока что я простой сапер, но это ненадолго. Петра, за мной!
* * *— Битте-дритте — чудный день! — Янзен одним духом осушил кружку. — Такой день рождения мне нравится.
— Особенно, если платишь не ты, — съязвил Вилли.
— Каждому когда-то приходится платить. А если еще к тому же есть подходящая причина, так просто прекрасно! Как считаешь, Петер?
— Согласен. К чему пить без повода? Если бы у Вилли сегодня не был день рождения, можно было бы отпраздновать окончание учений. Три дня на природе!
— Приветствую обоих моих друзей, которые нашли время, чтобы притащиться сюда. Ваше здоровье! — ответил Вилли.
— Предлагаю выпить за наши маленькие костерки у палаток, и чтобы мы еще многие годы варили на них наш утренний кофе! Да здравствуют костры! Пей, Янзен! Вилли, а теперь из сапога![1]
Дело не ограничилось одним сапогом.
— Что, Крайес, — спросил меня дневальный, когда я добрался до своего этажа, — опять небольшой праздник?
— Заткнись. Мне бы сейчас в койку. Кстати, на каком этаже моя комната и когда утренний обход? Черт возьми, мне же еще надо вычистить мусорное ведро.
— Смотри не наделай в это ведро. Я зайду к тебе через четверть часа.
Скажем прямо, мне повезло, что дневальным был Штуфц Мельцер. Этот добряк относился к нам по-отечески. Служить ему оставалось самую малость, на гражданке он уже обеспечил себе место преподавателя автовождения. Будь сегодня дневальным любой другой, не миновать бы мне гауптвахты.
На следующий день по плану была чистка оружия. В голове у меня творилось бог знает что после вчерашнего. Я с трудом разобрал карабин. Отделив приклад, мучительно стал припоминать, куда задевался ежик. Затвор свалился на пол, и в этот момент открылась дверь.
— Смирно! — подал команду дневальный.
В комнату вошел командир отделения Липский:
— Дневальный Бонгартц, вы никак не усвоите, что во время чистки оружия команда «Смирно!» не подается. Следует просто отдать рапорт. Ну!
— Смирно! То есть… Отставить! Ух!.. Третье отделение в количестве десяти человек занимается чисткой оружия!
— Вот теперь лучше. Но вам следует потренироваться. Отработать. Понятно?
— Понятно.
— Что-о?
— Слушаюсь, господин унтер-офицер!
— Так-то! Продолжать!
Линский обошел вокруг стола. Он поднимал стволы, просматривал их, направив на свет.
— Янзен, да у вас здесь целые завалы. Пройдитесь-ка еще.
Янзен, у которого всегда, на любой случай жизни, был ответ, покраснел как девица. Дело в том, что незадолго до прихода Линского он побожился: «Спорю, что сегодня толстяк не сможет придраться к моему карабину».
— Давайте-ка ваш, Крайес! Ну, невезение, черт возьми!
Унтер-офицер внимательно проверил выступы-втулки и неожиданно похвалил:
— Порядок!
Это было сверх моего понимания. Собственно, я еще и не начинал чистить карабин, и эта штуковина имела вид залежавшейся на складе железки. За что же похвала унтера?..
— Кстати, Крайес, у меня к вам вопрос. Вы ведь окончили гимназию?
— Так точно.
— А не думали ли вы о том, чтобы стать профессиональным военным? Офицером? У вас есть способности. Вы окончите офицерскую школу, кстати, там можно продолжить заниматься педагогикой. Так что вы думаете?
Мне вспомнился недавний разговор в пивной. Тогда я готов был поспорить, что стану лейтенантом. И вот теперь подходящее предложение.
Линский по-своему истолковал мое молчание.
— Нечего раздумывать, — сказал он. — У вас будет жалованье курсанта. Ну, во время летних каникул придется немного потопать. Зато после сдачи экзаменов — теплое местечко в роте.
Звучало это увлекательно.
Но чего это ради унтер мне напевает? Когда и где он почувствовал у меня слабинку? Ведь должен же быть повод для подобного разговора?
Отделение давно перестало чистить оружие. Все прислушивались. Я чувствовал, что ребята ждут моего ответа.
— Господин унтер-офицер, — нерешительно начал я. — Собственно, я думал уже, думал о таком варианте. Но ваше предложение столь неожиданно!
— Не волнуйтесь. Я вовсе не жду от вас немедленного ответа. Обратитесь непосредственно к капитану Радайну, он будет доволен… Ну что ж! — повернулся Линский к отделению. — Продолжайте чистку оружия! — И он вышел из комнаты.
Вечером, уже в постели, я вспомнил о нашем разговоре, и вся эта ситуация представилась мне комичной. Но потом я призадумался.
Что же делать? И кто скажет, получу ли я работу, став преподавателем. Всюду есть свои плюсы-минусы. Надо бы посоветоваться. Пожалуй, Петра во всем этом разберется. Двенадцать лет службы в армии — срок немалый. Можно было бы и перевестись в Аахен.
Клаус тоже был офицером, лейтенантом. Отец был бесконечно счастлив, он гордился сыном. Сколько же лет мне было тогда? Одиннадцать? Примерно. Помню, Клаус впервые пришел в форме. Ах, красота! И это мой брат! Однажды он разрешил мне надеть его форму лейтенанта. Фуражка съехала мне на нос; что касается сапог, то я был, видимо, похож на Чарли Чаплина; мундир болтался на мне, как ночная рубашка. Но меня переполняла гордость. Временно я был лейтенантом и мог даже Клаусу приказать: «А ну-ка вычисти ковер! Быстро! Вынеси половичок на балкон! Быстро! На кухню!» Клаус послушно выполнял все мои команды, а я упивался ощущением власти.
Почему же Линский меня похвалил? При всем при том, что в моем стволе грязи было больше, чем у Янзена… Ладно, все это чепуха. Главное, я стану офицером. Капитаном. Послушайте, дурачки, как это звучит — капитан Крайес…
* * *— Для встречи капитана Крайеса!.. Равнение направо! Господин капитан! Вторая рота по вашему приказанию построена!
— Благодарю, обер-фельдфебель Фёрстер! — Откашлявшись, я делаю поворот в сторону оливково-зеленого строя, который вытянулся в одну замечательно ровную шеренгу. — Доброе утро, рота!
— Доброе утро, господин капитан!
О! Это моя рота, вымуштрованная что надо.
— Равняйсь! Смирно! Вольно!
Постукивание солдатских каблуков о плац эхом отдается от стен казармы.
— Солдаты! — начинаю я. — Условия предстоящих учений чрезвычайно сложны. Противник значительно нарастил свои силы на Европейском континенте. В северной части состоялись стычки при попытках противника форсировать Эльбу. Одновременно противник направил в наш тыл террористические группы для совершения диверсий на промышленных предприятиях Рурской области, в том числе и на атомных установках. Задача нашей роты состоит в том, чтобы, взаимодействуя с другими подразделениями батальона, обеспечить подвоз горючего для передовых частей и тем самым гарантировать успех дела!
Из-под стальных шлемов на меня напряженно смотрят глаза солдат, кстати, до предела нагруженных полной боевой выкладкой.
Из-под стальных шлемов на меня напряженно смотрят глаза солдат, кстати, до предела нагруженных полной боевой выкладкой.
Короткий инструктаж с командирами взводов, четкие указания, после чего я делаю энергичный поворот кругом, столь же энергично направляюсь твердым шагом к выходу из казармы, чтобы проследовать в свой кабинет. С сей минуты все зависит от меня и от выучки моих солдат. От того, насколько я готов служить примером, показать образец мужества и самопожертвования.
— Ефрейтор Мауэр, моя полевая форма в порядке? Рота в заданном районе, командиры взводов проинструктированы. Караулы расставлены, отданы приказы о восстановлении в течение следующего дня склада горючего, разрушенного диверсантами.
Еще раз придирчиво проверяю караулы.
А это еще что такое? Прикладываю к глазам бинокль, справа, на опушке леса, в расположении роты оборудован передовой блиндаж. Голоса часовых доносятся как из приемника:
— Алло, Пауль, пойду-ка я перекурю…
— Валяй. Только не очень долго. Если что-либо произойдет, не оберешься греха…
— Чудак ты, Пауль. Ночь прошла спокойно, что может случиться утром? К тому же я хорошо знаю характер командира.
Солдат опирается спиной о стену укрытия и, прикрыв ладошкой огонь, прикуривает сигарету.
Почти в тот же момент земля рядом с ним прямо-таки взрывается, доносятся оглушающие пулеметные очереди.
— Ну и заварил ты кашу! Давай ответный огонь!
Стрельба вспыхивает и на соседних постах.
Пора вмешаться в ход событий.
— Какой тупица, какой идиот недосмотрел? — кричу я во все горло. Почему именно на участке моей роты должна произойти вся эта кутерьма? Что ж, я покажу этому солдату, сопляку, какие права имеет офицер! Я выхватываю из кобуры пистолет, досылаю патрон в патронник и отдаю приказ: — За мной!
Бросаюсь в сторону взрывов и выстрелов. Стреляю в том направлении, откуда противник, как мне кажется, наносит удар. Время от времени бросаюсь на землю в поисках укрытия. Затем снова вскакиваю и продолжаю атаку, пока не ощущаю тупой удар в грудь, который опрокидывает меня. В полубессознательном состоянии слышу позади себя голос:
— Не лежать, господин капитан! Встаньте! Встаньте!
Что? Встать? Но я же тяжело ранен. Зачем вставать? Скоро должен начаться обход. Удалось ли роте удержать участок?
— Тихо! В лазарете должна быть тишина, — требую я. — Я капитан Крайес! А что делают в палате все эти бездельники?..
— Закрой рот, Крайес, и вставай! — услышал я голос Бонгартца. — Какой еще лазарет? Опять вчера перепил?
Я с трудом открыл глаза и попытался сориентироваться. Да, передо мной стоял Бонгартц. Значит, я не капитан Крайес, а все еще простой сапер. Сапер Крайес… Одним движением я выпрыгнул из кровати.
Кофе! И завтракать!
* * *— Правильно сделали, что пришли, — одобрил командир роты капитан Радайн, когда я явился к нему незадолго до окончания занятий. — Унтер-офицер Линский доложил мне о вас. Вы один из немногих в роте, кто продолжает учебу. Армия поможет вам стать человеком. Вы действительно хотите стать преподавателем физкультуры?.. Думаю, у вас это не получится.
— Почему же, господин капитан?
— Видите ли, Крайес, вы пока военнообязанный, и останетесь таковым. При продолжении учебы в качестве курсанта вы будете должны отслужить в бундесвере не менее двенадцати лет. Большой срок. Сейчас лучшие шансы сделать карьеру имеют люди с техническим образованием. Только не подумайте, ради бога, что я хочу отбить у вас охоту к сверхсрочной службе. Наоборот. Учтите и еще одно обстоятельство: по завершении общей подготовки вас запланировано перевести в писари майора Хайнзе в казарму Остмарк, то есть в штаб.
Как же так? Вместо капитанского чина всего лишь должность писаря-ефрейтора? И даже если дела пойдут хорошо, выше старшего писаря не выслужишься. Этакая штабная крыса. Да и выслужишься ли вообще? Заманчивую идею с капитанским званием внушил мне Линский!
— Советую вам, сапер Крайес, — продолжал между тем командир, — дождаться перевода в казарму Остмарк. Если там вам не придется по душе, можете подать рапорт о переводе в другую часть. Успеете и на осенние курсы унтер-офицеров. По логике воинской службы станете кандидатом в офицеры. Если повезет да приложите старание, завершите службу в бундесвере фенрихом.[2] Не исключено, что к тому времени могут быть изменены условия приема в офицерские школы и академии. Вам ясно?
Что же мне было делать — смеяться или плакать? Я уже видел себя капитаном, а тут вдруг разговор о звании обер-ефрейтора.
Не сон ли все это, Крайес? Ты пока еще даже и не ефрейтор, а уже злишься, что можешь, если сравнивать с уровнем твоей мечты, опуститься на несколько служебных ступенек вниз, вместо того чтобы подняться вверх. Стать фенрихом! Командир роты посулил мне эту перспективу, явно желая утешить меня.
Я спросил разрешения удалиться и прямиком направился в буфет…
Поздним вечером дневальному с великим трудом удалось поднять по лестнице на этаж и завести в спальню сапера Крайеса, который до этого добрый час бродил вокруг казармы и время от времени подавал команду: «Рота, смирно!»
* * *Резко взвизгивают тормоза, легковой автомобиль останавливается. Открывается дверца, и из машины не без позерства выбирается молодой элегантный мужчина.
Его белокурую, по-военному коротко стриженную голову покрывает слегка сдвинутая к переносице пилотка. Форма цвета спелой маслины отменно пригнана, черные как смоль сапоги надраены, бляха поясного ремня задорно поблескивает.
Над опущенным стеклом дверцы появляется головка прелестной блондинки. Прощальный затяжной поцелуй.
— Ну хватит, хватит, бэби, а то другим женщинам ничего не останется, — небрежно бросает молодой человек, отрываясь от жадных ярко накрашенных губ блондинки. Он поворачивается в сторону белокаменного особняка, поросшего вечнозеленым плющом. Его фигура и походка — сама меланхолия. И ни одного взгляда назад, на медленно отъезжающий автомобиль…
Ладно, ладно. Довольно! А может быть, еще позволить себе помечтать самую малость? Да, здорово было бы явиться домой именно так. Наша общая подготовка завершена. Недельный отпуск. Самый подходящий случай показать себя. Но действительности соответствует лишь то, что я приехал на машине, а не на поезде, как обычно, да еще впервые в форме. Вот это финт! Видели бы меня парни из моего отделения, почесали бы языки…
Пришлось воспользоваться машиной Калле, чтобы переодеться. Очень уж хотелось приехать домой в форме. С Калле я расстался у дома, где жила Петра. Правда, мы договорились встретиться вечером, но мне хотелось, чтобы и она увидела меня в форме. Естественно, дело не сводилось только к этому. Петре я хотел дать почувствовать, какие бравые парни у нас в казарме: в шесть завтрак, в полдень прыжки через лужи — идет дождь, а мы преодолеваем препятствия на открытой местности, вечером — буфет. Поэтому-то я и решил надеть форму, хотя это при уходе в увольнительную запрещалось. Но у каптерки дежурил свой человек, приятель из второго взвода, и все обошлось самым лучшим образом.
Засунув большие пальцы за поясной ремень, я старался как можно солиднее прохаживаться перед домом Петры. Звонил ей уже неоднократно, но никто не откликался, дверь ее квартиры оставалась запертой. Сколько же придется еще ждать? Возможно, Петра отправилась в магазин за покупками? Я присел на ступеньку лестницы, достал сигарету из нагрудного кармана. Что ж, устроим перекур.
В этот момент дверь отворилась. Петра?
Нет, передо мною стояли Клаус и Карин, подростки из соседнего дома.
— Почему на тебе такие зеленые кальсоны? — задал неожиданный вопрос Клаус.
— Что? Зеленые кальсоны? У кого?
— Да у тебя, — с деланной серьезностью в голосе подключилась Карин. — Попевье, моряк, тоже носит такие кальсоны. Ты читаешь журнал «Моряк Попевье»?
— Нет, не читаю, — пробурчал я в ответ на колкость этой поганки. — И то, что вы имеете в виду, — это не зеленые кальсоны, а военная форма.
— Что же, все выглядят в этой форме как Попевье?
— Заткнись ты со своим Попевье, а то получишь!
— Настоящая форма совсем другая, — забубнил Клаус. — Я смотрел вчера одну телепередачу. В ней показывали пеструю форму, с пуговицами, а головной убор был украшен пером. Да и брюки были куда симпатичнее.
— Ты заткнешься наконец? И что вам вообще надо? А ну-ка исчезните!
— Как это — исчезните? Здесь наш дом! — заявила Карин. — Ты пришел к своей любовнице?
Ух, черт! Эти коротышки мне порядком надоели.
— Я действительно пришел к своей девушке. А теперь исчезните, и как можно скорее!
Сделав угрожающую гримасу, я двинулся на них. Коротышки поспешно отступили, но, судя по всему, не испугались.